I
Вечер в будний день районного центра. Холодный конец октября. Листва еще не успела полностью опасть, но холод уже витает в воздухе, щипая гусиную кожу. Уже который год зима начинается раньше положенного.
Но еще лучше о вечере, чем погода, говорит едкий запах водки. Провинция нередко живет алкоголем. Даже в будни. Одно из двух градообразующих предприятий – завод по производству подшипников – уже отжали вчерашние комсорги с кооператорами. И побирается вчерашний трудовой народ как может. А как закончит побираться – сразу пить.
Но в районных центрах зачастую есть дачи, а в них и огороды с овощами, иногда даже с фруктами. Поэтому люди здешние не голодают, даже если живут в нищете, не говоря о более обеспеченных слоях. Самые активные выбираются из нищеты при помощи своего дела: кто челноками, а кто ремеслом. Рэкет уже несколько лет как сходит на нет, поэтому уверенность в завтрашнем дне и лучшей жизни у таких людей только множится.
А вот у других радость от созерцания малой родины невысокая. И не все из них ею довольны.
Двое мужчин на берегу холодной речки чокнулись рюмками и выпили. Кажется, они должны были рыбачить, но в сезон смены погоды рыбка клевала гораздо реже. Девятилетний мальчик одного из них сидит, скучая, рядом на упавшей сосне.
— Мне пришло письмо, от тетки, — довольно прохрипел Отто Мюллер.
Его семья берет начало из депортированных поволжских немцев. Крупный нос и довольно светлые волосы выдавали в нем иностранца, что придавало ему популярности у противоположного пола в молодости, но сейчас его внешность была ассимилирована посредством впавших глаз и морщин. Он вытер рот от пролившейся водки и продолжил:
— Репатриация будет. В Магдебурге тетка моя... Ну, мы всегда хорошо общались, даже пока стена в Берлине не рухнула, благо в ГДР жила. Уедем мы вместе с Клавой и Витей. Нет в нашем жалком городке никакой жизни… раньше, может была…
Второй мужчина был раздосадован. Его маленькие темные глазки на плоской физиономии бегали: то в сторону Отто, то куда-то в сторону леса. Но крючковатый нос и широкие плечи добавляли собеседнику Отто мужественности, а темно-синие брюки намекали на его профессию.
— Все налаживается, — твердо отрезал собеседник. Не уезжайте. Кого я буду защищать, если вы уедете? — и самодовольно ухмыльнулся, пытаясь перекрыть грусть в лице.
— А ты сам не боишься? Ментов убивают. Не реже коммерсов или других бандитов. Это я тебе про деньги еще не говорю… — заплетающимся баритоном проплел Отто.
— Я тебе не дурак нихрена. Умею опасность приметить, — Николай угрюмо посмотрел на удочку, а затем на противоположный берег реки, — Нас, ментов, всегда кормят и платят. Еще дед говорил это, а в его времена настоящий голод был, не как сейчас… Не пропаду. И вы не пропадете.
Третьеклассник Витя Оттович сидел рядом с папой и дядей Колей. Его беглый взгляд отчаянно искал за что бы зацепиться: настолько скучными для него были разговоры взрослых. Он поерзал рукавами большой для него болоньевой куртки, засунув один в другой, спрыгнул с упавшей сосны, и пошел на поиски приключений.
Витя пошел по берегу реки, бросая камушки в сторону осмелевших уток. Дальше перед ним возникли заросли камыша, который мальчик сразу обозначил железными воротами. Витя вспомнил как Леонардо из Черепашек-Ниндзя орудовал своими мечами, и принялся искать крутую палку. Но на берегу ее не было: пришлось немного углубиться в лес.
Взрослые чокнулись еще раз. Отто молчал. Николай подхватывал:
— Род у меня такой. Ты инженер. Чертежник. Я мент. Помнишь отца моего убили?
Отто грустно кивнул.
— Тогда разборки были молодежные. Думаю, чем-то даже хуже, чем сейчас. Дед в облавах во времена террора участвовал. Наверное, с твоим они бы не подружились, — с этими словами он толкнул локтем друга.
— А продолжать род свой планируешь? — уколол Отто в ответ. Николай, в отличие от друга, был холост. И в том числе поэтому боялся потерять друга, пусть и, к счастью, в переносном смысле.
Николай поежился. Мысли о женщинах навевали ему тоску. Первая возлюбленная ушла от него к хоккеисту и переехала в Ленинград. Она и сейчас, наверное, жила припеваючи. Мать тоже ушла. Из жизни. Ушла еще раньше отца. Да и не помнил Николай ее почти.
Витя тем временем нашел свой меч. Он оглянулся и ощутил взгляд самого леса. Будто это все –единый организм. И он явно недоволен тем, что какой-то третьеклассник сейчас забирает из его оружейной меч. Витя схватился за меч двумя руками и пулей побежал из леса, воображая, как за ним идет погоня. Но тут на его пути снова вырос камыш, преграждая ему выход из вражеского замка.
Но меч Вити был невероятно остро заточен: сам сэнсэй подарил его своему преданному ученику, и тот не знал поражений. Поэтому с помощью нескольких ловких взмахов, гидрофитный сорняк был повержен. Однако мальчик не справился с тяжестью своих ударов, и кубарем упал в илистое основание растений, ощутив возле них что-то, чего у рогоза быть не должно.
Задушевный разговор пьяных взрослых прервал крик ребенка, который на всех парах, откинув свой верный меч, мчался к ним.
— Папа!!! Дядь Коля!!! Там Тетя в камышах!!! Голая!!! — жадно глотая воздух пыхтел Витя.
Отто резко встал, не до конца осознавая, что сказал ему сын.
— Засранец, ну как ты куртку заговнял? — он уже снимал собственную, чтобы надеть ее на Витю, — еще и поцарапался, тьфу ты, — отец смочил пальцы водкой и протер небольшую царапину на брови ребенка, — ладно, маленькая, быстро заживет…
Николай глубоко вздохнул. По долгу службы, благодаря своей родовой чуйке, он догадался, с чем столкнулся ребенок. Пришлось быстро трезветь.
II
Тетей оказалась девятиклассница Галя из той же самой школы, в которой учился Витя. Она была одной из первых красавиц школы. На общей фотографии 8А класса светленькую девушку из нижнего ряда, свесившую обтянутые хлопчатобумажными колготками ногу на ногу, украшали цветные заколки в форме бабочек. Они же были и на ее бездыханном теле в момент обнаружения, помимо порванной одежды. Впрочем, они ей больше не понадобятся: сейчас окоченевший труп школьницы ехал в областной центр на экспертизу.
Николай не осматривал труп достаточно ввиду собственного опьянения, и только из отчетов коллег узнал о том, что у трупа были дважды вывернуты ноги в тазобедренном и коленных суставах. А порванные юбка с колготками и другими прямыми признаками говорили еще и об изнасиловании.
Дома у Мюллеров было неспокойно. Мама пришла в ярость, узнав о том, что ее сын обнаружил труп. Два желтых глаза внимательно мерцали в коридоре, наблюдая за ссорой родителей.
— Козлина фашистская! Кто ж ребенка на попойку то берет?! — она замахивалась скалкой на отца. Тот прикрывался предплечьями.
— Клава, да я… Да мы же следили за ним… Ничего не произошло ведь… — отмахивался Отто.
— И к чертям своим фашистским на куличиках ехать собрался! Когда ты здесь за ребенком уследить не можешь!!!
Муж покорно выслушивал все претензии. А когда у них было иначе? Его супруга, Клавдия Артемовна работала воспитательницей в детском саду и жила исключительным чувством долга. Людей этой породы могут работать библиотекарями и палачами, но ей повезло иметь еще больше власти. Власти над детьми.
Статная женщина визуально составляла хорошую пару расхлябанному супругу. Возможно, и не только визуально. Волосы, длиной до лопаток, были уложены в аккуратный конский хвост, и на контрасте с небольшим лицом, они казались еще мощнее.
Власть над мужем у нее тоже была. Насколько это было возможно.
— Получку еще не всю явно отдаешь! Недостача у них! У Машки у мужа нет недостачи!!!
Тут Отто увидел блеск в глазах супруги. Маленькая слеза скатилась и упала на клетчатую напольную плитку. Он уловил момент и, сделав шаг вперед, приобнял Клаву. Она опустила руку и уронила скалку. Обладатель желтых глаз встрепенулся и убежал в детскую.
Витя крепко спал. Все-таки завтра нужно было рано вставать в школу. Его не разбудили ни очередная ссора родителей, ни падение скалки. Даже труп школьницы не особенно сильно тревожил мальчика. Впрочем, вряд ли зрелище убитой школьницы сильно задело его – переживания Вити были не такими глубокими, как может показаться на первый взгляд. К тому же в подробности ребенка никто не погружал.
Вите снился сон. Во сне он играл в денди. Какой мальчишка не мечтал тогда о приставке? Но Витя был ребенком с богатой фантазией, и сны у него были соответствующие. В денди он играл не один, а со своим котом, который был во сне раза в полтора крупнее, чем наяву, и мог без проблем использовать геймпад. Кот по имени Кузя был верным напарником Вити, и вместе они одолели первого и последнего босса.
— Витя! В школу пора! — прокричала мама. Но мальчику повезло: мама кричала во сне, а не наяву.
Витя отдернул штору, и вместе с Кузей выпрыгнул из окна. Падать было невысоко, всего четвертый этаж, к тому же в полете Кузя раздулся пузырем, облегчив мальчику как полет, так и падение. После этого ребенок запрыгнул на кота, который преобразовался в скутер, и уверенно помчал в школу. Теперь он точно не опоздает!
Кот мчался на всех пушистых парах. Витя не знал правила дорожного движения, поэтому не особенно внимательно следил за ситуацией на дороге. Машины мелькали мультяшными пятнами, оставаясь далеко позади Кузи. Светофоры разливались всеми цветами радуги, игнорируя даже те правила, которые Витя знал. Но вот скорость Кузи начала снижаться, и пришла пора слезать с котовьего скутера. В груди неприятно кольнуло. Будто во сне что-то случилось.
Школы не месте не оказалось. На месте всей территории школы, начиная от калитки, зиял кратер. Но Витя не спешил радоваться. Краски его сна сгущались. Он уже даже не ощущал присутствия Кузи. Зато ощущал присутствие чего-то совершенно недружелюбного, а его верного меча и кота, как назло, не было рядом.
Витя моргнул. И тут он оказался в лесу. Там, где был кратер, находилась берлога. Берлога размером с гараж, вроде тех, по крышам которых прыгали Витя с одноклассниками этим летом. Из берлоги на мальчика смотрело нечто с слюнявой раскрытой пастью. В темноте были видны только длинные ряды зубов, которых было слишком много для медведя, и были они будто бы не клыками, а резцами, как у человека. На шкуре было не различить меха, только слипшаяся застывшая грязь. Лишь в одном мальчик был уверен: это точно не медведь. В нос из берлоги ударил сладкий запах гнили. Неужели во сне возможно ощущать запахи? От этой мысли мальчик испытал больше удивления, чем страха. Он поежился.
— Витя! Вставай! В школу пора! — прокричала мама. На этот раз наяву. Мальчику снова повезло.
III
Витя прошел мимо двух грузных женщин, что стояли на остановке и что-то оживленно обсуждали. «О, эту я на базаре с мамой видел», — подумал он и повернул на улицу, на которой находилась его школа.
— Оль, а у Зинки то внук с войны вернулся на той неделе! Узнали почем не от нее, она-то молчит все, — протараторила первая, в темно-синей совдеповской куртке и зеленой вязаной шапочке.
— Да ты что? Вот счастье дуре старой привалило, — перебила ее собеседница. Серое драповое пальто эффектно выделяло ее на фоне первой, — а от кого?
— Мы с соседкой ее в магазине встретились, говорит проснулись ночью! — она набрала воздух, готовясь завершить фразу, — Всем домом!
Женщина в пальто непонимающе хлопала глазами.
— Крик! Страшный! Как будто режут кого-то! А я вскочила, и думаю: да это же Мишкин голос! Красавец ее, внучек!
— Валя… а ты сама не видела его? Может грабили Зинку? — тараторящую снова перебили. По-другому втиснуться в разговор не получалось.
— Ой, ну знаешь… Я как представила, что это внучек ее так успокоилась сразу, еще ночью, не стала уж будить никого или вызывать милицию… Да и утром видела Зинку. Вроде живая. Мой то Валерка как с Афгана вернулся тоже год кричал по ночам. Знаю уж что говорю!
Оживленный разговор прервал гул подъезжающего автобуса. Валентина продолжала болтать, пока вместе с подругой поднималась в транспорт.
В школе прозвенел звонок с второго урока. Наступало время большой перемены. Большинство одноклассников Вити, как и он сам, не завтракали дома, а потому послушано уплетали в столовой молочный суп за обе щеки. Наверное, какие-то ребята могут позволить себе купить в буфете булочки или сосиски в тесте, но не Витя. И не Нина.
Она сидела напротив мальчика и задумчиво размазывала лапшу по тарелке. Витя уже успел рассказать ей как во сне катался на собственном коте, и теперь она заскучала. Подперев рукой подбородок, девочка свесила жиденькую челку, будто хотела отправить её в суп.
— Витя… — тихонько спросила она, — а у тебя есть брат или сестра?
— Неп, — пробубнил мальчик с полным ртом, — а фто?
— А у меня есть. Мы теперь втроем с бабушкой живем.
Нина жила с бабушкой. Её папа еще с конца восьмидесятых плотно сидел на винте, а маму не отпускала бутылка. Поэтому несколько лет назад ее, вместе с братом, взяв подмышки, забрала из родительского шалмана бабушка и стала воспитывать сама. Супруг её погиб давно, еще на Великой Отечественной войне, а сама она была партработницей, за что была обласкана советской властью.
— А я его знаю? — оживился Витя. Он уже представил, как подружится с ним и заработает этим много уважения в глазах сверстников. Не только хулиганы могут иметь друзей постарше!
— Я… Нет, наверное…
— А давай ты нас познакомишь! Мы с Пашкой сегодня к тебе в гости зайдем. Жаль Толик приболел, — предложил Витя и протер бровь, под которой скрывалась царапина.
Нина покраснела. Пашка в гостях у нее еще не был. Да и стеснялась она его к себе звать. Могут ли мальчики нравиться девочкам в третьем классе? Она и сама не знала наверняка.
Прозвенел звонок. Девочка так и не доела свой суп. Ребята встали и гурьбой выкатились в коридор.
— На грев когда сдашь? Грев для пацана это святое, или ты не пацан? — противный тенор возвышался над младшеклассником в школьном туалете. Его лысый обладатель давил мелюзгу не только голосом, но и взглядом, держа руки в карманах.
— Глыба, стулья пора давить, погнали, — поторопил его одноклассник.
— Обожди, Вовчик, у нас с Пашей серьезные базары намечаются.
С «горшка» на голове Пашки стекал пот. Отдавать деньги, которые и так не часто давали родители, ему не хотелось, но и давление здоровенной детины ребенку выдержать было тяжело.
— Да нет денег, п-пацаны, — выпалил Пашка, — не водятся, вот сигареты бы были, отдал бы сразу…
— Кому ты гонишь, шпендик? — Глеб ударил кулаком в свою ладонь. Младшеклассник вздрогнул.
Вздрогнул и не выдержал, выбежав из туалета. И почти сразу столкнулся лбами с Ниной.
— Пашка! Вот ты где! Я уж думал курить ушел со старшаками, — обрадовался Витя, — Пошли на урок, а то опять классуха наорет!
Двое лысых старшеклассников вывалились из прокуренного туалета. Нина ойкнула и отбежала от ребят.
— Малышня, вы то хоть ход пацанский уважаете? — обратился с нравоучениями к ребятам Глеб. Его товарищ узнал Витю и подхватил:
— Этот сопляк с красными собачится, — сказал он и сложил руку на руку, — у меня тетка в одном подъезде с ним живет, так у него батя дружбу с ментом водит.
— Так что, Вовчик, выходит, что Пашка лохом растет? И сам скоро с суками кентоваться начнет?
Паша не выдержал. Он аккуратно достал из левого кармана мелочь так, чтобы не задеть мятую десятирублевую купюру, и протянул старшему.
— Нормальный ход, — улыбнулся Глеб, — вот так бы сразу.
Володя цокнул малышне, и хулиганы широким шагом пошли в сторону лестницы.
Пашка был старше своих одноклассников на год, и старался водить дружбу с ребятами повзрослее. Получалось не очень.
Витя осознавал произошедшее своей бурной фантазией.
— Ты, Пашка, похоже, влез в шпионскую авантюру? — бодро вопросил он.
— Пошел ты в жопу. Из-за тебя меня чуть за лоха не приняли.
— Ты и так для них лох, — подхватила Нинка, после чего снова ойкнула, не ожидав такой грубости от самой себя.
— Ты тоже пошла в жопу, — обиделся Пашка.
— Самцы медведей проводят жизнь в одиночестве, — монотонным голосом зачитывала учительница, — это могучее, но неуклюжее животное. Недаром про него говорят: хозяин леса…
Несколько ребят на первых партах старательно слушали учителя. Витя к ним не относился. Он все пытался раздергать заметно погрустневшего Пашку, с которым они сидели за одной партой.
— … медведь может выйти из спячки, если накопил недостаточно жира, иными словами, мало кушал. Тогда он может пойти шататься, в поисках пропитания. И медведь-шатун уже страшен…
— Еще как страшен! — донимал Витя соседа по парте, — мне такой сон приснился…
Слова Вити дошли до учительницы.
— Мюллер, у тебя остались какие-то вопросы?
Витя повернулся в её сторону. Пришел его час.
— Анна Николаевна! А у медведя ведь еще зубы могут вырасти? И плоскими стать, как тарелки? Когда он из спячки за пропитанием идет?
В классе пошли смешки. Учительница закатила заплывшие глаза:
— Конечно, Витя, так он сможет съесть еще больше снега.
— Желтого снега! — крикнули с задних парт и загыгыкали. Теперь уже весь класс залился смехом. Даже Пашка засмеялся. Нина от испанского стыда уткнула побагровевшее лицо в тетрадку. Вите стало очень неуютно.
Анна Николаевна даже не улыбнулась. Не столько потому, что она была скучной учительницей, сколько потому, что она еще помнила об убитой школьнице, и о решении директора не проводить траур.
Галя не закончила девятый класс. Она планировала остаться на десятый и одиннадцатый, если бы была возможность, а после поступить в крупный город. Таких ребята в городе было немного, а потому старшие классы были в ней в единственных экземплярах, если были вообще. В начальной школе Анна Николаевна была ее классной руководительницей, и женщина грустила о том, что не увидела расцвета своей подопечной.
«Счастливое детство», — подумала она, глядя на смеющихся младшеклассников.
После уроков часть ребят разделились. Витя был огорчен обидой друга. Нина огорчилась еще сильнее. Зато они вдвоем поняли одну важную вещь. В гости Витя пойдет один.
IV
— А у вас можно пообедать? — наглел Витя.
— Не знаю. Как баба решит, — отмахнулась Нина.
Механический подъездный замок не работал, и девочка с усилием отворила дверь. Вдоволь надышавшись обоссанным подъездом, ребята поднялись на пятый этаж сталинки.
— Баб! Я дома! — крикнула девочка, снимая одну об другую туфельки.
Ответа не было. Как и привычного гула радио с кухни.
— В магазин, наверное, ушла, — деловито заметила Нина, — заходи давай.
Витя воровато оглянулся и зашел.
— А кошки у вас нет?
— Нет. Ты уже спрашивал. Вешай куртку сюда.
Квартира была ощутимо больше, чем та, в которой жил Витя. Полнометражка в сталинке ощущалась весомее и солиднее, чем двушка в панельной брежневке.
— Большая же у вас семья, наверное, была, — охнул мальчик.
Дети прошли в гостиную. В конце коридора Витя приметил закрытую дверь. Со стен за гостем следили выцветавшие фотографии молодых бабушки с дедушкой Нины, ее черно-белые родители, прямиком с собственной свадьбы. На подоконнике в аккуратных горшках стояли растения с круглыми листочками, чьих названий мальчик не знал. Да и горшков таких Витя раньше не видел, почти у всех взрослых цветы были в жестяных банках. Там, где не было ковров, под ногами предательски скрипел пол на лагах.
«Проходи Пашка тут свое спецзадание, точно провалился бы», — подумал он.
Старый пузатый телевизор с тюлью на нем величественно встречал гостей.
— У нас же четыре урока было? — уточнила Нина.
— Да, — уверенно ответил мальчик.
— Значит сейчас «Чип и Дейл» начнется, или уже идет. Я каждый день смотрю, — заключила она, и включила пузатого, нажав на него. Телевизор издал характерный писк. По ОРТ уже играла заставка любимого мультика.
Дети уселись на советский диван-книжку и начали с упоением смотреть мультик. Спустя некоторое время он прервался на рекламу.
— Ну, — встав, толкнул свою речь Витя, — это же буквально я и мои друзья! Я и Толик – Чип и Дейл, ты – конечно же Гайка, Пашка – Рокфор, наверное, раз самый старший из нас…
Мальчик замолчал. Его монолог прервали протяжные завывания.
— Миша воет опять, — пожаловалась Нина, — И так ночью спать не дает, баба ругается, тут еще и днем начинается.
— Прямо как настоящий медведь! — с восторгом отреагировал Витя.
Правда, эти завывания куда меньше походили на рев настоящего медведя, и куда больше – на плач.
Девочка встала, чтобы закрыть дверь в гостиную. Её одернули за рукав.
— Можно мне к нему?
— Витя, ты что, дурак? Подожди пока он успокоится. Зайдешь, если баба не придет, — она перевела беглый взгляд на мерцающий телевизор, — ну вот, реклама закончилась.
Мальчик поднял ноги на диван, обнял их в коленях и стал нетерпеливо раскачиваться. Нина зло посмотрела на него исподлобья.
В таком томительном ожидании Витя досматривал серию. К его радости, старший брат одноклассницы уже замолчал. Мальчик уже было встал с дивана и потянулся, а Нина собралась ему сделать ему очередное замечание, но что-то удержало их обоих.
Телевизор издал щелчок. Ребята переглянулись и посмотрели в его сторону. Выпуклое стекло показывало знакомые городские пейзажи с высоты птичьего полета. Но дома на них, а вместе с ними и дворы с дорогами были как будто другими: чистыми, полными зелени. Дети завороженно смотрели на них. Может, какая-то региональная социальная реклама? Они и слов то таких не знали.
Зелень в телевизоре потихоньку разрасталась, застилая собой дома. На стенах высоких панелек вились лозы плюща, точно связывая их обитателей, не давая им ни выйти из подъездов, ни выпрыгнуть из окон. Камера потихоньку взлетала выше, показывая помимо города окружающие его поля и леса. На фоне последних он казался даже более густым.
Из дальней спальни, что была ближе всего к кухне, снова раздались звуки. Теперь это был настоящий, свирепый рев, который хищники издают, обозначая свою территорию. Витя был не из пугливых, но он начинал испытывать страх. Тот страх, который испытывал первобытный человек, впервые столкнувшись со Зверем, хотя самого Зверя мальчик еще не видел. Он бросил взгляд на Нину, но та все еще была заворожена зрелищем из телевизора, будто не слыша рев. Зеленый город в нем превращался в берлогу.
— Нина, ты слышишь? — осторожно спросил Витя.
— Что слышу?
— Твой брат.
Девочка пришла в себя и быстро протерла свои большие глаза. Затем подошла к телевизору и выключила его. И как Витя не додумался до этого? Может, действительно испугался?
— Ты тоже это видела?
— Кончился мультик, — непонимающе ответила Нина, после чего пожала плечами. В гостиной повисло молчание, подобно тому, которое возникает, когда родители ссорятся при детях, и последние не знают как на это реагировать.
— Пойдем? — он показал пальцем в сторону двери.
Нина вздохнула.
— Миша, к нам гости пришли, поздоровайся хоть… — неуклюже начала девочка.
Её брат в одних семейниках сидел на краю кровати, приставленной изголовьем к окну, и безучастно смотрел в него. Он будто вообще не заметил своих посетителей.
Имя — Михаил — полностью соответствовало его натуре: широкий, с покатой волосатой грудью и такими же волосатыми ручищами. Ребята не видели его глаз, но знали: взгляд у Михаила пустой и безжизненный. Вместо глаз на них смотрела плешь с затылка. На подоконнике стояла на две трети наполненная бычками и пеплом пепельница из стеклянной банки.
«Такой голову оторвет, не заметишь, — подумал Витя, — даже дяде Коле бы оторвал, при желании». Он перевел свой взгляд и заметил блеск пустых стеклянных бутылок под кроватью.
— У меня папа бывает такие же собирает дома, — с умным видом шепнул он на ухо Нине, — спит крепко-крепко как наберет, брат с бабушкой твои видно толк знают.
Девочка хихикнула. Михаил наконец то оживился.
— Сигарет мне не купила? — тихо и тоскливо протянул он. Нина замялась.
— Да мы маленькие еще, не курим! Меня Витя зовут! — выдал мальчик.
Михаил наконец то посмотрел в их сторону. Витя сразу же замолчал. Да, сходство во внешности брата и сестры определенно было: такой же нос картошкой, массивные брови. Только вот глаза у Нины были серо-зеленые, а у Михаила как будто серо-бледные, как у рыбы. Недельная щетина только добавляла потерянности его виду.
Издав глубокий вздох, старший брат повернулся обратно к окну.
— Пошли отсюда. Не будет он говорить с нами, — констатировала Нина.
Витя вышел из гостей уже после прихода бабушки Нины. Она, проявив невероятную по местным меркам щедрость, напоила мальчика чаем и угостила конфетой. О знакомстве с Мишей он за столом не упоминал. Потому что пообещал Нине. А обещания Витя держал.
— Вить, давай я тебя провожу до дому, — одеваясь, обратилась к нему Зинаида Антоновна, — тебя уже родители, наверное, ищут, я им позвоню сейчас.
— Спасибо, бабушка, я уже сам убежал! — бросил мальчик и побежал по лестнице, не попрощавшись с Ниной. Впрочем, она не обиделась: друзья уже привыкли к его выходкам.
Обувшись, Зинаида Антоновна вышла посидеть на лавочку у подъезда. Скоро подтянутся ее подружки, и они сообщат друг другу о всех последних новостях: кто в городке машину купил, у кого дочка развелась, а у кого внук с войны вернулся.
— Плохо Мишеньке моему, сами знаете, может рассказал кто из соседей уже, — вздыхала она, — просыпается по ночам в кошмарах, да будит меня с Ниночкой.
— Ой, страсти то какие! — оживленно аккомпанировала её рассказу возрастная женщина в знакомой темно-синей куртке.
— В плену сами знаете, что творят с мальчиками нашими… Дал Бог, хоть обменять смогли…
— Ты, Зинка, не переживай так! Валерка как с Афгана вернулся, так говорил, что там душманы пленных вообще наркотиками накачивали!
— Ох, ужасы то какие… Моему хоть не с иглы, из бутылки бы вылезти, неужели по стопам матери пойдет…
Дома Витю ждала взбучка.
— Почему матери родной не позвонил из гостей? — мама прожигала его взглядом.
Витя виновато водил круги носком по полу.
— Ну я же быстро пришел… Еще даже стемнеть не успело…
— Столько раз тебя просила звонить! Бестолочь. Весь в отца.
Отец испуганно глядел на мать. «Вчерашний трюк еще раз не прокатит, не так быстро, — подумал он, — надо брать яйца в кулак».
— Ребенку нужно давать свободу, — уверенно выступил он, — мы в его возрасте в походы ходили, и ничего!
— И часто вы мертвых девочек находили в своих походах?! — вспылила она, но быстро осеклась, вспомнив о том, что рядом, вообще-то, стоит сын, — марш делать уроки!
Витя поплелся в свою комнату.
— Ты не переживай так сильно, мы еще раз на рыбалку сходим, пока морозы не ударили, — подмигнул ему папа. Глаза мамы налились кровью. Супруг нервно улыбнулся ей.
V
Утро субботы привычно пустынно. Мало кто бродит здесь с утра пораньше: многие горожане прикованы тяжелым свинцом к своим постелям, а другие собирают последний дачный урожай и закрывают свои живые напоминания о деревенском родовом прошлом на тяжелые навесные замки.
Отто не спал, и уже будил своего сына:
— Сын, вставай! На рыбалку пойдешь?
Витя беззлобно посмотрел на отца, прервавшего его сон. Что ему снилось? Он и сам не запомнил. Наверное, впервые за свой недолгий век. Вовремя ли папа разбудил его?
— Пойду, — прошипел он.
«Ребенку нужно детство. Раз пообещал, то надо идти», — довольно размышлял Отто, потягивая горячую «Беседу». Сын хрустел сахаром с бутерброда с маслом.
— А мы только вдвоем будем? — лениво пробубнил Витя.
— С дядь Колей пойдем, — ответил папа.
— А мы… туда же пойдем? — с тоской в голосе спросил ребенок.
Взгляд отца застыл на одной точке, проходя сквозь единственного сына, будто его так и не было.
— Нет, конечно нет.
В этот раз они действительно пошли рыбачить. Отто взял проржавевшую сетку для рыбы, в которую еще дед Вити собирал свой улов, и зеленые советские удочки. Сам мальчик еще не проснулся, а потому начало пути с отцом он молчал. Отто тоже молчал. Редко, но его светлую голову посещали сомнения о том, все ли они правильно делают с ребенком. Все ли правильно у них с женой. На второй вопрос он и сам знал ответ. Но на первый?
— Здорово! — Николай устало поднял руку, приветствуя Мюллеров. Похоже, тот сам был не очень доволен раннему подъему. Или, возможно, не ложился спать. На это туманно намекали те самые темно-синие брюки, а также кобура на поясе, с «Макаровым» в ней на тренчике.
— Привет, дядь Коля! — Витя вырвался вперед. В дяде Коле он видел кого-то, с кем можно было повеселиться отдельно от семьи, хотя он видел его без отца всего пару раз, случайно, на улице. Но мальчик легко фантазировал как он вырастет и будет водить на рыбалку с дядей Колей уже своего сына. О том, что сам дядя Коля может постареть, он в такие моменты не думал.
— О, Витька! Как царапина твоя? Вообще не заметна сейчас я смотрю!
— Не болит! Я и забыл про нее!
— Еще бы забыл, маленький же еще, быстро все заживает, — объяснил Отто.
Втроем они пошли к берегу через ближайшую лесополосу. Витя вырвался вперед и, рисуя в своей голове и глазах очередные фантастические сюжеты, изучал стройные черные муравьиные ряды.
— Как работа твоя? Раскрываете дела? — поинтересовался Отто.
— Раскрываются. Только вот не работает никто нихрена, — милиционер плюнул куда-то под ноги, — конечно, ничего серьезного и не делается.
— А то дело? Ну, ты понял меня? — аккуратно спросил Мюллер.
— Понял. Да, есть подозрения у меня. Серьезные.
Взрослые прошли мимо Вити.
— Не бандиты же? Может, хулиганы?
— Знаешь… тут вроде нет таких следов. Пока работаю над этим. Как будто бы один, — ухмыльнулся Николай.
— Да… больше же убийств не было. И не нашли никого, в смысле, по телевизору не говорили.
— Ага, — подтвердил милиционер, — не нашли.
Повисла неловкая тишина. Отто собрался с силами и спросил:
— Ее изнасиловали?
Николай бросил взгляд на реку, к которой они приближались. Ее течение замедлялось вместе с падением температуры. Он был ощутимо расстроен вопросом.
— Да.
Витя догнал взрослых.
— В школе нам говорили, еще давно, в прошлом классе, что у муравьев есть королева, рабочие и солдаты! И что королева одна, солдат больше, и почти все – рабочие! А они как будто все солдаты, ходят строем, вместе все, ровно, только вот воевать им с кем? С мирмиками? Так их же нет у нас… — без запинки вывалил свои мысли ребенок.
— Сын, это рабочие, им так природой задумано ходить. Чтобы не потеряться, они же маленькие! — потрепал Отто своего ребенка по голове, — Давай шапку надень, мать ругаться будет.
— Не с мирмиками, так найдут с кем, — ответил на вопрос ребенка дядя Коля, — все твари Божьи с кем-то да воюют. Друг с другом будут если что, — подмигнул он папе мальчика.
Отто бросил на друга недовольный взгляд.
Взрослые установили удочки и продолжили болтать о своем. Витя, в свою очередь, снова стянул шапку и пошел искать новую крутую палку. В этот раз он уже не воображал себя мечником, а больше думал о схемах различного оружия. Уж он-то сразу приметил кобуру у дяди Коли и пистолет в ней. Но это маленький пистолет. В фильмах он видел и побольше. «Там и с круглой коробкой бывают… Ну как там ее…», —Витя рассуждал о револьверах.
Не успел он закончить свою схему, как ее смыло водой. Он удивленно похлопал глазами. Это был, кажется, первый сильный прилив за осень. Расстроенный ребенок с размаха бросил палку и пошел к папе с дядей Колей.
— Что делал, сын? — спросил его папа, как только тот оказался рядом.
— Чертил схемы. Пистолетов, — с важным видом ответил мальчик.
— Витька, а хотел бы пострелять с такого? — лукаво улыбнулся дядя Коля и похлопал по кобуре.
— Шутишь что ли? Он же ребенок, — едва показал свое недовольство отец, — тебя отчитываться за такое не заставят?
— Да кому мы нахрен нужны сейчас… Когда ты стрелял, то почему-то не спрашивал, — еще раз улыбнулся милиционер и посмотрел в глаза Вите, — Один выстрел дам сделать. Хочешь или нет?
В темных маленьких глазках дяди Коли Витя видел всю свою жизнь. Будь его лицо более вытянутым, он бы сравнил его с крысиным. Но, конечно, постеснялся бы.
— Хочу! — выпалил мальчик.
Дядя Коля встал и пошел в сторону леса. Мюллеры остались наедине.
— Сильно стрелять хочешь? — спросил Отто.
— Интересно же… — оправдался мальчик.
Отец вздохнул. Меньше, чем через минуту пришел Николай, вынул пистолет из кобуры и отстегнул тренчик.
— Целиться будешь вот в то дерево, пока никого поблизости нет, и ты никого не покалечишь, — начал дядя Коля, показывая пальцем в ближайшую лиственницу.
Витя хихикнул.
— Значит смотри, вот мушка, а вот целик… Держи крепко, одна рука как бы другую продавливает… Давишь мякотью пальца, на выдохе, давай…
Отец внимательно наблюдал за поведением сына из-за их спин. Николай отошел за Витю, и на небольшом расстоянии поддерживал локти ребенка, на случай если тот не справится с отдачей.
Раздался громкий хлопок. Локти Вити пошли назад, Николай его поддержал, и ловко выхватил «Макарова» из его рук. На лиственнице красовалась аккуратная дырочка.
— А я ведь ровно туда и целился! — заявил Витя, оглянувшись на дядю Колю и папу. Мальчик был доволен как слон. Он бросился к дереву, а взрослые вернулись к рыбалке.
— Сын! Пошли домой! Обедать пора! — позвал Витю папа, подойдя к подстреленному дереву. Сам сын, в свою очередь, нашел палку в форме рукояти пистолета и тренировал воображаемую стрельбу. Николай в это время собирал снасти и их скромный улов. «Не клюет нихрена осенью», — подумал он.
— Смотри как рыбка извивается в сетке! Витька! — позвал Николай, показывая в руке практически пустую сетку.
Витя побежал оценить улов. Отто вздохнул, и после этого посмотрел под ноги. Он переменился в лице, как только обнаружил мертвую маленькую птичку, которая, кажется, была еще живой. Красногрудый снегирь раскрывал свой маленький клюв, но не издавал никаких звуков. «Давно он тут? Он выстрела упал что ли?» — подумал Отто, но промолчал. Достаточно с его ребенка потрясений.
Когда все шли домой, Витя снова задумался о том, как он вырастет и будет водить на рыбалку с дядей Колей уже своих детей. И тут он наконец вспомнил, как папа рассказывал ему о родственниках в Германии, к которым они однажды уедут.
— Папа, а с твоей тетей из Германии… ну, мы к ним приедем же?
— Конечно приедем, и переедем, я же обещал тебе, — ответил Отто, и погладил сына по голове.
Николай поморщился и сплюнул.
VI
Бледное ноябрьское солнце тускло освещало серые пейзажи районного центра. Минувшей ночью дождь омыл его улицы, прибив к земле и смыв в стоки все хорошее настроение местных жителей. Даже бабушки не собирались минувшим вечером на лавочках у подъездов, а у родителей Вити не было сил ругаться друг с другом. Осенняя хандра собирала свою тоскливую жатву.
Но детей хандра не затронула. Возраст еще не тот. Витя с семьей смотрели «Пока все дома». На самом деле, не совсем: мальчик сидел перед телевизором, мама крутилась на кухне, а папа разбирался с бумажками. То есть взрослые, в лучшем случае, телевизор всего лишь слушали. Но одноклассники рассказывали о целом семейном ритуале, и Витя думал, что и его родители ничем не хуже.
Программа закончилась. Началась реклама. Мальчик заскучал, но его внимание быстро привлекла реклама Кока-Колы. Как давно он не испытывал этот сладкий вкус! Но у родителей не было много денег, чтобы баловать ребенка в обычное время, поэтому и пили колу исключительно по праздникам. Но у Вити был в голове план того, как получить достаточно денег, чтобы купить хотя бы юпи. Он тихо свистнул авоську из прихожей, и, предупредив родителей и пообещав вернуться до вечера, отправился гулять.
Одному приключаться было скучно. Поэтому Витя решил по пути зайти за своими друзьями: Пашка уже успокоился, а Толик как раз выздоровел, его мама сказала об этом Витиной. Ближе идти было до последнего. Так что, размахивая рукавами своей болонки и издавая характерный шуршащий звук, он вышел со своего двора, перешел через дорогу и пошел по широкой улице.
Улица была на удивление пустынной. Даже знакомых бычков и разбитых бутылок не было рядом с мусорками. Витя, привыкший к собеседникам, слушавшим его поток идей, ощущал себя некомфортно. Да и к тому же в первой половине выходного дня! Неужели никто не отдыхает?
Он оглянулся, точно приметил что-то краем глаза или уха. Никого. Витя ведь был не из пугливых, и широким шагом, чтобы показать возможному неприятелю свою уверенность, продолжил путь в сторону дома Толика. К тому же он еще вчера стрелял из самого настоящего пистолета. Это ощутимо придавало уверенности.
Он снова оглянулся. Да что же это? Как будто такое же чувство Витя уже испытывал в одном из своих последних снов. Когда летишь с гигантской высоты, и у тебя не раскрывается парашют, а по пробуждению Кузя в углу комнаты следит за тобой. Или, когда из берлоги, размером с гараж, на тебя смотрит нечто медведоподобное, и зловоние из его раскрытой пасти достигает твоего носа. И почему вчера он этого не испытывал?
Витя вспомнил как они с Ниной смотрели телевизор и сглотнул. Дом Толика был уже близко.
Во дворе чьи-то дедушки играли в домино под импровизированным навесом от дождя из куска брезента. Дождь, конечно, сейчас не шел, но, похоже, предприимчивые дедки были намерены играть как можно дольше. Мальчик обошел их и приблизился к домофону.
— Здрасьте! А Толик выйдет погулять?
— Витя, ты что ли? Привет! — поздоровался папа Толика через домофон, — Толя! За тобой друг пришел! Гулять зовет!
— Сейчас выйду! — обрадованно крикнул он.
— Бу! — Толик выпрыгнул из подъезда, попробовав напугать Витю.
Витя вздрогнул, но не подал виду:
— Привет!
Веснушчатый Толик был немного ниже Вити. Непослушные кудри пробивали себе путь из-под шапки и гордо заявляли окружающим о себе. Хотя сам он был мальчиком довольно закрытым, и активничал только с друзьями.
— Пойдем бутылки собирать! А потом, как сдадим, юпи купим! — заявил Витя, — Может даже чипсов возьмем, если сдача будет!
— Пойдем. А будем еще кого-то звать?
— Пашку надо взять. Пошли за ним.
Друзья пошли по дворам к Пашке.
— Сегодня такое в «очумелых ручках» видел! Можно взять пустой шампунь, ну вот остается, или от средств каких-нибудь, вырезать, и будет подставка для пакетов! Но у них что-то похожее было уже, я помню точно, с бутылками пластиковыми, только там не подставка была, а шлепанцы, но все равно!
— Да, мы с родителями тоже смотрели сегодня, — неуверенно вставил Толик.
— А я вот думаю, что можно еще пенал сделать из шампуня! Ты представь: приходишь в школу, а у тебя все ручки и карандаши в шампуне, как все офигеют то!
— Блин, так может нам пустые шампуни собирать и пеналы делать?
— Да они так не раскиданы как стеклянные бутылки, — Витя на мгновение задумался, — это придется по мусоркам шастать.
Такими беседами мальчики и дошли.
— Ало? Кто там? — ответил тот на домофонный звонок.
— Пашка! Привет! Пойдешь бутылки собирать? — заявил Витя, пропустив ответ на вопрос друга.
Пашка ответил не сразу.
— Ладно, пойдем, сейчас оденусь только.
Спустя несколько минут Пашка уже спустился, и вся команда была в сборе.
— А Нину звать не будем? — спросил присоединившийся.
— Ей в тот раз не понравилось, — ответил ему Толик, — да и без девчонок веселее.
— А вы пакеты или авоськи не взяли? У меня только авоська одна, — вдруг задался важным вопросом Витя.
— Я взял пакет, — деловито ответил Пашка.
— У меня тоже один в куртке всегда лежит, — отчитался Толик.
Дети принялись за дело. Они собирали пустые бутылки, которые валялись на детских площадках, некоторые даже из мусорок, мыли их в лужах и складировали в пакеты и авоську.
— Смотрите! — показал Витя пальцем на солидную пятиэтажную сталинку, — Там Нина живет! Я на той неделе у нее в гостях был.
Ребята раскрыли рты.
— А меня почему не позвал?! — обиделся Пашка.
— Я… — начал было Витя, но вспомнил и странный показ их города по телевизору, и рев Михаила. Странно, но ему не хотелось делиться этим с друзьями. Будто это было что-то, предназначенное только для него. Или он просто боялся прослыть трусом. «А ведь у брата Нины много пустых бутылок в комнате стояло», — также вспомнил Витя.
— Вот то-то же! — поучительно цокнул Пашка.
Толик надменно поморщился. Мир девчонок был ему противен.
— Зато я стрелял вчера! Из пистолета!
— Ну и что! Я тоже из пистолета стрелял! Водяного! — Пашка показал ему язык.
— Так я из настоящего! Мне дядя Коля дал! — начал хвастаться Витя.
Ребята снова раскрыли рты.
— И как тебе? Правда, что руки отжигает когда стреляешь? Это же «Макаров» был? — начал допрос Толик.
— Да! И вообще я его чуть не выронил, это же пушка настоящая! Только маленькая! — Витя попробовал показать габариты пистолета. Пашка закатил глаза.
Один из торцевых подвалов во дворе был открыт. Никого, отдаленно похожего на его хранителя в обозримой близости от него не было.
— Пацаны, — вкрадчиво начал Пашка, показав на подвал пальцем, — я как-то слышал разговор бабок у подъезда, они жаловались, что у них алкаши в подъездном подвале пьянки устраивают. Давайте этот проверим, вдруг там бутылки будут?
— Я за! — у Вити вновь загорелись глаза. Вот оно, приключение!
Толик промолчал. Ему очень не хотелось соваться в непонятный подвал.
— Я на шухере постою, — обозначил он.
Витя и Пашка отворили незапертую дверь и осторожно спустились по ступенькам. Внутренняя дверь также была не заперта. Внутри воняло канализацией и едким запахом спирта. В первое помещение попадало немного света с улицы, что помогло ребятам обнаружить три пустых бутылки из-под водки. Помимо них там был импровизированный столик из каких-то дешевых досок и несколько больших шкафов, в которых без труда бы уместился даже взрослый, а также дверь в противоположной от входа стене.
— Может откроем шкаф? — предложил Пашка.
— Ну уж нет! Кто, по-твоему, хранит пустые бутылки в шкафах? К тому же таких огромных? — покрутил пальцем у виска Витя.
Оставалась еще одна дверь. Друзья переглянулись, кивнули друг другу, и Витя аккуратно потянул ее на себя.
Внутри было ощутимо темнее. Ребята аккуратно шарили руками в поисках сокровищ: они наткнулись на матрас, брошенный на такие же доски, из которых был сделан столик в прошлом помещении и штуки две бутылки пива. Витя также наткнулся на какую-то пластмассовую игрушку и быстро припрятал ее в карман. Он сделал это быстро, практически рефлекторно. Словно она сама хотела туда запрыгнуть. С улицы послышалось копошение.
VII
«Наверное, стоило пойти с ребятами», — одиноко грустил Толик, уже не особо посматривая по сторонам. Он сидел на бордюре и рисовал узоры палочкой.
«Но кто бы тогда на шухере стоял?» — оправдал себя он. После чего, вспомнив о своей задаче, посмотрел по сторонам… и тут же увидел немытого дворника, бредшего в сторону подвала.
— Шухер!!! Бежим!!! — завопил кудрявый мальчик, и ребята пулей вылетели из подвала, чудом не разбив не одной собранной бутылки. Толик убежал за ними.
Выбегая из двора, Витя ощутил дежавю. Словно он уже убегал так от кого то, и кто-то за ним следил. Был ли это один и тот же человек? Мальчик повел взглядом налево и увидел в окне четвертого этажа сталинки широкую волосатую фигуру.
— Молодешь! Чево по подвалам шастаем?! — насупился дворник. Визитом ребят он был явно недоволен.
Но в ответ ему лишь сверкали пятки.
Путь ребят закончился неподалеку от дома Пашки. Они присели отдохнуть на ржавеющей лавочке на остановке автобуса – она, к счастью для них, была полностью свободна.
— Нормально так собрали, — отдышался Пашка, — и от бомжей побегали! Даже на чипсы хватит.
— Это не бомж, — объяснил ему Толик, — а дворник. Хотя, может и бомж…
— Ну пофиг, — вмешался Витя.
— А вы ничего интересного кроме бутылок не нашли? — поднял глаза Толик.
— Витя что-то в карман засунул, — выдал его Пашка, — что у тебя?
Витя пошарил в кармане и достал красную заколку в форме бабочки.
— Ого! Так там девчонка была какая-то до нас! — открыл рот Толик.
— Да, водку пила с дворником! — рассмеялся Пашка. Толик рассмеялся вместе с ним.
Один Витя молча смотрел на заколку в своей руке с круглыми глазами. Другой рукой он провел по правой брови, словно смахнул что-то. В его голове роились мысли. События последних дней неслись, словно гоночные автомобили на автостраде. Словно он уже не мог их вытеснять и удерживать дальше. Бутылки, стрельба, брат Нины…
Витя вспоминал то, что его бессознательное быстро и небрежно выбросило на задворки своей памяти. Как всего неделю назад он упал в ил прямиком к трупу, и как такая же заколка поцарапала его бровь. Он забыл об этом происшествии быстрее, чем зажила царапина, но та, как будто снова начала пульсировать.
— Это же той… девочки, которая умерла… которую… — запинаясь, начал объяснять он.
Ребята в третий раз за день раскрыли рты. Но в те разы это было больше от восхищенного удивления, а теперь — от испуганного.
Никто из них не произнес ни слова, но каждый из них – Витя, Толик и Пашка – был уверен, что его друзья испытывают такое же мерзкое чувство. Толик и Пашка не сталкивались с этим напрямую, как Витя, но все об этом слышали: кто-то в школе, кто-то подслушал родителей, и конечно, никого не хотели из-за этого отпускать гулять вечером. Глубина их мимолетной эмоции не могла на них сильно повлиять, по крайней мере, так, чтобы они это осознавали. В конце концов, они все еще дети.
Витя машинально спрятал заколку в кармане. Друзья словно ощутили себя на месте добычи крупного хищника, такого, чья добыча – это живые люди. Они и не знали таких выражений, но где-то внутри каждого человека прячется это чувство и лучше бы никому его никогда не испытывать.
Глубокий женский голос нарушил тишину, развеяв всю мистическую атмосферу.
— Витя! Ты что это, бутылки как алкоголик какой-то собираешь?! — сердито возмутилась мама, — живо со мной домой!
Витя вскочил, оставив ребятам авоську:
— Потом, как сдадите, оставьте авоську, и юпи одну! И чипсы все не съедайте!
Мама грубо взяла его за руку, оторвав от друзей, и Витя поплелся за ней.
Домой они шли молча. Мама была крайне недовольна. «Надо сказать папе про заколку, когда мамы не будет рядом», — решил мальчик. В этот раз забыть у него не получалось. Тревога нарастала в его груди, сжимая крохотное мальчишечье сердце. Темнело.
— Сынишка твой, как заправский алкоголик, бутылки собирает! — с самого порога мама Вити напала на его папу, — В Германии тоже собирать будет?!
— Правильно делает! На заводе мужики тоже собирают, — парировал папа, — надо кормиться чем-то!
— Так мужики эти пьющие все через одного! И ребенка таким же растить хочешь!..
Витя не стал дослушивать еще одну ругань родителей, и прошмыгнул в свою комнату. В ней его уже ждал Кузя. Мальчик погладил кота, и ощутил, как поток мыслей сносит его с ног, заглушая и крики родителей, и мурлыканье кота. Нужно отвлечься. Взгляд упал на открытый учебник с тетрадкой. У него осталось незаконченное домашнее задание.
Уроки быстро наскучили Вите. Да и не учился он особенно хорошо. Мальчик приоткрыл форточку, и ощутил, как холодный поток воздуха защекотал его. Так, что спрятаться от него получится только под одеялом. Он закрыл форточку и лег в кровать. Глаза закрылись сами.
Витя провалился в глубокий сон. В этот раз в нем не было ни Кузи, ни школы. Зато был тот же самый лес. И та же самая берлога. Но в этот раз он был подальше от нее, словно следил. Впереди он увидел несколько взрослых мужчин, одетых в плотные кожаные коричневые куртки. На их головах красовались смешные меховые шапки с хвостиками, как в фильмах про Чингачкука. В руках они держали ружья, а на их шеях блестели свистки. «Охотники», — догадался Витя.
С охотниками была пара собак. Одна из них вынюхивала что-то, а другая сидела у правого бока одного из охотников. В какой-то момент все замерли. Ближайшие к берлоге охотники вскинули ружье, в то время как дальний взял в зубы свисток. Но не успел тот засвистеть, как громадное нечто выпрыгнуло из берлоги, сомкнув челюсти на одном из охотников. Маленькие глазки твари выделялись на фоне глиняной шкуры, и пусть они были полностью черными, но Витя смог ощутить их движение.
Ближайший охотник успел нажать на курок, но дрожащие руки не дали дроби попасть точно в цель. Выстрел лишь немного сковырнул шкуру хищнику и содрал кору с ближайшего дерева. Чудовище заревело от этого небольшого ранения, словно не от боли, но чтобы вселить ужас в своих жертв, и могучей лапой переломило хребет бедолаге. Витя заметил, что на ней были лишние когти. У настоящих медведей их не так много.
Собаки выглядели напуганными, но по свистку все же бросились в бой. Однако, размеров их челюстей едва ли хватило, чтобы ухватиться за грязную шерсть медведоподобной твари. Прокусить ее они так и не смогли, и были раздавлены о дерево с содранной корой, после чего оно рухнуло.
Раздался выстрел. Несколько зубов чудовища посыпалось, а на месте носа начала красоваться кровавая каша. Свирепые глазки снова начали искать следующую цель. Оставшийся в живых охотник передернул затвор карабина и начал прицеливаться, но не успел. Последним, что он увидел было свесившееся брюхо твари, куда и пришелся выстрел. Но шкуру он пробить не смог. Не в этот раз.
Витя сглотнул. Разделавшись с охотниками, чудовище начало пожирать их, начав с ближайшего к себе. Казалось, что выбитые зубы и размолотый нос заживали на глазах, по мере людоедства твари. При этом собак оно не трогало. Издалека Витя увидел, как лучшие друзья человека начали обильно кровоточить, полностью покрывая собственную шкуру. Присмотревшись, мальчик осознал, что это не кровь, а илистая глина. Уши собак начали засыхать и съеживаться, а вытянутые челюсти выпадать. Собаки становились похожими на кривую пародию на больших медвежат. Витю объял ужас.
Чудовище снова оскалилось. И тут в нос мальчика ударил уже знакомый запах гнили.
VIII
Громкий детский крик разбудил обоих родителей и Кузю. До этого Вите всегда нравились свои сны. Он любил рассказывать о них друзьям и не понимал взрослых, которые говорили ему об отсутствии собственных снов. Сейчас он был готов многое отдать ради этого отсутствия.
Даже после пробуждения Витя продолжал кричать, и лишь выпустив весь воздух, он замолчал. Какое-то время к мальчику никто не шел. Одинокая слеза прокатилась по юной щеке. Он был совсем один перед неизвестным ему ужасом. И никто из родителей не проверяет единственного ребенка. Пока что.
Дверь в комнату со скрипом отворилась. Навестить Витю пришел папа.
— Что случилось? Бабайка в шкафу? — отшутился он, пока включал советскую настольную лампу, доставшуюся Мюллерам от родителей жены. Теплый свет медленно разлился по комнате, заставив отца с сыном немного пощуриться. Тогда Отто увидел, что у сына заплаканные глаза.
— У меня кошмар. Я… я боюсь спать.
Отец задумался. Нетрудно догадаться, что у них не было консенсуса с матерью по поводу воспитания ребенка, что уж говорить о реакции на событие, потрясшие их сына чуть раннее. Он понял, что если он хочет своему сыну лучшего, то придется пойти на конфликт. Впрочем, ему в любом бы случае пришлось. По-другому в этом доме ничего не делается.
— Можешь прогулять школу, — Отто улыбнулся, — если спать без тревоги за то, что тебе куда-то надо, то сны будут хорошие.
Витя обрадовался, но не спешил показывать это. Он вытер краем одеяла слезы.
— Принеси Кузю, — попросил мальчик.
Папа оглянулся, и, обнаружив, что кота здесь нет, пошел искать его по другим комнатам. Витя посмотрел на стол, освещаемый светильником. Бабочка из красного пластика вот-вот была готова взлететь в лучах света.
— Вот наш кот, — заявил Отто, укладывая недовольного кота рядом с сыном. Витя даже не услышал его шагов. Мальчик показал пальцем на стол.
— Заколка. Это той девочки, которую…
— Я понял, — обрезал отец и, сделав шаг, взял ее со стола.
— Мы бутылки собирали же вчера с друзьями. Заколку в подвале нашли, на Трудовой улице. Там дворник еще шепелявый… алкаш…
— Хорошо, я передам дяде Коле. Он разберется. Ты молодец, — улыбнулся папа, — настоящий мужчина!
Витя тоже улыбнулся. И снова вытер слезы.
Витя ненадолго проснулся утром от криков родителей. На самом деле, он давно привык к ним, но в этот раз они кричали как раз в то время, в которое он обычно встает в школу.
— Школу прогулять! В наше-то время школу только больные прогуливали, и только если в палате больничной лежали! Позорище! — сокрушалась мама.
Мальчик закрыл подушкой уши и провалился в сон. Его руки были в грязи. Но не потому, что он рылся в канаве или мусоре. Да и не грязь это была, а глина. Он был гончаром. Толстый диск с куском глины крутился вокруг своей оси по малейшему прикосновению, возможно даже по дыханию мальчика. Только лепил он почему-то не горшок и не вазу. Маленький, но широкий человечек обретал форму благодаря изящным движениям молодого гончара.
Витя чихнул. Во сне. Хотя, возможно, и вживую. Раздался треск. Фигурки на диске уже не было. «Странно, — задумался мальчик, — она же даже не обожжена. Откуда такой звук?». Он оглянулся. Его лавка, в которой он творил, начала трястись и расходиться по швам. Но никаких звуков уже не было. Витя закрыл глаза. Пришла пора просыпаться.
Витя поздно позавтракал пирожками, которые мама принесла из садика, и сел смотреть мультики. Свой ночной сон он старался забыть и в этот раз у него получалось. Возможно, он был бессознательно доволен избавлением от проклятой заколки. Мальчик был рад, что отдал ее отцу, ведь тот отдаст ее дяде Коле, и дело будет раскрыто.
Вечером этого же дня в квартире Нины раздался звонок.
— Это кто? — спросила девочка.
— Это гостья ко мне пришла, сейчас будешь здороваться, не прячься, — объяснила ей бабушка.
Нина вытянулась в струнку.
— Зинаида Антоновна! Добрый вечер! — статная женщина развернулась, снимая сапоги, — Нина! Привет! А это я тебе принесла! — сказала она, передав той черный пакет с геометрическим узором.
— Клава, привет, я приготовила для тебя картошку, вот пакет стоит. Ну ты проходи, чаю хоть попьем, столько всего происходит у нас, прости Господи… — позвала ее Зинаида.
Клава повесила куртку и направилась в сторону кухни. Нина взглянула внутрь пакета, из которого на нее смотрел аккуратный сарафанчик.
— Спасибо, тетя Клава! — Нина была воспитанной девочкой, — Баба, а куда его?
— Оставь в гостиной, потом поглажу.
Девочка бегом бросила пакет в гостиную и ушла в свою комнату делать уроки, после чего, не со зла, хлопнула дверью. Из ближайшей к кухне комнаты послышался вой.
— Тише, Мишенька! Гости у нас! — крикнула ему Зинаида. Михаил прервался и ненадолго стих.
— Клава, пойдем, не пугайся, Мишенька вернулся вот… еще в себя не пришел нормально, — оправдалась хозяйка.
Белые фарфоровые чашечки на блюдцах задрожали под тяжестью кипяченого чая.
— Родная, тебе разбавить? Водичкой, молочком? — учтиво спросила бабушка.
— Спасибо, Зинаида Антоновна, я так привыкла пить, просто с сахаром, — ответила гостья, — у нас такой бардак сейчас дома происходит, не знаю кем сын мой вырастет. Хорошо что с Ниной Вашей общаются, она хорошая девочка, может влияние на него окажет…
— Да, Ниночка хорошая растет, послушная, не то, что мать ее, — хозяйка недовольно цокнула, — хорошо забрать успела детишек, пока мать не натворила чего. Работа твоя как? Зарплату исправно платят? Как дети?
— Да, платят вовремя, как при Союзе. Одними и теми же макаронами питаемся, — рассмеялась она, и постучала по столу три раза, — дети хулиганят все. Боевики смотрят со взрослыми, потом дерутся. Я когда маленькая была хоть порядок был… Сын тоже растет оболтусом, как папаша… Так и живем, — заключила она и отпила чай.
Зинаида внимательно посмотрела на нее. Она ощущала не только доверие, но и уважение: возможно именно из-за того, что была живым памятником той эпохи, ностальгию по которой уже испытывает ее гостья. Да, ей она могла довериться.
— Мишенька мой с войны вернулся… Не хотела рассказывать никому, да пришлось, как он криком весь дом разбудил ночью, водкой отпаивать пришлось, хоть бы уснул… Кошмар, — она уперлась подбородком в ладонь.
— Алкаш гребаный обещал что срочники не будут воевать… Хрен нам с маслом…
— Клава, я когда помоложе была, у нас и в Афган срочников отправляли, я… — она снова замолчала. Клавдия замолчала и приготовилась слушать.
— У соседки моей, Вали, муж там служил, за речкой. Вернулся. Тоже по ночам просыпался, но не кричал, вроде… Но он то и не дитем воевал. А Мишенька… — к ней начали подступать слезы.
— Зинаида Антонова, все хорошо, все Ваши внуки сейчас дома…
— Я Вале и другим сказала, что Мишенька в плену был, и что обменяли его, — бабушка всхлипнула, — чушь это все. Сбежал оболтус мой, не знаю даже, был ли он вообще за ленточкой. В синяках весь, будто кололся чем-то или били… О водке умолял первые дни: ни грамма ему не давала, пока ночью не заорал… Грязный, как бомж был, точно не солдат никакой… Позорище какое-то для дуры старой… — она уже не могла сдерживать слезы.
— Зинаида Антоновна, все в порядке, не у всех такое горе происходит, — Клава взяла хозяйку за руку, — да и воевать сейчас не за что, вот раньше… — принялась она успокаивать собеседницу.
IX
Нина закончила делать уроки. Для нее никогда не составляло трудностей сесть делать домашку, и она все давала списать, за что была ценима своими друзьями. Она вышла в туалет и заметила плачущую бабушку.
— Баба, случилось чего? — поинтересовалась внучка.
— Все в порядке, Ниночка, мы о своем, — отмахнулась бабушка.
Находясь в туалете, она прекрасно слышала разговор о Мише. «Интересно, а где сейчас его друзья? — задумалась она, — почему бабушку могут поддержать ее подруги, а его нет?» Нина была смышленой девочкой и часто задумывалась на подобные взрослые темы.
Михаил сидел в своей комнате, как положено, один. Начинало темнеть. С улицы он ощутил приятный для него запах сигарет, и невольно вспомнил, как впервые закурил, еще в школе. Вместе с этим он вспоминал и другие события, которые пробирались через эмоциональную бурю в его голове, словно сквозь заросли дремучей тайги.
После школы Михаил, как и было положено, планировал отслужить в армии. Отец и деды служили. Так принято. Вспоминал он и учебку, и дедовщину. Вспоминал как в товарных вагонах они с сослуживцами помогали эвакуировать мирных жителей из горящего пламенем войны региона. И как сами в этом регионе оказались.
— Мишаня, сигаретки не найдется? — грязный сослуживец почесал смоляной лоб тыльной стороной ладони.
— Держи, — протянул он мятую пачку «Винстона». После чего достал одну сигарету и для себя. Парни закурили, провожая алый закат над аулом. Где-то вдали громыхали снаряды, и все жители аула прятались по подвалам. Было неспокойно, но они уже успели привыкнуть к происходящему безумию.
— Мишаня, а ты же черпак? Сколько до дембеля осталось?
Мишаня выдохнул клуб дыма и ответил:
— Почти полгода.
Они познакомились уже в ауле, и сослуживец казался ему дружелюбным. Но украденные в учебке вещи научили Михаила быть бдительным не только со старослужащим: тем более, он и сам уже им был. После этих мыслей он решился прервать паузу:
— А тебе?
— Два месяца, — и улыбнулся кривыми зубами.
— Костян, а ты сможешь что-нибудь поинтереснее сигарет организовать? Неспроста же мы в серой зоне, — Михаил фамильярно хихикнул.
Собеседник снова почесал лоб.
— Побойся ротного, Мишаня, мне же всего ничего до дембеля осталось, жду не дождусь Любку увидеть.
Михаил цокнул. Во время одной ночной попойки, еще в части, сослуживец жаловался на неверность невесты, о чем он узнал из письма друга с гражданки, после чего поклялся баб никогда всерьез не воспринимать и супружескую верность в ближайшем браке нарушить первым.
— Да помню, что я наговорить успел, но увидеться с ней все равно надо. Помять ее оленю и ей бока немного.
— Ее оленю? —Мишаня не смог скрыть ехидной улыбки, полностью наплевал на пресловутую бдительность.
— Давай не выделывайся на горюющего человека, — сердито посмотрел сослуживец исподлобья.
Мишаня рассмеялся. Костян не выдержал и присоединился.
«Мы подружимся, — подумал Михаил, — друг – это тот, кто не будет начинать драку из-за такой шутки», — мудро заключил он.
Смеркалось. Когда пришла пора сменять дежурство, к служащим подошел пацан, лет пятнадцати, и уставился на них глубокими темными глазами.
— Потерялся, мелюзга? — поинтересовался Михаил.
Костян выдохнул облачно дыма в сторону ребенка.
Той ночью произошло множество событий, достаточных для того, чтобы состарить Михаила. С дрожью в руках в его памяти вспыхивали обрывки воспоминаний: смерть товарища от рук ребенка, его кровь на собственных руках, трупы горцев, погибших в собственных домах в ходе карательного рейда по аулу в поисках сепаратистов и им сочувствовавших…
Он успел принять свое последнее волевое решение, пока еще сравнительно трезво осознавал происходящее: любой ценой сбежать из этого ада. Пусть он отправится в тюрьму или на гауптвахту, но он не мог больше видеть военные колонны и слушать симфонии залпов орудий. Впрочем, это было необязательно. Даже дома у родной бабушки воспоминания преследовали его.
Цена была высока. Продав украденный из части бронежилет, Михаил не справился с наследием родителей, и серьезно запил, начав слоняться по притонам и шалманам. Впрочем, именно память об отце удерживала его от прикосновения к шприцу. «Был ли он в горячих точках? Как он сам дошел до такой жизни? Почему мы не говорили об этом?» — рассуждал он в моменты, когда память о роковой ночи ненадолго отпускала его.
До бабушки он добрался чудом, почти полностью опустившись на социальное дно. Будучи бывшей партработницей, в меру жесткая и строгая, она не отринула своего единственного внука и приняла его, словно блудного сына.
Вечерело. Зинаида, уже своим обычным собранным голосом, делилась планами на будущее:
— В монастырь Мишеньку отдам, если лучше не станет. А Нину – родственникам в областной центр. Может сама туда перееду, если квартиру продам. Нечего тут делать уже, учиться негде, работать… У тебя муж хоть в Германию семью перевезти сможет, да?
— Да, как только, так сразу, — улыбнулась Клавдия. Она встала и пошла одеваться. Зинаида провожала ее вместе с внучкой.
— Картошку не забудь, Клава, спасибо что пришла, выслушала, — поблагодарила она гостью.
— Вам спасибо! Нина пусть сарафан носит! — Клавдия откланялась, и поспешила вернуться к мужу с сыном.
Этой же ночью уснули все, кроме Михаила. Тот сидел на кровати и не моргая смотрел в угол стены с дверным проемом. Как вдруг он снова ощутил одно гадкое чувство. Это были не муки совести, но то чувство, что он испытывал, когда убийца сослуживца впервые приблизился к ним. Или, может, когда он вспоминал об этом?
Голова Михаила начала пульсировать. «Кто? Откуда?» — спрашивал он несуществующего собеседника. В поисках ответов он открыл окно и высунулся в него, внимательно вглядываясь в ночной двор. Несмотря на кромешную тьму и позднюю осень, двор казался неестественно зеленым, словно летняя опушка леса. На мгновение Михаил даже ощутил запах хвои. Нет, помимо этого что-то точно было не так. Словно не что-то, а кто-то неестественный находится здесь. Михаил прищурился, вглядываясь в углы соседних домов, пока не остановился на одной точке.
Над кварталом раздался медвежий рев.
X
На следующий день Вите все-таки пришлось пойти в школу. На этот день солнце высоко встало и светило со всей своей космической мощью, в отличие от тусклых выходных. Возможно, так было и вчера, но мальчик не ощущал всей полноты солнечного света через тюль. Сейчас же звезда уверенно вела его в новый день, как и многих других школьников. Впрочем, Вите очень понравилось ничего не делать, и он был бы не очень расстроен, не веди его сейчас утреннее солнце.
Путь в школу проходил мимо автобусной остановки, на которой мальчик часто видел ждущих транспорт взрослых. Он видел их и сейчас, но в этот раз, среди угрюмых и уставших лиц, затесался еще один юный любитель солнечного света.
— Толик! Привет! — Витя радостно подбежал к остановке.
— Привет! Ты выздоровел? — учтиво спросил кудрявый друг.
— Да я и не болел особо, — Витя почесал затылок.
Толик стоял в окружении мамы и бабушки.
— Ну мы пошли с Витей? — осторожно спросил он у них.
— Идите, ребята, — ответила мама Толика.
Радостный Толик бросился к другу. Когда они перешли дорогу на ближайшем переходе, Толик раскололся:
— Нас же спалила твоя мама тогда, — он недовольно посмотрел на Витю исподлобья: и глазами, и веснушками, — и моей рассказала, что мы бутылки собирали, а тут же еще эту, старшеклассницу убили, ты вспомнил тогда… В общем, боятся одного теперь отпускать куда-то, вот стояли ждали автобус для мамы.
— А сейчас со мной не побоялись, — Витя улыбнулся и толкнул друга вбок, — пошли бутылки вместо школы собирать?
Толик молча улыбнулся. Мимо них, со стороны школы, торопливым шагом прошла знакомая Вите широкая фигура, деловито держа подмышкой портфель.
— Здрасть… — бросил в сторону фигуры Витя, но она не отреагировала.
— Тук-тук, я на месте, — поприветствовал коллег Николай, бросая портфель на свой стол.
— Ты из школы? — не отвлекаясь от газеты, поприветствовал его усатый дядька с сержантскими погонами. В его возрасте положено иметь более солидное звание, но что-то не давало ему пойти выше. Нежелание угодить начальству? Твердость привычки сидеть в одном и том же кресле?
— Да, — он повесил куртку на напольную вешалку, — пара ребят, из нормальных, признаются, что видели молодого урку с убитой. Только сейчас признались, хрен знает, совесть страх пересилила, или что. В остальном нихрена нового.
— Думаешь, он к отцу ее и привел?
— Догадываюсь, — отрезал Николай и уставился в окно. Где-то там текла та самая река, на берегу которой сын его друга обнаружил труп. А потом он же обнаружил и место преступления.
Николай улыбнулся. Растет замена.
— А я вот не верю в то, что отец виноват, — коллега деловито зашевелил усами, — алкоголик, еще и возрастной. Не думаю, что хер стоит у мужика.
— Ростовский потрошитель в таком же возрасте орудовал.
— Тот не был алкоголиком. Не знаю. Мутно это все.
Упомянутым алкоголиком был шепелявый дворник, в чьем подотчетном подвале Витя с друзьями, помимо нескольких пустых бутылок, нашли заколку убитой девушки. В признании его вины не было никаких проблем: рано постаревший, сломленный зеленым змием человек был готов признать что угодно после первого же допроса с пристрастием. И признал.
Обыкновенные убийцы лишают жизни либо своих знакомых, к которым у них накопилось достаточно неприязни, либо людей из общего круга, с которыми вступили в быстрый и трагический конфликт. Но жертвы серийных убийц им как правильно незнакомы. Почти все милиционеры в отделении поверили в то, что поймали серийного убийцу на восходе его криминальной карьеры.
Диалог мужчин прервал звонок на локальный телефон.
— Слушаю, — отозвался Николай.
— Товарищ Солянов, — начал усталый женский голос, — тут пришел один, с чистосердечным. По Вашему вопросу. Заберите его на допрос, потом следователю передадим.
Николай довольно улыбнулся. День обещал приблизить дело к закрытию.
В подвальном помещении, которое оперуполномоченный представил приемной комнатой, на деревянном табурете сидел сгорбленный лысый юноша, положив предплечья на колени. Его опустошенный взгляд был направлен куда-то на стол, словно под самим столом кто-то скрывался. Когда в комнату вошел Николай, он даже не поднял головы, чтобы поприветствовать милиционера.
— Фамилия, имя, отчество, год рождения? — сухо спросил Николай, приготовившись составлять протокол допроса.
— Грызлов Глеб Павлович, семьдесят восьмой.
— Зачем пришел?
— Признаться.
Николай не мог поверить своим глазам. Лысый парень в спортивном костюме, состоящий на учете в милиции, с явными уголовными связями, пришел в милицию давать показания, рискуя не просто авторитетом в своей сомнительной социальной среде, но и своей жизнью.
— Почему?
— Отпустите батю. Он не при чем.
Николай улыбнулся, оскалив короткие зубы. Ради таких моментов он выбрал свою стезю. Скорее всего, это было у него в крови. Это сладкое, манящее чувство наверняка испытывал его дед, когда гнобил антисоветские элементы. Любая антилопа придет в инстинктивный ужас при виде льва: это необходимый механизм для ее выживания. Но сейчас его жертва сама пришла к нему.
Николай ощутил, как дымка блаженства начала закрывать его разум, но он пересилил себя. Сначала дело.
— Хочешь сказать, — милиционер еле заметно облизнулся, — что это ты изнасиловал и убил свою одноклассницу?
— Я ее не убивал! — вскочил Глеб, — я любил ее!
— Сядь на место, — приказал Николай, — не ори мне тут нахрен. Рассказывай с самого начала.
XI
Октябрьское утро было пусть и не таким солнечным, как в день, когда Вите пришлось снова пойти в школу, или когда Глеба допрашивал Николай, но на порядок более теплым. Город еще не был сотрясен убийством школьницы, его жители лениво плелись по своим делам: кто на завод, кто на рынок, кто на дачу. Прохладная речка текла, огибая каменистые бережки, текла быстрее, чем после убийства.
В школе перед единственным девятым классом выступал милиционер. Он говорил какие-то общие правильные вещи про важность выбора будущего пути, про закон и порядок, про то, как он хотел бы видеть ребят в школе милиции, и про то, что нельзя бросать родную страну, родной край, родной город. Конечно, Глеб его не слушал. Не по масти пацанам с последней парты ментовские проповеди слушать.
Все внимание Глеба было приковано к его возлюбленной однокласснице, которая сидела на одной из первых парт, и смотрела в рот лектору. В такие моменты Глеб не особо думал ни о пацанах, ни об общаке, ни, тем более, о душной лекции товарища милиционера: только о том, как они с Галей будут проводить вместе время у него дома или в подвале, что находится в распоряжении его отца, с соской пива и «парламентом».
Глеб поймал Галю после уроков, разминувшись со своими дружками. Он нашел ее, пока та шла домой, и обозначил свое присутствие звонким шлепком, отчего девушка подскочила, резко выпрямившись в спине.
— Пойдешь пиво пить? — властно спросил Глеб, не допуская возражений.
— Пойду, — смутилась девушка, — давай чуть попозже встретимся, я не хочу, чтобы нас заметили.
— Тогда можно в каморку бати моего, у меня ключики есть. Он сегодня отдыхает, а значит дома опять собутыльников созвал, — заключил парень.
Галя хихикнула.
После уроков они шли вдвоем. Галины школьные принадлежности были в аккуратном портфеле, а Глеб, как полагается пацану, нес их в пакете.
— Ты слушал милиционера? Что ты будешь делать после школы? — поинтересовалась Галя у возлюбленного.
Глеб рассмеялся.
— Нет, Галюша, не слушал я морду красную. По жизни главное двигаться правильно, а после школы или во время, это не так важно, — подмигнул он своей возлюбленной.
— Мама с папой хотят, чтобы я образование получила. И я хочу. С Анной Николаевной встретились как-то в коридоре, она говорит, что не набирается десятый класс, никто не хочет учиться дальше. Да и про другие школы не знаю…
— Анна кто?
— Анна Николаевна. Моя классная руководительница из начальных классов, — Галя вздохнула и посмотрела на щурящиеся глаза своего улыбчивого жениха. Жениха ли?
Неторопливым шагом парочка дошла до ларька у остановки. В таких продается все, что нужно молодежи: от жвачки «бумер» до пива «Невское». На самой остановке смиренно ждали транспорт ребята помладше.
— Галюш, — парень наклонился к ней, — можешь того шпендика к нам позвать? А то мне совсем чуть-чуть на пиво не хватает, — закончил он и подмигнул.
— Ну блин… — девушка засмущалась и начала описывать круги ногой.
— Давай, чё ты как не своя, — закончил свое убеждение Глеб.
Галя, держа двумя руками портфель перед собой, подошла на остановку.
— Ребята, помогите мне сладость выбрать, у брата День Рождения скоро, денег немного у родителей.
Один светленький мальчик с неровной стрижкой, лет 12, смотрел в рот старшекласснице, и, недолго слушая, пошел помогать ей с выбором, рассуждая под нос о том, какой батончик вкуснее. Девушке оставалось лишь невинно улыбаться.
— Здоров молодым! — путь мальчика преградил Глеб, — А я что-то не помню тебя здесь!
— Привет, — мальчик тихонько начал пятиться.
— Как зовут то тебя, малой?
— Дима…
— А меня Глеб. Ты стой давай, куда идешь? — Глеб взял его за шиворот и присел, — не куришь?
— Нет, мне домой надо, я автобус жду…
— Эх! — Глеб резко замахнулся свободной рукой, от чего Дима вздрогнул. Но рука ушла назад, чесать лысый затылок, — может накинешь немного?
— Да мне на проезд надо оставить…
— Да не ссы давай, Димасик, зайцем проедешь или пешком. Старшим помогать надо, тебя же мама с папой учили этому?
Мальчик начал едва заметно дрожать.
— Да не трясись ты! — Глеб хлопнул его по плечу, — ты же пацаном растешь, не лошком каким-то? На грев для старших скинешь? Не для меня, для нуждающихся. А то не уйдешь никуда, — строго продолжил юноша.
Дима услышал шум автобуса, а оглянувшись увидел, как тот готовится раскрыть двери. Мальчик попробовал рвануть к нему, но этого оказалось недостаточно. Хулиган крепко держал мальчика за шиворот.
— А с лохов, Димасик, спрос выше, — холодно заключил старшеклассник.
Галя в это время ушла в ближайший двор и мирно гладила дворовую кошку. Она отвлеклась от своего занятия только когда увидела довольного Глеба с двумя бутылками «Балтики 7», которые он ловко нес в одной руке. Девушка попрощалась с животным, встала и пошла со своим парнем. Их заметила одна из местных старушек в серой вязаной кофте.
— Проститутка идет с клиентом, тьфу, — мудро оценила та ситуацию.
Путь был недалеким, всего через пару кварталов на углу хрущевки находился тот самый подвал. Как Глеб и обещал, дверь была на замке, да и внутри никого не было. Гале, конечно, не нравилось полное отсутствие уюта, но мысль о том, что у них есть такое укромное гнездышко, грело ее. И сырой матрас на не менее сырых деревянных досках может быть ничем не хуже оттоманки в ее родительском доме.
Но внутри себя девушка четко осознавала, что им в жизни не по пути. Даже закрыв глаза на возможные протесты родителей, она мечтала уехать покорять столицу, и самым простым и одобряемым путем для этого видела поступление в какое-нибудь приличное учебное заведение. В то же самое время простор мыслей ее жениха был ограничен тем, как бы стрясти денег с очередного лошка или где можно поприкольнее убиться синькой, или чем покрепче.
Первая бутылка улетела почти мгновенно, Галя успела сделать только несколько робких глотков. Но для девушки из хорошей семьи этого было достаточно, чтобы немного опьянеть. Глеб в это время жадно присосался ко второй бутылке, попутно поглаживая свою возлюбленную по причинным местам.
— Глеб, нет… Я не хочу…
Парень молча продолжал.
— Нет… хватит! — осмелевшая от алкоголя девушка отмахнулась, случайно шлепнув по лысой голове. Глеб заметно разозлился.
— Чё-то ты совсем попутала самую малость. Ты со мной двигаешься или как?
— Я не хочу. И не готова. Я вообще не хочу здесь жить. Хочу уехать из этого проклятого города. Живем здесь как бомжи. Все. Кто огородами побирается, кто бутылками… Я может хочу не бояться того, что завод, на котором папа работает, продадут? По ресторанам ходить, а не по подвалам? — на покрасневшее недовольное лицо начали накатываться слезы.
Подвыпивший юноша воспринял это за личное оскорбление. Может, это оно и было?
— Ну ты дуреха у меня просто, не со зла же такие гадости говоришь… Давай сюда… — протянул парень, после чего властным движением сорвал блузу.
Глеб воровато оглянулся. Вокруг никого не было. Зрелище захлебывающейся слезами девушки пьянило его сильнее водки, даже сильнее планчика, которым с ним однажды поделились местные авторитеты. Или те, кого он ими считал. Галя попыталась спихнуть Глеба, чем раздразнила его еще сильнее. В глубине души она понимала, что в подобных отношениях это неизбежный этап. В ее животе отнюдь не роились бабочки, но сердце было готово выпрыгнуть из девичьей груди.
Конечно, она завопила.
XII
Николай слушал рассказ, не моргая и практически не перебивая юношу, лишь изредка задавая наводящие вопросы.
— Мы просто лежали вместе, пока я, ну, не понял, что мне пора уходить.
Николай повел бровью.
— Охренеть, ты только что изнасиловал свою даму сердца и тут решил уйти?
Глеб, до этого смотревший в одну точку на столе, опустил взгляд еще ниже, испытав небольшую дрожь.
— Это было такое… Чувство… Что надо сделать что-то. Если не сделаешь, то все. Нет тебя.
Дрожь Глеба усилилась. Николай насупился.
— Что. Заставило. Тебя. Уйти?
Вдохнув побольше воздуха, парень ответил:
— Страх. Я понял, что если сейчас не уйду, то все. Я оделся и вышел… нет, выбежал.
Николай недовольно откинулся на спинку стула. Казалось, он перестал разделять удовольствие от страха юноши.
— Я одного нихрена не понимаю. А как труп девушки оказался в реке?
— Не знаю. Я оставил ее в подвале, — после того как Глеб произнес эти слова, его глаза не выдержали и начали намокать.
Николай встал и вышел из комнаты, оставив парня наедине со своими мыслями. Человеческая память избирательна, и простая память Глеба не была исключением. Она старательно вымещала из его памяти события того дня, но все же он, практически до последнего момента, смог все вспомнить. Но что же случилось в конце? От чего он убежал, оставив свою возлюбленную?
Николай вернулся с противогазом в руках. Закрыв дверь, оперуполномоченный швырнул противогаз на стол.
— Надевай, — приказал он, подойдя к парню.
Тот, в свою очередь, прекрасно понимал, к чему все идет.
— Нет… — не успел договорить Глеб, как Николай, взяв того за лысый затылок, ударил его голову об стол.
— Как девчонок насиловать так ты пацан, а как законным требованиям сотрудника подчиниться так нахрен кто? Отрицала? С такими, как ты, знаешь, что на зоне делают? Надевай давай, сукин сын.
Теперь Глеб подчинился.
— Бери табуретку в руки. Вытягивай их… не сачкуй, ублюдок. Приседай.
Глеб подчинился и в этот раз. Николай ощутил прилив слюны.
По мере затруднения дыхания, мысли роились в голове парня. Он уже перестал испытывать обиду или даже ненависть к менту, эти эмоции были вымещены другой, еще более примитивной. Он снова испытал страх: но не как тогда, когда он оставил Галю в подвале, но страх перед другим человеком. Последний раз он испытывал его в раннем детстве, когда отец, еще не спившийся, лупил его за то, что сын своим поведением расстраивал еще живую мать. И сейчас он снова ощутил себя отлупленным ребенком, чья шкодливость привела к смерти его любимой. Возможно, такие же эмоции испытывали лошки, которых он прессовал.
Перед глазами Глеба образовалась густая синяя дымка. Он уже не знал, были это запотевшие стекла противогаза или что-то еще. Дымка постепенно превращалась в глубокое синее море, по которому испуганно плыли рыбы: как косяками, так и поодиночке. Даже хищники вроде акул куда-то спешили, не отвлекаясь на потенциальную добычу.
Гремел гром, и боги швыряли молнии о земную, или даже о водную твердь. Одна беременная косатка отбилась от своей стайки, потому что наружу уже рвался ее детеныш. Маленький хищник неуверенно вывалился в водную плоть, а его испуганная мама отметила это кровавым фонтаном из своего чрева. Но было уже поздно: тьма объяла косатку-мать с ее новорожденным чадом. Малышу так и не доведется испытать удовольствия от вольного плавания.
Челюсти гигантской твари захлопнулись с двумя косатками внутри, а также небольшим числом других рыб, которые оказались недостаточно проворны.
Разрывая водную твердь, вперед плыл бледный кит с выпирающими из пасти несколькими рядами зубов и светло-коралловыми глазами-бусинками.
Глебу практически никогда не снились сны. Но сейчас? Он и сам не был до конца уверен, сон ли это.
Юноша остановился. Заведенный Николай повел бровью.
— Я вспомнил, — промямлил Глеб через противогаз, — когда я убегал, то обернулся, и…
Милиционер оживился.
— Что там было, сукин сын?! — рявкнул тот, после чего толкнул парня. Обессилевший Глеб упал.
— Я видел… Заходил… — Глеб жадно глотал остатки воздуха, но его предательски не хватало, чтобы закончить.
— В подвал?! Кто заходил?! — неторопливость Глеба разозлила милиционера, из-за чего его глаза налились кровью. Поддержать парня он решил пинком под дых.
— В подвал… Там… — хулиган не успел договорить, после чего замолчал.
Отдышавшись, оперуполномоченный снял противогаз и проверил пульс юноши. «Слабак», — подумал Николай.
XIII
Нина безучастно ковыряла вилкой дольку соленого огурца в своей тарелке. Прошедшим вечером они с бабушкой серьезно говорили о ее будущем. Мысли роились в ее маленькой русой голове, отодвигая аппетит на задний план. За соседним столом сидела компания друзей.
— Вы юпи купили мне? Я же просил поделиться, мы вместе бутылки собирали, по подвалам ползали. И чипсы вы брали? Или сухарики? — допрашивал Витя своих друзей.
— Юпи купили, твой я взял, у меня в рюкзаке с собой, — оправдался Пашка.
— А что еще? Мы же столько бутылок собрали!
— Мы взяли, но… Не донесли, — Пашка осекся.
— Как это не донесли?
— Старшаки отобрали, Пашка завыкобенивался, пошли, блин, не по тем дворам, — выпалил Толик, – нет тут нормальных дворов. Везде фигня какая-то происходит. Юпи хоть по курткам распихали. Их не отобрали.
Витя не мог поверить своим ушам и просто открыл рот. Его еще не били с целью отобрать вещи, а сложные социальные ритуалы казались ему чем-то маловажным по сравнению с миром идей, в котором он жил. Мальчик надулся от обиды.
— Да ладно тебе, — подбодрил его Пашка, — Глеба вон в школе сегодня даже нет. Может чипсы вообще отравленные были?
Витя заметно прибодрился.
— А если юпи отравлен? Нина, давай ты первая попробуешь? — обратился он, повернувшись, к однокласснице за ближайшим столом. Толик усмехнулся шутке друга. Пашка цокнул. А сама Нина вздохнула и отложила вилку в сторону. Говорить ей пока совсем не хотелось. Девочка встала, взяв свою тарелку с несчастным огурцом, чтобы отнести ее на раздачу, и вышла из-за стола.
— Не стыдно девочек обижать? — спросила соседка Нины по столу.
— Я никого не обижал! — заявил Витя.
Уроки прошли скучающе обычно. Анна Николаевна даже не ворчала в конце уроков. Она ощущала, что что-то изменилось в этом учебном году, хотя тот не успел даже толком начаться. Но учителям, как и другим бюджетникам, зарплату сейчас платили исправно, в отличие от предыдущих лет, а потому мысли о смене места ей не прельщали. Должно быть, она все еще думала о Гале.
К Вите, стоящему в школьном коридоре после последнего урока, подошел Толик с рюкзаком наперевес.
— Вить, а ты сказал взрослым про подвал?
— Толик, ты дурак что ли, нас мама Вити и спалила, — покрутил пальцем у виска Пашка, подкравшийся за Толиком.
— Я папе сказал. У него друг – милиционер. Он разберется, — с чувством выполненного долга сообщил Витя.
Ребята направились в гардероб.
У гардероба Пашка поймал Нину.
— А ты чего такая грустная сегодня? Как язык проглотила.
Нина посмотрела на Пашку. «Горшок» на его голове визуально гармонировал с её челкой. Незнакомый с ними человек мог принять их за брата с сестрой. Мальчик казался ей тем, кому можно что-то рассказать. Объяснить.
— Я уеду к Новому Году в другой город, в областной центр. Там у нас родственники. Баба не справляется. Старенькая уже.
— А... Ты вернешься потом? Мы еще увидимся когда-нибудь?
Нина засмущалась.
— Ну я же не завтра уезжаю… Я думаю, увидимся еще… Когда-нибудь, — девочка покраснела.
Вечер тоже обещал быть скучающе обычным. Мама, после очередной порции ругани с папой, отправила Витю делать уроки. Тут-то он и заметил, что забыл записать домашнее задание по математике на завтра. Пашка учился хуже всех, поэтому для звонка он выбирал между Ниной и Толиком. Выбор пал на Толика.
— Здрасьте, а позовите Толика к телефону, мне домашнее задание спросить.
— А это кто? — уточнил звонкий женский голос.
— Это Витя Мюллер!
— Толя, тебя Витя к телефону! Возьми дневник! — услышал Витя. Меньше, чем через минуту Толик уже обнимал кудрями верхнюю часть трубки.
— А кстати, помнишь, Пашка говорил, что Глеба, ну который старшак, в школе не было сегодня?
— Помню, что Пашка говорил. Старшака не помню, — честно признался Витя.
— Папа с мамой обсуждали, что к папе в больницу положили старшеклассника из нашей школы, тоже Глеб, думаю он же, — сказав это, Толик поймал неодобрительный взгляд мамы, — он сейчас в коме лежит, — тихо закончил он.
— В коме? Это как?
— Это можно сказать он спит. И непонятно проснется ли.
— Умер что ли? — Витя помнил, как родители объясняли ему смерть. Это когда человек засыпает и уже не просыпается. Поэтому и говорят: уснул вечным сном.
— Нет. Он жив. Но спит. Может умереть… Блин, все, давай, меня родители зовут.
На оставшийся вечер Витю захлестнули мысли о коме. Как и полагается любом ребенку, Витя спросил родителей. В гостиной, по совместительству – спальне родителей, папа смотрел телевизор. Он ответил примерно то же самое, что и Толик. Готовящая на кухне мама отмахнулась от недетской темы, снова ругнувшись на папу.
Отделаться от этих мыслей мальчик не мог. Что, если однажды он так же уснет? Будет ли он видеть сны? И какие? Он вспомнил свой прошлый сон, в котором похожее на медведя чудовище с глиняной шерстью расправилось с охотниками, и сглотнул. «Сны ведь короткие. Явно короче ночи», —рассуждал он. Но как видят их люди в коме? Неужели за одну кому можно увидеть только один короткий сон? С такими размышлениями мальчик и заснул.
Этой ночью Витя снов не видел.
XIV
— Вставай! В школу пора! — командирский тон мамы вырвал Витю из постели. В этот раз Витя встал быстрее обычного. Бывали ли у него ночи без снов? Однозначно бывали. В этот раз нежиться в кровати совершенно не хотелось. Даже меньше, чем после кошмара.
День был удивительно тусклым на контрасте с предыдущим. В школу Витя шел один. Мысли и страхи о коме уже не гнели его, да и окружающий мир уже, кажется, не таил столько опасностей. Шел Витя без оглядки и без страха за то, что кто-то за ним следит.
На обед в школе было картофельное пюре с толстой котлетой. Друзья снова сидели за одним столом. Но за все время большой перемены Витя не увидел одного знакомого лица с жиденькой челкой.
— А где Нина? Заболела что ли? — поинтересовался он за столом.
— Наверное заболела, — ответил Пашка с задумчивым видом. Он помнил вчерашний разговор у гардероба, но постеснялся говорить о нем Вите с Толиком.
— Так вчера же нормальная была. Ладно.
— Ты сам в понедельник школу пропустил, может тоже отдохнуть хочет.
Толик что-то промычал с забитым ртом, и ребята быстро сменили тему разговора.
В этот же день в квартире Зинаиды Антоновной широкая фигура Михаила впервые за долгое время вышла из своей комнаты не по нужде. Чувство тревоги, на удивление, ненадолго отпустило ее владельца. Фигура обошла все комнаты и вышла на балкон гостиной. Черно-белые фотографии родителей внимательно наблюдали за ней. Не успокоившись, фигура посетила кухню, где обнаружила другую фигуру, сгорбленной и плачущей старушки.
— Не было печали, Мишенька... Чертовщина здесь происходит сплошная… Не смогла я Ниночку уберечь…
— С ментами говорила? — просипел Мишенька.
— Только пришла… Девочка, совсем молодая, заявление приняла. Как ты, наверное, возрастом, — бабушка выдержала паузу, — опер придет чуть позже. Мне обещали. Ты сиди, не высовывайся. Вдруг в части ищут. В наше то время помню вообще дезертиров не было… Эх, ты… В монастырь бы тебе, да поскорее…
Михаил не стал выслушивать нотации бабушки и покинул кухню. В монастырь ему отправляться не хотелось. А с Ниной он был действительно близок, и не только кровью. Именно ему приходилось защищать ее от пьяного отца и его с матерью собутыльников. Неужели он не смог защитить ее в этот раз? Как не смог своего сослуживца. «Костян», — вспомнил Михаил, после чего поджал губы. Он еще не забыл его имя. И, в глубине души, не хотел забывать.
Раздался дверной звонок.
— Иду, иду, — вскочила все еще заплаканная бабушка.
В глазке она увидела мужчину с крючковатым носом в милицейской форме, после чего с облегчением открыла дверь.
— Здравствуйте! А я даже выйти не успела встречать Вас… Хотя все равно замок сломан…
— Добрый вечер, — ответил тот, переступая порог, и сразу же представился, — старший оперуполномоченный, лейтенант Солянов. Замок починили. Но там соседка Ваша выходила, я за ней следом вошел, —снимая туфли, он продолжил, — где Вам будет удобнее говорить?
— На кухню пройдемте, я там почти весь день уже сижу…
Скрипучие половицы проводили хозяйку квартиры и гостя. Последний даже не смотрел на бдительно следившие за ним портреты и другие фотографии. Он твердо понимал, зачем он здесь.
— Зинаида Антоновна? Повторите, будьте добры, где Вы в последний раз видели Нину?
— Ох… — глубоко вздохнула бабушка, — да как в школу вчера отправила, она девочка самостоятельная, всегда такой была…
Михаил послушно сидел в своей комнате. Тревога так к нему и не вернулась. Но щемящее в грудине чувство давило на него изнутри за то, что тот сидел без дела. Конечно, показываться менту, будучи дезертиром, не следовало. Но природное любопытство взяло верх. Михаил слегка приоткрыл дверь в комнату. Достаточно, чтобы получше слышать разговор бабушки с ментом, и при этом не настолько сильно, чтобы выдать свое присутствие. Он осторожно заглянул в щель, и увидел только спину гостя.
— Зинаида Антоновна, сочувствую Вашему горю, мы делаем все, что в наших силах, — милиционер замолчал. Выдержав паузу, он продолжил, — вы своего внука давно видели?
Бабушка едва заметно насторожилась.
— Да вот, на поезд его провожала, как он в армию пошел. Там ведь знаете, что творится… Срочников в горячие точки отправляют… Неужели лишусь всех внуков.
Старший оперуполномоченный улыбнулся. Но решил не давить на горюющую пожилую женщину.
— Я думаю жив Ваш внук, нам тут запрос пришел, от коллег, нахрен, по цеху, из военной комендатуры…
Михаил отсел подальше от двери, и продолжил слушать.
Прошел еще один час с небольшим. Михаил неустанно вел наблюдение. Наконец, гость встал и повернулся к едва ли приоткрытой двери лицом. У Михаила перехватило дыхание. В армии его, да и весь его взвод учили, что в случае попадания в плен необходимо запомнить лица своих пленителей, чтобы передать в будущем своим товарищами. И Михаил запоминал лицо мента. Короткая стрижка, разваливающаяся на глазах, мощный крючковатый нос, как у ястреба или коршуна, маленькие, глубоко посаженные, точно крысиные глазки… Чем дольше он смотрел на него, тем меньше человеческого он видел. Но Михаил чувствовал, что это ему и не нужно. Он уже видел это лицо, этот образ... Но никак не мог вспомнить где.
Наконец, гость ушел. Михаил вышел из комнаты.
— Ищут тебя уже, — передала уже известную ему информацию бабушка, — в монастырь пора.
Тут же в квартире зазвонил телефон. Зинаида Антоновна подошла к нему и осторожно сняла трубку.
— Здрасьте, а можно Нину к телефону?
— Нина… Нет Ниночки здесь. Не знаю, есть ли вообще, — ответила бабушка, после чего на ее морщинистое лицо снова начали накатываться слезы.
Мальчик по ту сторону провода замолчал. Послышались гудки.
— В мое время пиво только алкоголики пили. Потому что купишь – пей сразу, иначе выдохнется. А вот водку пили те, кто впрок ее закупали. Потому и у нас есть всегда.
Михаил молчал. Он все пытался вспомнить, где же он видел этого мента.
— Выпьешь с бабушкой своей?
— Нельзя сейчас пить, — отрезал тот, и пошел в свою комнату, где встал у окна.
XV
После пропажи Нины в городе объявили комендантский час. Сил местной милиции не хватало, поэтому были прикомандированы милиционеры из областного центра. Забот у Николая прибавилось, и на очередную рыбалку с другом он уже выбраться не мог. К забытому районному центру было приковано внимание, пусть и не по самым светлым причинам. А личных способностей Николая явно не хватало, чтобы остановить запущенную цепочку трагических событий.
С выцветшей черно-белой фотографии в холле милицейского участка на него глядел предок. И старший оперуполномоченный видел в нем себя. В такие дни он задумывался: достоин ли он продолжать дело своего рода? Как бы посмотрел на него отец? Дед?
— Валить надо бы, да поскорее. Нет тут жизни. Скоро и у нас единственную отнимут, — скорбно констатировал Отто. События последнего месяца заставили его серьезнее отнестись к своему будущему. К будущему Вити.
— Пусть доучится сначала, потом свалите с ним куда хотите, если ты его спросить не забыл. Деды и не через такое проходили. У меня бабка в Беларуси в лесу с партизанами жила – и ничего! Найдут кого надо. Всех находят, — огрызнулась его супруга.
С кошмарной ночи Витя так и не увидел ни одного сна. По утрам он стал просыпаться раньше, чем его начинала будить мама. В минуты пробуждения он неподвижно лежал на кровати, поглаживая бровь.
После уроков ребята шли до остановки вместе с дедушкой Толика. Родители боялись отпускать детей домой одних, но не у всех была возможность лично проводить свое чадо. Дедушка Толика был неплохим вариантом для детей, желавших обсудить что-нибудь свое. Пожилой сотрудник лесопилки на пенсии был весьма глуховат.
— Витя, давно ты про свои сны не рассказывал, — начал Пашка, — неужели ничего хорошего не снится?
— Нет. Вообще ничего, — буркнул Витя в ответ.
Мимо ребят проехала карета скорой помощи.
— Толик, помнишь, ты про кóму рассказывал?
Толик кивнул.
— Тот старшак, он… все еще спит?
— По-моему да. В начале недели папа что-то упоминал.
— А что, если Нина так же спит?
— Может и спит, — безучастно ответил Толик. Отцовский цинизм уже начал пускать корни в сыне, — Может ты и сам сейчас в коме, — предположил кудрявый мальчик, — а это все – твой сон. Поэтому ты и обычные сны видеть и перестал.
— Не верю. Я настоящий! — гордо выдал Витя.
Пашке было нечего сказать.
— А я ведь с братом Нины знаком, — поддержал диалог Витя, — я рассказывал, что в гостях был у них… Когда мы бутылки еще сдавать хотели в последний раз…
— А ты с ним говорил? Ну, как она… пропала? — наконец-то включился в разговор Пашка.
— Нет, — непонимающе ответил Витя, — думаешь, он её и похитил?
— Не знаю. Может, поговоришь? Раз уж знаком?
Витя задумался. Авантюра выглядела на удивление интересной для него. Если бы не одно «но».
— А он не будет со мной просто так говорить. Я же его помню. Нужно сигареты достать где-то. Он даже у Нины их спросил, когда мы вместе к нему заходили.
Ребятам предложение Вити ни чуточки странным не показалось.
— Я принесу деньги. Накопленные, — утвердительно сказал Пашка. Он испытывал некое чувство долга перед Ниной. Возможно, из-за оказанного ему доверия в их последний разговор. А возможно, по каким-то собственным, внутренним причинам.
— А ты, Толик, купишь? — продолжил Витя.
Толик заметно перепугался.
— Нет уж, сам покупай. У меня не курит никто. Даже дедушка.
Слова про сигареты дошли до старых ушей дедушки Толика.
— Сихареты детям не ихрушка! — поучительно заявил он.
Купить сигареты в присутствии взрослых было невозможно, не говоря уж о визите к брату Нины. Ради такого мероприятия Витя даже решился прогулять школу. И Пашка вместе с ним: передавать деньги в школе он опасался. И Толик туда же: он просто решил прогулять школу вместе с друзьями.
Солнце светило, но довольно блекло. Недостаточно ярко для яркого дня. Но и туч было не так уж много, чтобы его омрачить.
— Вот, — Пашка заботливо передал несколько купюр, — тысяча рублей.
Витя взял их без десятой доли той заботы.
— Витя, блин, не порви их только. Спрячь сразу.
Мальчик так и поступил.
— Главное покупай один. Мы в стороне постоим, — сказал Толик.
— Это еще почему? Вы меня бросить решили? — удивился Витя.
— Нет. Продавщица может подумать, что ты для нас покупаешь. Ну и нам влетит тогда, если родители узнают. Скажи что для папы или дяди покупаешь, марка «даллас», — Толик сочинял на ходу, — мол, дома, больной лежит, ты в школу не пошел, присматриваешь.
Витя был в восторге от услышанного. Это звучало как настоящий рабочий план из фильмов про диверсантов.
— Здрасьте, — Витя встал на цыпочки, чтобы дотянуться до окошка киоска.
Тучная продавщица открыла окошко и лениво посмотрела на мальчика.
— Что тебе? — ее лицо с трудом складывало губы в слова.
— Мне сигареты, дядя Коля попросил, ему плохо стало, папа отправил, — Витя почувствовал, как начал сбиваться, — «баллас», пожалуйста, после чего протянул потной рукой купюры.
Продавщица еще раз посмотрела на Витю и улыбнулась.
— Держи, — протянула она ему заветную красную пачку. Привет дяде Коле передавай.
— Спасибо! — жадно схватил сигареты Витя, после чего развернулся.
— А ну стоять! — остановила его продавщица.
Витя встал как вкопанный. Совсем недалеко от него были Пашка с Толиком. Только бы добежать до них, передать. А там уже пусть хоть сами идут. Хотя, конечно, будет обидно…
— Сдачу забыл, оболтус.
Витя передал сдачу Пашке. Уроки в первую смену все еще шли, а значит, вероятность наткнуться накого-либо из школы была невелика. Ребята вместе отправились во двор Нины. Они шли практически тем же маршрутом, что и в прошлый раз, когда собирали вместе бутылки на сдачу.
Тяжелая рука опустилась на плечо Вити. Ребята развернулись и увидели двух милиционеров.
— Почему не в школе, молодежь? — усталый голос дяди Коли вырвал ребят из авантюры, — о, Витька, ты что ли? — удивился мужчина.
— А мы… Мы домой идем, провожаем Толика, ему плохо стало. Учительница вместе отпустила, чтобы он один не шел, — начал оправдываться Витя.
— Нихрена себе! А плохо ему из-за сигарет стало? — милиционер строго посмотрел на ребят исподлобья.
Ребята переглянулись. Николай вытянул руку ладонью кверху.
— Отдавайте по-хорошему. Или все вместе пойдем по вашим родителям, — голос дяди Коли не допускал возражений.
Витя еще раз посмотрел на Пашку с Толиком. Пашка начал потеть. А Толик расстегнул куртку, засунул руку в внутренний карман, и достал раскрытую пачку «далласа». Пашка недобро посмотрел на него.
— Чтоб не курили больше, не игрушка это детям нихрена! Еще молоко на губах не обсохло, даже паспортов нет. Тьфу ты. Саня! — обратился он к коллеге, — развези этих двоих по домам. Витьку я отведу. Это сын друга моего.
Ребята попрощались взглядами и вынужденно разошлись.
XVI
Витя вместе с дядей Колей шли домой. Он, конечно, ожидал взбучку, которая ждала его не только от мамы, но и от папы, но она его совершенно не беспокоила. Он был больше захвачен встречей с братом Нины, который об их будущей встрече и не знал. Да и не факт, что помнил прошлую.
— Опасно сейчас на улицах, да? — начал Витя.
— Не опаснее обычного, — подбодрил его дядя Коля, — сейчас еще день. Комендантский час вечером наступает.
— А Нина пропала днем? — Витя застал собеседника врасплох.
Милиционер замолчал. И остановился.
— Мы, Витька, все, нахрен, делаем для вас. Пойдем. У тебя же и мама и папа на работу ходят?
— Ходят.
— Ну вот. А раньше и работа-то не у всех была. И платили не всем. Хотя и сейчас задерживают, — дядя Коля задумался, — а сейчас-то все налаживается. Завод еще дымит, на котором твой папа работает.
— А при чем тут работа? — Витя иногда не понимал направление мысли взрослых.
— А потому что от безделия все происходящее. Люди без дела с ума сходят. И вместе, и по одиночке. И начинают творить всякое… Каждый должен своим делом заниматься. Там, где ему уготовано.
— А Нина? — Витя словно пропустил слова милиционера мимо своих ушей, — она найдется?
— Найдется, — дядя Коля вздохнул.
— А я вот заколку находил, папа ее передать должен был… Почему это не помогло?
— Помогло. Одного мы нашли. Рос бандитом юноша. В больнице теперь. Никого больше не обидит.
— Это не он?.. — рассуждал вслух Витя.
— Ту девушку – он. Нину – нет, похоже. У Нины брат есть, — потише сказал дядя Коля, доверяя Вите свои предположения, — он из армии сбежал, со службы. Вот тоже закон, нахрен, нарушил. Сам подумай: бандит получается. А началось то все как он сбежал. Может и с тем утырком знакомы были, что ту девушку... И вот тоже… Вроде брат он Нины, а вроде?
Витя не мог поверить своим ушам. У него была идея рассказать про Мишу, как его назвала Нина, но он искренне не хотел этого делать до личного визита. Несмотря на свирепую наружность, он не ощутил в нем угрозы во время их первой встречи.
— Ты сам-то как, Витя? — неожиданно учтиво поинтересовался милиционер.
— Я… — перед глазами мальчика пролетели события последнего месяца. Он и сам не знал, справляется он или нет. Его не беспокоили ни инциденты, связанные со старшеклассницей, ни комендантский час. Только пропажа Нины.
— … да справляюсь, наверное, — пробубнил Витя, — Нина бы нашлась живой…
— Давай не дрейфь! — дядя Коля по-дружески толкнул его локтем, — я со всем разберусь, а вы с папкой и мамкой будете жить как раньше. И уезжать никуда не понадобится. А подружка твоя жива. Обещаю, нахрен.
Так они и дошли до дома Вити.
— Все, заходи. Ключи же у тебя есть?
Витя кивнул. Дядя Коля похлопал его по плечу, проследил за тем, как мальчик вошел в подъезд, и ушел по своим делам. Витя поднялся, проверил из окон уход милиционера, и пулей выбежал обратно. В этот раз он не попадется.
Тучи медленно, но верно обволакивали солнце. Школьный день завершился. Но Витя не видел ни школьников, ни их родителей. Улица опустела: даже машины не тревожили ее тишины. Мальчик задумался над словами своего друга. Может он действительно в коме?
Мерзкое чувство, впервые испытанное в день последнего поиска бутылок, вновь дало о себе знать. Он был не один. Повращав головой, Витя никого не увидел. Шелест листвы и пение птиц приятно ласкали слух. Часто ли услышишь шелест листвы глубокой осенью? А пение птиц в городе? Витя снова повращал головой. Он не увидел ни птиц, ни развесистых крон.
Короткими перебежками между укрытиями Витя пересек квартал. Вдали он увидел милиционеров. Но те были слишком далеко, а Витя слишком хорошо прятался, чтобы его заметили. Они больше напоминали окружающие декорации: такие как дома или детские площадки. После очередной перебежки едкий запах гнили ударил в нос мальчика, и его даже стошнило. На этот раз он смог найти причину неприятного запаха: приоткрытый рядом канализационный люк.
Наконец, на Витю взглянула величественная пятиэтажная сталинка. За ней стыдливо следил торцевой подвал в соседнем доме, в котором ему с Пашкой посчастливилось не так давно оказаться. Витя сглотнул и посмотрела в предполагаемые окна квартиры Нины. Никаких фигур в них не было.
Мальчик с силой дернул дверь. Массивный домофон препятствовал его движению. Он был отремонтирован. Витя сел на лавку, и, воровато оглядываясь, начал ждать.
Прошло не больше пятнадцати минут. Дверь распахнулась. Из нее вышла грузная возрастная женщина в темно-синей совдеповской куртке и зеленой вязаной шапочке. Витя поспешил забежать следом, но тут же его схватили за шиворот.
— Голубчик, куда побежал то? Весь подъезд обоссан был, пока дверь сломана была! И что же, снова по нужде пришел? — затараторила женщина.
— Я друг Нины! К Зинаиде Антоновной пришел! — мальчик настолько обогнал собеседницу в скорости речи, что она опешила. К тому же, Витя почти не соврал.
— Ну… Бабушка совсем плохая стала от горя… Привет ей от Вали с Олей.
Витя поднялся на пятый этаж и позвонил в дверной замок. Никого.
Витя позвонил еще раз. Снова никого.
Мальчик сел на лестницу и принялся ждать.
Дверь в квартиру ненамного отворилась. Из-за щели с цепочкой на Витю смотрело знакомое мужское лицо, выглядевшее, впрочем, лучше их первой встречи. Оно выглядело так, словно было недавно обрито, а от его владельца уже не несло перегаром.
— Один? — лицо вопросительно просипело.
Мальчик оживился, вскочил и закивал головой.
— Входи, — пригласило лицо, после чего его владелец приоткрыл дверь.
Витя вошел и разулся. Бросил беглый взгляд на старшего брата Нины. Сейчас он уже не так сильно напоминал медведя.
— Это Вам! Чуть не забыл! — протараторил мальчик, и достал из куртки пачку сигарет.
Мужчина недоумевающе посмотрел на ребенка.
— Да можно и на ты…
— Вы… Ты в тот раз просил, когда мы с Ниной еще зашли…
«Дурачок, наверное», — подумал Михаил.
— Давай сюда, недетская это штука, — сказал он, принимая подарок.
XVII
Квартира казалась не такой живой, как во время прошлого визита Вити. Не было ни привычных мальчику звуков телевизора, ни рева Михаила. Настроение задавал умирающий где-то в квартире радиоприемник, хрипевший вальсы из советских фильмов. Уже не скрипели половицы, издавая гулкие звуки под натиском шагов Михаила, а черно-белые фотографии не следили за гостем, но превратились в неподвижный предмет интерьера.
— У нас гость, — проворчал Михаил, пока они шли по коридору, — зайди на кухню с бабой поздоровайся, — обратился он уже к Вите.
На кухне сгорбленная старушка склонилась над радиоприемником. Дополняли натюрморт наполовину распитая бутылка столичной и рюмка, предназначенная для нее.
— Привет, Витя… Витенька… — протянула Зинаида Антоновна, после чего по ее влажному лицу снова пошли слезы, — Ни Нинку, ни родителей ее не уберегла… И сейчас уже не получится…
— Все получится, дядя Коля пообещал! Он… — не успел договорить мальчик, как массивная рука приземлилась ему на плечо, заставив замолчать.
— Пойдем отсюда, баба все равно тебя не слушает.
Витя послушно отошел. Михаил направился в свою комнату, мальчик последовал за ним.
— Кто такой этот твой дядя Коля? — спросил мужчина.
— Он не мой дядя, на самом деле, он друг папы. Милиционер. Он меня чуть не поймал, пока я сюда шел…
— Где?
— Да… не здесь… подальше, почти где больница.
— Хорошо. Как он выглядит?
— Он как с плакатов! Глаза у него небольшие, нос, вот наоборот, такой, крючковатый…
— Лысый?
— Нет.
«Тот самый», — призадумался Михаил и замолчал, после чего уселся прямо на пол, уперев голову в стену.
— Он обещал, что найдут Нину! И что она жива.
— А про меня он что-то говорил?
Витю испугал вопрос. Но он не испытывал от Михаила ни капли угрозы: ни в этот раз, ни в предыдущий. Внутренний голос велел честно ответить брату Нины. Иначе зачем он здесь?
— Говорил, что это вы… ты мог что-то сделать с Ниной. И с той старшеклассницей, которая до нее пропала. Что все началось, как только ты сбежал.
Михаил вздохнул. Он знал о своих проблемах, как и о том, что весь дом в курсе его местонахождения. По счастливой случайности его все еще не увели отсюда в наручниках, или по чьему-то нежеланию, тоже счастливого для него.
— Правильно мальчик говорит, — громко сказала бабушка, оказавшаяся в коридоре, — в монастырь тебя надо было сразу отдать, как отдала, так ничего бы и не случилось!
— Помолчи, — нахамил той Михаил.
Витя подошел к окну. Во дворе, как и прежде, не было никого. Но образ самого двора стал совсем иным. Асфальт украшал зеленый травяной ковер, столбы электропередач превратились в вековые дубы, а скамейки — в поваленный сухостой… Витя жадно вцепился в картинку глазами и пытался со всех сил найти знакомые ориентиры.
— Ты тоже это видишь? — удивленно нахмурился Михаил, — Лес? Полянки?.. Берлогу?
На последнем слове Витя пошатнулся. И осознал, что все это время из окон этой квартиры был прекрасно виден не только весь двор, но и некоторые соседние дома. И тот подвал, в который они сунулись с друзьями.
— В берлоге… В том подвале, — Витя показал рукой, — мы заколку нашли, старшеклассницы, которую убили… А нашел ее тоже я, на берегу речки…
— Значит убили в подвале, а потом труп скинули в реку, — вслух рассудил мужчина, забыв, что перед ним младшеклассник.
Михаил встал и подошел к окну. Он быстро нашел глазами вход в подвал, о котором говорил мальчик, после чего по его спине пробежал холодок. Мужчина вышел из комнаты, оставив мальчика наедине со своими мыслями. Витя, в свою очередь, отошел от окна и сел на кровать.
— Иди домой, пока родители тебя не потеряли, — меланхолично скомандовал Михаил.
— Почему? — недоуменно спросил Витя.
Собеседник ничего не ответил, просто молча показал в сторону выхода из квартиры. Мальчику пришлось нехотя одеваться.
— Она найдется?.. — на прощание спросил Витя.
— Я сам хочу в это верить, — честно ответил брат пропавшей.
Расстроенный Витя сидел на качелях во дворе Нины. Домой ему возвращаться совершенно не хотелось. Дома снова ссоры родителей, уроки, может даже мультики по телевизору, если его не займет папа… Удивительно, но никто из патрульных милиционеров не заходил во двор и не забирал мальчика. Почему Михаил выгнал его? Что случилось с Ниной? Эти мысли не давали ему покоя. Он сорвал с дерева ветку, оголил ее и принялся выводить круги на земле.
Прошло примерно полчаса. Мальчик уже отбросил ветку и хотел было уйти домой, но вдруг из подъезда вышла Зинаида Антоновна и уселась на лавочку. Витя быстро смекнул, что домой уходить пока рано, и, спрятавшись в ближайших кустах, занял выжидающую позицию. Листья приятно щекотали уши мальчика, заставляя его забыть о том, что в начале ноября листвы на деревьях и кустах уже почти нет.
В засаде Витя потерял ход времени. Окружающий мир начал плыть перед его глазами, превращаясь в лес уже прямо рядом с ним. Он мог не просто спрятаться в кустах, но и потрогать его, ощутить запах хвои… Пьянящее чувство сна наяву захлестывало его. Вырвать его смог только гул приехавшего автомобиля.
Быстрым шагом из него к подъезду шел дядя Коля. Вот Зинаида Антоновна встретила его, и они уже вместе заходят в подъезд. Тяжелая дверь достаточно долго закрывалась своим естественным движением, и Витя без проблем успел подбежать, чтобы придержать ее, пока взрослые поднимаются в квартиру.
Мальчик подождал, пока хлопнет квартирная дверь, после чего аккуратно поднялся на лестничную клетку. Витя сел на лестницу, на которой сидел еще пару часов назад, и начал вслушиваться. Но он не мог различить ни разговоры, ни шаги. Только тихий шелест листвы и завывания ветра.
И тут бабушка Нины закричала. Мальчик вскочил и пулей выбежал из подъезда. Он несся, минуя бордюры и светофоры, овраги и валежник… Поближе к семейным ссорам и коту. С него хватит.
Эпилог
Дело было громким, и, конечно, расследовали его не местные органы правопорядка. Дезертир голыми руками свернул шею оперуполномоченному при исполнении, после чего в квартире последнего была обнаружена пропавшая девочка, по совместительству оказавшаяся младшей сестрой убийцы. По телевизору долго обсасывали эту тему, чем нанесли ощутимый ущерб репутации милиции в городке.
Нина действительно была найдена живой, но со сломанной ногой в колене. Никаких следов сексуального насилия обнаружено не было. С ее слов похититель, общавшийся с ней исключительно в балаклаве и грузном дождевике, обещал вернуть ее бабушке при первой же возможности. Правда, отчаявшаяся девочка, ожидала от него перелома следующего колена. Популярность дела помогла помочь бабушке собрать необходимые средства на эндопротезирование. Операцию провели в областном центре, куда она и планировала отправить внучку. Нину ждала реабилитация: как социальная, так и послеоперационная.
Михаила посадили. Даже популярный в СМИ образ народного мстителя и довольно массовые местные протесты не повлияли ни на вынесение приговора, ни на потенциальную амнистию. Тем не менее, ему дали сравнительно небольшой для убийства сотрудника милиции срок: десять лет, после которого он вернулся в родные края и устроился в местный краеведческий музей.
К этому времени родители Вити развелись, а сам мальчик вместе с отцом репатриировался в Германию. Еще раньше, к моменту реабилитации Нины, ему снова начали сниться сны. Детская фантазия вытеснила воспоминания о злополучной осени, да и дядю Колю Витя тоже постепенно забыл.
Но иногда случается, что, проходя по мосту через Эльбу, он вспоминает местные легенды о троллях, живущих под мостами. И в эти моменты, когда хищная темнота в пролетах моста начинает сопеть и вонять, он вспоминает покрывающийся лесом родной городок. И медведя, которого он видел в своих снах.
Автор: Владимир Душный (Duschone)