У каждого из нас в голове свои тараканы. И тем они жирнее, чем больше у человека денег. Когда ты богат, перед тобой открывается большой спектр возможностей. Не нужно заморачиваться, у кого бы занять деньжат, чтобы дожить до зарплаты, или чего бы такого добавить в “Ролтон”, чтобы от его вида и запаха не сжимался в страхе желудок, или как бы тактичней спровадить любимую бабушку в дом престарелых. Зато остаётся много свободного времени для занятия любимым делом.
У кого-то хобби до умиления безобидные (например, коллекционирование ярлычков от пакетиков с чаем), у кого-то не очень.
Я знал одного неплохого актёра, известного всем, благодаря глянцевым журналам и прочей ларьковой макулатуре, как любящий муж и отец. Однажды он пригласил меня в одно довольно уютное местечко, куда впускали только по пропускам. Мы сняли обувь, так как пол в помещении, куда нас провели, был от края до края покрыт белым очень мягким ковром – настоящий рай для натруженных ног.
В просторной комнате на кожаных диванах сидело около десятка богато одетых мужчин. Они весело общались, попивая коктейли, которые на блестящих подносах разносили красивые юноши. Мне даже сначала тут понравилось, до того момента, когда один из мужиков – потеющий толстяк с обвисшими щеками — не начал засовывать язык в рот моему другу, массируя его промежность пухлой рукой.
Это был элитный клуб геев-свингеров. Почему-то своим уходом я сильно обидел знакомого актёра, и, к счастью, он больше не пытался выйти со мной на контакт.
Ещё в одном заведении, куда я так же попал по приглашению, за определенную сумму перед вами выкладывали обездвиженную корову или лошадь (в зависимости от желания клиента) с комплектом разделочных инструментов. И делай с ней, что хочешь. Вряд ли такое развлечение одобрили бы защитники прав животных. Но кому до этого есть дело?
Моё увлечение безобидное. Я копаюсь в мусоре.
Это особое чувство, когда в ворохе грязных подгузников и пищевых отходов, ты находишь настоящее сокровище. Например, полное букинистическое собрание сочинений Герберта Уэллса 1964 года или большой альбом, заполненный старыми марками, который, скорей всего, выкинул какой-нибудь дурак, разбирая вещи покойного дедушки. Подобные вещи лежат практически в каждом мусорном контейнере. Нужно просто найти их.
Сейчас, сидя в своём огромном доме, заполненном экспонатами коллекции, собираемой мною по свалкам и помойкам в течение многих лет, я оглядываюсь назад и понимаю, что тяга к поиску у меня была всегда. Как и большинство мальчишек, в детстве я собирал бутылки, искал под ларьками оброненную неаккуратными покупателями мелочь, ради той же мелочи лазал в фонтаны. Но, в отличие от других, которые собирали деньги лишь для того, чтобы купить себе чипсы или жвачку, я получал удовольствие от самого процесса.
К десяти годам у меня появилась тяга к коллекционированию пачек спичечных коробков, банок из-под пива и газировки, фантиков от конфет. Все это богатство доводило мою мать до истерик. Не единожды, когда меня не было дома, она избавлялась от моих коллекций. Обнаружив пропажу, я начинал рыдать от обиды и несправедливости. Я вставал перед матерью на колени и, размазывая сопли и слёзы, умолял сказать, куда именно она выбросила мои сокровища. Видя меня в таком состоянии, мать тоже начинала плакать, но не внимала моим мольбам. Лишь моему младшему брату было весело при виде подобных сцен. Всё, что я тащил в дом, он называл источниками простуды, потому что в свои шесть лет ещё не был знаком с другими болезнями. И хотя он всегда потешался надо мной, я знаю, что ему тоже было интересно рассматривать мои коллекции.
В итоге я стал умнее и начал прятать свои находки на улице. Кое-что сохранилось и теперь занимает особое место в моём музее. Но перед этим произошло одно событие, последствия которого преследуют меня и по сей день.
Однажды, в преддверии летних каникул, после того, как мать в очередной раз «прибралась» в моей комнате, я бродил по улицам, заглядывая в каждую мусорку, надеясь обнаружить пакет с моими банками и фантиками. Наверное, я выглядел ужасно – ребёнок с заплаканными глазами, шарящий по помойкам. Тогда я впервые нашёл действительно кое-что ценное. По крайней мере, для десятилетнего ребёнка. Заглянув в очередную мусорку и отбросив чёрный пакет, лежащий сверху, я увидел большую коробку с игрушками. Недолго думая, я схватил коробку и рванул к дому. Мне было наплевать на прохожих, бросающих на меня неодобрительные взгляды и шушукающихся на лавке бабок. Позже я благодарил судьбу за то, что никто из знакомых не видел, как я рылся в мусорном баке. Ничем хорошим это для меня бы не кончилось.
Пробежав мимо дома, я оказался рядом с забором, который огораживал так и не завершившуюся стройку жилого здания. В заборе была большая дыра, прикрытая фанерой. Почему-то никто не озаботился её заделать, даже после того, как около полугода назад здесь бесследно пропал ребёнок.
Печально известный всему нашему небольшому городку мальчик с двумя друзьями играл в прятки в недостроенном тёмном доме. Мальчишка, который водил, не смог его найти. И родители не смогли, и милиция. После этого случая стройка начала обрастать вымышленными слухами о привидениях и монстрах. Говорили, что там умерло несколько рабочих. Одного нашли в шахте лифта, у него были сломаны почти все кости. Ещё у одного кто-то вырвал обе руки, и он умер от болевого шока. А третьего и вовсе обнаружили расчлененного и запиханного в портативную бетономешалку, причём у него отсутствовала правая нога и пальцы на руках. И именно из-за этих смертей и свернули строительство. Тогда никто не верил во все эти байки. Но теперь, анализируя некоторые моменты своего детства, и то, что случилось со мной неделю назад, я понимаю, что далеко не всё, чем пугали нас родители, пытаясь отвадить от опасного места, было выдумкой.
Как бы то ни было, дети перестали сюда соваться. Поэтому я мог в полном спокойствии, не боясь лишних глаз, рассмотреть то, что было в коробке. Я поставил её на землю и начал доставать игрушки, расставляя их на бордюре. В один ряд встала пара десятков пластмассовых ковбоев и индейцев, напротив них выстроилась коллекция облезлых резиновых динозавров. К моему искреннему счастью ещё в коробке обнаружилось несколько вполне сносных машинок. Дно коробки выстилали детали от железного конструктора и совсем неуместные здесь пластмассовые погремушки.
Солнце закрыла большая туча. Мне сразу стало зябко и неуютно. Эйфория от приятной находки куда-то улетучилась. Я поднял голову. Надо мной высилось пять этажей недостроенного серого здания, зияющего провалами на местах, так и не установленных, окон и балконов. В нескольких метрах от забора, через который я пролез, стояла портативная оранжевая бетономешалка. Кто знает, может та самая, в которой нашли строителя. Я скептически относился ко всем этим сплетням про убийства на стройке, но почему-то при виде бетономешалки, взирающей на меня своим круглым чёрным жерлом, я почувствовал, как страх, основанный больше на первобытных инстинктах, чем логике, начинает подтачивать моё самообладание. Будь я немного постарше, то молниеносно собрал бы все найденные игрушки и опрометью помчался домой, но в десять лет каждый мальчишка считает себя бесстрашным супергероем, который по-настоящему боится только монстра под кроватью и зубных врачей.
Мне было бы очень стыдно перед самим собой, если бы я тогда позорно сбежал, поддавшись неясному чувству тревоги. Нужно было что-то предпринять, доказать себе, что на этой заброшенной стройке, в нескольких десятках метрах от дома, со мной не может произойти ничего страшного. Лучшая защита – это нападения. Я взял из коробки погремушку в виде бабочки и швырнул её в бетономешалку, целясь в её чёрный зев, но промахнулся на целый метр. Тогда я взял ещё одну погремушку и маленький зелёный железный грузовик. У грузовичка не хватало шин, была оторвана одна дверь и разбито лобовое стекло. Я не хотел брать его с собой домой, но так получилось, что в тот день со стройки из всех найденных игрушек я смог вынести только эту разбитую машинку.
Следующий запущенный мной снаряд, погремушка в виде ракеты, угодила точно в цель. Погремушка исчезла в недрах бетономешалки, но ожидаемого удара пластмассы о метал не последовало. Вместо этого что-то противно заскрежетало. Я скривился от неприятного звука, вызвавшего в моём теле невольную дрожь.
Из бетономешалки высунулась большая взъерошенная ворона. Она вперилась в меня чёрными недовольными глазками, громко каркнула и взлетела. Сделав круг надо мной, она ещё раз каркнула и влетела в окно-дыру на третьем этаже.
Я, порядком напуганный, растерянно переводил взгляд с бетономешалки на мрачное здание, чувствуя, как бешено колотящееся сердце постепенно возвращается к привычному ритму. У меня из-за рта вырвался нервный смешок, а через мгновение я истерически хохотал, держась за живот. Смеялся до того момента, пока передо мной на асфальт, подняв облачко цементной пыли, не упала ворона. У неё была свёрнута голова, один глаз лопнул, второй смотрел сквозь меня в пустоту, из клюва медленно вытекала тонкая струйка тёмной крови. Я поднял взгляд. Из провала третьего этажа на половину высунулся какой-то человек. По крайней мере, я думал, что это человек. Он был одет в какую-то рвань, на глазах — круглые чёрные очки, волосы на голове топорщились рыжими сальными пучками, на правой щеке разъедала кожу уродливая язва. Он шумно втянул приплюснутым носом воздух и ухмыльнулся, обнажив жёлтые заострённые зубы. Из уголка рта вязкими блестящими нитями полилась слюна. Протянув по-паучьи длинную руку, он ткнул в мою сторону указательным пальцем с чёрным когтем и прошипел:
— Свежие кости.
Потом он исчез внутри здания. Я стоял, оцепенев, чувствуя, как опорожняется мочевой пузырь, и штаны пропитываются дурно пахнущей теплотой. Опомнился я, лишь когда тёмная фигура промелькнула в одном из окон первого этажа. Этот мужик явно страдал какой-то ужасной, наверняка заразной, болезнью. «Прокажённый», – мелькнуло в сознании где-то услышанное слово.
Я развернулся и побежал к дыре в заборе. Продираясь сквозь неё, я зацепился рукавом за какую-то острую железяку. Это меня затормозило.
Из-за тучи вышло солнце, желающее посмотреть, чем всё-таки для десятилетнего мальчика закончится эта заваруха. Над головой, будто издеваясь, весело чирикали птицы, наблюдая за моими безуспешными попытками отцепиться от забора.
Обернувшись, я увидел, как прокажённый вышел из дома и резкими шагами начал быстро приближаться ко мне. Он шёл, согнувшись, почти касаясь узловатыми пальцами асфальта, и громко учащенно всасывал носом воздух, как собака, взявшая след.
Я дёрнул рукой изо всех сил. Раздался треск рвущейся ткани, от рукава отлетела медная пуговица.
Выбравшись со стройки, я тут же споткнулся о мелкую бездомную дворняжку. Она была настолько тупа, что даже не отошла с пути, когда перед ней выскочил мальчишка с затравленным взглядом. Дворняжка испугано гавкнула и зарычала на меня. Из дыры в заборе высунулись две длинные руки, покрытые жёлтой потрескавшейся кожей, схватили собачонку за задние лапы и втянули её на территорию стройки. Дворняжка взвизгнула от удивления, но тут же замолкла, когда её голова с треском ударилась о бетонное основание забора.
Я подскочил и, не оглядываясь, помчался к дому. Оказавшись в квартире, я заперся в ванне и только сейчас почувствовал, что моя правая ладонь буквально взрывается от боли. Рука была сжата в кулак, между пальцев сочилась кровь, оставляя крупные красные пятна на синем кафеле ванной. Я разжал кулак и увидел маленький зелёный грузовичок, который бортами своего кузова глубоко вонзился мне в кожу. Я не стал никому рассказывать о произошедшем, потому что боялся, что мне не поверят. А если бы об этом узнала мать, то домашний арест на все летние каникулы был бы мне обеспечен.
Я больше никогда не лазал на стройку. И неизвестно, как долго там ещё стояли игрушки, выставленные мной на бордюр, разъедаемые дождями, смешиваясь с пылью. Игрушки, ставшие косвенной причиной ночных кошмаров, которые мучили меня в детстве почти каждую ночь.
В память о том дне у меня остались кривой шрам на ладони и маленький разбитый грузовичок.
Мой брат всегда насмехался над моим увлечением. Называл меня нищебродом, помойной крысой и много ещё как. В то время у меня действительно были проблемы с деньгами, но копался в грязи я не из-за нужды. Братишка же времени даром не терял и к тридцати годам уже мог себе ни в чём не отказывать. Я не знаю, какими делами он воротил, и насколько они были законны, но когда он пьяный свалился со своей яхты и утонул, я, как ближайший родственник, получил в наследство кругленькую сумму, мгновенно превратившись из бедствующего учителя истории в чудаковатого миллионера.
Послав на хрен вечно критикующую мой стиль обучения директрису, я уволился из школы и купил себе большой особняк в пригороде. Купил я его не ради комфорта, просто в моей предыдущей маленькой двухкомнатной квартирке уже негде было расставлять экспонаты коллекций.
Наверное, братишка воскреснет, чтобы придушить меня, если до него в загробном мире дойдут слухи о том, на что уходят его деньги и золото. Если он, конечно, существует — загробный мир. Ждёт ли нас что-нибудь хорошее после смерти? Лично я пока что убедился лишь в существовании ада.
Моим любимым местом для поиска была городская свалка. Я мог бродить тут часами, пока мой заплечный мешок не наполнялся интересными находками. Я не искал что-то конкретное, подбирал все, что вызывало у меня интерес. Например, в предпоследний раз, когда я был на свалке, мой улов состоял из старого радиоприёмника (как оказалось, рабочего), сборника рассказов Чехова 1904 года издания, пачки сигарет неизвестной мне марки и двух поцарапанных деревянных ложек, раскрашенных под хохлому.
В последний раз я был на свалке около недели назад и не уверен, что смогу найти в себе храбрости, чтобы прийти туда снова. Даже не смотря на все те сокровища, которые она в себе таит.
Я шёл по еле заметным тропкам, обходя лужи и стараясь не поскользнуться на раскисшей земле. Сентябрь в этом году выдался холодным и дождливым, поэтому на мне было чёрное флисовое пальто, штаны из грубой ткани и кожаные ботинки на толстой подошве. Ботинки служили ещё и мерой защиты от ржавых гвоздей, игл шприцов и прочих острых предметов, которых здесь было вдоволь.
Мне никто не мешал. Тут был сторож, но с помощью нескольких хрустящих облигаций я смог сделать так, чтобы он меня не замечал. Я бродил уже около двух часов, вдыхая не самые приятные ароматы, но пока что не нашёл ничего стоящего. У меня была специальная тонкая железная арматура, заострённая на конце, которой я откидывал пакеты и не самый лицеприятный мусор. Хоть меня и приводили в восторг все эти горы хлама и грязи, всё-таки трогать руками, пусть даже и в перчатках, использованную туалетную бумагу или пивные бутылки, покрытые засохшей рвотой... нет уж. Несмотря на специфическое хобби, за своим здоровьем я старался следить.
Давящая тишина нарушалась лишь звуком моих шагов. Раньше я бывал на многих свалках, и все они кишели различным зверьём: от мелких грызунов, до диких собак. Поэтому меня всегда удивляло отсутствие здесь хоть какой-нибудь живности. Не было даже крыс.
Так как мешок за спиной был до сих пор пуст, я уходил всё дальше вглубь свалки, куда обычно не забредал. В какой-то момент мне стало казаться, что дорога начала подниматься в горку. Пройдя ещё несколько десятков метров, я убедился в этом. Я стоял на невысоком холме, и почему-то земля будто пружинила под ногами.
Я решил немного передохнуть. Был уже вечер, скоро стемнеет, но мне не хотелось уходить со свалки без сувенира. Размахнувшись, я вонзил арматуру в землю, чтобы она не смешалась с прочим мусором под ногами. Но железяка не застряла, а с лёгким шорохом до середины ушла в землю. Я чуть не потерял равновесие от неожиданности. Некоторое время я с недоумением взирал на оставшийся снаружи кусок арматуры, потом взялся за неё, чтобы вытащить обратно. Но как только мои пальцы крепко обхватили железную палку, что-то резко дёрнуло её вниз. В этот раз я упал и почувствовал, как почва подо мной начинает проседать. Я попытался подняться, и из-за моих резких движений земля провалилась вглубь холма, унося меня за собой. С громким криком я пролетел около четырёх метров и ударился спиной о твёрдую неровную поверхность. От удара у меня перехватило дыхание. Хватая ртом воздух, я видел перед собой яркое неровное круглое отверстие, через которое провалился, как Алиса в кроличью нору.
В голове зажужжало множество одновременно возникших вопросов, будто кто-то резко спугнул мух с куска гнилого мяса. Где я? Как отсюда выбраться? Пещера? Землянка? Кто её построил?
Сильно болела спина, но ноги двигались, поэтому оставалась надежда на то, что я себе ничего не сломал. Если бы у меня повредился позвоночник, я бы точно не смог бы выбраться отсюда самостоятельно, а шансы на то, что кто-то забредёт сюда – в сердце свалки – и услышит мои крики о помощи, были нулевые. Когда дыхание выровнялось, я попробовал сесть. Руки нашарили на земле какой-то небольшой предмет с острыми краями. Здесь было темно, но света, сочащегося из проделанной мной дыры, хватало, чтобы рассмотреть находку, хотя сначала я всё равно не понял что это. А когда понял, вскрикнул и откинул её от себя. Я вскочил на ноги и услышал хруст под толстыми подошвами своих ботинок.
Предмет, который я в страхе отбросил, был ничем иным, как позвонком какого-то крупного животного, хотя он вполне мог быть и человеческим. Я опустил взгляд, чтобы посмотреть на то, что хрустело у меня под ногами, уже догадываясь, что мне предстоит увидеть. Земляной пол практически сплошным ковром покрывали кости. Большинство из них принадлежало мелким животным, но я невольно обратил внимание на большую бедренную кость, и вдалеке лежало, что-то круглое, напоминающее человеческий череп. На некоторых костях висели грязно-красные ошмётки мяса. Свежие кости. В голове вспыхнуло какое-то смутное воспоминание и тут же потухло.
Нужно быстрее выбираться из этого гиблого места. Я попытался допрыгнуть до отверстия над головой, но оно было слишком высоко. Только лишь сильнее заболела спина. Я понимал, что стоя на месте, никогда не выберусь отсюда, но пока не решался выйти из освещённого круга. Не могу сказать, что мне не было страшно, но всё-таки моей жизни ничего не угрожало. По-настоящему я испугался, когда у меня за спиной раздался шорох. В голове сверкнуло, будто я получил сильную пощёчину. Кто-то ведь дёрнул за железную палку снизу, когда она провалилась в холм и, похоже, сейчас этот кто-то приближался ко мне. Под его шаркающими ногами кости скрежетали и ломались, порождая оглушительный треск. Я развернулся и увидел силуэт кого-то, похожего на человека, с опущенными до самой земли длинными руками. Перед мысленным взором вспыхнуло слово «прокажённый», и тут же меня накрыло волной детских кошмаров. Но этого не может быть. Ведь прошло уже больше двадцати лет.
Страх сковал моё горло. Я никак не мог вздохнуть, издавая лишь какие-то жалкие всхлипы. Пальто стало вдруг очень тяжёлым и узким. Наверное, так чувствуют себя при приступе больные астмой. Сердце колотило по рёбрам, как барабанщик в кардан.
Наконец хозяин ужасной берлоги вышел на свет. Всё те же круглые чёрные очки закрывали его глаза, вместо носа — две чёрные щели, будто он сгнил, как у сифилитика, волосы выпали, и на черепе были видны красные шелушащиеся пятна лишая. Он был одет в какой-то бесформенный грязный балахон с прорехами, напоминая мне пугало. Я представил, как он лежит на земле, сливаясь с грудой мусора, поджидая, когда ничего не подозревающая добыча, будь то крыса или человек, подойдёт на расстояние удара длинной руки с острыми чёрными когтями.
Прокажённый приблизился ко мне и втянул носом воздух. Его изъеденные герпесом губы искривились в подобие ухмылки.
— Кости. Люблю кости, — прошипел он, обдав меня вонью из пасти.
Я не выдержал и наотмашь ударил его рукой по лицу. Чёрные очки слетели. На том месте, где должны были быть глаза, у твари были две маленькие слезящиеся бусины, как у крота. Прокажённый завизжал на высокой ноте, от чего у меня прострелило в ушах, и, ощерив острые коричневые зубы, прыгнул вперёд, повалив меня на землю. Он полоснул меня когтями по груди, разодрав пальто. Продолжая вырывать из пальто куски ткани, он фанатично шептал: «Кости, кости, свежие кости». Я повернул голову на бок, одной рукой прикрывая лицо, другой пытаясь скинуть с себя мерзкую тварь, и увидел большую длинную кость. Я схватил её и как молотком ударил костью прокажённому по голове. Он в недоумении застыл и тут же получил удар в висок, от которого кость в моей руке переломилась пополам. Прокажённый скатился с меня, и через мгновение я был на ногах.
— Кости? – обиженно произнёс прокажённый. Ещё никогда добыча не давала ему сдачи. Потом он издал какой-то горловой клокочущий звук, и я ослеп. Дыра над головой закрылась, отбирая у меня единственный тусклый пятачок света.
Сейчас у меня не было времени выяснять причины произошедшего. Я упал на землю и начал искать руками какую-нибудь большую кость для обороны. Я слышал, как прокажённый ходит вокруг меня в темноте, со свистом вдыхая мой запах. Было понятно, что эта тварь прекрасно ориентируется в темноте, полагаясь на обоняние. Я продолжал водить руками по земле, раня ладони об острые края позвонков и рёбер. Наконец, я наткнулся на что-то холодное и достаточно тяжёлое. Сдерживая ликования, я поднялся на ноги, сжимая в руке арматуру.
Мою шею сзади обдало горячим дыханием, и я в резком повороте махнул арматурой. На своём пути она с хрустом встретила какое-то препятствие, а потом раздался звук рухнувшего тела. Я надеялся, что проломил твари череп. Но мой триумф был недолгим.
В нескольких метрах от меня распахнулось что-то похожее на дверь, и я обомлел. В проёме стоял ещё один урод. Он был без очков, чёрные волосы свисали чёрными патлами, обрамляя круглое лицо, изрытое сочащимися гноем язвами. Похоже, это он заделал дыру, через которую я провалился. Я застонал, чувствуя, как начинают подгибаться ноги от усталости и напряжения.
Волосач шмыгнул носом с широкими ноздрями, склонил голову на бок и удивил меня, прошипев:
— Мясо!
Страх выел из меня все эмоции. Не осталось ничего, кроме злости. Перехватив арматуру поудобней и выставив её вперёд острым концом, я с диким криком понёсся ко второй твари.
— Мясо? — успел он удивлённо произнести, прежде чем железный прут вошёл в его горло и вышел сзади из шеи. С острия свисал красный хрящ.
Я оттолкнул грязное тело, издающее булькающие звуки, и вывалился через открытый проём на свалку. Я бежал, падал, полз, опять бежал и падал, спотыкаясь об мусор, который, казалось, специально вырастал у меня под ногами. Я добрался до своей машины, стоящей у ворот свалки, залез в салон и потерял сознание.
Теперь вы понимаете, почему я уверился в существовании преисподней. Эти твари, с которыми мне довелось встретиться, не могли быть созданиями воли божьей. Либо, когда Бог лепил их, он был очень зол на человечество.
Сегодня днём, рядом с автобусной остановкой под светофором я нашёл бульдога. Он лежал на боку с выпученными налитыми кровью глазами и вывалившимся из-за рта на пыльный асфальт языком. Бедняжку сбила машина. Не задумываясь, я запихал его в свой мешок. Если кто-то из прохожих и обратил на это внимание, то виду не подал. Только маленький мальчик лет пяти пристально смотрел на меня, потом начал дёргать мать за руку, что-то говоря ей про собачку. Мать была увлечена разговором по телефону, ей сейчас было не до назойливого сына. Мальчишка снова посмотрел на меня, я показал ему язык. Лицо ребёнка сморщилось от мелькавших на них эмоций. Ему одновременно было обидно, страшно и смешно. Придя к какому-то выводу, он бросил на меня испуганный взгляд и прижался к матери.
Я поехал домой.
В моём особняке ещё осталась парочка пустых комнат, и сейчас, глядя на порядком потрёпанный, но ещё прочный мешок с мёртвым бульдогом внутри, я думаю, что коллекционировать кости — не такая уж и плохая идея.
Автор: Илья Скалин