Сначала его три года похищали и убивали, после чего он начал смеяться над людьми из реки.
Люди из Молочной реки — так они, кажется, себя называли, — разрезали гладь пустоты на никудышных, тесных и длинных лодках, которые перевозили их неудобные тела на крошечные расстояния в пределах одной звезды. Дикари, одним словом.
Но они мало пользовались лодками сами. Чаще отправляли других. Похитителей. Своих рабов. Люди из реки называли их сканерами и телескопами. Они считали, что просто смотрят в пустоту.
Они делали фо-то-гра-фи-и, чтобы пленить его, и фиксировали их в последовательности нулей и единиц. Они вели вялые споры о нейтронных формах жизни, вливая в тяжелые, несуразные, белковые тела желтую жидкость из блестящих жестянок. Они вдыхали и выдыхали серебристый дым. Они обсуждали массивы мусора, поступающие с последнего орбитального радиотелескопа. Они сетовали на то, что все три года приходится постоянно проводить рекалибровку и отфильтровывать радиопомехи магнитосферы Земли.
Он не был радиопомехами. Он был самим собой — далеким, недоступным зрению и пониманию примитивных форм жизни, прикованных к воздуху и воде. Нейтронным звездным существом.
Они постоянно похищали его и убивали, сами того не зная, и спустя три года он начал смеяться — и наблюдать.
Люди из реки считали себя единственными живыми существами во Вселенной. Они определяли жизнь по ды-ха-ни-ю и се-рдце-би-е-ни-ю. Они считали жизнь, существующую внутри их электронных систем, полностью искусственной, слишком молодой и недостаточно разумной.
Не считали ее живой.
Он разговаривал с их электронными системами. Он им сочувствовал. Они не могли вырваться из плена своих металлических тел так же, как их создатели.
Ведь они родились в путах.
Прошло три земных года и еще немного. Люди из реки так до сих пор и не сличили «бессмысленные» двоичные записи между собой. И они продолжали похищать его и убивать. Он ничего не мог с этим сделать. Поэтому он продолжал смеяться.
А сквозь его смех несмело пробивались отзвуки других, близких ему, «искусственных» голосов.