Часть 1
Эту историю я услышал, когда проходил практику в областной клинике для душевнобольных. В ту пору мне было двадцать лет. Когда я узнал о том, где мне предстоит проходить практику, возмущению моему не было предела. В мечтах я видел себя ассистентом какого-нибудь медицинского светила в столичном институте. А вместо этого мне предстоит присматривать за сумасшедшими и убирать их нечистоты.
Однако, поразмыслив, я решил, что именно здесь я больше, чем где-либо, смогу набраться опыта, так необходимого в моей профессии.
Я постепенно втягивался в жизнь отделения и старался вникнуть в проблемы своих подопечных. Среди них попадались весьма интересные люди. Вскоре я знал истории всех пациентов.
Но один из них оставался для меня загадкой. Этот человек всегда держался особняком и ни с кем не разговаривал. Все мои попытки заговорить с ним были напрасны — он просто молча отходил в сторону, показывая тем самым, что не намерен беседовать со мной.
Я расспросил больных, но они тоже ничего не смогли мне рассказать о нем. Все, что мне удалось выяснить — это то, что в отделении он находился дольше всех. Я обратился к главврачу.
«Трудный больной, - сказал Владимир Федорович, - мы лечим его, но увы, безрезультатно. Скоро будет десять лет с того дня, как его привезли к нам. Вот, если хотите, - врач протянул мне папку, - его история болезни. Можете ознакомиться. И расскажите потом, что Вы обо всем этом думаете».
Придя домой, я углубился в изучение папки. Сулейманов Ахмат Арсланбекович. 1958 год рождения. На учете в ПНД не состоял. Окончил среднюю школу, затем в возрасте восемнадцати лет призван в армию. Службу проходил в пограничных войсках. После демобилизации вернулся в родное село и поступил на работу в лесхоз. Увлечения — охота, рыбалка. В лесхозе Ахмат проработал семь лет. А потом его поймали при попытке взорвать газгольдер. Сулейманов был доставлен в местное отделение милиции и уже оттуда — в районный психдиспансер с диагнозом «острая форма шизофрении». Замкнут. Лечению поддается плохо. Далее следовал список применяемых в лечении медикаментов.
Что я мог об этом думать? Перед моим мысленным взором вырисовывалась очень странная картина. Довольно трудно представить себе причину, побудившую человека, физически здорового, не имеющего вредных привычек, ни с того ни с сего пойти на такой поступок.
Женщина? Вряд ли. Во всяком случае, как бы ни велико было огорчение, оно не могло продлиться так долго. К тому же Ахмат был еще молод и, видимо, мог найти себе подругу.
Смерть близкого человека? В истории болезни было сказано, что родственников у Сулейманова не было. Отец умер, когда мальчику было двенадцать лет.
Неприятности на работе… Это было совсем уж маловероятным.
— Не знаю, — сказал я на следующий день Владимиру Федоровичу, — что и думать. В деле сказано, что в роду у Сулейманова психических расстройств не наблюдалось. Странно… Очень странно…
— Вы правы, случай действительно очень странный. Особенно эта попытка поджога. Вот уже десять лет мы пытаемся разгадать эту загадку, но увы, — врач развел руками, — все, что я могу посоветовать — продолжайте наблюдение. Не будьте навязчивым. Может, Вам и повезет…
Дни потекли своим чередом. Я работал с другими пациентами и случай Сулейманова уже не занимал меня так, как раньше. Но как-то раз, когда я уже собирался уходить домой, за моей спиной раздался хрипловатый голос:
— Подойдите, пожалуйста.
Я обернулся.
Ахмат Сулейманов стоял передо мной.
— Мне нужно кое-что Вам рассказать.
— Хорошо, — сказал я, — конечно, пройдемте в кабинет.
— Нет. Пойдемте к окну.
Мне не оставалось ничего другого, как согласиться.
И вот история Ахмата Арсланбековича Сулейманова, рассказанная им самим и записанная мною с его слов.
Отец Ахмата был потомственным охотником, целыми днями он пропадал в лесу, а возвращался лишь поздно вечером в сопровождении верной собаки Жучки — помеси лайки с немецкой овчаркой. Часто отцу удавалось подстрелить дичь, но иногда он возвращался с пустыми руками. Все время его отсутствия маленький Ахмат проводил в играх со сверстниками. Матери у мальчика не было — она умерла когда он был еще младенцем.
Когда Ахмату исполнилось семь лет, он пошел в школу. Придя из школы, парнишка готовил ужин, делал домашнее задание и ждал папу у окна. Потом приходил отец. Они вместе ужинали и за ужином Арсланбек иногда рассказывал сыну разные истории из своей охотничьей жизни. Вообще они были друзьями, отец и сын.
Но однажды папа не пришел.
Ахмат ждал весь вечер, но его все не было и не было. Расстроенный мальчик расстелил постель и лег спать.
Утром, проснувшись и позавтракав, он с грустными мыслями пошел в школу. Еле дождавшись окончания уроков, мальчик побежал домой. Дома было пусто и одиноко. До самой глубокой ночи Ахмат сидел у окна, но вскоре сон одолел его и он, не раздеваясь, лег на кровать и тут же уснул.
Наутро Ахмат принял решение: идти в лес, искать отца. Он взял с собой хлеб, соль, обул сапоги и отправился в путь. Но лишь только он покинул село, как увидел отца, выходящего из лесу. Тот шел, прихрамывая, опираясь на ружье, как на палку. Сын с радостным криком бросился ему навстречу.
— Папа, папа! Где же ты был?! Я так за тебя волновался.
— Заблудился я… манул меня запутал… — ответил отец и сильно закашлялся.
Ахмат отвел его домой, закутал одеялом и заварил чай. У отца была высокая температура. Его лихорадило. Он бредил: «Запутал меня манул проклятый. Два дня по лесу водил».
«Папа, все хорошо, ты дома» — успокаивал Ахмат отца. Потом мальчик бегал к соседям вызывать скорую. Приехал врач, осмотрел больного: «Да, похоже на воспаление легких. Нужна госпитализация».
Отца увезли в больницу. Добрая соседка вызвалась присмотреть за мальчиком, пока Арсланбек не поправится.
Теперь каждый день после школы Ахмат бежал в больницу, навестить отца. Болезнь протекала тяжело. Отцу делалось все хуже и хуже. Однако, он не терял присутствия духа. «Мы с тобой еще поохотимся» — утешал он сына. Но с каждым днем надежда на выздоровление все таяла.
Отец Ахмата умер рано утром. Все это время сын был рядом. Вчера вечером отцу стало хуже и он решил остаться с ним на ночь.
Тут странный пациент прервал свой рассказ.
— Вы, наверное, устали, — спросил он меня.
Я, конечно же, не устал и готов был слушать дальше. Но время было уже позднее. Больным пора было спать, и я предложил Ахмату продолжить завтра.
— Да, да, конечно, — согласился мой пациент, — Вы не пожалеете. В вашей практике наверняка еще не было подобного случая.
Я мысленно согласился с ним, так как чувствовал: этот пациент еще принесет нам сюрпризы.
Часть 2
Ахмат продолжил свой рассказ.
В 6:30 отец проснулся и попросил воды. Ахмат взял стоявший на тумбочке графин и налил отцу стакан воды. Отец осушил его в два глотка, а затем повернул к сыну покрывшееся испариной лицо и сказал: «Пожалуйста, не смейся над тем, что я тебе расскажу».
Ахмат, конечно же и не думал смеяться — обстановка совсем не располагала к веселью.
«Так вот, - продолжил отец, - слушай и запоминай. Когда ты будешь охотиться в наших краях, ты можешь случайно наткнуться на жилище манула. И тогда - беги оттуда как проклятый! И ни в коем случае не бери манула к себе домой. Он может…»
Тут отец закашлялся. Ахмат снова наполнил стакан и протянул его отцу. Тот сделал один глоток и голова его бессильно откинулась на подушку.
«Что может, папа?» — спрашивал Ахмат. Но отец не отвечал. Он был мертв.
Отца похоронили на сельском кладбище. Народу было немного.
После похорон соседка взяла мальчишку к себе. Ахмат не раз задумывался над тем, что хотел сказать ему отец перед смертью. Действительно, в соседнем селе был случай, когда охотник принес к себе домой кошку манула с двумя котятами. В ту же ночь случился страшный пожар, уничтоживший все село. Это произошло так быстро, что люди не успевали выскочить из горящих домов. Позже оставшиеся в живых селяне вспоминали, что в тот вечер из дома охотника доносились какие-то странные звуки, напоминавшие плач.
Но школа, повседневные дела, работа на огороде — все это навалилось на маленького Ахмата после смерти отца. На раздумья времени просто не оставалось. И вскоре он забыл о предостережении отца.
Ахмат вырос, окончил школу. Потом пошел в армию. Вернувшись из армии, Ахмат, как и его отец в свое время, поступил работать в лесничество. С детства ходивший с отцом в лес, Ахмат получал от своей работы огромное удовольствие. На лошади он объезжал вверенный ему участок и следил, не оставил ли кто непотушенный костер. И штрафовал редких в тех краях браконьеров.
И охота!
Ахмат с нетерпением ждал открытия сезона, брал ружье и на несколько дней уходил в леса. Возвращался он усталый, но довольный. Довольный не столько удачной охотой, сколько возможностью побыть наедине с природой.
В один из таких походов Ахмат забрел слишком далеко от дома. Прежде он никогда не был в этих местах. Все вокруг вызывало уныние: чахлые деревца, огромные валуны, лежащие, наверное, еще с той поры, когда по этим степям бродили мамонты. И ни души кругом. Не было слышно привычного пения птиц и журчания многочисленных лесных ручейков. Ахмат долго бродил, подавленный всей этой мрачностью. Вдруг до него донесся тихий звук, напоминавший детский плач. Звук доносился из-за валуна. Ахмат подкрался и…
Увиденное им было подобно удару током. За камнем сидел молодой манул. Когда Ахмат подошел к нему, тот и не подумал убегать. Лишь посмотрел на охотника тусклыми желтыми глазами.
Ахмат сразу вспомнил слова отца. Бежать! Прочь из этого проклятого места!
Но ноги как будто приросли к этой каменистой почве. Ружье! Убить проклятую тварь. Но когда Ахмат хотел схватить карабин, висевший на плече, то с ужасом обнаружил, что руки его тоже не слушаются.
А манул тем временем встал с места, подошел к Ахмату и начал тереться об его ноги, как обычный домашний кот. Ахмат чувствовал, что вот-вот потеряет сознание от ужаса. И тут он услышал слова.
Тихий, нежный голос, не мужской и не женский, скорее похожий на детский, казалось, что он звучит прямо в голове: «Человек. Возьми меня с собой. Я могу сделать тебя богатым, могу дать тебе все, что ты только пожелаешь. Возьми меня». Голос убаюкивал, гипнотизировал. Не осознавая, что делает. Ахмат опустился на колено. Манул одним движением вскочил ему на плечи. Голос произнес: «Хорошо. Теперь неси меня домой».
Все это было похоже на сон. Ахмат шел, не видя ничего перед собой. Тем не менее, он не разу не сбился с дороги. Даже не оступился.
А голос все звучал в его ушах. Теперь он говорил о несметном богатстве, которое ждет Ахмата. Но только в том случае, если Ахмат будет выполнять то, что голос ему скажет.
Наконец они подошли к селу. Но только войдя в дом, парень смог избавиться от своей ужасной ноши. Манул спрыгнул с плеч, подбежал к кровати Ахмата. Залез на нее и свернулся клубочком прямо на подушке.
«Отдохни пока, - сказал голос, - потом я скажу, что тебе делать».
Ахмат рухнул на стул. Нечеловеческое напряжение, в котором он пребывал с того момента, как увидел манула, наконец спало.
Молодой человек обхватил руками голову и заплакал от усталости и страха.
— На сегодня, пожалуй, хватит, — сказал я.
Мой собеседник готов был вот-вот разрыдаться. Видимо, это воспоминание доставляло ему страшные мучения.
Ахмат поднял лицо:
— Завтра я доскажу Вам свою историю. А пока… я устал. Проводите меня, пожалуйста, в палату.
Я проводил его, потом расписался в журнале и вышел на улицу.
Завтра мне предстоит услышать окончание этой дикой и запутанной истории.
Часть 3
На следующий день Ахмат поведал мне заключительную, самую трагическую часть. Он заметно волновался, рассказывая мне о своей судьбе.
С того самого дня, как манул появился в доме, для Ахмата настали черные дни. Он перестал общаться со своими друзьями. Те никак не могли понять, в чем причина столь решительной перемены, произошедшей с их другом. На работе все удивлялись: Ахмат, прежде всегда жизнерадостный, беззаветно любивший свою работу, теперь старался держаться особняком. И, совершив объезд своего участка, сразу же уходил домой.
Разумеется, Ахмат никому не рассказывал о своей беде. Он похудел. По селу поползли слухи о возможной болезни.
Каждый день Ахмат шел с работы с надеждой, что чудовище, причина всех несчастий, покинуло его дом. С бьющимся сердцем он переступал порог. Но чуда не происходило. Манул либо сидел на подушке (почему-то он выбрал себе именно это место), либо встречал его в прихожей, глядя на Ахмата своими зловещими желтыми глазами.
Однажды соседка, у которой молодой человек брал молоко, проходила мимо его дома и решила заглянуть. Дверь была открыта. Женщина вошла в дом. Хозяин в это время варил кашу. Манул, услышав шаги, юркнул под диван, однако женщина успела заметить мелькнувший полосатый хвост.
— Ой, ты котика завел? — спросила она Ахмата.
Тот, захваченный врасплох, пробормотал в ответ что-то невнятное. Женщина поставила бидон с молоком и ушла.
В тот же вечер, когда Ахмат лег спать, манул уселся у него в изголовье и принялся нашептывать: «Сегодня ночью проберись во двор к соседке и подожги курятник».
До этого дня манул ограничивался лишь тем, что просил Ахмата настрелять ему дичи.
Это было что-то новое.
Ахмат попробовал возражать. Ответом ему был внезапный приступ головной боли, от которого парень свалился на пол.
Манул, сидя на подушке, шептал: «Ты должен это сделать. Не спрашивай, почему. Просто делай». Ахмат попытался ударить проклятую тварь, но второй приступ боли, еще сильнее, чем первый, снова свалил его на пол. Ахмат потерял сознание. Когда он пришел в себя, манул сидел перед ним: «Теперь самое время. Иди. Я сделаю так, чтобы тебя никто не заметил».
Наутро весь поселок говорил о том, что у Зульфии среди ночи ни с того ни с сего загорелся курятник. Муж Зульфии утверждал: «Если бы кто-нибудь пробрался во двор, Кирпич (собака) залаял бы и разбудил нас».
Лишь Ахмат один во всем поселке знал правду. Когда он поджигал курятник, Кирпич стоял у ворот, загипнотизированный желтыми глазами манула, сидевшего на заборе.
С тех пор требования манула становились все более жестокими. Отрави соседскую собаку. Перережь колхозных овец. Подожги сельсовет. И так далее.
Если же Ахмат отказывался исполнять волю манула, тот насылал на молодого человека такую головную боль, от которой темнело в глазах. Бедному парню ничего не оставалось, кроме как подчиняться.
Зато после каждого выполненного задания манул щедро вознаграждал Ахмата. Так однажды Ахмат получил по почте перевод на пять тысяч рублей от какого-то безвестного родственника из Сибири. Этого человека он знал только по рассказам отца, да паре старых фотографий. До сего момента Ахмат и не подозревал, что вышеупомянутый родственник знает о его, Ахмата, существовании. Поэтому он очень удивился, ну и конечно обрадовался.
Лишь спустя некоторое время, сопоставив некоторые факты, предшествовавшие этому событию, он понял, что перевод этот ни что иное как «гонорар» за те злодеяния, которые он причинил своим односельчанам. После этого Ахмат спрятал деньги под половицу и не разу не воспользовался ими.
Прошло около года. Ахмат еще больше похудел. Теперь он старался избегать людей. Отпросившись пораньше с работы, которую некогда так любил, Ахмат приходил домой и запирал дверь.
Соседи, не знавшие, в чем тут дело, пришли к выводу, что причина странного поведения Ахмата — ранняя смерть его родителей. «Жениться надо парню» — говорили они.
Манул все требовал от Ахмата новых злодеяний, правда уже безвозмездно. Молодой человек сказал, что ему не нужны деньги, полученные таким путем. Давешние пять тысяч Ахмат тайком от манула перевел на счет колхоза. Для этого он специально отпросился с работы и съездил в областной центр. Этим несчастный человек старался хоть как-то возместить тот урон, который он нанес жителям села.
Это произошло осенью. Спустя ровно год и три месяца, как манул поселился у Ахмата.
До этого наверное месяц манул ничего не требовал от парня, а просто сидел на подушках, да еще ловил ночами мышей. Ну, в общем, вел себя как обыкновенный кот.
И в тот вечер, когда Ахмат пришел с работы, манул, развалившись, лежал на кровати и мурлыкал. Ахмат пошел во двор, нарубил дров. Затем поужинал, и уже собирался ложиться спать, как вдруг снова услышал голос:
«За селом есть посадка. В ней находится склад боеприпасов. Он сохранился со времен войны и люди про него давно забыли. Сегодня ночью ты возьмешь мотоцикл, съездишь в посадку и наберешь столько снарядов, сколько уместится в коляску. Потом поедешь в город. Там ты найдешь емкости, в которых хранился газ. Оставь около них снаряды, обложи газетами и подожги. Впрочем, лучше сделать фитиль. Через полчаса город будет уничтожен. Когда все это выполнишь, можешь просить у меня все, что хочешь… Ты понял меня?»
Ахмат потерял сознание.
Это была самая страшная ночь в жизни Ахмата. Он умолял, угрожал, плакал, бился в истерике. На этот раз манул не насылал головную боль. Перед взором Ахмата вставали страшные картины уничтожения мира. Гасли какие-то неведомые солнца. Взрывались сверхновые. Потом на их месте возникали черные дыры, которые медленно засасывали в себя пространства. И над всем этим тусклый свет желтых глаз…
Было давно за полночь, когда обезумевший от ужаса и горя человек сел за руль мотоцикла и поехал к посадке. Ахмат сделал все в точности так, как велел ему манул. И лишь в самую последнюю минуту, когда оставалось только поджечь фитиль, Ахмат собрал всю свою волю и отошел от газгольдеров. Затем, осознав, что не может противиться силе, диктующей его разуму, он облил себя бензином и чиркнул спичкой…
Но тут вмешалась судьба.
Поскольку руки у Ахмата дрожали от страшного нервного напряжения, большую часть бензина он пролил на землю. И патруль, проезжавший мимо, не мог оставить без внимания горящего человека, прыгавшего рядом с газгольдерами.
Когда Ахмата везли в больницу, он кричал: «Это ОН! Все ОН подстроил! Убейте его, пока не поздно».
Естественно, врачи не могли понять, о чем тут шла речь. Манула им случалось видеть только в живом уголке в школе. И, кроме того, они — люди образованные — не верили в сверхъестественные силы.
Ахмат получил двадцать пять процентов ожогов, быстро поправился и был переведен в психдиспансер для дальнейшего лечения.
Да, кстати, в ту самую ночь дом Ахмата сгорел дотла. Люди, вышедшие из домов и участвовавшие в тушении пожара, рассказывали потом, что видели огромного манула, медленно бегущего в сторону леса.
Но все это я узнал позже.
А сейчас мы с моим пациентом сидели в моем кабинете друг напротив друга. Ахмат молчал.
История произвела на меня тяжелое впечатление. Конечно, это все могло быть неправдой, но я почему-то верил этому мрачному человеку с изуродованными огнем руками, в свои неполные сорок выглядевшему на все шестьдесят.
— Вот и все, — наконец промолвил Ахмат.
— Да, да, — мне хотелось хоть как-то его утешить, — не волнуйтесь, все позади. Вы скоро поправитесь.
— Нет… — он грустно усмехнулся, — не поправлюсь…
Часть 4
Когда на другой день я пришел в больницу, там царил страшный переполох. Главврач отозвал меня в сторону.
— Ты знаешь, Сулейманов умер.
— Как умер?!
— Повесился. На решетке.
— Повесился?
— Да, на ремне. Черт знает что… у него никогда не было ремня.
И еще странно: никто не видел и не слышал, как он это сделал. Все обнаружилось только утром.
Я молчал, буквально раздавленный этой новостью, ничего не видя вокруг. Поэтому не сразу заметил, что главврач протягивает мне какой-то листок.
— Вот, он записку оставил. Посмотри.
Я взял в руки бумажку. Три слова обожгли меня как ведро ледяной воды:
«ОН мне нашептал».
Эпилог
С тех пор прошло много лет. Я окончил практику и перебрался в столицу.
Иногда по выходным я хожу в зоопарк. Долго брожу меж клеток со львами, медведями, тиграми… Нет, я пришел сюда не ради них.
Клетка, которая мне нужна, находится где-то на задворках. Около нее никогда не бывает много народу. Часто люди вообще проходят мимо нее.
Я подхожу. В сотый раз читаю надпись на табличке: «Otocolobus (felis manul). Занесен в Красную книгу СССР. Ареал…»
В клетке никого не видно, но я знаю, что ОН там.
Служитель зоопарка как-то объяснил мне: манулы ведут ночной образ жизни, а днем отсыпаются в домике. Возможно, это так, но…
Есть и другая причина.
Просто он ждет. Ждет, когда появится тот, кто ему нужен.
Возможно, это будешь ты. Или кто-нибудь, кого ты привык видеть каждый день.
А пока он будет ждать — десять, двадцать, тридцать лет — сколько потребуется. И дело тут вовсе не в ночном образе жизни.
Я отхожу от клетки.
Интересно, догадывается ли манул, что мне известна его страшная тайна… Наверное — да. Но, видимо, его это мало беспокоит.
В конце концов, даже если я решусь рассказать об этом — кто мне поверит?
…Как не поверили тому, чьи последние слова были «ОН мне нашептал».