Любовь, среди всех необычных, тяжёлых эмоций, которые испытывает наше тело, несомненно, самая красивая. Почему, спросите вы, я называю любовь тяжёлой эмоцией? Что ж, просто прочтите весь этот текст от начала и до конца. Настоящая любовь — это то, что требует от вас каждого дюйма вашего тела, что затуманивает ваши суждения во всех возможных направлениях, что делает вашу жизнь чуть более достойной, просто тем, что вы существуете. Тогда вы можете спросить меня: «Ну, Грейс, а как насчёт любви к себе, той, которая не зависит ни от кого, кроме тебя?» Это одно и то же. Твоя любовь к себе — это то, что заставляет тебя держаться в трудные времена, и когда его будет недостаточно, все эти ужасные мысли о том, чтобы бросить свою жизнь, будут приходить безостановочно. Поверьте мне, я проходила через это.
И вы также можете спросить меня: «Почему, Грейс, ты называешь любовь необычным чувством?» И я отвечу вопросом: вы когда-нибудь любили? Например, по-настоящему?
Настоящая любовь — это не оседлать своего парня из колледжа, пока вы двое не достигнете оргазма одновременно, разбудив всё своё общежитие. Это не та шикарная коробка шоколада, которую ты получаешь весенним утром только потому, что он вспомнил, как сильно ты любила шоколад. Не то сообщение «спокойной ночи», которое загорается на экране твоего мобильного, когда ты готовишься ко сну. Нет, любовь — это гораздо больше, чем это.
Любовь — это отказаться от этого, любовь — это знать, что это будет больно, как иголка у тебя за глазом, и всё же ты продолжаешь любить, потому что другого логичного выбора нет. Это поддержка самых ужасных решений вашего любимого человека, и всё же вы остаётесь там, чтобы осветить тёмный, извилистый коридор, по которому он решил идти. Это охранять и болеть за него, пока он не достигнет своей цели, даже если эта цель является самым ужасным преследованием, которое когда-либо было в ваших мечтах.
Я любила раньше.
Его звали Ирвин. Высокий тёмноволосый жеребец, с которым я познакомилась незадолго до окончания колледжа. Он только что защитил докторскую диссертацию по палеонтологии и, по-видимому, был звездой исследовательской группы, в которой работал. Эта группа, которая пересмотрела таксономию различных доисторических форм жизни и обнаружила множество других, которые могут послужить или не послужить источником вдохновения для таких фильмов, как «Парк юрского периода», «Годзилла» и тому подобных. Не спрашивайте меня слишком много. Я не палеонтолог. То, что я знаю об этом, — это то, чему меня научил Ирвин.
И это сводится в основном к величественному роду динозавров, который он изучал. Маменхизавр.
Мой первый контакт с маменхизавром произошёл в ту ночь, когда я пошла в кабинет Ирвина, расположенный на подземном этаже университетского музея, где находилась его лаборатория.
Он позвонил мне через аудио-звонок по WhatsApp, и вот я здесь, стучусь в его дверь, довольно заинтригованная тем, что он собирался мне сказать или показать. Неужели он уже бросает меня? Признаюсь, я была встревожена. Однако, когда он открыл дверь, он оставил в воздухе свою фирменную красивую улыбку.
— Быстро ты, милая. Я даже не успел здесь навести порядок.
Я была заинтригована. Было ли всё это приглашением на минутку для двоих? Секс среди окаменелых черепов, разбросанными по комнате и с разбросанными повсюду кистями и инструментами?
Однако всё было не так. Ирвин собирался показать мне то, что, по его мнению, было его окончательной демонстрацией любви. Он собирался открыть мне свои мечты и стремления так, как не открывал с тех пор, как мы начали встречаться.
Несколько фрагментов окаменелого черепа и то, что я едва могла различить как позвонок, лежали на его столе, аккуратно расставленные в качестве особой экспозиции. Я могла сказать, что это было довольно крупное существо. Типа, действительно большое.
— Красиво, не правда ли? — спросил он, глядя на них с другим светом в глазах.
— Да, думаю, что так. Я имею в виду, я не палеонтолог, но... он довольно большой, да? — ответила я, не уверенная, что это лучший из возможных ответов.
— Он не только большой. Это одно из самых больших существ, которые когда-либо ходили по этой планете.
На несколько секунд воцарилось молчание, затем он продолжил.
— Он называется Mamenchisaurus sinocanadorum. Эти части — единственные останки, которые уже были получены с места раскопок, за которые пока отвечает моя группа. Если нам удастся раскопать ещё несколько позвонков, можно будет подтвердить, что это был один из 10 крупнейших видов динозавров, которые когда-либо существовали.
Я пыталась продемонстрировать интерес, и в каком-то смысле это было действительно круто; когда ты ставишь своё имя на бумаге, которая доказывает, что ты обнаружил одно из самых больших существ в мире за всю историю!
Он продолжил:
— Большинство данных, касающихся ранее найденных образцов, были противоречивы, чтобы доказать, что он мог достичь такого размера. Я имею в виду, что они, вероятно, в любом случае не выкапывали особей, достигших зрелости или в преклонном возрасте, — он казался взволнованным, когда объяснял это, я всё равно старалась наслаждаться этим от всего сердца.
— Это ваше постдокторское исследование, не так ли? — застенчиво спросила я.
Он подтвердил это кивком и продолжил, совсем не пытаясь скрыть свой энтузиазм:
— Это будет первым шагом в проекте, над которым мы, я и мой босс, работаем. Скажи мне, Грейс, ты когда-нибудь задумывалась, как выглядели динозавры?
Я не знал точно, к чему это приведёт, но я знала, что на самом деле это было не то, чего я ожидала.
— Эм, полагаю, что они были похожи... на больших ящериц, верно?
— Нет, ответ неправильный, милая. На самом деле, у многих из них даже не было чешуи. Многие были покрыты перьями. У многих были костяные пластины, покрывающие их тела, как броня. У маменхизавра на хвосте была дубинка, свирепая дубинка. Для хищника было нелёгкой задачей напасть на него и превратить в обед. Если этого было недостаточно, он хватал его за шею. Полный мускулов, как дубина с глазами, понимаешь?
Мы оба начали смеяться над этим. Я могла видеть, с каким почтением он относился к этому могущественному древнему существу.
Если вы хотите узнать, как выглядел маменхизавр, то Google вам в помощь.
Что касается Ирвина, он, безусловно, показал, что ему недостаточно было заглянуть в Интернет.
— Дело в том, что даже с использованием лучших технологий и лучших образцов мы не можем точно сказать, как выглядел динозавр. Ты только посмотри на сохранность этих костей! Мы уже провели предварительные тесты. В нём странным образом сохранился небольшой, почти незначительный участок ДНК. Безумие, не так ли???
— Подожди, так ты хочешь сказать мне... Вау... Ирвин. Вау... Вы, ребята, на самом деле собираетесь...
— Ну, это не так просто. Не похоже, что я приеду верхом на одном из этих плохих парней, чтобы сделать тебе предложение в следующем году, — усмехнулся он. — Но, возможно, в ближайшие годы у нас произойдёт прорыв.
— Я уверена, что у тебя всё получится. Я уверена в этом.
На самом деле, я вообще не была уверена. Для меня это были просто кости, и они были, похоже, миллионы лет погребены под землёй. Я думала, что это был всего лишь оптимистичный настрой. Тем не менее, наша супружеская жизнь продолжалась нормально, Ирвин иногда упоминал, что он всё ещё работает над этим, я всё также старалась демонстрировать интерес. К сожалению, однако, я была неправа насчёт его настроя.
Я зашла в его лабораторию, чтобы передать ему ужин. Он свернулся калачиком в кресле, этот мужчина ростом 6 футов, выглядевший несчастным, как маленький наказанный ребёнок.
— Милый?.. — спросила я, увидев, что его глаза погрузились в тёмную, глубокую печаль.
— Как будто одного было недостаточно... у нас две проблемы, Грейс. Две. Последние части образца на месте раскопок были в действительно в ужасном состоянии, вопреки тому, что мы ожидали. И... ДНК, которую мы нашли на костях черепа, на самом деле была слишком повреждена, чтобы даже сойти за что-то полезное.
Несмотря на то, что для меня это имело абсолютный смысл, это провалилось, я не могла это продемонстрировать. Вместо этого, я, насколько могла, попыталась оказать поддержку:
— Ирвин, я знаю, это тяжело, но я знаю, что ты всё уладишь. В конце концов, может быть, ты сможешь найти другой способ...
— О да, держу пари, я найду другой способ... — он почти зарычал, отвечая мне.
Я почувствовала некоторое сожаление из-за того, что поощряла его, когда увидела злой, почти дикий блеск в его глазах. Он встал и подошёл к своим заметкам, лежащим рядом с костями маменхизавра. Он схватил карандаш и написал что-то с такой страстью, что я подумала, он разорвёт блокнот на части. Он продолжал писать в течение нескольких минут в тишине, меня начало одолевать странное чувство. Он торжествующе хлопнул по столу, как будто обнаружил что-то невероятное. Затем он посмотрел на меня с почти дикой улыбкой на губах.
— Спасибо тебе за то, что веришь в меня, милая!
Я кивнула со слабой улыбкой, но в тот момент меня это немного встревожило. Он не просто злился, что его докторская не продвигалась так, как он планировал, он был... одержим. Как когда опытный рыбак позволяет желанной рыбе ускользнуть из своего улова.
Следующие недели были довольно обычными. Вы, должно быть, уже подумали, что я была влюблена в чокнутого ботаника из подвала. Позвольте мне сказать вам, он был не таким. При росте шесть футов, тёмных, слегка завитых волосах и светло-карих глазах, он был ближе к первоклассному спортсмену и постоянному игроку, чем к ботанику из подвала. Я знала, что другие девушки встречались с ним раньше. Я знала, что некоторые всё ещё хотели этого. Я также знала, что он был довольно популярен и у него было много друзей во время выпуска. Казалось, он также освещал каждое место, куда ходил. У него была та магнетическая аура, та странность, которая почему-то была такой привлекательной. Я отдам должное всему этому маменхизавру. Действительно. Когда он начинал говорить о своём динозавре, люди замолкали, чтобы послушать его, в его глазах был трепет. Чёрт возьми, даже его бабушка с изумлением слушала его описание древнего гиганта.
Раз уж мы об этом заговорили, самое время упомянуть, что в конце концов я познакомилась с его родителями и другими родственниками. Идеальная семья из Мэриленда, с большим достатком (ну, они должны быть богатыми, чтобы оплатить дорогостоящий выпускной курс, который он закончил в своём университете высшей лиги). Все казались успешными, в том числе и его брат, известный пластический хирург, который постоянно находился в разъездах, читал лекции в престижных университетах и принимал участие в конгрессах мирового уровня. Я что-то припоминаю о том, что у его отца были тесные связи с крупными фигурами в Вашингтоне, округ Колумбия, но я не совсем в этом уверена.
Что ж, всё прошло. Они вернулись к той степени нормальности, которая, как мне казалось в то время, была достаточной. Ирвин хранил полное молчание о недостатках своей работы и не позволял никакой новой информации просачиваться в наши разговоры. Мы возобновили нормальную семейную жизнь.
И я была настроена оптимистично.
В другой вечер я пошла оставлять ужин в его лабораторию, зная, что он задержится допоздна. На этот раз дверь была полуоткрыта, и поэтому я вошла без стука. Меня приветствовал нервный, почти маниакальный звук скребущих по доске мелков, которые Ирвин держал в другом конце комнаты. Какое-то сердитое бормотание, которое, как я предположила, исходило из его уст, и целая чёртова куча обрывков бумаги, сломанных карандашей и, смею предположить, нескольких сломанных окаменелостей. Ураган пронёсся мимо этой комнаты, и я тоже собралась войти в неё.
— Ирвин, милый?.. Вот, я принесла тебе ужин.
— Ладно.
Тишина на несколько секунд. Я ждала продолжения, но его так и не последовало.
— Итак... куда тебе его поставить?
— Да поставь куда-нибудь. Я возьму его по прихоти. Пожалуйста, закрой дверь, когда будешь уходить.
Я почувствовала себя слегка оскорблённой, и, думаю, я позволила своему недовольству стать слышимым, потому что Ирвин перестал бешено царапать на доске эти сумасшедшие цифры и уравнения вперемешку с набросками костей и скелетов динозавров. Он посмотрел на меня, и на его лице появилась широкая улыбка.
— Грейс, иди сюда, позволь мне показать тебе, — его голос звучал уверенно, может быть, даже немного оторванно от реальности. Именно так ведут себя гении, когда они погружены в свою работу.
Я подошла, и он широким жестом показал мне заполненную доску, как будто ожидал, что я с готовностью это пойму.
— И что?.. — спросила я, приподнимая брови.
— О, извини. Я думаю, что знаю, как спроецировать свои результаты, на самом деле не нуждаясь в ДНК или всём скелете маменхизавра. Видишь ли, несмотря на то, что они были доисторическими гигантами, некоторые морфологические характеристики, которые мы находим сегодня у многих современных форм жизни, могут предложить интересную параллель. Итак, я покопался в некоторых недавних видах рептилий и некоторых других группах животных, которые у нас есть сегодня... и я думаю, что нашёл способ сделать довольно точные предположения о том, что я хотел знать... и как доказать их без реальных доказательств.
— Это так здорово! Надо было ещё принести пива, чтобы отпраздновать это!
— Не-а, алкоголь не может попасть в мой организм. Мне нужен острый и ясный ум, если я хочу закончить всё сегодня. Я не могу дождаться начала экспериментальной фазы.
— Вау, так скоро? Ты настолько уверен, что сделаешь это прямо сейчас?
— Да, в значительной степени. Мне нужно только одно. Найти хорошую модель, чтобы работать над ней... применить мою теорию на практике.
В комнате снова воцарилась тишина. Я знала, что он только что снова погрузился в свои мысли, пытаясь разобраться во всём.
— Хорошо, я пойду домой. Если ты увидишь, что можешь вернуться домой раньше, чем думал, дай мне...
— Я останусь здесь до утра, это точно.
Я почувствовала оттенок грусти, но затем он повернулся и схватил меня за руку, глядя на меня со страстью. Почти животной страстью. Так, как только он знал, как смотреть на меня.
— Прости меня за всё это, милая. Скоро станет лучше. Я буду более внимательным, как только разберусь с этим. Обещаю.
Я улыбнулась, кивнула и подарила ему долгий поцелуй. Меня было так легко убедить. Но я не могла относиться враждебно к этим глазам.
* * *
Я думаю, он действительно это понял. Следующие недели были на пике наших отношений. Я знала, что он мог быть одержимым, но я также знала, что он мог быть страстным, заботливым и добрым к тому, что не имело отношения к его маменхизавру. Я никогда не чувствовала, что принадлежу чему-то другому так, как чувствовала, что принадлежу, рядом с ним.
Затем настала эта ночь, когда я проснулась от того, что он пошёл в ванную. Я не могу объяснить, почему или как, но я почувствовала, что мне нужно это проверить, совершенно неожиданно. Я пошла за ним и увидела, как он в боксёрках, в ванне, почёсывается и намазывает каким-то маслом довольно уродливую рану на икре.
— Ирвин, что, чёрт возьми, произошло? — спросила я, ужаснувшись. Она выглядела какой-то гнилой, какой-то подгоревшей, тёмного цвета, что явно не было признаком хорошего самочувствия для взрослого парня двадцати-почти тридцати лет.
Он посмотрел на меня, пытаясь успокоить улыбкой, которая не скрывала, насколько болезненной должна быть эта травма. Ради всего святого, ему оторвало больше половины икры.
— Всё в порядке, Грейс. Я сделал кое-что немного глупое там, в лаборатории. Я... видишь ли, мне удалось создать это соединение, смешав несколько углеводородов и органическую ткань, которая была у нас в наличии.
— Господи Иисусе, Ирвин, ты воткнул это себе в ногу?!?! Ты знаешь, насколько это может быть чертовски опасно?! О чём ты думал? Давай я помогу...
— НЕТ! Правда, милая, не переживай. Я сразу вернусь в постель. Это часть того, что я хочу знать, я выну это.
— Часть чего?!? Ирвин, посмотри на эту рану. Это... отвратительно. Это может привести к некрозу твоей ноги...
— Милая, успокойся на секунду, послушай меня. Мне нужно было протестировать состав для салфеток, который я сделал, вот и всё. Я удалю его, всё будет в порядке. Теперь я серьёзно. Ты же знаешь, как это важно для меня...
Я сдалась и легла спать. Конечно, на следующий день он вынул это передо мной, и, конечно, его кожа под этим была в полном порядке. Но у меня было такое чувство, что это ещё не конец. Я просто знала это.
И на этот раз я была реалистом.
В другой из тех ночей, когда я оставила ужин в его лаборатории, я снова видела, как он это делал. Он был в импровизированной ванне посреди комнаты, в нижнем белье, явно испытывая боль. Какой бы ни была смесь органических тканей и химических реагентов, она была у него на лице, груди, обеих икрах, и каким-то образом ему удалось нанести её на спину. Всё, что знала в тот момент, это то что он все ещё наносит её на себя, и она причиняет настоящую боль.
— Привет, Грейс... Я думаю, мне удалось это сделать. Это... работает! Так, как я планировал! — радостно воскликнул он, когда я в ужасе смотрела на эту сцену, уверенная, что, что бы он ни делал, это шло по довольно опасному пути.
— Ирвин, ты должен остановиться. Правда, этого достаточно. Какого чёрта ты делаешь?!
— Грейс, мне нужна модель. Думаю, у меня есть то, что мне было нужно. Она была со мной всё это время.
— ...Ирвин, это ненормально, ты причиняешь боль самому себе. Это ни за что на свете не может быть нормальным! Пожалуйста, послушай меня... должны же быть другие способы...
— Что, ты хотела, чтобы я сделал что, Грейс? Это прекрасно работает с химией человеческого организма. Или ты предпочитаешь, чтобы я проверил это на другом человеке? На тебе? Ради всего святого, я знаю, что делаю...
Он наконец потерял хладнокровие. И я потеряла своё. Схватила свои вещи и просто ушла, ничего не сказав. Я слышала, как он умолял меня остаться, слышала, как он звал меня, но я просто не обращала на это внимание.
Это мог быть конец, но никто из нас не хотел этого таким образом. Два дня спустя он постучал в мою дверь, ни в одной части его тела не было никаких странных органических тканей. Он сказал мне о том, что закончил тест и что он никак не хотел задеть мои чувства, а также о том, что он был предельно внимательным и самоотверженным, что он увлёкся и т.д.
На несколько дней стало лучше. Но быстро стало ясно, что это ненадолго. Он снова вернулся домой с этими странными органическими тканями на спине. На этот раз он не собирался их снимать. Вскоре после этого я обнаружила, что беременна. То, что должно было быть радостью для нас обоих, быстро стало поводом для презрения и новых ссор. Он сказал, что у него нет времени заниматься такими делами, что в данный момент его работа должна быть на первом месте... Я много чего ему наговорила, о том, что он был настолько поглощён собой, что я рисковала, рожая ребёнка одна, о том, что он никогда по-настоящему не улыбался, когда мы обсуждали нашу семью, о том, как я устала становиться его женой, которая служила только для того, чтобы похлопывать его по спине, когда что-то шло не так, и рожать ему детей. Он, очевидно, возразил, сказав, что нам никогда не предназначалось заводить детей, что, возможно, нам вообще не следовало оставаться вместе... это было некрасиво. Довольно некрасиво.
Следующий год был не лучше. Я поняла, что что-то не так, когда он получил предупреждение из университета относительно «некоторых процедур», о которых сообщили в комитет по этике. Более того, в письме также «настоятельно рекомендовалось, чтобы г-н Ковачински разыскал психиатрическое отделение нашего университета, которое оказывало безвозмездную помощь внутренним исследователям и студентам».
Родился наш сын, и за те несколько недель мира и любви, которые у нас ещё иногда были, мне удалось снова забеременеть. И, конечно, именно здесь всё, наконец, достигло критической точки.
Он ушёл на следующий день после того, как я узнала, что жду девочку. Он пообещал мне, что не оставит нас без поддержки. Что его семья поможет нам со всем, в чём мы нуждаемся. Но он был чрезвычайно настойчив в том, что нам понадобится отец лучше, чем он. О том, что он не был к этому готов. Я могла только согласиться. Когда он наконец ушёл, я почувствовала облегчение, о котором и не думала, что когда-нибудь почувствую его снова, после всего, через что мы прошли. Но также я почувствовала эту жгучую боль, которая возникает, когда ты знаешь, что любишь кого-то, но знаешь, что он далеко от тебя. Я не смогла изменить его, и, возможно, я поощряла его следовать своим путём, сама того не зная.
Конечно, его семья обеспечивала нас всем необходимым. Питание, медицинская страховка, школьные принадлежности, даже поездки на каникулы. Иногда это был какой-нибудь сотрудник, которого прислал его отец, который приходил посмотреть, всё ли у нас в порядке, но обычно это были родители Ирвина или его брат. Хотя я старалась не касаться этой темы, мне нужно было спросить об Ирвине. К тому времени я не видела и не слышала о нём уже несколько месяцев. Я спросила о нём у его брата, встретив обеспокоенный взгляд на его лице.
— Он... хорошо, Грейс. Он хочет лечь на операцию.
В моей голове загорелся красный сигнал тревоги.
— Операция???
— Да. Я буду тем, кто это сделает. Он попросил меня сделать это.
Я пыталась выжать как можно больше информации из брата Ирвина, но он заверил меня только в том, что я смогу поговорить с Ирвином после операции. Он должен быстро оправиться после операции, по крайней мере, так думал его брат.
* * *
Несколько недель спустя после операции.
Я отправилась провести собственное расследование происходящего, поскольку знала, что происходит что-то очень неправильное. Я обнаружила, что его исключили из его лаборатории. Он не работал там незадолго до операции. Его имени даже не было в записях прошлых студентов, которые проходили с ними аспирантуру. Они также отказались сообщить мне многое. Но я чувствовала, что собираюсь обнаружить нечто худшее, чем представляла.
Когда я пришла навестить Ирвина, он уже был в своей старой квартире, в которой жил до того, как мы начали встречаться. Свет был погашен, и его брат сказал мне ничего не зажигать, так как он всё ещё выздоравливал. Я подумала, что это странно, но ничего не сказала. Когда я вошла в квартиру (рядом со мной был его брат), я заметила, что Ирвин немного изменился. Он лежал на кровати, но я заметила, что он стал немного выше, чем раньше... возможно ли это вообще для тридцатилетнего?
— Привет, Грейс. Как дела? — его голос был слабым, но он, казалось, почему-то был рад меня видеть.
— Привет, Ирвин... Как ты себя чувствуешь? Твой брат сказал, что всё прошло в полном порядке, верно?
— Да, лучше, чем я ожидал.
Мы немного поболтали, он спросил о детях, я спросила о его родителях... Я всё ещё была заинтригована отсутствием освещения в комнате или тем, почему он выглядел выше. Может быть, он лежал на каком-то специальном послеоперационном матрасе или что-то в этом роде.
— Ирвин, расскажи мне немного об этой операции. Что с тобой случилось? Зачем тебе это было нужно?
На несколько долгих секунд воцарилось молчание.
— Грейс... Мне необходима была эта операция.
Снова красная тревога.
— Что... что ты сделал?
— Я действительно не могу тебе показать, — и когда он покачал головой, я заметила, что его шея делает другое, неестественное движение. — Но я думаю, ты узнаешь чуть позже. Видишь ли, у меня запланирована ещё одна операция через 4 месяца...
— Ирвин... — Мне было ужасно трудно выбрать, что сказать. Мои глаза теперь были прикованы к странному движению, которое делала его шея. Затем я коснулась его руки, и она показалась абсолютно нечеловеческой. Кожа на ощупь была грубой, почти кожистой. Его пальцы были короче и невероятно тверже на ощупь. Я убрала руку, и он заметил.
— ... Это была довольно долгая операция. Но мой брат — лучший в мире. На этот раз нам удалось обработать шею и мои передние лапы.
— Лапы?!?
Я вскочила со своего места у его кровати, наконец-то сообразив все связи. Этого не могло быть. Это было абсурдно.
— Ирвин, что... зачем ты это делаешь? — я хотела казаться сердитой, но потрясение момента заставило меня замолчать. Я могла только шептать, чувствуя тяжесть в груди.
— ...Это очень рискованная процедура. Никто никогда не пробовал её. Я решил, что кто-то должен. Я вытрясу это им на лицо. Руководителю моей бывшей лаборатории. Моим коллегам, моим друзьям. Моя теория была верна. Динозавр может существовать в наши дни. Маменхизавр возможен.
Я попятилась, чувствуя себя так, словно разрушительный шар только что разрушил мой мир до основания. Из моих глаз покатились слёзы.
— Грейс, я никогда не хотел причинить тебе боль. Никогда не хотел бросать тебя. И я никогда на самом деле этого не сделаю. Но видишь ли, у меня есть это... призвание. Я знаю свою миссию в этом мире, в это время. И у меня нет другого выбора, кроме как выполнить её. Я никогда не был бы главой семьи, который тебе нужен. Я никогда не был бы достаточно хорошим отцом. Поэтому, пожалуйста, прости меня. И знай, что я всегда буду любить тебя, несмотря ни на что. Но мне нужно идти по этому пути.
Я не могла ничего сказать, слёзы катились по моему лицу. Я могла только рыдать. Я могла только принимать реальность такой, какая она была, и такой, в какой он хотел быть. Собрав все силы, на какие была способна, я попрощалась с ним.
— Всё в порядке, Ирвин. Теперь я понимаю. Я тоже всегда буду любить тебя.
А потом я ушла. Когда я открыла дверь, свет, ненадолго проникший в комнату, позволил мне увидеть созданные им кожные трансплантаты. Теперь по всему его лицу и телу, находились тёмно-зелёного оттенка слегка мерцающие чешуйки.
— На этот раз нам удалось вставить только две шейные косточки. Нам придётся заново вскрыть их, чтобы продолжить имплантацию. Он хочет одновременно заняться и ногами, начал его брат, как только я вышла из его квартиры в подъезд.
— Ты говоришь так, как будто мы обсуждаем обычную процедуру в кафетерии! — я зарычала на его брата. — Почему ты вообще не отговорил его от этого?!?! Во всём мире нет комитета по этике, который одобрил бы это! Он убивает себя!
— Грейс... — начал он, явно уставший и не в настроении затевать спор. — Мы все пытались. Мы действительно пытались. Психиатры. Психологи. Даже неврологи. Это было выше их всех. Это не то, что они могли бы вылечить. Это... то, чего он хочет от своей жизни. Он, конечно, был не в лучшем психическом состоянии, когда его исследования начали терпеть неудачу, сразу после того, как вы двое переспали. Но это не на нашем уровне понимания. Сомневаюсь, что это когда-нибудь будет.
Он открыл для меня дверцу машины.
— Ты действительно любишь его? Как ты сказала там, наверху?
— Да, — мой голос едва сорвался с моих губ.
— Тогда позволь ему следовать своим путём. Мы действительно ничего не можем сделать.
Брат Ирвина оставил меня дома. Я поняла, Ирвину никогда не суждено было быть таким, каким я его знал. Я должна была уважать его выбор. То, чего он хотел, было не тем, к чему я была готова. Но я могла, по крайней мере, наблюдать за этим издалека. И болеть за то, чтобы он достиг своей цели.
Я обрадовалась, когда его брат сказал мне, что им удалось уменьшить его ступни и превратить их в лапы. Я обрадовалась, когда они закончили удалять его нос и губы и сумели вставить ему стеклянные веки взамен человеческих. Я обрадовалась, когда они сняли скальп с его головы и заменили его другими кожными лоскутами. И я обрадовалась, когда мне сказали, что он собирается снова увеличить свою шею.
Но поддержка — это всё, что я могу сделать. И, очевидно, этого было недостаточно, чтобы спасти его.
Они позвонили мне в 6 утра того дня. Ирвин скончался из-за веса недавно имплантированных шейных костей. На самом деле он был в довольно плохом состоянии, пересадка кожи была очагом инфекции, которая начала разъедать его тело. Его брат казался немного не в себе, когда я спросила, где его собираются похоронить. Вместо этого он прислал мне видео.
— Хочешь посмотреть, как он чувствовал себя последние недели? Ему наконец-то удалось ходить без посторонней помощи.
Я снова пыталась поговорить с ним, но он так и не ответил. Я не могла заставить себя смотреть это. Видеть его живым и здоровым и осуществить его мечту, теперь, когда всё это пошло прахом.
* * *
Знаете, теперь я всё это ясно понимаю. Я любила Ирвина. И я дала доказательство своей любви, позволив ему следовать по тому пути, который он выбрал. Будь это болезненно, будь это порочно, будь это смертельно, но это было то, что предназначалось для него. Он научил меня, что любить кого-то — это намного больше, чем я думала. Намного больше... бескорыстно. Свято. Внутренне.
Барри сейчас 4 года, Луизе 3. Они всё ещё спрашивают о своём отце. Я думаю, они ещё не готовы к этому. Но в подходящее время они всё узнают. И у них будет возможность выбирать. Ничего не происходит случайно. Возможно, Ирвин и не хотел иметь детей. Но я думаю, что так было просто задумано. Медицина всё ещё развивается. Осложнения, через которые он прошёл, возможно, больше не повторятся.
Когда-нибудь я расскажу им о шейной кости в моём столе, а также о человеке, который пытался стать самым большим великаном, когда-либо ходившим по этой земле. И они смогут выбирать.
Я надеюсь, что они сделают правильный выбор.
Автор: Deepwithinmyownhead