Ночью ко мне приходило вдохновение. Это был один из таких снов, когда прорываясь в реальность утром тебе больно осознавать, что весь тот изящный мир, вся та крохотная жизнь, которую ты так увлеченно проживал, была лишь иллюзией.
Мне снился пляж. Пляж совершенно стандартного и стереотипного вида, который знаком каждому из нас по рекламе, мечтам об отпуске и туристическим буклетикам. Красноватый в лучах заходящего солнца песок, пальмы, буйство зелени и конечно же огромное, бесконечное, заходящее за горизонт море. В отличие от пляжа оно было необычным, создавалось ощущение, что оно само по себе живое, сразу как единый организм — и одновременно как движение миллионов маленьких кусочков находящихся в вечном переплетении. От созерцания этого пейзажа к моему сомнамбулическому сознанию подкрадывалось ощущение тревоги и чего-то зловещего. Но этому сну не суждено было стать кошмаром, ведь ко мне пришло моё вдохновение.
Я не помню как мы оказались вместе. Я был один, а в какой-то момент рядом уже была она. Я сидел на песке — а она сидела рядом. Теплый, добрый, родной образ. Хрупкая, тонкая девушка устроилась рядом со мной, а потом трогательно положила мне на плечо голову. Я посмотрел на неё и улыбнулся. Она тоже улыбнулась хотя у неё не было лица. Мы сидели молча и смотрели как заходит солнце. Я чувствовал своей щекой её волосы и позволил себе слегка прижаться к ней. Она не была против. В какой-то момент из моря, словно бы выбравшись из-под склизкой пелены, вспарила вверх медуза. Красиво перебирая своими щупальцами она плыла над поверхностью воды неуверенно покачиваясь на порывах ветра. «Почему ни в одном документальном фильме про животных не рассказывали, что медузы умеют летать?» Подумал я и проснулся.
Реальность накатила сухой волной. Солнечное летнее утро не казалось приветливым, уж слишком велика разница между двумя мирами, один из которых за мгновение сменился другим. Осталось чувство тоски и подавляющего разочарования. Но к счастью, не только это. Было еще и вдохновение.
Занимаясь утренними делами, приготавливая завтрак, собираясь на пробежку, а потом возвращаясь домой, я все еще не мог полностью выбросить из головы этот сон. Я был этому рад, ведь больше всего на свете мне не хотелось бы забыть ту картину. Не то чтобы в моей жизни критически не хватало девушек и морских пейзажей — с первым всё было относительно нормально, а что касается второго — я никогда особо и не стремился к отдыху на курортах. Но всё же, это чувство подобное какой-то липкой теплой ностальгии будто бы оплетающей моё нутро толкало меня сохранить его как можно дольше. Мне казалось, что если я окончательно выброшу из головы сновидение, это будет предательством. Я не хотел оставлять свою безликую, эфемерную спутницу навсегда сидеть в одиночестве. Я хотел возвращаться к ней, если не во сне, то хотя бы в своих мыслях. Каким-то образом я должен был выделить этот день в своей памяти, сделать что-то особенное.
Трудно сконцентрировать свой порыв вдохновения, когда ты не художник, не писатель и даже не музыкант. Но способ я нашел.
Я давно хотел сделать себе татуировку, но никак не находил повода. Хотелось, чтобы моя первая татуировка не была просто красивой картинкой на коже. Я из тех людей, которые считают, что у таких вещей должен быть смысл, хотя бы минимальный. Свободный от работы в тот день я просто нашел ближайший тату салон и, стараясь не слишком долго обдумывать детали, вызвал такси. Конечно же, возник вопрос — а что именно набивать? Нанести себе на кожу пляж или солнце казалось глупой идеей, изображение девушки тоже не подходило: слишком пошло, к тому же, как я не старался, не мог представить себе её лицо.
Ответ пришел сам собой, на удивление четко и не оставив других вариантов. Листая книгу с эскизами, я наткнулся на изображение медузы.
Пока мастер набивал мне мою медузу, прямо над сердцем, мы мило поболтали. Мастер была девушкой. Она, с напускной таинственностью, рассказала мне, что долго и с любовью собирала книгу с эскизами сама. Заботливо копируя интересные, приглянувшиеся образы, которые она переносит на тела своих клиентов. Например, медуза которой предстояло появиться у меня на груди, была взята из какой-то старинной морской гравюры и немного стилизована лайн артом. Звучало наивно, но интересно и как-то очень искренне. Мы разговорились. Я поделился своей странной историей. Мастеру очень понравилась часть про вдохновение и она подметила, что очень любит набивать такие картинки. Я заплатил и оставил чаевые. Пообещал, что когда решу сделать новую тату, то обязательно приду именно к ней. Она сказала, что будет ждать. Может быть, её душевные разговоры были просто желанием получить постоянно клиента или побольше чаевых, а может быть просто той женской особенностью показать себя с лучшей, таинственной, стороны. В любом случае, ждать долго ей не пришлось.
* * *
Я написал ей через день. Повод для разговора я выбрал единственно возможный — чтобы она помогла мне выбрать новую татуировку. Честно говоря, новую татуировку я не хотел. Я был полностью доволен своей прекрасной черной медузой. Но всё же, поддавшись порыву, я написал и мы разговорились. Болтали долго, разговор перелился и на следующий день, сначала мы общались текстом, потом кидали друг-другу голосовые сообщения. Всё было очень просто, как будто мы были хорошими друзьями не один десяток лет. В конце концов она согласилась прогуляться со мной по центру города.
Лиза была из той породы неформальных девушек, что носят агрессивные черные шмотки на своих бледных телах и нарочито небрежные черные прически на головах. Я никогда не питал к таком типажу особенной симпатии, но ничего отталкивающего я в таких образах тоже не находил. В Лизе же этот стиль впервые показался мне необычайно притягательным, хоть я и продолжал считать всё это больше показухой, чем отражением реальной души. Она любила рисовать стрелки на глазах и обильно мазала алым румянцем свои щеки. Стрелки чуть длиннее чем надо, румяна чуть ярче чем следовало, но не настолько чтобы это казалось нелепым. Ну и конечно же, обилие татуировок едва скрывалось под короткими рукавами её футболки. Во время прогулки, с удивлением я обнаружил, что ей нравятся мои незначительные истории о моей скучноватой жизни. И мне, в свою очередь, тоже нравилось слушать разные курьезные случаи с клиентами мелкого тату салона. Мы расстались с ней около полуночи, с явной уверенностью, что таких прогулок и таких разговоров будет еще много.
* * *
Удивительно, но я опять видел тот сон. Мое сознание, взбудораженное приятным новым знакомством снова перенеслось на пляж. Я снова наблюдал это переливающееся перламутровым блеском живое море багрового цвета. На этот раз девушка сидела не рядом, а в паре шагов от меня, на песке. Теперь у неё было лицо, едва заметное. Волосы стали черными и не очень длинными, от бесцветных глаз расходились длинные стрелки. Я положил себе ладонь на грудь. Эта привычка появилась у меня недавно, просто в какой-то момент я поймал себя на том, что поглаживаю татуировку, когда думаю о Лизе. Тем не менее, во сне на моей груди не было медузы. Медуза плавала где-то рядом. В этот раз её было плохо видно, лишь изредка её щупальца появлялись где-то в клубах сонного марева.
Лиза, или почти что Лиза, из сна предложила мне пойти с ней и погулять и купить чего-нибудь вкусного. Мы ели мороженное до тех пор, пока я не проснулся со счастливой улыбкой.
* * *
Я позвонил той, кого еще боялся называть своей девушкой. Предложил снова погулять и покушать чего-нибудь вкусного. Лиза сказала, что у неё ужасно болит голова, но добавила: что это не какая-то «отмазка» и что мы обязательно погуляем завтра, после работы.
* * *
Спустя три месяца мы оба осознали, что жить раздельно для нас невыносимо. Она с радостью оставила отцовскую квартиру, переехала ко мне, и мы приступили к обустройству скромного быта. В моей жизни наступило время нежных пробуждений вдвоем, уютных киносеансов под одеялом, частых прогулок, добрых подшучиванием друг на другом и просто тихих моментов близости — когда Лиза лежала рядом и легонько перебирала своими ногтями по моей татуировке. Медуза для неё тоже стала трогательным символом нашей встречи.
Конечно же, всё не было настолько идеальным и приторно счастливым. Быстро выяснилось, что Лиза практически не умеет готовить и притрагивается к кухонным принадлежностям только в тех редких случаях когда ей нужно было что-то порезать или разогреть... Так же оказалось, что она похрапывает ночью, а еще с нарочитой чопорностью плохо относится практически к любой музыке кроме пары её любимых исполнителей всякой современной андерграундной музыки. Однако самой ощутимой проблемой оказались её странные истерики и совершенно случайные перепады настроения. Собираясь утром на работу, она могла обидеться на какую-то внезапную мелочь, вроде неаккуратного обращения с её одеждой, а потом закатить истерику со слезами. Впрочем, к вечеру она успокаивалась и, как правило, даже не помнила из-за чего слетала с катушек. Я не придавал этому особого внимания, в конце концов, Лиза была первой девушкой, с которой я сошелся настолько близко. Не строив планов насчет свадьбы, детей и прочих традиционных ценностях (от таких вещей Лиза воротила нос), я просто вполне счастливо жил и наслаждался близостью. Во сне и наяву.
Да, сны с пляжем возвращались и эфемерная Лиза была там. Она обрела черты настоящей Лизы, её цвет волос, очертания её татуировок, даже крохотное колечко в носу. Иногда пляж менялся на другие места. На скалистый берег, на зеленый луг, даже на детскую площадку у нашего дома. Но всегда это место было окружено водой. Миллиардами тонн жидких живых тканей. В редкие моменты отвлечения от ласк с эфемерной Лизой я словно бы слышал как эта океаническая масса гудит от проистекающих в них процессов какой-то колоссальной жизнедеятельности. Медуза, которая когда-то давно выскользнула из этой странной воды тоже всегда была где-то поблизости, иногда она оказывалась совсем рядом и мне даже удавалось к ней прикоснуться. Её гладкий купол был очень теплым и напоминал своей текстурой мягкое, податливое стекло. Я никогда не трогал её причудливые ажурные щупальца — откуда-то я знал, что ей это не понравится. Эфемерная Лиза радовалась, когда я гладил медузу.
* * *
Я не могу найти в своей памяти конкретного момента когда всё начало портиться. Каким-то градиентом вчерашнее яркое счастье начало переливаться во мрак. Истерик Лизы становилось всё больше, конфликты становились острее, а времени их забыть уходило всё больше. Становилось нормой, что мы практически не разговаривали днями. По началу, после таких ссор, мы снова трогательно мирились и тогда всё на какое-то время приходило в норму. Лиза начала часто болеть, пропускала работу. Она жаловалась на головные боли, бессонницу, полное отсутствие сил. Она срывалась на меня по каким-то пустякам, будь то разбитая чашка или неосторожное высказывание по поводу какой-нибудь подруги или даже актрисы. По началу я подходил к этим выходкам с юмором, потом пытался заглаживать вину, в конце концов я и сам начал провоцировать конфликты. Редкие моменты тишины и спокойствия приносили удовлетворение. Иногда чувствовалось, будто бы всё наладилось, но отношения снова летели к чертям после новой незначительной мелочи.
Лиза оправдывала свое поведение нестабильной с детства психикой, ставила себе многочисленные диагнозы по советам из интернета. Винила себя во всех наших трудностях, и просила, чтобы я выгнал её из дома если она сорвётся еще раз. Но я не мог, даже представить себе жизнь без Лизы мне было трудно. Тем не менее, это не мешало мне иногда намеренно давить на её болезненные точки, чтобы вызвать новую волну обид. Было в этом что-то бессознательное, что-то детское и чересчур жестокое — словно бы искупать кошку в ванне, а потом наблюдать как она мокрая с огромным неудовольствием и затаенной на тебя ненавистью бежит прятаться под диван. Я делал это сознательно, а потом корил себя. Но повторял снова. Всё по тому, что после таких вот взрывов холодной бездушной агрессии я ощущал покой и видел прекрасные сны по ночам.
* * *
Однажды мы с Лизой шли по торговому центру. Редкий момент когда всё было хорошо. Время было перед самым закрытием и людей не было. Вообще ни одного человека. Я купил нам сахарную вату, прогуливаясь под ручку мы молчали очарованные тишиной. Лиза подошла к краю перил и сделала себе смешные усы их ваты. Я захихикал, она тоже. Кинув взгляд наверх, я увидел алый закат за огромными окнами и отметил, что нам уже пора ехать домой. Я знал, что этой ночью нас дома ждет только тишина, любовь и уют.
Напоследок Лиза предложила зайти в один из бутиков, чтобы прикупить мне новую майку. С улыбкой я согласился. Когда мы подошли к какому-то брендовому магазинчику, я заметил, что продавца там уже нет. Это вообще не было похоже на магазин. Он выглядел словно аквариум подсвеченный изнутри каким-то фиолетовым сиянием. То место, где обычно стоят безликие белые манекены кишело медузами. Одна из них слегка нажала своим куполом на стекло и прорвавшись через окно как через мембрану устремилась к нам. Это была наша медуза. Эфемерная Лиза стоявшая рядом, уже не отличимая от настоящей, обрадовалась. Я погладил медузу, а потом подошел к перилам и посмотрел вниз. Первого этажа торгового центра не существовало. Там, внизу была только желеобразная бездна. Я кинул туда свою сахарную вату и смотрел, как она растворяется в массе щупалец и куполов. На какое-то мгновение сердце готово было подпрыгнуть от ужаса, но Эфемерная Лиза успела взять меня за руку. Я проснулся ощущая спокойствие и умиротворение. Лиза, настоящая Лиза, сидела в углу комнаты. Заметив мое пробуждение она слегка подняла голову, а потом снова уронила её на грудь. Такое с ней случалось не впервые. Это состояние, пожирающая усталость после бессонницы, заставляло её вставать по ночам и забиваться в самый темный угол квартиры. Только там ей удавалось впасть в хоть какое-то подобие сна. Я вздохнул и полез в шкафчик за таблетками. Лиза без слов выпила свою дозу успокоительного, но окончательно уснула только через несколько часов.
* * *
Теперь, чтобы уснуть, Лиза иногда уезжала ночевать в старую квартиру. Но, не смотря ни на что, она всегда возвращалась. Я видел, что ей тяжело, но по её словам, больше двух дней разлуки влияли на её психику еще сокрушительней. Она приезжала немного более бодрая и бросалась мне на грудь нежно поглаживая то место, где под одеждой была наша медуза. Она до сих пор очень любила эту татуировку и называла её лучший из своих работ. Работу она, кстати, бросила. Мы обращались к специалистам и завели целую аптечку. Лекарство от невроза, лекарство от панических атак, лекарство от бессонницы. В наших разговорах появилось множество слов обозначающих разные медицинские термины и десятки таблеток со сложными названиями. Действовали они, как по мне, довольно слабо. Её кожа стала еще белее, её собственные татуировки поблекли и в каких-то местах позеленели. Блестящая краска её волос почти полностью пропала, уступив место натуральным волосам мышиного цвета. Она больше не рисовала стрелки и стала грызть ногти, погружаясь в мир полный психических проблем и постоянной усталости.
Лиза, которая время от времени приходила ко мне во снах, уже не могла называться эфемерной. Она стала гораздо реальней чем настоящая Лиза, что постепенно теряла свой прежний облик. Лиза во снах несла тепло и нежность, а Лиза в реальности только озабоченность и жалость. Только сны придавали мне сил. Всё чаще я начал ловить себя на мысли, будто проблемы живой Лизы меня волнуют всё меньше, а свидания с её двойником во снах я ожидаю всё сильнее.
* * *
Одним осенним вечером моей девушки не стало. Меня не было рядом. А если бы я и был, то смог ли помешать? Захотел бы помешать? Что с ней случилось — несчастный случай с превышением дозы снотворного или умышленное желание? Я этого не знаю и не хочу думать об этом. Я очень переживал, но нечто тревожило меня гораздо сильнее чем её смерть.
Три дня я боялся ложиться спать, понимая, что она обязательно придет во сне. Мне становилось страшно, от предчувствия, что во сне я буду счастлив и весел, что снова будут проводить с ней время, обнимать её, прижиматься к её телу. Я боялся, что мое сознание не выдержит такого перепада эмоций — от живой, прекрасной и нежной Лизы, до пустой квартиры где со мной последний год жила какая-то тень человека безропотно ожидающая своего конца.
* * *
Она пришла на третью ночь. Совсем реальная и полная красок. Прямо как в тот день когда я её впервые встретил. Оба её образа, и девушка и медуза полнились жизненной силой. Я был рад. На этот не было ничего кроме океана, мы стояли прямо на его поверхности и я чувствовал мерное переливание живых волн своими босыми стопами. Я хотел посмотреть вниз, но Лиза подошла ко мне и впервые во сне мы поцеловались. Её губы на ощупь были как мягкое стекло. Проснувшись я осознал, что смерть настоящей Лизы не имеет для меня почти никакого значения. Я даже не поехал на ее похороны — зачем мне последнее прощание с тем кого я увижу еще очень много раз?
* * *
Как и раньше, сны нерегулярно приходили несколько раз в неделю. Мы продолжали гулять, заниматься разными глупостями, болтать о каких-то мелочах которые я не помню. Нежность и искренняя любовь Лизы придавали мне сил в реальной жизни. Со временем, к своему ужасу, я осознал, что Лиза во сне начинает блекнуть, почти так же как это случилось с ней в реальной жизни. Немного потухшая, потерявшая часть красок Лиза все меньше разговаривала и всё больше молча сидела обняв меня. Её прекрасный купол начал терять свой глянцевый блеск, а щупальца всё чаще безвольно висели перебираемые только морским бризом. Я не собирался молча на это смотреть, и не мог позволить себе потерять её по настоящему.
* * *
Мое небольшое хобби, волонтерство в группе поддержки людей с психическими проблемами приносит мне немного удовлетворения. Таким образом, хоть и немного, но я почитаю память настоящей Лизы. Там я часто рассказываю свою «печальную» историю об утрате своей возлюбленной. Каждый раз, доходя до того места, где Лизы не стало я делаю вид, что мне трудно сдержать слезы. Это очень хорошо действует на людей. Некоторые из слушателей подходят и обнимают меня, рассказывают о своих проблемах и своих утратах. Я не против им помочь, я с радостью выслушиваю их в свою очередь. Но моя цель не в этом.
Диана не одна из тех, кто пытался самостоятельно уйти из жизни, напротив, она полна энтузиазма помочь всем и сразу. Она пыталась оказать свою поддержку каждому, кто приходил на те собрания. Её история, рассказ об ушедшем в лучший мир брате, полнится от нравоучений и мотивации. Наверняка, она часто репетирует эту речь перед зеркалом.
Она быстро ответила согласием на предложение о свидании. Она вообще очень привязалась ко мне после того как однажды я поднял свою рубашку и показал ей Медузу — пояснив что это одна из последних работ моей скоропостижно ушедшей любви. Диана не похожа на Лизу, она слегка полнее, у неё длинные рыжие волосы, она очень любит фэнтези и разную этническую музыку. Мы очень быстро сошлись.
Моя медуза во снах начала утрачивать прежние черты бледности и татуировок, она стала немного выше и обзавелась рыжими волосами, с каждым разом они становятся ярче.
Иногда Диана говорит, что последнее время у неё часто бывают приступы головной боли и упадка сил — но она не придает этому большого значения.