Поначалу, принеся домой Клодетту, я переживала, что ей будет скучно и грустно. Всё же попугаи — существа социальные, а ухаживать за ней для меня было в новинку. Я вряд ли смогла бы уследить сразу за двумя, и потому не решилась завести для неё напарника. Тётя Джун, так «великодушно» передавшая мне птичку, не вынеся её гиперактивности, заверила меня, что Клодетта вполне самостоятельна и может быть предоставлена самой себе.
Вначале было нелегко. Я с опаской относилась к её огромному клюву и острым коготкам, а она всё никак не могла довериться чужому человеку. За двадцать пять лет жизни ей довелось сменить множество хозяев, и каждый из них рано или поздно сдался, как и тётя Джун. Отчасти именно из жалости к Клодетте я и приютила её. Мне хотелось, чтобы у неё наконец-то появился дом, и ради этого я готова была немного помучиться.
Привыкали мы друг к другу, как мне казалось, ну очень долго. Клодетта изрядно меня покусала; но теперь она хотя бы признаёт мою руку как кормилицу. Заметив, что ей очень приглянулся мой скромный балкон, я перенесла туда клетку и предоставила питомице полную свободу в пределах помещения. Это тоже заметно укрепило наши отношения.
На это ушло много времени, терпения и лакомств, но она наконец-то стала подлетать ко мне, заприметив меня на пороге дома, а затем садиться ко мне на руку и склёвывать вкусняшки, которые я приносила.
Если сначала я и беспокоилась, что без меня ей будет одиноко, то мои сомнения быстро развеялись: Клодетта подружилась с птичками-пересмешниками, которые свили гнёзда под окнами квартиры. Они то и дело перекрикивались и обменивались с ней чириканьем. Время от времени на это жаловались соседи, но нет такой вины, которая не может быть заглажена свежеиспечёнными печеньками и доброжелательными открытками.
Если бы не Клодетта, я бы никогда и не подумала заводить попугая. За упрямой птицей скрывалась добрая и умная пташка. Как оказалось, она владела довольно внушительным (и довольно разнообразным) словарным запасом и могла очень умело подражать окружающим. Также выяснилось, что Клодетта успела за пару месяцев научить птиц-пересмешников парочке новых словечек.
Однажды вечером я сидела на балконе и нежно почёсывала Клодетту. Собравшись было пойти на кухню готовить ужин, я вдруг услышала мягкий, но весьма чёткий голос, шедший откуда-то сверху.
— Ёб твою мать! — вскрикнула я.
Я оглянулась вокруг. В квартире никого не было, да и на улице тоже. Клодетта, сидевшая у меня на колене, начала покачивать головой. Её перья слегка взъерошились.
— Ёб твою мать! — произнёс голос.
— Ёб твою мать! — ответила Клодетта.
Их «диалог» повторился ещё несколько раз. Это была одна из любимых фраз Клодетты. Я схватила её и вышла с балкона, надеясь уберечь питомца от странного голоса. А затем я увидела птичку-пересмешника, пару раз пролетевшую туда-сюда мимо балкона. Она явно искала Клодетту. Тут же мне стало понятно, что таинственный голос принадлежал не какому-то хулигану, а передразнивавшим её пересмешникам.
Клодетта научила диких птиц ругательству.
Уже в ту секунду я была готова испечь двойную порцию печенек, чтобы задобрить соседей.
Вместо того, чтобы запирать Клодетту дома, я решила попытаться научить её более вежливым фразам. С надеждой, что дикие птицы перехватят и их.
— Привет! — талдычила я снова и снова.
— Привет! — повторяла Клодетта.
— Ёб твою мать! — говорили птички.
Ну ёб твою мать.
Я вообще не знала, что птицы-пересмешники умеют «разговаривать». И, тем более, не имела понятия, как их можно обучить новым словам. Потому я сделала самый разумный ход: залезла в интернет и завалила других людей вопросами, надеясь получить хоть какую-то информацию.
— Они повторяют то, что слышат чаще всего, — ответил мне на форуме один птичий энтузиаст. — Скоро они возьмутся за что-нибудь другое! Помнится, пересмешница то и дело звала моих собак по имени, а затем вдруг перестала и заладила что-то новое! Удачи!
«Ладненько, — подумала я, — значит, будем ждать».
Между тем, я регулярно беседовала с Клодеттой, чтобы сделать её речь более элегантной. Проходили наши «занятия» так: каждый вечер я сидела перед ней и произносила слова. За каждое правильно скопированное слово Клодетта получала съедобное вознаграждение. На всё про всё ушло несколько месяцев, но со временем ругательства в её речи поредели, а уличные птички перестали их повторять. Я сочла это победой.
Как-то утром, перед тем, как пойти на работу, я по привычке подошла к уголку Клодетты, чтобы её покормить. Она приподнято покачала головой и издала свойственный ей довольный клёкот. Но на этот раз он был непривычно хриплый, словно ей было тяжело дышать.
Я приподняла и погладила птицу:
— Всё хорошо?
— Привет! — ответила она. Странный хрип прекратился.
Чтобы убедиться, что с ней всё в порядке, я немного задержалась, из-за чего чуть было не опоздала на работу.
На следующее утро ситуация повторилась. Клодетта кивала головой со взъерошенными перьями, одновременно издавая эти странные звуки, напоминающие обрывистое дыхание.
Птицы с улицы отвечали ей какими-то щёлкающими звуками. Мне не было до них особого дела — меня гораздо больше заботило здоровье питомицы.
Я позвонила боссу и отпросилась с работы по семейным обстоятельствам, после чего впопыхах отвезла Клодетту в ветеринарную клинику. Дрожащим голосом я дала её сотрудникам понять, что у Клодетты может быть серьёзное заболевание и на словах описала проблемы с дыханием. Меня отвели в кабинет и сказали ожидать доктора.
Как только он зашёл, я тут же рассказала ему о нездоровых звуках и попросила прислушаться к Клодетте. Она сидела в переносной клетке и преспокойно прихорашивалась, не догадываясь, что её жизнь может висеть на волоске.
— Готова поклясться, вчера и сегодня она сильно хрипела, — настояла я.
— Такое порой приходит и уходит, — бережно отметил доктор Грэм. — Сделаете мне одолжение? Попробуйте повторить звуки, которые вы слышали.
Я максимально приближённо похрипела, надеясь, что врач сможет уловить всю тяжесть ситуации из моей имитации. Вдруг Клодетта начала повторять за мной.
Доктор Грэм прикрыл ладонью улыбку, а затем вновь принял серьёзный вид.
— С ней всё в порядке, Стейси. Похоже, что она, эм... подслушала вас как-то ночью и теперь повторяет услышанное.
— Что?
— Полагаю, она услышала вас с вашим партнёром. Ну, знаете... в интимный момент.
Клодетта будто нарочно подтвердила его слова, издав тихий стон, который трудно с чем-либо перепутать.
— Прошу прощения, — промямлила я раскрасневшись, поблагодарила врача, схватила клетку и чуть ли не бегом удалилась из кабинета.
— Ты подслушивала соседей, — осуждала я невинно присвистывающую Клодетту по дороге домой. — Или, может, кто-то слишком громко смотрел телевизор? Где ты выучила эти звуки?
Точно не от меня, уж в этом я была уверена на все сто. Чем бы оно ни было, это нечто явно продолжалось довольно длительное время, иначе оно не пристало бы к Клодетте. Я не могла взять и пойти по соседям с расспросами об их личной жизни. Поэтому я решила просто более пристально следить за Клодеттой и за тем, чем она занимается.
Оказавшись на балконе, она поприветствовала своих приятелей-пересмешников, которые ответили ей тем же, после чего устроилась поверх своей клетки, чтобы вздремнуть под тёплыми лучами солнца.
Часть дня я провела на балконе вместе с ней, но так и не услышала ничего примечательного. Становилось жарковато, и я зашла обратно в квартиру. Время от времени я выглядывала на балкон, но единственной необычной вещью, которую мне удалось застать, был всё тот же щёлкающий звук, так полюбившийся пересмешникам. Они казался отдалённо знакомым, но я так и не смогла припомнить ничего конкретного.
Тяжёлое дыхание Клодетты повторялось каждое утро. Иногда она издавала стоны. А ещё время от времени бормотала вполголоса:
— Красотка. Красотка. Красотка.
Ну, хотя бы не «ёб твою мать».
Каждый день она перекликалась с птицами, и постепенно я привыкла к их щёлкающим звукам. Особенно активно пересмешники «щёлкали» по утрам, когда Клодетта занималась своими, как я стала это называть, «дыхательными упражнениями».
Тяжёлое дыхание.
Щёлк-щёлк.
Стон.
Щёлк-щёлк.
И так с утра до полудня.
— Ну ничего, — успокаивала я себя, — нужно просто подождать, и они найдут новый звук, чтобы сводить меня с ума.
Но с течением времени я лишь замечала, что щелчки становятся всё чётче и чётче. Взявшись за дело всерьёз, я наверняка смогла бы с точностью определить, что же было изначальным источником этого звука. Но ответ продолжал от меня ускользать.
— Как поживает Клодетта? — спросила моя сестра. Как и всегда по четвергам, мы болтали по телефону, потягивая вино.
Я сидела в гостиной в одной пижаме, состоящей из майки и коротеньких шорт. Настолько, пожалуй, коротеньких, что на улицу я бы в них точно не вышла. В одной руке я держала телефон, в другой — бокал. Стеклянную дверь на балкон я оставила открытой, чтобы Клодетта могла в любой момент ко мне присоединиться.
— Ничего нового. Иногда всё так же жутко дышит.
— И как, разузнала, кто её этому выучил?
— Подозреваю, что Джонсоны. Мне всегда казалось, что они немного эксгибиционисты.
Рейна усмехнулась:
— Они разве не старики?
— Ну да! Но и старикам порой нужно немного любви!
Пока мы смеялись, я услышала серию тихих щелчков через приоткрытую дверь балкона.
— О! О! — воскликнула я. — Птицы-пересмешники издают тот дурацкий звук, о котором я тебе рассказывала! Слышишь? Сможешь сказать, что они имитируют?
Я вскочила с дивана, подбежала к тонкой шторе, висевшей перед дверью, и одёрнула её.
В то же мгновение щёлканье прекратилось.
Клодетта ходила туда-сюда по своей клетке, бубня не переставая:
— Красотка. Красотка. Красотка.
Краем глаза я уловила лёгкое движение в одном из кустов за окном.
Свет из квартиры отражался от поверхности балконного окна, и разглядеть улицу было непросто. Я замерла.
— Не слышу, — сказала Рейна. — Стейси?
Вновь зашевелился куст.
Клодетта начала тяжело, надрывчато, хрипло вздыхать.
Птицы с деревьев ответили щелчками.
И вдруг я узнала этот звук, и осознание это повергло меня в шок.
— Рейна, — сказала я настолько спокойно, насколько это было возможно. — Кажется, там кто-то в кустах.
Как только я это сказала, тёмная фигура подскочила и рывком умчалась за угол дома. Это произошло так быстро, что я едва успела что-либо разобрать: ни черт лица, ничего. Только тёмная одежда и, кажется, шляпа. А потом он скрылся из виду.
Рейна, чуть ли не срываясь на крик, спрашивала, вызывать ли ей полицию, а я была слишком ошарашена, чтобы как-то ответить.
У меня ушли месяцы на то, чтобы научить Клодетту новым словам, а у неё — месяцы на то, чтобы научиться копировать новые звуки, и ещё больше месяцев, чтобы научиться повторять их с точностью. Вне сомнений, чтобы запомнить чьё-то тяжёлое дыхание и стоны, требовалось не меньше времени. Значит, это продолжалось очень долго.
У меня душа в пятки ушла. Меня чуть было не вырвало.
Этим звукам она научилась не от соседей и не от телевизора, а от человека, который на протяжении нескольких месяцев выжидал вблизи квартиры и дышал, как похотливый пёс, наблюдая за мной.
Упёршись в дверь, я протиснулась в квартиру.
За моей спиной одна из птиц-пересмешников заладила свою песню с вершины дерева:
— Щёлк-щёлк.
Идеальная имитация затвора фотоаппарата.
Автор: Pippinacious
Перевод: Timkinut