В низине гор, под шепот ветра и глухие шорохи из темных расщелин, тени обнимали камни, встречая стылый день. Величественные хребты на склоне долины сменялись выжженной солнцем степью. Контраст ландшафта омывался безмятежно плывущими на небе облаками, под которыми на краю небольшой сопки сидел Юсуф, вслушиваясь в завывания гор. Седовласый старик, с морщинами глубокими как окружавшие его ущелья, различал голоса своих предков в мотивах природных завываний.
Под ним вдали лежал поселок, ставший давно частью этой долины. Оттуда, навстречу дедушке поднимался загорелый мальчик Орхан, с пастушьим рожком в руках. Дудка в руках ребенка была старой, с узорами высеченными еще родителями старика Юсуфа. Вдали от суеты мальчика ожидал очередной урок.
— Sana gösterdiğim şarkıyı hatırlıyor musun? Denizler ve dağlar hakkında mı? (Помнишь ли ты песню, что про моря и горы?) — Юсуф смотрел на Орхана добрым, воспитательным взглядом. Он подал руку чтобы внук уселся рядом.
— Elbette hatırlıyorum, şimdi oynayacağım (Помню конечно, сейчас сыграю)... — только мальчик взялся за дудку как дедушка остановил его.
— Burada rüzgarla oynayın. Hangi tonda söylediğini ve ne kadar sürdüğünü dinleyin (Давай сыграй его здесь не один, а вместе с ветром. Прислушайся, как он поет, какую длительность берёт). — старик учил внука музыке с малых лет. Будучи простым фермером он тонко чувствовал ее, и обладал природным, уникальным слухом.
— Ne hakkında şarkı söylediğini duyamıyorum. Rüzgar mağaralarda bir şekilde uğursuz bir şekilde uğulduyor (Я не слышу о чем он поет. Ветер просто зловеще воет в пещерах, разве это песня?).
Старик ощущал мир по своему, звуки вокруг имели свой тон для него. Он слышал мелодии своих предков об осеннем увядании и смерти.
— Bana göre bunlar uğursuz. Dinle, sana bambaşka bir şarkı söylüyorlar (Это для меня они зловещи. Прислушайся, тебе они поют совсем другую песню).
* * *
Дикая природа северо-восточной части России встречала сурово привыкшего к субтропическому климату Орхана. В деревне, куда он приехал, люди спокойно трудились под палящим солнцем среди оравы кровососущих насекомых, которые облюбовали эти земли из-за окружающих их болот. Сухой континентальный воздух жарким летом изводил приезжего гостя.
Якуты близки Орхану, ему понадобилось не более полугода чтобы научиться говорить на их языке. Тюркская семья языков была прародителем огузской ветви, и в моментах фонетики и в некоей степени грамматики якутский был похож на его родной турецкий язык.
Местные жители тепло отнеслись к далекому гостю, его миссия, была почтительно принята всеми. Носительницы древних традиций национальной музыки Республики Саха, передающейся из поколение в поколение устным образом, были польщены вниманием со стороны иностранного гостя.
Долгая дорога с города в деревню, на вертолете и на машине утомила Орхана. Вечер грезился ему только отдыхом, работа могла подождать до утра. С собой он возил много оборудования, весьма дорогого и чуждого для многих. Но Орхан не боялся, что с ним что-то может случится. С людьми он сходился легко, так как чувствовал их. Еще в детстве дедушка научил его взаимоотношениям с людьми. Голос, тембр, движения человека, всё это музыка и танец под нее. Правильно подобрав темп можно «спеться» с любым встречным, вне зависимости говорит ли он на твоем наречии.
— Бюгюн сынньаныам. — Орхан говорил своему попутчику Владимиру, что сегодня он намерен просто отдыхать.
— Хайаа даганы догор, ыалдьыт кисигэ кенул. — седой, крепкий мужчина, что привез далекого гостя к себе в деревню не был против его планов. Его не принуждали ни к чему, и никто не был настроен против длительности его визита. Хоть и пребывать в гостях Орхан долго не собирался.
Целью его визита была запись национальных песнопений. Уже год Орхан находился в разных уголках европейского континента для фиксации и сохранении музыкальных традиций различных малочисленных народов. Он хотел сохранить древние мелодии и песни в его первозданном виде, без студийного и иного осовремененного подхода. Запись песен и музыки он проводил исключительно в местах где она рождалась, и под аккомпанемент ландшафта родной для нее местности.
— Тимур, поможешь нам с разгрузкой вещей? — Владимир обратился к русскоговорящему водителю, который привез их на стареньком автомобиле марки УАЗ. Мужчина молча согласился.
Предварительно закурив, компания начала вытаскивать из машины звукозаписывающее оборудование в фанерных, с алюминиевым обрамлением, кейсах. Две больших и одна маленькая коробки были оборудованы выдвижными ручками и колесиками для удобства.
— Имя Тимур у нас в Турции много встречается. — Орхан улыбался водителю, он прекрасно владел и русским языком. Тимур слабо улыбнулся втягивая сигарету в зубах. Мимика сурового водителя выдавало в нем глубокие размышления. Хмурые, неухоженные брови создавали темные складки на его лбу, а глаза пронизывали Орхана, будто вопрошая о чем то. Во время поездки, парой фраз они обменивались. И он запомнил его взвешенные слова, на спокойном диапазоне. Тимур говорил спутникам о сухой погоде в эти дни, и о том, что подкинет их возле дома Василия, своего сослуживца по армии.
Пока Владимир с Тимуром отошли к машине о чем-то тихо переговариваясь, Орхан вдохнул местный воздух и прислушался к местности. Какофония из работающего двигателя машины, орущих недалеко детей, звуков трудящихся мужчин во дворе дома напротив, лая собак и легкого ветра, казалась настраивающимся оркестром, готовящимся превратить этот хаос в стройную мелодию. Через четыре дома вдали начинался лес. Там звуки приобретали уже некий таинственный оттенок, который вкупе со звуками деревни нужно было выровнять и скорректировать в выгодном свете.
Владимир, сплевывая окурок в рядом стоящую урну, подошел к увлеченному Орхану.
— Орхан, чэ брат, бу манна Вася олорор, киниэхэ тохтуугун. — дом, у которого они остановились принадлежал одинокому мужчине Василию, который готов был приютить на время иностранного гостя.
— Тимурга харчи телубун да? — Орхан хотел заплатить за услуги Тимуру, но Владимир жестом показал, что не стоит.
— Ээ, когда увозить будет да, заплатишь кыратык. — с улыбкой громко, чтобы слышал Тимур, ответил Владимир. Мужчины дождались когда уедет водитель и занесли во двор оборудование. — Исит эрэ, ыарахан олохтоох бу кисибит. Эмээхсинэ эрдэ ыалдьан елеехтеебутэ, соготох тереппут кыыса бэйэтигэр тиийиммитэ. Онтон бэйэтэ сэриини игин ааспыт дьээдьэ.
Орхан не всё понял, о чем сказал Владимир, но было ясно, что у Василия в жизни было не всё гладко, умерла жена, и совершила суицид родная дочь.
— Учугэй да билигин? — Орхан не боялся людей, его просто волновало состояние человека.
— Ээ учугэй. Кене киси. — Владимир убедил его, что Василий тихий и спокойный мужчина. — Бэйэ, кэтэс эрэ, мин урут киирэн сэрэтиэм.
Владимир забежал в дом чтобы сообщить об их приезде. Орхан остался во дворе. Вокруг кустами росла высокая трава, за амбаром виднелся пустой огород и запущенное поле, где раньше сажали картофель. Казалось, что здесь никто не живет.
— Киир чэ! — громко пригласил Владимир, высовывая голову с открытого окна.
— Ыл, кемелес, вещи есть буолбат да. — Орхан напомнил ему о своих вещах. Голова Владимира исчезла с окна, и через некоторое время во дворе появился хозяин дома. Высокий, коренастый мужчина якут, с глубоко посаженными глазами и редкими усами протянул турецкому гостю свою крупную ладонь.
— Орхан диэммин, дорообо догор! — поприветствовал Орхан Василия, крепко пожимая его руку.
— Не надо, если говоришь на русском, говори на нем. Без обид, но странно звучит от тебя наша речь. Не очень люблю такой акцент. Да и немного глуховат я. — у Василия был басовый, задумчивый голос. Немного хрипло, с паузами, его слова звучали как шелчки.
— На русском говорю, хорошо будем на нем. — Орхан ощутил дружелюбность хозяина, но его невыразимые эмоции слегка смущали.
Занеся вещи в дом, Владимир предложил попить чаю, чтобы познакомиться. Василий за столом оказался щедр на разговоры. Рассказывал он обычные исторические справки о Якутии и местных краях, думая, что Орхану это будет интересно. Но собеседник был прекрасно осведомлен обо всем. Перед поездкой куда-либо, он досконально изучал всё, начиная от истории и быта, заканчивая традициями и нравами. Сохраняя радушие он кивал и искренне удивлялся историям Василия.
— Несмотря на то, что территория у нас огромная, населена она крайне хреново. Ты видел наверное, да, когда летел на вертушке, вокруг километры леса и тайги, а поселки и особенно деревни, в больших расстояниях друг от друга. Просто знаешь, якуты любят уединение. Для нас узкий круг общения с родней, к примеру, предпочтительнее, чем знать тысячи человек. — Василий отводил взгляд с Орхана на Владимира, тот кивал соглашаясь с ним.
— Да, ваша преемственность, связь с предками, сохранение истории поколений это то, что привело меня к вам. Я познакомился с Любой Ивановной в доме культуры в Якутске, в городе. И сразу заинтересовался. У нее сильные корни в древности, к предкам своим... — Орхан говорил про женщину которая стала причиной его визита в эту деревню. В городском центре культуры «Дом дружбы народов» он встречался с представителями общественных объединений по распространению и сохранению национальной культуры, где его познакомили с Любовью Ивановной. Народной певицей из фольклорного ансамбля. Среди ее потомков было много известнейших в Якутии певцов национального эпоса «олонхо», которые буквально стояли у истоков местной фольклорной музыки и песнопения.
— Да, да, эдьиий Люба звезда отой, бутун Рассыя урдунэн билэллэр если что. Ну, среди этно музыкантов точно. — Владимир дополнил, что Любовь Ивановну знают по всей стране, в кругах этнической музыки.
Просидев час, Орхан неприкрыто намекнул, что сильно устал, и буквально напросился к отдыху. Василий определил его в пустую комнату, где раньше жила его дочь и остался разговаривать с Владимиром на кухне.
Разложившись на железной кровати с пружинной сеткой на мягком матрасе, Орхан не заметил как быстро погрузился в сон.
Ночью ему пришлось очнуться, чтобы раздеться, так как в комнате было жарко. Открывая слипшиеся глаза, он не мог понять из-за белых ночей, то ли светает в окне, то ли это глубокая ночь.
Проснулся Орхан рано утром от яркого солнца, светящего прямо в глаза. Окна в комнате не были занавешаны. Приводить себя в порядок он был вынужден на улице, в летней, механической душевой. Внутри дома был лишь умывальник заправляемый вручную водой. Иного водоснабжения у Василия не было. Также у хозяина была небольшая баня, оборудованная во дворе.
Василий сидел на кухне и пил чай с бутербродами, которые для Орхана оказались странными. Василий мазал на хлеб толстым слоем сметану и сверху тонко подливал ягодное варенье.
— Будешь? Доброе утро! — он предложил присоединиться к завтраку зевающего Орхана.
— Нет, спасибо, в клубе кажется меня уже ждут. Старушки рано просыпаются, ты должен знать. Кстати, Вася, могу я у Вас одолжить велосипед. Я заметил его во дворе у Вас. — Орхан хотел быстро прокатиться в лес, чтобы найти место для записи.
Получив разрешение в прокате велосипеда, сначала Орхан предупредил женщин в клубе, что приедет только через час. Дамы разных возрастов, во главе с народной певицей Любовью были нарядно одеты и в бодром расположении. Они остались в клубе распеваться и готовить материал для записи.
В лес от деревни пролегала тропа, которой пользовались местные грибники и сборщики ягод. Проезжая по этой дороге вглубь, Орхан не мог найти стоящего места. Проехав пару километров, он решил отойти от тропы в сторону, прислушиваясь к лесу. Утром природа звучала громко. Вокруг шелестела листва и весело пели птицы. Отдаляясь в чащу, Орхан ориентировался к приглушающемуся шуму, и вышел на чистую поляну. Остановившись и глубоко вздохнув, он негромко крикнул. Деревья отразили его крик слабой, но выразительной для него акустикой. Трава и листва едва ощутимо реагировала на звуковые колебания, но такое рассеянное эхо, для жужжащего низкочастотного звукоряда, вполне подходил. Место для записи было определено.
Уже через час, с помощью Владимира и его небольшого автомобиля, на это поле была привезена вся аппаратура и сам ансамбль.
Пять микрофонов с ветрозащитой были готовы записать вокал и окружающую среду. Небольшой активный монитор был установлен перед исполнителями, микшерный пульт и ноутбук возле самого Орхана готовы были начать работу. Дизельный генератор, что питал весь процесс, работал в отдалении, в звукоизоляционном кожухе.
Плавное полу-гортанное песнопение «тойук» с мелодическими украшениями «кылысах» начало переливаться по полю. Четыре вокала, каждый из которого представлял собой двухголосие разных тонов и окраса, слаженно распевали обращения к духам и восхваление предкам. Мелодичные верхние и дрожащие низкие голоса интонировали в длительных тирадах, и коротких форшлагах. Деревья, пропуская и возвращая эти звуки, эхом дополняли всё действие.
Орхан в наушниках выравнивал звук. Через микшерный пульт он фильтровал лишние сигналы, поступавшие с микрофонов. Конденсаторные микрофоны, с широкой диафрагмой, снимали теплый и насыщенный звук. С двух других, которые снимали звук окружения, Орхан уловил тихий, но высокочастотный шум, который словно вторил в такт песням. Как бы он не пытался урезать его, тонкое завывание всё еще чувствовалось. Подумав на помехи с монитора или плохое соединение проводов, Орхан попросил женщин сделать перерыв, чтобы проверить всё.
— Орхан, дорогой, дьэ бэркэ толкуйдаабыккын ди. Бу тойугу мин эбэбэр кин эбэтэ ессе туойар этэ. — Любовь Ивановна радовалась тому, что песни которые ей передала еще прапрабабушка наконец смогут иметь ценность вне их родного региона.
Проверив микрофоны и провода, Орхан убедился что лишнего шума больше нет. Женщины в это время пили теплый чай с термоса, и о чем-то общались тихо смеясь.
Решив еще дать им отдохнуть, Орхан прилег на траву закинув руки за голову. Он прищурился от яркого солнца и вслушался в звуки природы. Пение птиц вдалеке и легкий шелест деревьев внушали спокойствие. Орхан подумал, что мог бы вздремнуть тут. Глубоко вздохнув, вентилируя легкие для лучшего прохождения звуковых волн по тканям ушей, он вдруг расслышал тихий свист, похожий на мелодию недавно спетую женщинами.
— Дьуэгэлэр, исиллээн эрэ ким эрэ исирэр ду ыраах? — Орхан резко подорвался чтобы узнать слышат ли это остальные.
— Ханна? Тугу этэ5эн тоойуом? — самая молодая из женщин подошла к нему. Она пыталась прислушаться вокруг. Но завывание пропало, так же внезапно, как и появилось.
— Кестен ылла бысыылаах, чэ салгыахха! — Орхан сказал, что ему показалось, и предложил продолжить запись, чтобы закончить к обеду.
Отряхнувшись, он заметил на траве ожерелье из бус, с небольшим медальоном в виде какого-то символа. Женщины уже распевались и вопрос о том, кто обронил украшение был отложен.
* * *
В тот вечер, в клубе местная самодеятельность устроила небольшой фуршет в честь проекта Орхана. Кроме уже знакомых ему певиц была их родня, Владимир, а также участковый полицейский и кто-то из местной администрации.
Юные дарования исполнили веселые эстрадные песни, Любовь Ивановна пожелала успехов в деятельности Орхана, а представитель администрации вручил Орхану грамоту. Затем все собрались вокруг стола, где были подготовлены закуски и выпивка. Помимо традиционных якутских блюд, на ней были представлены и что-то из европейской, знакомой Орхану, кухни.
— Орхан Бояжи, дорогой наш гость, может выпьешь с нами? — Владимир уже был навеселе от происходящего. Голос его менял интонации на ходу, глаза блестели, а сам он улыбался во весь рот.
Пока они общались к ним присоединился Егор, местный участковый полицейский.
— Друзья, хороший вечер, но ты Вова не напивайся. Туксу. — он попросил Владимира следить за собой. Присутствие представителя власти немного смутило Владимира и он, ухмыляясь, отошел от них. — Орхан ты же у Васи остановился?
— Да, киниэхэ баарбын. — утвердительно кивнул Орхан.
— Понятно, ты с ним полегче если что. Человек ветеран чеченской, да еще небольшой призыв у меня имел за хулиганство. Кстати тебя никто не обижает у нас? — Егор смотрел собеседнику прямо в глаза.
— Ээ суох. Все хорошие у вас. А что с Васей было у вас? — через колонки сомнительного качества включили зажигательную музыку и Егор жестом попросил выйти на улицу с ним.
— В общем, чтобы ты знал, учитель местный вроде как приставал к дочке Васи, что она не смогла вытерпеть и..., ты наверное слышал уже. Вася не мог найти себе места. И тут учитель тот пропал. Убежал все говорят. Я пару раз вызывал к себе Васю, он говорил, что не знает куда он уехал. — полицейский закурил, всматриваясь вдаль, на вечернюю деревню. По дороге шли коровы с гонящими их фермером, дети катались на велосипедах, громко распевая современные песни.
— Нелегко было Василию. А тот мужчина испугался. Переехал наверное. — Орхан зевнул, ему хотелось вернуться в дом и отдохнуть.
— В том то и дело, не переехал, ведь он вещи все дома оставил. Вообще все вещи. И жил он один. В поселке его не было, и вертолетчики не помнили чтобы его возили в город. — предостережения Егора действовали на собеседника слабо. Орхан чувствовал людей, и к Василию испытывал, за то короткое время знакомства с ним, только тепло.
— Ладно, мин барыам. Пойду попрощаюсь со всеми, и к Васе пойду, а то он не пришел сюда, отнесу ему еды хотя бы. — Орхан протянул руку Егору и оставил его докуривать сигарету в одиночестве.
Солнце опускалось ниже за горизонт, очерчивая грань между днем и ночью. Трели птиц затихали, привычный дневной ландшафт под багряным оттенком заката окрашивался таинственностью. В темных углах дворов возникали тени, и вся деревня в это время казалась безлюдной.
Василий сидел на кухне доедая свой ужин.
— Дорообо Вася. Зря ты не сходил в клуб, там все пели и плясали. Было весело, вот я принес тебе кое чего. — Орхан развернул пакет и достал кусочек торта, пиццы и бутылку водки. Лицо Василия при виде напитка немного поблекло. — Вот не думал, что у вас я попробую такую вкусную пиццу, его Ольга кажется сама приготовила.
— Знаю, я частенько ей помогаю по хозяйству, готовит отменно. — монотонно произнес Василий не отрывая взгляда от бутылки. Заметив неоднозначную реакцию, Орхан спрятал водку в шкаф.
— Я угощусь чаем? Сейчас чайник поставлю. — он хотел немного поговорить с Василием напоследок, завтра вечером он уже планировал уезжать.
— У нас как говорят, раз принес — наливай. — голос Василия немного дрожал.
— Извини, ты же говорил, что бросил пить, просто забыл. Сам то я не особо любитель этого. — Орхан сделал паузу и заметив смутившийся взгляд Василия вернул бутылку на стол.
— Я раньше много пил, дурак был. Но это же раньше, а с тобой дорогой гость, почему бы и нет? — улыбка растеклась по покрасневшему лицу Василия. С удалой сноровкой он вскрыл бутылку и разлил напиток по кружкам, отмерив дозы в сто грамм. — Рюмки я давно выкинул, ну ничего, представь, что мы чаевничаем.
Затянутыми и протяжными фразами, с непривычным эмоциональным окрасом, Василий рассказывал Орхану как занимается промысловой охотой, как ему повезло получить лицензию на добычу косули и про то, как помогает многим жителям деревни по хозяйству.
— Руки, ноги на месте у меня, я огород не держу, не работаю, но на ветеранской пенсии и помогая товарищам в быту неплохо живу. Для деревни слушай, самое то. Ты вот музыкант, без обид, но я далек от этого. Но видимо неплохо живешь этим, раз можешь разъезжать по всему миру. — Василий уже наливал себе чуть больше ста грамм заметив, что Орхан все равно слабо притрагивается к кружке.
— Я скопил себе немного, чтобы позволить себе это турне. А так, я сотрудничаю с звукозаписывающей компанией со своим проектом, не назову себя полноценным музыкантом. Но я живу музыкой, здесь не отнять. — Орхан пытался уловить настроения собеседника, чтобы оставаться с ним на одной волне.
— А я же контужен, на войне. Слышал наверное, на кавказе у нас была. Пробыл там немного, вернулся с контузией, должен был обратно командироваться, а там уже и война кончилась, слава Богу. И с тех пор, знаешь, гул постоянный в ушах. Сначала было невыносимо, мне же на охоте много прислушиваться надо, да и в целом, знаешь, кино там вечером посмотреть по телевизору. Но привык со временем, звуки эти стали вечным сопровождением моей жизни. — Василий улыбался, описывая свою травму.
— Могу я баню растопить Вася? Завтра уезжаю, хоть в порядок себя приведу. — Орхан встал из-за стола, собираясь отойти в комнату чтобы переодеться. На ходу снимая рубашку в которой провел весь день, он достал из кармана брюк ожерелье, что нашел утром в лесу.
— Давай, без проблем, вместе попаримся. Но ты это, надо допить, что же ты встал со стола? — в голосе Василия интонировала обида. Орхан понял свою ошибку, и быстро вернулся к нему. В руках он держал ожерелье. — Что это у тебя?
Улыбка Василия исказилась недоумением, легкий смех его обратился резким кашлем.
— Это? Я в лесу нашел. Вроде как кто-то из женщин обронил, забыл у них спросить. — Орхан положил украшение на стол. Белые бусы нанизанные на веревку, с медальоном в центре, в виде якутского орнамента чем-то смутили хозяина дома.
— Кто обронил? Люба? — с каменным лицом спросил раздраженный Василий.
— Я не знаю, завтра спрошу обязательно, надо бы вернуть ее... — Орхан не успел закончить речь, Василий схватил его за руку и выхватил бусы.
— Это же... Как же так... Это ожерелье моей дочери! Кто посмел? — глаза Василия сверкали от гнева. Орхан почти физически ощущал как энергия веселья Василия заместилась вскрытой раной злости. — Одевайся, ты не бойся, но мы сходим кое куда, и не смей перечить...
Орхан не мало в своей жизни попадал в передряги, и знал, чтобы выровнять углы необходимо придерживаться устанавливаемых правил конфликтующего. Тем более внезапная ярость Василия не была направлена на него, надо было вникнуть в суть проблемы чтобы решить ее. Тем не менее Орхан был ошарашен тем, что не смог распознать такое поведение у Василия сразу. Его ритм прогрессировал из ровного в беспорядочный резко.
* * *
Молча, пара уходила в лес по знакомой Орхану тропе. Василий взял с собой ружье, но это не волновало его спутника. Орхан чувствовал, что сам Василий чего-то боится.
Оказалось, что чуть дальше от места где проводил запись Орхан, находилось деревенское кладбище.
Неогороженая территория, со старыми деревянными крестами и новыми мраморными надгробиями, свидетельствовала о нескольких поколениях жителей деревни.
Ночью лес звучал хаотично, знакомая для Орхана флора и фауна галдела тихим гвалтом с высоких деревьев и низких кустов. Птицы и насекомые стрекотали невпопад, добавляя тревоги в состояние Орхана.
— Здесь, погоди... — Василий рыскал возле могилок. Орхан же остановился возле старого деревянного креста, где со временем уже не различимы были надписи. Дотронувшись до него он будто ощутил связь прошлого и настоящего, что позволило ему сконцентрироваться на происходящем, и немного успокоиться. Его дедушка рассказывал, что даже после смерти от людей остаются звуки. И спокойный лад кладбища странным образом умиротворял его.
В это время Василий подзывал к небольшому мраморному памятнику.
— Здесь твоя дочь? — Орхан тихо спросил, положив свою руку на плечо поникшего Василия. Тело его дрожало, отдавая волновой вибрацией словно от низкочастотной акустической системы.
— Да, видишь всё цело. Значит... Как так... Я же клал это ожерелье вместе с ней, как вчера было помню. — голос Василия дрожал, его ярость перешла в меланхолию.
— Возможно это не оно, Вася, мы выпили лишнего. — Орхан успокаивал товарища. Какофония звуков леса стихала, словно чувствуя драматический момент.
Элементы народного искусства на некоторых могилах передавали дух старинных традиций деревни. Возможно здесь лежали те бабушки и прабабушки Любови Ивановны, что разносили веками песни своего народа.
Орхан медленно отошел от бормочущего что-то под нос Василия, чтобы разглядеть особо старые погребения. Вокруг уже стояла странная тишина, из-за которой Орхан смог расслышать хруст веток недалеко от себя. Ночь была ясной, но в сени деревьев длинные тени могли скрывать то, что за ними таится. За высокой елью Орхан заметил как что-то скребет кору. Скрип, скрип, скрип, все звуки в природе имели свой особый ритм. Этот скрежет был нервный и неровный. Немного подойдя к источнику звука, Орхан увидел тонкие бледные пальцы человека, обнимавшие и скрежящие по дереву.
— Кимниний эн? — немного испуганно спросил громко Орхан.
Василий, вернувшись в себя, обернулся на голос.
— Ты что? Кто там? — его голос вновь возбужденно задрожал. — Тут кто-то есть? Так всё таки кто-то решил подшутить так надо мной, твари! — он взвел ружье и направил в сторону, куда смотрел Орхан.
— Я не... не знаю, но кто-то там стоит. Вот... видишь? Не видишь что-ли? — Орхан проглатывал и без того сложновыговариваемые для себя русские слова, пытаясь указать на ночного гостя в лесу. Бледные руки всё еще царапали почерневшими ногтями кору, разламывая ее до голого ствола.
Василий с ружьем подходил сбоку, чтобы рассмотреть кто это. Но выражение его лица со взволнованного не менялось по мере приближения вплотную к тому месту.
— Это шутка? — в его голос вернулись ноты гнева.
— Что? — Орхан уже сам подходил к дереву, и к своему удивлению никого там не обнаружил. — Тонкие бледные пальцы человека, я видел здесь. Вот только что буквально.
— Ты по всей видимости ничего не понимаешь... он ее насиловал, а не любил... слышите? Мое маленькое золото, эта мразь посягнула на нее. Не было у них отношений. Вы в своем уме? Он учил ее сраной музыке в школе, твоей любимой сраной музыке! — внутри Василия бурлил пьяный гнев. Слова он выплевывал яростно, словно ноты извлекаемые перегруженной гитарой. Он будто вел с кем то диалог, который выводил его из себя.
Орхан протянул открытую ладонь, чтобы хоть как то установить мирный контакт с изменившимся приятелем. Он тоже был немного пьян и не мог подобрать нужных слов. Сделав глубокий вздох, он вдруг услышал, что лес вокруг шептал человеческими голосами. Хор из непонятных ему фраз и слов, разной тональности и тембра заменили весь естественный шум ночного окружения.
— Мразь, ты взрослый мужик, ей всего 15 лет было. Какая нахуй любовь у вас может быть, ты еще и испугался и бросил ее, бросил чтобы она свела счеты с собой. Мразь, ты заслуживал смерти. — Василий крутил головой вокруг направляя ружье уже на Орхана.
— Вася, это я, Орхан. Успокойся, что с тобой? Кто это говорит? Ты их слышишь? Этот шепот вокруг! — Орхан был в ужасе, но пытался сохранить равновесие, чтобы Василий не совершил ошибок.
— Эти голоса... Я их всегда слышу, это всё что я слышу вот уже много лет... Я устал от всего этого... Я слышу всех, кроме нее, этот гул из вопросов и обвинений, я не слышу среди них ее голоса... — Василий интонировал резко, с паузами из-за возникающего удушья от отчаяния и навалившихся чувств. Его тембр тускнел, ему больше не хватало сил.
— Я не могу различить голоса Вася, кого я должен услышать? — Орхан протянул руку и дотронувшись до ружья, направленного на него, опустил его. Вместе с ружьем на колени упал сам Василий. Он уже не сдерживался, и бормоча что-то под нос, тихо рыдал.
За присевшим Василием появилась фигура мужчины. Высокий, худой человек в грязной и рваной одежде стоял будто наклонившись...
— Что... это? Arkanı dön! Allah canını alsın! — в ужасе Орхан понял, что человек за спиной Василия был без головы.
— Это он? — обреченно выдавил с легкой улыбкой Василий. — Я виноват... если бы я не пил тогда и уделял время дочери, она бы не ошивалась с кем попало...
— Вася! Это шайтан! Он без головы! — Орхан сорвался на крик в приступе паники. Тяжело дыша, оглядываясь и спотыкаясь, он пытался найти выход с кладбища.
— Я знаю кто это. Я снес ему голову, моя рука не дрожала, ведь я убивал людей... на войне. — Василий не оборачиваясь взвел курок, и положив ружье прикладом к земле, направил его на себя. — Орхан ты говоришь что слышишь музыку везде, я завидую тебе. А я всегда слышу ад в ушах...
Пройдя за крайнюю ограду кладбища, Орхан побежал по тропе в сторону деревни. Спустя пару мгновений за его спиной прозвучал выстрел.
От грохота Орхан оцепенел и остановился, растерянно пытаясь вдохнуть. Присев на землю и закрыв уши руками, он открыл рот, выравнивая давление изнутри.
Постепенно высокочастотный гул сменился низким писком. С того расстояния, что было преодолено, кладбище скрылось от Орхана за лесным массивом. Наконец, он смог вдохнуть полной грудью, пропуская кислород по всему телу.
Шепоты сменились спокойным шумом ночной чащи. Шелест ветра с крон деревьев переливался с тихим пением птиц и сверчков в подлеске. Эта мелодия гармонировала с глубоким биением сердца самой природы. Она звучала для Орхана по отечески успокаивающе, в каких бы местах он не бывал.