– Ма-ам, я пить хочу!
– Скоро дойдем уже, – отмахнулась Олеся, но опустила взгляд на дочку.
Девочка поникла и насупилась, то ли готовясь плакать, то ли просто без сил. Они действительно ехали уже давно, а погода стояла жаркая. Немудрено, что ребёнок устал и капризничает.
– Ну, Марин, потерпи, – Олеся присела на корточки и поправила на плече дочки перекрученную лямку джинсового комбинезончика. – Скоро уже будем на месте, а потом, обещаю, зайдем в кафе и я закажу тебе не только водички, но и мороженое.
– Но пить-то хочется сейчас, – шмыгнула носом Марина. – Вот же магазин! Может зайдем?
Олеся подняла глаза и на мгновение нахмурилась. И правда, магазин, и как она его раньше не заметила?
Она тряхнула рукой с часами, разворачивая циферблат нужной стороной, и глянула на время. В принципе, ещё минут пять-десять в запасе у них есть. Если быстро что-то купить, то, может, и не опоздают.
Доверия магазин не вызывал, но им там и не на неделю закупаться. Над входом и окнами висели железные буквы особым, «красивым» наклонным шрифтом: П Р О Д У К Т Ы. Когда-то они были нежно-голубыми, но время и дожди превратили их в серые с ржавыми потёками.
Первым после протяжного скрипа двери их встретил запах. Тяжелый, въедливый и пыльный на первом вздохе, и с тонким душком прелой ткани на втором. Будто здесь никогда не убирали, но каждый день собирались и доливали немного воды в ведро, где доживала свой век скисшая половая тряпка.
Марина спрыгнула с приступка и взмахнула руками – оступилась.
Пол в магазине был кафельным. Старые грязно-бежевые и частично расколотые, частично раскрошенные плитки, будто ты зашел не в магазин, а в обветшалую поликлинику, где последний ремонт был ещё в Союзе.
В дальнем углу у кассы, облокотившись о мутную стеклянную витрину, стояла женщина с высокой прической на светлых волосах. При виде покупателей она только поджала губы, будто они отвлекли её от трудоёмкой и важной работы, и сдержанно кивнула.
– Здравствуйте! – громко и невыносимо высоко, на грани визга, раздалось слева. За стеллажами Олеся не заметила ещё одного прилавка, за которым стояла полноватая женщина с круглыми румяными щеками, впрочем, уже чуть начавшими опускаться, выдавая возраст. Она улыбалась им настолько широко, что в её радость от встречи не верилось ни на миг.
– Здравствуйте, – тихонько повторила вежливая Марина, испуганно прижавшаяся к ногам матери. Отчего-то Олеся растерялась не хуже дочери, и вместо того, чтобы поискать холодильник с водой, взяла с полки первое попавшееся печенье. Просрочено. Причем ни много ни мало на полгода.
«Ничего себе, – мелькнуло у неё в голове. – И что, здесь кто-то покупает?»
Будто в ответ на незаданный вопрос, дверь открылась, и в магазин сиротливо просочился сухонький старичок в застиранной серой футболке и растянутых тренировочных штанах с лампасами. Даже не посмотрев на Олесю с Мариной, он засеменил к «неприветливой» продавщице и скрипучим голосом попросил «Яву».
– Сто рублей, – мрачно буркнула она, открывая стойку с сигаретами. Голос у неё оказался сиплым и лающим, сразу вызывая неприязнь.
– Пойдем, – шепнула Олеся дочке, намереваясь выйти из магазина, но почему-то повернув ко второй стойке.
– Чего желаете? – с той же фальшивой радостью поинтересовалась женщина, по-птичьи склонив голову набок. Когда так делала Марина, Олеся улыбалась, но сейчас по её спине почему-то скользнул холодок. Было в этом что-то не то. Что-то неправильное.
– Нам бы водички, – неуверенно попросила Олеся, непроизвольно притягивая к себе дочь.
Продавщица кивнула и зачем-то нырнула под прилавок, начиная шуршать коробками.
За спиной скрипнула дверь – дедок ушел. И это будто послужило сигналом, потому что продавщица резко выпрямилась и повернулась к ним, всё так же широко улыбаясь, но теперь искренности в улыбке было больше. Только почему-то это совершенно не понравилось Олесе.
– Какая милая девочка! – восхитилась она, опершись о прилавок. Объёмная грудь, затянутая в черную кофту, расплылась кляксой на прилавке. – Как тебя зовут? Сколько тебе лет?
Марина подняла умоляющий взгляд на мать, но Олеся только кивнула, подумав, что так продавщица быстрее отстанет.
– Марина, семь, – прошелестела девочка, плотнее прижимаясь к бедру матери.
– Какая прелесть! – всплеснула руками продавщица. – Давно к нам не заходили такие милые дети! Да, Ритуль?!
Последнее она почти выкрикнула, и Олеся поняла, что у неё начинает болеть голова от этого голоса. Она вдохнула поглубже, но тяжелый воздух ничуть не помог.
«Нужно быстрее купить воду и уходить, – подумала она. – Как только будет пауза. Маленькая пауза»
– Давно, Вась, – скрипуче, как старуха, ответила ей вторая продавщица. – Давно.
– Нам бы воды, – напомнила Олеся, чувствуя, как начинает кружиться голова, и почему-то её собственный голос в ушах прозвучал точно так же, как и у светловолосой дамы. Хриплым, надломленным и неживым.
– Молодые! – улыбка Василисы стала шире, хотя Олеся могла поклясться, что дальше уже некуда. Казалось, ещё чуть, и от уголков рта зазмеятся трещины, выдавая настоящее лицо.
«Бред какой-то, – мысли тянулись медленно, тягуче и сонно. – Душно. Просто душно. Тем более… почему я думала, что она в возрасте? Ей же не больше тридцати».
– Нездешние, – поддакнула ей Маргарита неожиданно гортанно бархатным, хоть и всё равно почему-то неприятным голосом.
– Мам, я устала, – подергала Олесю за рукав дочь.
– Сейчас пой… – Олеся опустила глаза и почувствовала, как дрогнуло, сдвигаясь, сознание.
С руки бесшумно, щекотнув кожу, осыпались прахом часы.
За её рукав цеплялась маленькая сухонькая старушка в нелепом детском джинсовом комбинезоне.
* * *
Никто из местных не любил маленький магазинчик «ПРОДУКТЫ» в доме 35а. Никому ещё не удалось купить там свежего молока или хрустящего хлеба. Картошка отдавала гнилью, а фрукты плесенью. Но продолжали заглядывать по привычке, как их отцы и отцы их отцов.
А чужаки? Да зайдут раз, а больше и не появятся. Обычное же дело.