…Когда я наконец увидел над собой голубое небо я вздохнул с облегчением. С секунду замерев на вершине бархана, моё похудевшее тело легко понеслось по его склону навстречу зелени оазиса — месту моих исканий и надежд. Заманчиво блеснув озёрной водой, густой лес скрыл от меня свою драгоценность, пока я спускался ниже и ниже.
Выгоревший воздух пустыни сменился влажной сладостью деревьев, застав мои бедные лёгкие врасплох. Отдышавшись, я направился вглубь леса, всё ещё не в силах привыкнуть к водяным парам, клубившимся вокруг. В попытке следить за дыханием, я не сразу заметил, как песок подо мной начал сменяться землёй, а затем и пластами ила, и когда очередной шаг выбил громкий чавкающий звук из почвы спасти мою обувь уже не представлялось возможным.
— Дома отмоюсь, — буркнул я, подворачивая штаны. «Если доберусь», — печально откликнулись мысли в голове.
Минут через тридцать угрюмого чавкания по илистому дну промокшие ботинки начали жидко хлюпать, подтверждая правильность моего пути. Пустынные деревья постепенно сменялись густой болотной травой и камышами, пальмы склонялись всё ближе и ближе к земле, плакучими ветвями щекоча мне спину.
Первая ива, промелькнувшая среди всё сгущавшейся листвы, всё ещё отдалённо напоминала южные деревья, несуразным гибридом выделяясь на фоне другой растительности. Я потёр глаза, удивившись секундному головокружению, чтобы открыв обнаружить ещё с десяток подобных химер. Пробираясь среди ив и появлявшихся иногда берёз, я всё глубже и глубже увязал в мокрой земле. «А вот носки не жалко», — подумалось мне, ощущая противные скользкие куски торфа и водорослей на своих икрах. Штаны, в целом, тоже уже было не спасти, но я надеялся, что хоть какой-то предмет одежды останется в приемлемом состоянии.
Вскоре я остановился передохнуть — в густой земле было невероятно сложно передвигаться. Опустившись на торчавшую из воды корягу, я осматривал окрестности, пытаясь отыскать более сухой путь. К сожалению, единственное сухое место, оказавшееся неподалёку, занимала лениво кружившая по кочке гадюка. Я уже было отвернулся, но тут в голове пронеслась стремительная мысль и я сорвался с места, полетев к змее на всей своей улиточной скорости. «Вот оно! Может, сейчас?..» — я схватил опешившую гадюку за хвост.
— Ну же, давай! — заорал я, перехватывая пытающуюся выскользнуть из моих рук змею. — Кусай, родимая!
Будто нехотя, лениво извившись, гадюка зашипела на меня, опрокинулась назад и бросилась на мою руку широко раскрыв пасть. Улыбка, начавшая расползаться на моём лице сменилась разочарованием, когда зубы чешуйчатой смялись как алюминиевая фольга о мою кожу. Нахлынувшая жалость к бедной зверушке убедила меня оставить змею в покое, переложив бедняжку на нагретое пробивающимся солнцем место, но гадюка больше не двигалась. Смятые зубы медленно плавились на солнце, разъедая пасть и мох вокруг, глаза вспучились и лопнули, стекая на остатки морды. На моих глазах змея начала разлагаться и растекаться своей плотью, и вскоре от неё остался только выжженный зубами и кровью след на мхе.
— Земля пухом. — грустно произнёс я и отвернулся. — Знал же, дурак, как оно будет, так надо было животинку угробить. На мои сетования лес отозвался далёким криком выпи. Я понял намёк и замолчал.
* * *
Пережитая неудача придала мне сил. Чем глубже я забирался в лес, тем выше становилась болотная жижа, запачкав мне поясную сумку. Надо идти дальше, — знал я и шёл.
Несколько часов блужданий в болотной воде не пошли мне на пользу и, в очередной раз споткнувшись о корягу, я не удержал равновесие и с головой ушёл под воду, набрал полные лёгкие мутной жижи. Случайно открывшиеся глаза горели огнём из-за грязи и обломков веток, мозг никак не мог отличить верх от низа. Нащупав дно, я попытался упереться в него ногами, что бы выпрыгнуть из тягучей воды, но ботинки скользнули по внезапному склону и я оказался глубоко в толще болота. Сознание и не думало гаснуть — сердце билось, как сумасшедшее, а лёгкие всё пытались добыть кислород, толчками наполняясь тиной и сгустками торфа. Я вспомнил, что уже так умирал. Эта мысль ужасала — это значило, что если я не выплыву — останусь тонуть в невесомости навечно. Беспомощно дёргаясь, я искал и не могу найти хоть какой-то ориентир, чтобы всплыть.
Внезапно, я ощутил мощное течение, потащившее меня в сторону. Резко похолодевшая вода становилась всё прозрачнее и жиже по мере того, как меня несло в непонятном направлении. Сильное и быстрое, течение вымывало грязь болота изнутри и снаружи моего тела, затекая внутрь лёгких и успокаивая горящие глаза. Вода становилась легче и легче, истончалась, оставаясь водой на ощупь и вкус, но невероятным образом позволяя дышать внутри неё.
Течение вынесло меня в озеро. Вода резко измельчала и я, наконец, смог вынырнуть и встать в полный рост, чтобы увидеть всю красоту этого места. Тонкая плёнка почти невесомой воды обозначала поверхность озера, прозрачной водой оголяя камни. Болотные деревья сменились голыми кустами дикой вишни, на которых кронами клубилась озёрная вода с купавшимися в ней стайками лохматых воробьёв. Я резко выдохнул, прорывая себе путь в эту прекрасную реальность, и огляделся вокруг.
То, что мне предстояло сделать с этим местом не вызывало у меня ни малейшего проблеска радости, даже учитывая значение этого для меня. Ещё никогда я не жалел о том, что мне необходимо делать в подобных местах, но здесь бы я остался ещё ненадолго. «Ну, заслужил же я небольшой отдых!» — подумал я и направился к берегу.
С час я отдыхал на полянах возле озера, запоминая диковины и, когда подошло время, твёрдо пообещал себе их нарисовать по прибытии домой.
— Но для начала домой надо вернуться, — выдохнул я в пустоту клубочек озёрной воды и достал нож.
Когда первая капля крови коснулась воды, всё преобразилось. Мои изрезанные руки немного подёргивались, разбрасывая капли вокруг, а вода начала стремительно густеть. Поднялся страшный ветер, и я даже обрадовался тому, что перемещаться в этом липком холодце, в который превратилась озёрная вода, уже невозможно. Воробьи испуганно зачирикали и начали поспешно взлетать с крон деревьев, пока других затягивало внутрь воды. Сгущающаяся, видимо, и на кронах вода бетоном раздавливала птичек, угодивших внутрь, и вскоре все «листья» были ярко-красного цвета в комками перьев и костей мёртвых птиц.
Тем временем вода в озере поднялась и начала густеть с новой силой, поэтому я не мог ничего сделать, кроме как наблюдать за происходящим ужасом. Алые кроны деревьев начали двигаться, сливаясь в гигантское неоформленное нечто: кости птиц внутри перемалывались и сливались в новый, гигантский скелет, а псевдощупальца воды ловили оставшихся воробьёв и засасывали их внутрь. Взревев, чудовище взметнулось в воздух и нырнуло, распространяя чёрную слизь чешуи по озеру. Вода стиснула меня особенно сильно, так что я выронил и безнадёжно потерял свой нож и резко отпустила.
На дне чёрного невесомого озера гигантскими кольцами свернулась она — воробьиная гидра. Гладкая поверхность озера будто игнорировала бушующий ветер, пляшущий вокруг меня, когда я шёл навстречу своей гибели. Я медленно продвигался в центр озера, боясь спугнуть новорожденное чудище.
По ноге скользнуло что-то холодное.
Вода позади меня взорвалась чёрными каплями и окатила меня, заставив резко обернуться чтобы увидеть… ничего. Поверхность озера снова была спокойна, но на этот раз тих и ветер. Я осторожно, оглядываясь назад повернуться обратно к центру озера.
Мой новый шаг отозвался неожиданной болью, будто я проткнул ногу каким-то штырём. Я с удивлением опустил глаза на ногу, но чёрная вода не позволила ничего увидеть. Всматриваться и не пришлось. Из воды, там, где должна была быть моя нога, начала вырастать длинная тонкая игла. Я попытался высвободить ногу рукой, но наткнулся на что-то и порезал ещё и ладонь. Чем больше я двигался, тем больше увечий я себе наносил, и каждое из них оставалось в плоти острой белой иглой.
Боящийся сделать даже вдох, я удивился отсутствию боли. Толщина пронзающих игл была очень небольшой, так что я чувствовал их только при движении, хотя сейчас, нанизанный на сотню подобных игл, я был надёжно зафиксирован внутри этого «ежа». Пытаясь найти выход из ситуации, я посмотрел вниз и увидел.
Прямо подо мной лежали усыпанные чешуёй кольца, оканчивающиеся гигантским расширением прямо под моими ногами. Я стоял на морде воробьиной гидры, нанизанный на сотни её зубов. Безглазое чудовище гортанно булькнуло и открыло рот.
Боль каждой клетки моего тела разрывала моё сознание, пока гидра разрывала меня на куски. Развешенный гирляндами на её зубах я падал в воду, рассекал брызгами воздух и взрывался органами, смешивался с озёрной водой и с телом воробьиного чудища. Она забрала мою плоть, мои органы и кости, делая меня частью своего чудовищного тела. Когда у меня ещё оставались лёгкие и шея, я решил похулиганить.
Стыдно признаться, но я кричал.
* * *
Иногда мне снятся сны. Сны, которые не отличить от реальности.
Сны, выбраться из которых можно только умерев мучительной смертью.
Сны, которые делают тебя неуязвимым к тому, что убило тебя в прошлый раз.
Сны, в которых у меня почти не осталось способов умереть.