Основано на реальных событиях.
Прошел уже месяц после окончания учебы, а младший сержант Пётр Сахаров до сих пор не видел ни одного покойника. Для стажирующегося сотрудника ГАИ это почти чудо за такой срок ни разу не выехать на ДТП с летальным исходом. Но любая удача имеет закономерное свойство заканчиваться, порой очень драматично.
– Сахаров, сегодня в ночную пойдёшь с Филимоновым и Богуславским. Твои в командировку укатили.
Это был однозначный конец для сверхъестественной удачи Сахарова, так как патруль Филимонова за глаза называли «катафалком»... или «катафалкой», в зависимости от уровня грамотности. Если им на что и везло, так это на покойников. По слухам, ни одного их дежурства не проходило без поездки на Котовского, где находились морг и областная судебно-медицинская экспертиза.
– У них ведь уже есть стажер – произнёс Пётр в надежде слиться с гарантированной похоронной темы.
– В психушке он теперь. Запил и начал невидимых бабок с ружьём гонять. Давай быстрее, Богуславский уже в машине.
Сахаров вышел на улицу в ночную прохладу последних дней лета. Небо было тёмным, почти без звёзд и с луной изрядно обкусанной облаками. Большая часть нарядов уже разъехалась по маршрутам, оставив Петру неравномерно освещённую парковку как напоминание об одиночестве и неопределённости будущего. Молодой сержант ещё до учебы был склонен к мрачным мыслям о жизни, и два года ускоренной подготовки не выбили из него желания при первой же возможности начать размышлять о бренности бытия и человеческом малодушии.
Патрульная машина Филимонова была под стать прозвищу – старенький Жигулёнок с гнилыми порогами развалился на парковке как побитый жизнью пёс. Из открытых окон валил густой сигаретный дым, и некурящий Сахаров заметно скривился, предвкушая целую ночь в табачной вони. За дымом на улицу полетел сигаретный бычок, разорвавшийся в тёмном углу шрапнелью искр, и из окна на пол корпуса вылез здоровый парень на вид лет двадцати-пяти в форме с лычками сержанта. Парень широко улыбнулся и протянул руку Петру.
– Стажер, чё-ли? Серёга! Будем знакомы.
– Пётр – ответил Сахаров, неохотно суя свою субтильную руку в медвежий капкан, который представляла из себя ладонь Богуславского. Сержант достаточно бережно пожал протянутую ладонь, оценивающе оглядев вновь прибывшего. В отличии от Сахарова, он обладал телосложением не то культуриста, не то бетонного заграждения.
– Ну, садись назад, Петь. Андрюха щас придёт.
Забираясь в салон, Сахаров обратил внимание, насколько всё внутри было обшарпанное и старое. Сколько же лет этой колымаге? Осматривая водительскую часть салона Сахаров снова скривился, заметив, что Богуславский прикуривает новую сигарету.
– Ты, говорят, везучий у нас? Я от твоих слышал, что дежурства с тобой спокойные – сказал Сергей, глядя в зеркало заднего вида. Он постучал по треснутому зеркалу, показывая на неровно отколотый край – Видал? До сих пор заменить не могут. Я им говорю, что битое зеркало к несчастью, а они мне – нету, пусто на складе. Хорошо хоть лобовое поменяли, как решето было.
– В аварию попали? – спросил Пётр с безнадёгой в голосе. Он уже пожалел, что не получает табельное оружие.
– Ха! Можно и так сказать. Андрюхе чуть мочку уха не отстрелили в этой «аварии». От того только хуже с ним стало. Ты, небось слыхал, что про нас говорят? Вообще, думаю, он во всём виноват. Как сядет в машину, так начинает беду накликать: страну продали, пропили, всё разваливается, никому дела ни до чего нет, бандиты у власти. Полчаса так поболтает и хлоп! ДТП с расчленёнкой отправляют собирать. А он тогда ещё больше – цены растут, народ спивается, на дорогу лезет уже специально, чтобы с жизнью дерьмовой проститься. Хлоп! Какой-нибудь дебил спьяну под трактор попадёт, а мы его из гусениц выковыривай. Ну Андрюха опять – всё там наверху поделили и нас бросили на произвол...
– Всё, я понял! Понял. Лучше не будем лишний раз – сказал побледневший Пётр, внезапно ощутив приступ первобытного суеверия.
– И то верно. Это я от него заразился. Поезди так с моё, тоже как он заболтаешь.
Передняя пассажирская дверь распахнулась, и на сидение сложился старший сержант Филимонов, чей высокий рост в небольшом салоне машины делал его похожим на стремянку. Отработанным движением он отобрал у Богуславского недокуренную сигарету и вышвырнул в окно.
– Ты же знаешь, ЧТО они сейчас туда набивают? Знаешь, я тебе уже рассказывал. СтоЯть у тебя перестанет, что жене будешь говорить? – рыкнул старший сержант, как всегда с особой агрессией проявляющий заботу о будущем нации.
– Не гони волну, Андрюха. Накаркаешь опять. С нами сегодня Петька, так что считай спокойная ночь в кар... Блин, чуть сам не накаркал.
– Вон сбегай по дереву постучи, желательно лбом – для двойного эффекта. Мракобес. Я Андрей – последнее Филимонов сказал уже Петру. Рукопожатие у него было жесткое, как и взгляд выцветших глаз. Возраст старшего сержанта определить было сложно, но в тёмных волосах уже проглядывались седые нитки. Скорее всего он был уже далеко не молод.
– Пётр.
– Ты то не веришь во всю эту чушь про приметы, счастливые талисманы? – спросил Андрей у стажера, и, не дожидаясь ответа, продолжил – Сплошное мракобесие настало, скоро с бубном вокруг костра будем плясать на потеху Западу. Вчера за ключами домой вернулся, а жена попросила в зеркало посмотреться. Я её спрашиваю: «А ты вообще знаешь почему надо в зеркало смотреться? Чего там высматривать? Откуда такая примета повелась?» Она молчит.
– Наверное боялась, что ты ей опять лекцию читать будешь и на работу опоздаешь – усмехнулся Серёга.
– Трогай, мракобес. Пока ротный не спалил, что мы тут прохлаждаемся...
* * *
В то же время на другом конце города Олег Меньшов по прозвищу «Князь» сидел у окна однокомнатной наёмной квартиры и «наслаждался» живописным видом на местную помойку. Судя по горам мусора, давно не помещавшегося в баках, мусоровоз перестал приезжать в этот район минимум неделю назад. Теперь среди гор отходов копошилась стая собак – они были единственными, кому такая антисанитария оказалась на руку.
«Это пока вас жрать не стали, не дай Бог, конечно» – подумал Меньшов.
– Ты бы в окно поменьше светил физиономией – сказал его компаньон Виктор по фамилии Шмель. По понятным причинам Шмелю прозвище было не нужно. Он сидел в упор к старому ламповому телевизору и в сотый раз щелкал раздолбанной ручкой, переключая каналы. Даже если на экране и показывалось что-то интересное, нервов перестать переключать и просто смотреть ему уже не хватало.
Меньшов повернул свою не интеллигентного вида физиономию к говорившему и улыбнулся самой обнадёживающей улыбкой:
– Заткнись, Шмель. Если нас что и погубит, так это твоя издёрганность. Перестань щёлкать и пойди воды выпей, что-ли, или придётся ствол у тебя забрать. Боюсь додёргаешься как Ваня покойничек, не к ночи будет помянут.
Услышав имя бывшего подельника, Шмель побледнел и стремительно перекрестился. Рука Меньшова тоже непроизвольно дёрнулась повторить жест, но он сдержался. Ему хотелось внушить товарищу уверенность в предстоящем деле, хотя видит Бог, им в последнее время сильно не везло.
Оставленный в покое телевизор исторг из себя чудовищную мелодию, подходящую для фильма ужасов, и это могло означать только одно – начиналась передача о происшествиях за неделю «Дорожный патруль».
Внимание Шмеля сразу переключилось на экран. Возможно, он хотел услышать новости о своих знакомых. Олег впитывать очередную порцию чернухи не стал, а пошел на кухню разогнать тараканов и выпить заранее прокипячённой воды – он от кого-то слышал, что в сырую воду сейчас что-то подмешивают.
Возвращаясь в комнату, он поймал взглядом своё отражение в небольшом зеркале без рамы, повешенном в коридоре на перемотанную вокруг зеркала бечевку. Всем своим немаленьким ростом и кирпиче-образным лицом Меньшов был обязан отцу. По заверениям знакомых, он был вылитой его копией, в темном переулке можно было даже перепутать. Если бы кто-нибудь, конечно, захотел с ним там встретиться. Только глаза были от матери, не отцовы карие провалы под стать черной шевелюре, а печальные, нежно-голубые, что создавало очень противоречивое впечатление. Меньшов же был рад этому отличию, дававшему надежду, что он не повторит судьбу отца, закончившего свои дни в алкогольном бреду.
– Слышь, Князь, тут говорят какой-то тип козу украл и изнасиловал. До чего докатились, а? – крикнул Шмель из комнаты.
– Пургу они гонят. С чего ты решил, что это правда? – отозвался Олег.
– Ну не знаю, время щас такое...
«Копошиться в мусоре, как выброшенным на улицу собакам»
– Даже если и так, зачем...
– Смотри, смотри, это же того комерса показывают!
На экране попеременно демонстрировались кадры из какой-то подсобки, забитой стопками джинсов, испуганного мужчину в очках, отверстия от пуль в стене, пятно крови на полу, труп, у которого почти полностью отсутствовало лицо.
– Это же Ваня! Ой, зря ты его вспоминал – сказал Шмель, снова крестясь.
Поверх кадров с места происшествия диктор произнесла:
«Дежурная часть напоминает, что в прошлый понедельник на улице Ямской города Энска произошло вооруженное нападение на магазин импортных товаров, которое удалось предотвратить силами наряда ГАИ, случайно проезжавшего мимо и услышавшего стрельбу...»
– Да они его крышевали, иначе бы вообще не сунулись – с досадой сказал Шмель.
«... славянской внешности, крупного телосложения, волосы тёмные. Один из них, предположительно, отзывался на прозвище Князь. Если у телезрителей есть хоть какая-нибудь информация по данному факту, просим сообщить по телефону...»
На протяжении всего репортажа Меньшов не проронил ни слова. Он помнил, как нервный Ваня первым заметил ментов и завопил «Князь! Палево!», прежде чем запутаться в руках и без посторонней помощи отправить самого себя на тот свет. По человечески стоило бы залечь на дно, переждать, помянуть покойного как положено, перед матерью его извиниться. Но являться с пустыми руками, не имея возможности даже за похороны заплатить, было противно и неправильно. Придётся снова идти на дело. В конце концов, снаряд дважды в одну воронку не падает.
– Плохой это знак, шкурой чувствую. Походу палево сегодня на дело идти, Князь. Давай в разбег и заляжем пока, а?
Подойдя к Шмелю в упор, Меньшов взял его за плечи и посмотрел прямо в глаза:
– Витя, во-первых, теперь друг друга только по имени. Олегов в городе много, а вот Князей намного меньше. Во-вторых, через полчаса выходим. Дело решенное.
Он снова посмотрел на экран, где опять показывали Ваню без лица. Кощунство какое. Трупы, изнасилованные козы. Раньше бы такое даже показывать не стали – зачем? Докатились...
* * *
– Вот скажи мне теперь, стажер, куда мы катимся? – вопрошал Андрей, злобно постукивая по передней панели «жигуленка».
Пётр отвечать не стал, в ужасе наблюдая, как Богуславский зверскими рывками пытается завести машину, бесконтрольно катящуюся под гору. Ближе к перекрёстку скрежет металла перешел в недовольное рычание, и водитель, наконец, обратил внимание на дорогу. Та, по счастью, в столь поздний час была абсолютно пустынна.
– Тоже мне, вцепился в свободные уши. Я тебя уже всеми святыми заклинаю – Андрюха, перестань гнать волну! – сказал в сердцах Сергей, поворачиваясь к напарнику – уже машина из-за тебя ехать отказывается.
– В-о-о! Нашел виноватого! Колымага эта ехать отказывается, потому что бензин разбавленный, и движку уже давно место на кладбище. Если бы тыловики хоть на секунду перестали растаскивать государственное имущество...
– У-у-у, курва!!! – внезапно вскричал Богуславский и со всей дури рванул руль влево, от чего протестующий «жигуленок» выскочил на встречную полосу с неестественной для своего возраста удалью.
– Ты чего творишь, придурок?! – донёсся испуганный крик, и Пётр осознал, что кричал именно он.
Андрей с ухмылкой посмотрел назад, совершенно не обеспокоенный произошедшим, после чего похлопал напарника по плечу:
– Ну что, мракобес, успел в этот раз?
– Успел – заулыбался Богуславский – не перебежала.
С нарастающим ужасом Пётр осознал, что взрослый, вооруженный сотрудник милиции, ведущий автомобиль на грани поломки, только что рисковал их жизнями, чтобы не дать перебежать дорогу черной кошке.
– Я бы притормозил, дал кому другому неудачу словить, да дорога пустая. Долго бы ждать пришлось. Ничего, зато теперь уж точно остаток дежурства пройдёт спокойно.
Богуславский ещё говорить не закончил, а их уже вызывали по бортовой рации: дежурная группа только что отработала одну «дорожку» и уже собирается на другую, нужно доставить «жмура» на Котовского.
– Вот ты сам и накаркал – торжественно сказал Андрей, внезапно очень довольный собой – даже Петя тебе не помог. Поехали.
Местом происшествия оказался длинный прямой участок трассы, абсолютно лишенный освещения или каких-либо строений. У всех фонарей, стоящих на обочине, были аккуратно вывернуты лампы. Богуславский пристроил жигуленок за дежурным УАЗ-ом, в салоне которого горел свет. Вскоре с пассажирского сидения вылез дежурный следователь, которого было легко опознать о ярко-зелёным спортивным штанам и белой футболке фирмы «Адидас». По крайней мере Филимонов его узнал и с мрачной улыбкой поприветствовал:
– Что, Димидыч, тяжелая ночь?
Следователь почти с первого раза оперся локтем на опущенное стекло жигуленка и протянул бланк постановления на экспертизу.
– И не говори Андрюха – ответил Димидыч, выдохнув в салон знатную порцию перегара – с этим мы отработали, пора на следующее. Из трупа «кошку» ещё до нашего приезда сделали, так что не обессудь.
Димидыч указал на участок дороги впереди, на котором едва выделялось черное пятно. Почти сразу по нему, и видимо уже не в первый раз, проехала случайна машина, тут же прибавившая газу и исчезнувшая вдали. Следователь только хмыкнул.
– Вы бы поторопились, а то скоро не отскрести будет.
– Ну ё-к-л-м-н, Димидыч! – возопил Сергей в спину удаляющемуся следователю – Ты бы хоть поставил что-нибудь.
В ответ пьяный дежурный только помахал папкой и, сев в свою машину, укатил в ночь.
Пётр всё это время сидел притихший, обдумывая сравнение трупа с кошкой. Черная масса на дороге не имела знакомых очертаний, как кошка, сбитая на оживленной трассе – к концу дня она перестаёт напоминать живое существо, а через пару дней на асфальте остаётся только прилипший клочок шерсти, как напоминание, что кто-то на этом месте лишился жизни. Точно так же раскатать труп, значит сделать из него «кошку». Из машины Пётр выходить не хотел.
– Если побледнеешь ещё сильнее, то сам будешь на жмура похож – вывел его из ступора Филимонов – давай за работу.
– В с-смысле?
– В смысле бери жезл и лови попутку, желательно батон или автобус. В этот раз на сидении довезти не удастся.
Из машины Сахаров выскочил как ужаленный, с твердой уверенностью, что он больше туда не сядет.
Ждать подходящую машину пришлось долго. Филимонов уже собирался ехать искать по городу, когда к ним подкатил бежевый УАЗ «батон», остановленный Петром.
– Младший сержант Сахаров... Нам... нам необх... – начал подбирать слова Петр, когда его перебил выскочивший из-за спины Богуславский.
– Мужик, лопата есть? – весело выкрикнул он.
За рулём «батона» сидел лысоватый, невысокий мужчина в возрасте. На его носу сидели очки с толстыми стеклами, делая его испуганные глаза комично большими.
– Есть, а что... – произнёс он, но тут же на его лице отразилось понимание происходящего, и он рванулся к ручке передач.
– Стой, стрелять буду! – гаркнул Филимонов так, что Сахаров даже пригнулся.
Водитель УАЗ-а вскинул руки и затравленно посмотрел на трёх милиционеров.
– Мужики, ну, мужики! Да вы поймите! Мужики! – затараторил он, толком ничего не говоря.
– Брось стенать – сказал Богуславский – гордиться надо, что выполняешь свой гражданский долг.
– Да вы поймите, мужики, выполнял я его уже. Вчера только. Еле пол отмыл. Возьмите кого-нибудь другого, а?
– Так оно только лучше! Опытный, значит, дорогу объяснять не придётся – сказал Богуславский, бесцеремонно открывая задние двери УАЗ-а и доставая оттуда совковую лопату.
– Негде нам другого искать и некогда. Ты, отец, не серчай, работа такая – голос Филимонова заметно подобрел, видимо, в некоторой степени он жалел неудачливого водителя. Этой ночью никому особо не везло.
В итоге УАЗ задком подогнали к месту частичного «размазывания» трупа, и Богуславский, отличавшийся особой крепостью нервов и желудка, с душераздирающим шкрябаньем стал отдирать тело от асфальта. Пётр, еле удерживающий «форму» от перемешивания с «содержанием», стоял рядом с водителем, который наотрез отказался и близко подходить к своей машине во время погрузки, и они вместе наслаждались красотой пыльных кустов на обочине.
– Смотри, Димидыч цепочку не изъял. Не заметил, наверное. Вон как глубоко её в кожу вдавило. Надо бы ему передать. Петя! Найди какую-нибудь палочку острую – всковырнуть надо.
Пётр тут же щучкой нырнул в живописные кусты и, судя по звукам, палочку от него ждать уже не стоило.
В итоге из-за своих рвотных позывов Пётр погрузку тела пропустил, но за проявленную слабость был вознаграждён поездкой вместе с водителем батона – бедняга панически боялся трупов и ехать один отказывался.
– А если он того, встанет, пока мы едем?
– Как он тебе встанет, с ногами перебитыми? Да и башка вся всмятку – сказал Богуславский, видимо считая, что он таким образом всех успокоил. Пётр на эту ремарку хотел что-то вставить, но тошнить уже было нечем. Садясь в салон, а впоследствии и всю дорогу до Котовского, он отчаянно боролся с желанием оглянуться.
* * *
– Ты чего сидишь оглядываешься? – спросил Князь, садясь рядом с Шмелём в его разбитый мерседес.
– Через плечо три раза поплевал, чтобы не сглазить – объяснил подельник слегка виноватым голосом. Вид у него оказался бледный, почти испуганный, что, по мнению Олега, для такого здорового лба было почти позорным. Хорошо, что в машине магнитола сломана, а то услышал бы какую-нибудь песню про смерть и вообще отказался идти на дело. А их, подобных песен, сейчас на радио навалом.
– Лучше бы ты ствол проверил, никогда не лишне. Я вот... А черт!
– Что случилось?
– Я ствол в хате забыл. Сиди, сейчас вернусь – сказал Князь, раздосадованный собственной безалаберностью.
– В зеркало посмотреть не забудь – крикнул ему вслед Шмель. В ответ Князь шумно прочистил горло, но так ничего и не сказал.
Вернувшись в квартиру он сразу прошел в единственную комнату, даже свет на стал включать. Пистолет «Макарова» лежал на столе, там же, где Князь его проверял перед выходом. Запихивая ствол за пояс, он прошагал к выходу, но в последний момент опомнился и глянул в зеркало, висевшее в коридоре. В темноте его отражение казалось старше лет на тридцать, черные глаза выглядели усталыми, но полными решимости. Обругав себя за то, что поддался суеверию товарища, он вышел на улицу.
На этот раз Шмель сидел на удивление спокойно, почти неподвижно, видимо, сумел таки собраться и успокоиться. Издалека он чем-то напоминал покойника, умершего с открытыми глазами.
– В зеркало посмотрел? – тихо спросил он Князя, когда тот сел в машину.
– Посмотрел, посмотрел. Трогай давай.
– А ты себя там увидел? – настаивал Шмель, не глядя товарищу в глаза и даже головы не поворачивая.
– Конечно увидел! – сказал Князь, в раздражении повысив голос – Езжай уже!
– Я тебя не о том спросил. Ладно, поехали...
* * *
– Приехали! Можно только побыстрее с этим? – сказал водитель УАЗ-а, заворачивая на парковку судебно-медицинской экспертизы. Девятиэтажное здание экспертизы имело одноэтажный пристрой, игравший роль сортировочной для поступающих усопших. Широкие двустворчатые двери выходили на пустой участок, густо заросший сорной травой высотой в рост человека, за которой на фоне уже слегка светлеющего неба виднелись перекошенные силуэты уродливых деревьев. В траве кто-то протоптал узкую тропинку, хотя сложно представить человека, который пошел бы по ней в ночное время, да ещё и мимо морга.
Филимонов и Богуславский приехали чуть раньше и уже стояли возле дверей сортировочной, периодически нажимая кнопку звонка.
– Звонок сломался или дрыхнет так крепко? Ну-ка, стажер, послушай звенит или нет – сказал Андрей подошедшему Петру.
Пётр действительно слышал отдалённый звон где-то в глубине сортировочной, о чём и сообщил товарищам. Ещё через пять минут звонков и пинков по дверям, кто-то шаркающей походкой подошел и отпер замок. Открыв одну створку, к ним вышел широкоплечий санитар лет двадцати-пяти, одетый в спортивный костюм на голое тело. Усталое серое лицо парня выражало полнейшую безучастность, а гладко выбритая лысина сияла в свете фонаря, висевшего над входом. За спиной у санитара мелькнула и на всю жизнь осталась в памяти Петра стена из нагромождённых друг на друга человеческих тел.
– Чё долбитесь, читать разучились? Вон на двери объявление висит – сказал он осипшим голосом.
– Какое к черту объявление? Нет тут ни черта – ответил Богуславский.
Санитар вышел на улицу и внимательно оглядел обе створки дверей.
– Действительно нет – сказал он, возвращаясь обратно и закрывая за собой дверь.
– Э! Э, постой! – крикнул Андрей, хватая ручку двери – Голубчик, ты куда собрался? Нам труп надо сдать поскорее, вон гражданский видишь стоит бледнеет, ещё промедлим и второй нарисуется.
– А... А, так указание главного не принимать больше, я разве не сказал? – протянул санитар, почесывая лысину.
– Как не принимать? Прикалываешься? – спросил Богуславский с деланной веселостью.
– Какие тут приколы? Администрация города перестала деньги выделять на захоронение невостребованных. Мы их копили, копили, копили... Вон, сам глянь что вышло.
Санитар распахнул створку и Пётр тут же отвернулся, прекрасно зная, что он там увидит – белёсые голые тела в разной степени целости, со вспоротыми и зашитыми крупными черными стежками животами и грудными клетками, наваленные штабелями под самый потолок, так что не видно стен. Раздался глухой стук – это старый водила упал в обморок и ударился головой о борт своего УАЗ-а. Богуславский и Сахаров побежали его подбирать.
– Это вы ещё подвал не видели. Секционные тоже забиты, вскрывать негде, коридоры все тоже. Тут днём такая вонь стоит, что волосы в носу обугливаются.
– Так и возьми ещё одного, по-братски, он тебе погоды не сделает – сказал Филимонов дружеским тоном.
– Никак. Начальство сказало, что если хоть ещё одна запись в журнале появится – выгонят к чертовой матери. Считай это, как её там... забастовка, во! – сказал санитар и зачем-то воздел правую руку с кулаком в победном жесте. Лежащая за его спиной гора трупов молча выражала солидарность такому решению.
– Щас, погоди, не уходи пока никуда. Я по рации с дежуркой свяжусь – ответил Андрей и ушел в машину.
Спустя минут десять оживлённых дебатов Филимонов вернулся. Сергей и Пётр к тому времени смогли оживить водилу и отвести его в сторонку.
– Короче, выгружаем его сюда – сказал старший командным голосом, указывая на участок асфальта рядом с зарослями травы.
– Не возьму я его, сказал же – запротестовал санитар.
– Я тебя и не прошу. Наше дело маленькое. Дежурный сказал выгрузить и охранение выставить до утра, а завтра руководство выйдет и само обо всём договорится. Стажер, не серчай, но придётся тебе тут с ним покуковать.
Сердиться Петру было некогда, так как приходилось бороться с нарастающей паникой. За прошедшие несколько часов он увидел больше, чем за всю свою жизнь, а теперь ещё и придётся до утра сторожить изуродованный труп у ворот в самое настоящее чистилище. У него ещё были силы, чтобы стоять на ногах, но затем пришло время выгружать их клиента. Богуславский и Филимонов стояли лицом к открытому кузову УАЗ-а и не видели, как Сахаров пошатнулся и точно бы упал, если бы его не поймал санитар.
– Первый раз? – с пониманием спросил он.
Сахаров смог только кивнуть.
– Знаешь, сколько тут работаю, много всего передумал – доверительно сказал он.
– И что? – спросил Пётр с надеждой.
– Так ничего и не придумал. Дохлые они – вот и весь сказ. Точно могу сказать, что за всё время пока работаю почти никто не встал. Ладно, бывай! – с этими словами санитар исчез в дверях сортировочной.
Тем временем старшие товарищи Петра выволокли труп, стараясь удерживать его за края одежды. Крови из него вытекло порядочно, благодаря паре-тройку наездов уже после смерти разворотивших живот и выдавивших часть жидкостей через рот, ноздри и другие отверстия. Переломанные и излохмаченные шинами ноги болтались, складывались под неправильным углом и нести за них было невозможно, поэтому пришлось тащить по земле за уцелевшие руки. Оставив труп возле бордюра, Богуславский носком ботинка поправил деформированную голову, которая из-за перелома шеи забурилась макушкой в асфальт. Ранее пережатое горло выпустило последние остатки воздуха из легких, от чего кровь на разбитых и распухших губах запузырилась, но характерного в таких случаях выдоха-стона, часто пугавшего неопытных сотрудников, в этот раз не случилось.
Смирившийся со своей незавидной судьбой Пётр встал подальше от трупа, чтобы не хотелось его разглядывать, и приготовился провести оставшиеся до утра часы как стойкий оловянный солдатик – напрямую не глядя на тело, но при этом ни в коем случае не выпуская его из периферии.
– Ладно, Петька, ты тут держись. Это хорошая закалка для характера. Будет что потом друзьям рассказать – сказал Андрей, выглядывая из окна жигуленка. Водитель УАЗ-а к тому времени уже уехал, да так быстро, что никто не слышал как он стенает по поводу загаженного пола.
– Сколько мне тут стоять? – безвольно спросил Сахаров.
– Так ты не стой, присядь, не на часах. Можешь вздремнуть даже. Кому жмур твой нужен? Чай не утащат. Думаю после развода кого-нибудь пришлют обязательно. Мы с Серегой ещё заедем, если возможность будет. Давай, удачи.
Когда жигули выехало с парковки, Филимонов повернулся к водителю и сказал:
– Будем надеяться, что мы последние на сегодня с трупом.
– Опять каркаешь... А что, ему в компании только веселее будет – хохотнул Богуславский.
– Ладно, сдюжит как-нибудь. Поехали Виктора проведаем, он просил не меньше двух раз за ночь заезжать.
* * *
– Виктор Сергеевич его зовут, совсем как тебя. Погоняло «Комерс» – сказал Князь, указывая дорогу.
– У них у всех такое погоняло. А откуда ты знаешь, как моего батю звали?
– У нас же отцы вместе на рыбалку ходили. Тебе от страха совсем память отшибло? – сказал Меньшов со злостью.
Шмель сгорбился и крепче вцепился в руль.
– Это они, наверное, пока я по малолетке чалился зазнакомились. Я когда вышел, моего уже в живых не было.
Помолчав, Шмель добавил:
– И я не боюсь. За собой лучше следи.
Меньшов ничего на это не ответил. Его отец, когда запил, со всеми перезнакомился, с кем можно было на троих сообразить. Пил до тех пор, пока печень не сгнила. Даже перед смертью от него несло перегаром. Отец всегда говорил, что ему не нравится пить, что он знает, чем всё кончится. Тогда как же можно было продолжать, зная наперёд результат? Видимо, так было проще, чем смотреть как жизнь рушится, проще, чем бороться, предпринимать что-то. Князю тоже не нравилось, на какие меры приходится идти, чтобы выжить, какие формы обретает его борьба. Однако он надеялся, что так шансов выплыть намного больше, чем позволять течению себя нести.
В итоге в гробовом молчании они свернули во двор неприметной многоэтажки. На первом этаже был устроен небольшой продуктовый магазин, имевший со стороны двора служебный вход для разгрузки. Улица была не освещена, но в окнах магазина горел свет. Меньшову было известно, что в это время в помещении должен быть охранник, очень любящий выходить покурить на улицу, и собственно «Комерс». Подойдя к служебному входу и взведя курки пистолетов, Виктор Шмель и Олег Князь стали ждать.
* * *
Ждать рассвета – это почти как смотреть на закипающую воду в кастрюле. Бессмысленно. Чем больше обращаешь внимание на время, тем медленнее оно идёт. И всё же Пётр не мог придумать лучшего занятия, чем постоянно смотреть на наручные часы. Альтернативой было смотреть на изуродованный труп, что вариант в разы худший. На какое-то мгновение Пётр подумал о том, чтобы побеспокоить давешнего санитара, может удастся в карты с ним сыграть, но это означало снова лицезреть коридор из трупов, а Сахаров даже к двери «туда» не хотел прикасаться.
Поэтому молодой стажер мог только подгонять взглядом минутную стрелку, проклинать «несчастливую» патрульную смену и размышлять о том, насколько он одинок здесь и сейчас в этом бесконечно растянутом отрезке времени. Словно услышав его мысли, вселенная послала ему компанию в виде ещё одной автомашины жигули, только серого окраса, без милицейской символики. В тёмном салоне за рулём сидел мужчина, а на заднем сидении ещё два человека, судя по силуэтам – мужчина и женщина.
Под аккомпанемент громыхающей магнитолы машина подъехала вплотную к дверям сортировочной – пассажирам явно было весело, через приоткрытое окно доносился женский смех. Поприветствовать Петра вышел только водитель. На вид вновь прибывшему было лет тридцать, крупный, с округлившимся животом и длинными как у гориллы руками. На лицо незнакомец был неприметен, за исключением недобрых, внимательных глаз и аккуратного ёжика волос. Одет в черную кожаную куртку поверх белой футболки, импортные джинсы, слегка пьян... Короче, выглядел он как типичный бандит, что могло означать только одно...
– Здарова, мы из уголовки. С износа приехали – сказал сотрудник уголовного розыска и крепко пожал Петру руку – Вы чего тут вдвоём кукуете? За плохое поведение выгнали?
– Охранять оставили. Морг больше трупы не принимает. Говорят, что переполнено всё – грустно отозвался Пётр.
– Ха! Ни хрена себе! Колян, ты слыхал, что сержант говорит? – крикнул водитель пассажиру, так и оставшемуся сидеть в машине – Может они тогда сразу попросят народ помирать перестать? Ладно, щас разберёмся. Учись, как уголовка работает.
Учиться оказалось особо нечему, разве что новым матерным словам. Обругав сомнамбулического санитара и пригрозив всякими разными последствиями, которые особо никого не впечатлили, оперативник подошел к Петру.
– Ладно, с ним бесполезно рядиться. Это надо наверху решать. Ты тут долго будешь стоять?
– До развода, а там другого пришлют. А что...
– Колян, давай тут тогда выгружать. Пусть люди видят, какой у нас бардак творится.
По команде Колян, оказавшийся такого же бандитского типа индивидом, распахнул дверь и стал вытягивать пассажирку – абсолютно голую женщину лет сорока, некрасиво размалёванную и совершенно очевидно мёртвую. От такого поворота событий ошарашенный Пётр даже забыл все только что выученные ругательства.
– Тебе же всё равно скольких сторожить: одного или двоих? А нам ещё жулика колоть – сказал водитель, помогая Коляну укладывать мёртвую женщину лицом вниз рядом с перееханным мужчиной.
– А... а... а постановление? – только и смог спросить стажер, вовремя пресекший напрашивающееся: «А она точно мёртвая?» Понял, что показалось.
– Будет им постановление – с мрачной ухмылкой сказал оперативник, возвращаясь к машине. Пётр вдруг осознал, что пьян он был отнюдь не слегка, просто держался хорошо. Вернувшись с заполненным бланком, оперативник свернул его трубочкой и вставил покойнице между ягодиц. Бланк засел, так сказать, «намертво», и издалека напоминал бумажный фонтан, выпущенный телесного цвета китом.
– Чтобы знали... – сказал водитель, но больше ничего уточнять не стал, только злобно ухмыльнулся – Ладно, сержант, давай не скучай тут.
После этого довольные своей выходкой оперативники укатили восвояси, оставив Петра уже с двумя трупами на руках. Где-то в воцарившейся тишине забрехала стая бездомных собак, и Сахаров пожалел, что они не воют как волки – он бы им подпел.
Спустя ещё час стояния в компании покойников, Пётр с удивлением обнаружил, что его начинает клонить в сон. Он уже успел во всех деталях разглядеть и «своего» измызганного колёсами трупа, и фиолетово-черные следы удушения на шее женщины, которые после сокрушенных размышлений о дикости некоторых мужчин, потеряли свою новизну. Трупы как бы слились с окружающей обстановкой, становясь частью серой реальности ночного города. Дохлые они ― вот и весь сказ. Так сказал санитар, который уже несколько лет возится с покойниками, и уже после пары часов стояния Пётр начал его понимать. Они не обидятся, если часовой немного прикорнёт, да и проверять никто не станет.
С этими мыслями Пётр положил на бордюр свою папку, сел сверху, уперев локти в колени и поддерживая подбородок ладонями. Правда, поспать ему так и не дали. Спустя минуту по тропинке, проложенной в зарослях сорняков, кто-то с шуршанием и треском стал пробираться на свет. Пётр, забыв про сон, подскочил и хлопнул себя по поясу, где вполне мог бы находиться пистолет, но его там, помнится, не было.
В итоге на освещенную площадку перед моргом вышла округлая старушка, одетая в не по погоде тёплое тёмно-коричневое пальто и традиционный платок зелено-красно-желтой окраски. Морщинистое лицо престарелой женщины так поросло складками, что было сложно разглядеть в этом бушующем море времени островки слезящихся глаз. Только длинный нос выступал вперёд, как волнорез.
– Доброе утро – сказала старушка смешным высоким голоском, который обычно слышишь от людей, изображающих престарелых женщин.
– Доброе – отозвался Пётр, и не нашел ничего умнее чем спросить – не рановато вы, бабушка, гуляете?
– Чегой-то? – сказала старушка, поводя левым ухом в сторону стажера.
– Рано, говорю!
– Так подиж ты разбери, когда рано сейчас. Во сколько куда не приди – всё время в очередь попадаю. Никогда первой не могу поспеть. В Собесе очередь, в магазине очередь, в больнице очередь. Сюда пришла, и здесь уже очередь. Кто крайний? Ты, милок?
– Куда крайний? – оторопел Сахаров, оглядываясь на короткий рядок из тел.
– Ну, в морг, в морг. Чай, не шашлычная ещё, – нетерпеливо отозвалась старушка. Говорила она бодро, с характерной для глуховатого человека громкостью.
– Я нет. Мне туда рано ещё, – стал отнекиваться Сахаров.
– А, по записи, значит. Ну, тогда посторонись, я очередь займу.
С этими словами она направилась к месту, где уже лежало два тела, и, довольно бесцеремонно оттолкнув руку жертвы изнасилования, улеглась на асфальт, аккуратно сложив руки на груди и закрыв глаза.
Есть такое выражение «медленно охреневать». Вот Сахаров как раз в таком состоянии и находился, с трудом удерживая на своих худых плечах непомерный вес этого самого «охренения».
– Бабушка... – позвал он слабым голосом. – Бабушка, вы чего?
Ответа не последовало. Бабка лежала неподвижно, лишь изредка двигая худыми губами, и Пётр, осознав наконец, что стал свидетелем нетипичного примера старческого маразма, только сокрушенно покачал головой. Решив, что больную на голову надо поскорее спровадить домой, он подошел к дверям сортировочной и позвонил. Однако сколько бы он не ждал, сколько бы не нажимал на звонок, меланхоличный санитар так и не появился, а вскоре звонок вообще перестал работать, оборвав своё отдалённое треньканье с внезапностью сердечного приступа.
Поняв, что помощи ждать неоткуда, Пётр подошел к бабке и осторожно потрепал её за плечо, но та реагировать отказалась. Начавший злиться Пётр стал громко звать старую женщину и дергать её из стороны в сторону, что оказалось задачей непростой – бабка была на удивление тяжелой. В ответ на все надругательства она только выдохнула тяжело и натужно, почти застонала, но глаз не открыла. От этого звука молодому парню вдруг стало не по себе. Он осторожно взял одну из сцепленных ладоней, страшно холодную на ощупь, и поискал точку для измерения пульса, как учили на подготовке. Точку то он нашел, а вот пульса – нет.
Холод от бабкиной руки передался Петру и распространился по всему его телу. Отпустив ладонь покойницы (в том, что она мертва у Петра уже сомнений не было), он попытался отойти, при этом всё ещё сидя на корточках, от чего выполнил очень комичную версию команды «гуськом, спиной вперёд марш». Через пару шагов парень повалился на пятую точку и, всё так же спиной вперёд, стал медленно отползать, пока не упёрся в двери сортировочной. Створки, не смотря на теплоту ночи, были обжигающе холодные, что привело Петра в чувства.
Он подскочил и по широкому кругу вернулся к месту, где осталась его папка. Внутренне разрываясь между желанием пойти поискать телефонную будку и чувством долга, требовавшем продолжать охранять вверенный ему пост, Пётр сел на своё прошлое место. Во все глаза разглядывая старуху он принялся обдумывать, как будет объяснять целую батарею из трупов своему сменщику. Шансы, что при бабке окажется ещё и постановление на освидетельствование трупа были не велики. Слово «чертовщина» так и просилось на язык, вопреки привитому родителями атеизму.
В итоге Пётр достал из-под пятой точки папку и стал шариться в ней, ища пустой бланк и соображая, что же ему здесь и сейчас проводить. Осмотр места происшествия? Может обыск? Где вообще взять бланк на случай, если кто-то у тебя на глазах пришел, лег и целенаправленно помер? И где сейчас понятых искать? Не двух других трупов же записывать, у них и документов при себе нет...
– Ах! – хрипло вскрикнула бабка, резко переходя в сидячее положение. От неожиданности Пётр повалился через бордюр прямо в заросли травы, разметав пустые бланки. Голову его окутали удушающие запахи земли и сена. Перед глазами возникла старуха с расширившимися от ужаса глазами.
– Я же газ на плите не выключила! Дед там удавится! Займи мне очередь, сынок, я быстро! – и с этими словами бабка с поразительной скоростью исчезла в зарослях.
– Чертовщина – сказал вылезший из канавы Сахаров и недоверчиво посмотрел на оставшихся покойников. «А вдруг тоже встанут?»
* * *
– Этот уже не встанет – прошептал Филимонов своему напарнику, указывая стволом пистолета на грузное тело охранника, распростертое на полу. Вокруг головы мужчины растекся кровавый нимб. Этого охранника Виктор Сергеевич нанял совсем недавно, и Филимонов ещё не успел познакомиться. Теперь уже поздно.
Богуславский, двигаясь на удивление тихо для своего крупного телосложения, запер заднюю дверь магазина – в этот раз бежать будет некуда. В магазин они зашли так же, как и давешние бандиты, но на каких-то полчаса позже. Филимонов ещё на подъезде заметил старый Мерседес, припаркованный невдалеке, и сразу узнал в нём машину, на которой уходили налётчики, напавшие на магазин импортной одежды. Шансы, что одни и те же бандиты снова сунуться на объект, неофициально охраняемый тем же патрулём, были невелики. У кого–то совсем кончилась удача. Осталось только выяснить у кого именно.
Мучительно медленно пробираясь узкими коридорами подсобной, напарники держали на прицеле каждый угол. Дальше по проходу находился поворот к торговому залу, тёмному в это время суток, а за ним дверь в кабинет директора, откуда доносились громкие стоны и приглушенная ругань. Скорее всего налётчиков не меньше двух, и что-то у них опять пошло не так, раз они до сих пор не скрылись.
Филимонов показал напарнику на темный зал, и когда Богуславский занял позицию у проёма, сам проскользнул дальше к кабинету. Дверь кабинета была приоткрыта, внутри горел свет. Присмотревшись, насколько хватало угла обзора, Андрей заметил распростёртого на столе Виктора Сергеевича «Комерса», у которого была задрана рубашка и на объёмистом пузе виднелись алые треугольники. Комерс жалко постанывал в кляп из какой-то рванины, засунутой ему в рот, а над ним парила чья-то рука с новеньким импортным утюгом «Тефаль».
«Просил же мне отдать утюг. Нахрена он ему в магазине?» – подумал Филимонов. Из-за его спины донесся звук одного удара и падения чего-то тяжелого на пол. Рука с утюгом дёрнулась, и Филимонов ворвался в кабинет, пинком ноги встретив удивлённого «Князя». Бандит, взмахнув руками, повалился на пол, лишь мысленно успев дотянуться до пистолета, лежавшего на столе. Выпущенный из рук утюг проделал в воздухе замысловатое сальто, прежде чем приземлиться Князю прямо на лицо.
* * *
– Лица на тебе нет – хохотнул Богуславский, стреляя глазами в потрескавшееся зеркало заднего вида.
Князь сидел молча, насупившись, то и дело порываясь потрогать скованными руками обоженные нос и лоб, но каждый раз себя останавливая. Хотя болело адски. Сидящий рядом с ним Филимонов смотрел на него мрачно и недобро, словно обдумывая, что ему делать с задержанными. Шмель, тоже скованный, но так и не пришедший в себя, лежал в багажнике жигулёнка. Мало кто мог вот так сразу очухаться после фирменного удара мастера спорта по боксу. Если бы подельник сторожил вход, как было сказано, а не пошел шариться по магазину, всё могло закончиться иначе.
– Что молчишь, беспредельщик? – наконец произнёс Филимонов – И не стыдно тебе по ночам честных людей пытать?
– Комерсы не люди. Он так же кого-то обобрал, купил всякое дерьмо по дешевке и впаривает втридорога.
– Тебе что-ли решать кто человек, а кто нет? Я бы ещё мог с тобой согласиться, кабы вы охранника не завалили. Он вам чем помешал?
– Не трогали мы никого – мрачно ответил Князь.
– Хо, начинается – сказал Богуславский.
– Ты это лучше сразу брось. Там, куда мы едем, такие басни не прокатывают. Тяжкие из вас всю дурь выбьют – добавил Филимонов.
– Меня нельзя бить, у меня почки больные.
– А у твоего товарища, небось, диабет – всплеснул руками Филимонов – как это так выходит, что у нас преступления одни инвалиды совершают, не подскажешь? Развелось вас, лихих парней, понабрали оружия, из которого даже стрелять не умеете, и ходите простой народ обираете...
– Понеслось... – протянул Богуславский, но Филимонов никак не отреагировал.
– В стране и так бардак, кризис власти, а вы, вместо того, чтобы ряды сомкнуть, пошли шакалить, пока никто не контролирует. Лишь бы кусок урвать побольше, легких денег срубить и сдриснуть куда-нибудь подальше. А мы разгребай значит?
Филимонова, действительно, понесло основательно, так что уже невозможно было остановить. Князь осознавал, что бывалый гаишник во многом прав, но признать эту правоту не мог. Тогда пришлось бы признать, что он заранее знал о грядущем провале, о том, что рано или поздно придётся чалиться на тюрьме за все, что они со Шмелём и Ваней покойничком наворотили. Он затравленно искал место своим пристыженным глазам, лишь бы не смотреть на разъяренного милиционера, вещавшего скорее для себя, чем для окружающих. Нашел он только своё отражение в потрескавшемся зеркале заднего вида. Зеркале, которое он сам неделю назад разбил, беспорядочно паля в подъехавших сотрудников.
Отражение смотрело угрюмо, лицо распухло и пошло красными пятнами, словно у хронического алкоголика, из-под насупившихся бровей смотрели карие, почти чёрные глаза. Не те глаза, что достались Князу от матери, а его отца, утопившего себя в алкоголе. Вспомнились слова, сказанные Шмелём в машине «А ты СЕБЯ там увидел?»
– У-у-у курва!!! – внезапно закричал водитель, выворачивая руль так, словно заламывая кому-то руку. Машину рвануло влево с такой силой, что Князя бросило на старого гаишника. Откуда-то совсем близко послышался кошачий визг. Прямо перед лобовым стеклом зажглись две огромные круглые фары, а затем всё погасло.
* * *
– Светает, кажись! – крикнул кто-то весело, и Пётр обернулся на звук голоса.
– Далеко ещё – сокрушенно ответил Стажер, с облегчением узнав улыбающегося Сергея. Он и Филимонов вышли из уже знакомого бежевого «батона», на этот раз припаркованного далеко от площадки при морге, так, что его не освещал свет фонарей. По неизвестному стечению обстоятельств, лобовое стекло УАЗ-а потрескалось, одна фара разбилась, а металл под ней покорежило, словно после столкновения по касательной. Богуславский уже привычным движением распахнул задние двери машины, и они с Филимоновым выволокли и потащили на свет очередное тело.
Принадлежало оно крупному мужчине суровой наружности с запекшимися на лице ожогами. На первый взгляд других травм у него не было. Богуславский, когда они подошли ближе, виновато улыбнулся стажеру.
– Вот, не довезли жулика. От страху помер, наверное.
– Это всё твоё мракобесие – печально и как-то тихо ответил Филимонов, не глядя на своего напарника.
– Я же извинился! Ну само получилось, автоматически. Та же самая, наверное, выскочила – ответил Богуславский, опуская тело рядом с трупом женщины. Пётр хотел было сказать, что за женщиной бабка занимала, но прикусил язык.
– А матери я что теперь скажу? Что суеверия сына погубили? – взорвался Филимонов, но тут же отвернулся.
– Ладно, придумаешь что-нибудь. Слов у тебя всегда полно. А это чё? – спросил Сергей, указывая на голую женщину с торчащим из срамного места постановлением.
– Это уголовный розыск приезжал. Сильно им новые порядки не понравились – ответил Пётр.
– Хо-хо, это они могут. Небось опять по пьяни убийства раскрывают. Блин, как грудак болит. Я думал всё иначе будет – с этими словами Богуславский запустил руку под форму и потёр болевшее место.
Филимонов медленно подошел к напарнику и всё же посмотрел тому в глаза.
– Слушай, Серёга. Как-то оно нехорошо всё вышло. Не хотел я на тебе срываться.
– Да ты чё, Андрюха? Какие обиды? Я сам виноват, тут и обсуждать нечего. Не будем больше об этом.
После этого они обнялись и Филимонов, как-то в раз постаревший и осунувшийся, поплёлся обратно к машине. На пол пути он обернулся и сказал:
– Давай, стажер, держись тут как-нибудь. Перед рассветом всегда темнее.
Ничего не понимающий Пётр смотрел вслед старшему патруля, пока тот не сел в машину. Он хотел было узнать, что происходит, у Богуславского, но тот уже лёг рядом с бандитом, сложил руки на груди и затих.
– Серёга, как так то? – только и смог он спросить у лежащего патрульного, после чего ноги под ним подкосились.
– Как так? – снова повторил он, но отвечать было уже некому. Пётр вновь остался в компании одних лишь мертвецов.
* * *
Через какое-то время Богуславскому надоело лежать в тишине и он, не открывая глаз, произнёс:
– Хорошо поют.
– Кто? – отозвался Пётр слабым голосом. Последний час он безвольным кулём сидел на асфальте и разглядывая трещины в нём. Взгляда на мёртвого напарника он не поднял.
– Неупокоенные. Слышишь?
Из-за двойных дверей сортировочной действительно доносилось тихое пение. Хор нестройных голосов, с трудом выдавливая воздух через окоченевшие связки, тянул какую-то печальную мелодию. В этом бессловесном звуке можно было услышать что-то вечное, неподдельное, словно через песню души умерших с облегчением покидали свои бренные тела и устремлялись ввысь. Печалились они только по оставшимся внизу, обреченным разгребать непрекращающийся бардак жизни. Теперь без них, в одиночку.
– Я бы тоже спел, но грудь страшно болит. Даже говорить больно.
– Так ты бы лучше и молчал – с вызовом ответил Пётр, и тут же пожалел о сказанном. Но Сергей не обиделся, просто перестал беспокоить молодого стажера. У него ведь ещё вся жизнь впереди. Зачем ему лишние переживания?
* * *
Утренний свет застал Петра сидящем на бордюре и согнувшимся почти пополам. Первое, что стажер почувствовал, просыпаясь – это запах жареного мяса.
– О, часовой проснулся! С добрым утром! – голос доносился с крыши пристроя. Там стоял улыбающийся коренастный мужичок, одетый в зеленый фартук поверх тельняшки. На круглом и припухшем, словно с похмелья, лице красовались очки, больше похожие на пенсне.
– Сколько времени? – сипло осведомился Пётр, с трудом заставляя встать затекшее тело.
– Шесть утра – ответил мужичок, присаживаясь на корточки и проворачивая шампуры. Перед ним стоял небольшой мангал, на котором шкворчало мясо. Поймав непонимающий взгляд, мужичок ответил:
– Надо до жары успевать, а то подвал прогреется и вонь всё испортит. Забирайся сюда, угостишься.
– Ну н-н-нахер – отозвался Пётр, заметно поёжившись.
– Как знаешь. Скажи, а это не Серёга ли из патрульки там лежит? – сказал мужчина, кивая на аккуратный рядок тел, лежащих перед воротами сортировочной.
Пока Пётр спал, тел не прибавилось: раздавленный, голая женщина, бандит с ожогами и очень бережно уложенный сержант Богуславский. Бабка так и не вернулась, наверное поняла, что очереди своей ей не дождаться.
– Да, это он.
– Жаль парня. Совсем ещё молодой. Я его батю знал, когда ещё простым паталогоанатомом работал. Милиционер в третьем поколении и так закончить. Щас, я санитара кликну. Надо было его ещё ночью занести.
– Так ведь мест не было... – с горечью сказал Пётр.
– Найдём. Для своих всегда найдётся – ответил заведующий морга, снимая шампура с мангала...
* * *
Надо отметить, что после вмешательства милицейского руководства, конфликт с администрацией экспертизы быстро разрешился. Денег на захоронение, конечно, не нашлось, но порешать проблему смогли. По команде начальника ГАИ патрульные стали ловить по городу грузовые машины и сгонять их к зданию морга. Так же было реквизировано два экскаватора и бульдозер. Грузить наняли компанию БОМЖ-ей, за ящик водки готовых на любой кипиш. Уже начавшие разлагаться тела закидывали в кузовы, чаще всего как попало, отслеживать кто где и чья это рука в условиях всепроникающей вони было почти невозможно.
Тела свозили за город, где уже выкопали длинные траншеи. К чести лиц причастных, стоит сказать, что захоронение происходило не в полном беспорядке, и чаще всего трупы хоронили под нужными номерами, как и было запротоколировано, хотя без ошибок не обошлось. Начинавшие это дело и представить себе не могли, сколько тел успело скопиться в помещениях морга. Хоронили только невостребованных, чья судьба после смерти уже никого не волновала. Освободившееся место в морге заняли жертвы убийств, бандитских разборок и несчастных случаев, как оно и положено.
Постепенно порядок снова начал отвоёвывать территории у воцарившегося хаоса, и во многих сферах жизни удалось вернуться к уровню близкому к тому, что был перед самым развалом. По тем безумным временам осталось только множество разобщенных историй, в которых факты густо перемешаны с вымыслом. Эти истории преисполнены фатализма и какого-то своего мистического флёра. Или, как сказал бы Андрей Филимонов, они полны мракобесия.