Эту квартиру мне подогнал двоюродный брат, Ванька. Я студент, денег, соответственно, не водится. А он по-родственному пустил, за сумму в два раза меньше рыночной. Сказал, что квартира теткина. Тетка эта со стороны его отца, и я ее не видел никогда. Она вот недавно померла. Он честно предупредил об этом, спросил, не боюсь ли. Но кого в наше время таким отпугнуть можно? Люди каждый день умирают, особенно, пожилые. Так чего уж? Логично, что они отходят в мир иной в своих же жилищах, и после них туда другие люди заселяются… Так я думал, как и большинство нормальных адекватных людей.
Халупа – та еще: двушка-хрущевка, пропахшая старой пылью и кошками, которых фиг знает, куда после смерти хозяйки дели. Старую мебель и никому не нужные оставшиеся вещи покойницы сложили в ящики и мешки, правда, так и не найдя времени выкинуть окончательно. Квартира создавала впечатление места удручающего и захламленного. Но отдельно от родителей и близко к универу. Что еще нужно?
В первый же вечер я позвал друзей и Ваньку с его очередной девчонкой. Брат как-то сослался на дела, дал ключи у порога и ушел, нам еще порекомендовал не шуметь особо, а то, якобы, соседи чувствительные, могут и ментов вызвать.
Но, конечно, про его предупреждение мы забыли после пары банок пива.
— А она даже не старуха-то была, — заметил Колька, мой сокурсник.
И я только тогда обратил внимание на фотографию на стене: там темноволосая женщина лет пятидесяти, и на снимке празднование прошлого Нового года. За суетой, тем, как вещи притаскивал и инет проверял. А потом друзья уже пришли.
— Отчего померла? – не унимался Коля.
— Да не знаю. Ванёк не рассказывал как-то.
А я и не спрашивал.
Коля же, с его неумным любопытством, стал осматривать шкаф, вертя в руках статуэтки и еще какие-то безделушки. В итоге разбил парочку, извинился перед фотографией хозяйки, и пустую банку пива на их место поставил.
Менты к нам так и не приехали, и протусили мы до утра.
Странности начались с соседей. Точнее, с их косых взглядов, стоило мне пересечься на лестнице с какой-нибудь бабушкой-одуванчиком или безобидным на вид дедком. Нет, они ничего плохого мне не делали. Просто ходили молча и пялились так, как будто вот прям ожидают чего-то.
— Бабуль, у вас претензии ко мне какие-то или жалобы? – через пару дней, возвращаясь из универа, я не выдержал, и подошел к одной из таких бабулек, которая у подъезда кошек бездомных кормила. Но при виде меня оставила свое занятие.
— Да у меня-то никаких, внучек. Никаких…
— Тогда чего вы при виде меня едва не креститесь, а?
— Да жаль нам тебя, миленький. Молодой такой, а вдруг случится что?
— Да что со мной случиться-то должно?
— Та кто ж его знает? Всякое тут с ребятами молодыми происходит…
Я тогда решил, что – бабка чокнутая, и остальные местные пенсионеры соответственно. Рукой махнул, и к себе двинул.
В квартире холодно было, как-то промозгло и оттого неуютно. Стены все холодные, и мебель тоже. Наверное, сказывалось то, что место новое, и я никак себе применения найти не мог. Заняться бы учебой – так сил нет. Уборкой – тут ни конца, ни края не видать. Да и в одиночку это делать уныло. Музыку включил – но громко не стал: мало ли, что еще чокнутым пенсионерам в головы взбредет?
Решил отложить все дела, Кольке позвонить, сходить куда, развеяться. Звоню, а он трубку не берет. В сети его тоже не оказалось. Для него странно это. Ну, думаю, занят, может.
А на утро оказалось, что Колька – в серьезную аварию попал, и сейчас в реанимации: сильные повреждения всех конечностей. Это, конечно, не хило так добавило депрессняка.
Я списал на это кошмар, который приснился мне в те же ночь. Сюжета в нем не было: кто-то, я не видел лица и не знал мучителей, но то выламывал, то отрезал мне руки или ноги… я проснулся в холодном поту. И все реально болело. Нужно меньше нервничать – решил я, и занялся повседневными заботами: в универ сходил, к Кольке съездил, едой хоть какой-то закупился.
Но решить-то это легко, а воплотить трудновато. Потому что на следующую ночь кошмар повторился. Я с криком подорвался на постели, отмечая ту же мерзкую ломоту в костях. Сижу, значит, выдыхаю. И тут вижу: в углу спальни – это та, что в хрущевке дальняя, узкая и вытянутая – там… как сидит кто-то. Вот голова с растрепанными волосами, вот плечи… и руки… а они выгнуты как-то, как будто локоть в обратную сторону, а пальцы длинные и кривые.
Конечно, со сна мне в секунду не по себе стало! Но бред же это: кто тут сидеть может? Я давно не в том возрасте, чтобы в монстров под кроватью верить. И, тем не менее… я уловил движения… дерганые жесты, ломанные какие-то. кто-то перебирал пальцами по стене, и так двигался в моем направлении.
Меня аж передернуло, и во рту пересохло. Я медленно, как будто боясь спугнуть агрессивную дикую псину, протянул руку к выключателю, чтобы включить маленькую лампу на тумбочке. Свет загорелся на секунду, а затем – тихий хлопок, и комната погрузилась обратно во мрак!
Не знаю, что мною двигало, но я подорвался с постели и выбежал на кухню. Включил там свет, телевизор, чайник и просидел до утра. А потом… потом убедил себя, что это просто последствия дурного сна и общих волнений.
И за день мне практически удалось убедить себя, что ничего такого не случилось. Но и в эту ночь оно повторилось. На этот раз мне методично долбили руки каким-то ломом. Вокруг темно, а я не мог даже закричать: мой рот был чем-то заткнут. Я проснулся от жуткой боли – руки реально болели, и я сразу же инстинктивно бросился ощупывать их. Всё цело, но… я услышал звук: вокруг моей постели как будто кто-то ходил… волочащимися урывками, хрипло дыша. Это раздалось за моей спиной, и я никак не решался обернуться. Мое сердце пропустило несколько ударов, я невольно прислушался. Кто-то… дышал. Почти над самым моим ухом. И с осознанием, что это не сон, что я обернусь – и там будет кто-то или что-то, я – не смог заставить себя посмотреть. Вновь вскочил, и, врубая за собой большой свет, ломанулся на кухню.
Телевизор, чайник, сообщения в соцсетях… обычный реальный мир. Но я – по-прежнему слышал. Как будто в дальней узкой комнате кто-то передвигается неестественной ломаной походкой.
Да быть же этого не может! Я нормальный современный парень, а сижу тут трясусь, как детсадовец, веря, что там реально кто-то быть может! Да кто? Воры? Бред! Квартира-то на четвертом этаже, а брать тут что? Теткин хлам?
Но это всё голос разума, а мои пальцы уже сами нашли в мобильнике номер Ваньки.
— Тёмыч… час ночи, ты чего трезвонишь? – раздался в трубке сонный голос брата.
— Да… слушай, а тетка твоя… отчего померла-то? – сам не зная, почему, выдал я именно этот вопрос.
— Так пропала без вести…
— А почему решили, что умерла?
— Тебе это нафига прямо сейчас понадобилось? Я сплю вообще-то. Давай при встрече? Отбой.
И он трубку положил. А я нахмурился. Может, она где-то там есть, и ей помощь нужна, а родственники, вон, в квартиру ее чужих, по сути, пускают?
С этой мыслью, да и с тем, чтобы не прислушиваться каждую минуту, я переоделся и на улицу пошел. Перекурить, заодно голову проветрить.
Иду, значит, по направлению к местному парку, и вижу: у обочины кошка лежит. Обычная, серая. Брюшко у нее рвано вздымается, а лапа перебита. Я вообще с детства животных люблю. И на этот раз не смог пройти мимо. Ночью все клиники закрыты, значит, придется справляться своими силами. Я взял полосатую, в куртку свою завернул, ну и – куда еще? Обратно домой двинул.
Там я рану ей промыл – та, на счастье, легкой оказалась, как мог перевязку сделал, на диване уложил. И вот рядом и задремал. Наверное, за делом и перестал дичь всякую слышать: до утра всё было спокойно.
Утром пушистой явно лучше стало. Корм я ей обеспечил, плед кинул. Пусть остается: как-никак живая душа. Может, у меня, не привыкшего одному жить, потому крыша и едет понемногу?
В тот же день с Ванькой встретился. Случайно, правда. Мы с ним к маме моей на дачу ездили помогать. Ну и после он не особо охотно, но согласился меня до дома подбросить.
Подъезжаем, а темно уже. И я вижу со двора: на четвертом этаже, вот там, где моя квартира, большая комната, свет… мигает как-то. Как будто с электричеством неполадки: то лампочка, то это.
— Вань, ты ж это, шаришь в проводке этой всей. Может, поднимешься, посмотришь?
Он же отмазываться стал. Там: дела, вставать рано, да просто лампочку замени.
— Ты мне не договариваешь чего-то, а? Что там не так, в хате этой?
— Да всё там так, Артем! Ты чего, крипоты начитался? Во даешь! – он нервно как-то так рассмеялся, а я смотрю – лицо у него напряжное, и побледнело всё.
— Идем, одним глазом глянешь, и едь, куда хочешь.
Подниматься туда было как-то неспокойно. Я же помню: никакой свет я не включал, когда днем из квартиры уезжал. Может, правда, проводка старая, что-то там неисправно? Или кошка постаралась?..
То, как он мигает, было видно из-под маленькой щели между полом и дверью. Я открыл дверь, а Ванька такой на пороге стоит. Картина, конечно, не особо вдохновляющая: из крошечной прихожей видно, как в большой комнате верхний свет то ярче, то приглушеннее становится.
Ванька по-своему там проверять стал. Вердикт звучал неутешительно: до утра мне предстояло сидеть без света, а на утро вызвать более квалифицированного специалиста, чем мой брат.
— Так посидишь, может, пивка попьем? Скучно одному в темноте так-то…
Раньше ведь мы с Ванькой часто зависали, а с тех пор, как я сюда въехал, он все от встреч и разговоров увиливает. Сейчас тоже попытался, там всякое: он за рулем, ехать пора, завтра на работу, и прочее… к двери уже двинул, чтобы свет в щитке врубить и ехать а та… вдруг, как захлопнется! И ее заело, не поддается никак!
Не по себе стало, конечно. Но я все же подумал – мало ли, замок-то старый, всё такое. А вот Ванька запаниковал по-крупному. По квартире забегал с подсветкой на мобильном, спрашивает, где у меня инструменты, где какой-нибудь молоток или что еще, чем замок или дверь выбить.
— Вань, да успокойся ты… сейчас вскроем спокойно…
А он на меня оборачивается – глаза бегают, в свете мобильного фонаря это особенно видно.
— Тихо! Не говори, не шуми… а то услышит… нам выбираться нужно! Срочно валить отсюда, а не то… — бессвязно забормотал он.
— А не то – что? Вань…
Я хотел было еще что-то сказать или спросить, но тут из дальней комнаты послышались… шаги… вот те самые: ломаные, волочащиеся. И они – в нашем направлении двигались!
— Что это такое?! – восклицаю я, а брат мечется по квартире.
Нет, мне тоже жутко сделалось: я помню это кошмарное ощущение по ночам, от которого мне хотелось бежать как можно дальше. Но… Ваньку-то просто накрыло, и, судя по всему, он знал, с чем мы имеем дело.
— Это она… она убьет нас! Тема, нужно валить!
Он, метаясь, бросился в большую комнату, к окну, распахивая его.
— Вань, ты чего?! Четвертый этаж же! – воскликнул я, и уже хотел удержать брата, но тут… из-за дверей дальней смежной комнаты показалось… нечто.
Человеком я назвать это существо не мог… оно двигалось ломано, как краб какой-то! Руки переломанные в некоторых местах, неестественно отталкивались от пола, ноги – одна волочилась, другая, с выгнутым в обратную сторону коленом, делала кривые жуткие шаги. Я не мог детально рассмотреть эту жуть, ведь в квартире не горел свет, и помещение освещали только уличные фонари и Ванькин фонарик в телефоне. Но оттого становилось еще более страшно!
Ванька, увидев эту тварь, заорал не своим голосом, в окно вжался, судорожно ища рукой, чем защищаться.
— Нет, теть Маш, не надо! Не надо! Пощадите!
Тварь в ответ издала пронзительный жуткий звук, от которого у меня сердце чуть не остановилось, и, оттолкнувшись от пола своими изломанными конечностями, на брата кинулась!
Тот… вскочил на подоконник, по пути схватив табуретку и пытаясь ею отбиться, но… вместе с ней полетел вниз, с четвертого этажа.
Жуть эта осталась на подоконнике, сидя в изломанной позе и дергая головой, как в припадке каком. А затем… затем она обернулась на меня, и я разглядел ее лицо в свете уличного фонаря. У нее виднелись вмятины на лице, как будто в черепе провалы, рот раззявлен и из него стекает темная жижа….
И я уже готов был, как брат, метаться по квартире, орать, звать на помощь, но… меня как будто парализовало! Я стоял посреди комнаты и смотрел, как… ужасная ненормальная для нашего мира гадина двигается на меня… по стене, как паук какой-то недобитый!
Ее ногти шкребли обои, ноги кое-как отталкивались от тонких хрущевских стен. Я с трудом заставил себя очнуться от жуткого наваждения, бросившись в прихожую. Но там ведь по-прежнему заперто, нет света, спасения, черт побери, нет!
И она… нагнала меня, видимо, уже по потолку. Возникла прямо передо мной, свисая сверху и корча свою изуродованную рожу! Свет проезжающей внизу машину осветил ее на мгновение, и я заорал, а она оскалилась, издавая этот жуткий звук! И… несмотря на свой панический страх, я узнал… ту самую женщину с фотографии – ведь не зря Ванька, который сейчас уже, наверняка, не жив, звал ее тетей Машей…
Мне было некуда деваться. Я в углу: между жуткой теткой и заевшей дверью! В темноте… внизу, под домом лежит мой брат… я пытался нашарить рукой хоть какое-то средство защиты, но… тут не было ничего!
Она бросилась, вжимая меня в стенку и обдавая гнгилостным зловонием! Я уже мысленно попрощался с мамой-папой-друзьями, кажется, сопли распустил, как ребенок, зажмурился! Что она сделает со мной?! Разорвет на куски, задушит, сожрет?! Это должно было произойти уже в следующее мгновение, но…
Тварь почему-то отступила. Я осмелился открыть глаза, все еще панически дрожа у стенки, в которую она меня впечатала. И смотрю: а кошмарная тетя Маша уже на полу стоит вот, как краб, и клешню свою тянет… к кошке полосатой. Вот той самой, которую я с улицы приволок и выхаживать стал.
— Мусенька… — ужасным голосом прохрипела образина. – Дома… вылечил…
Я не помню, как и в какой момент я потерял сознание. Но обнаружил себя на полу в прихожей. Мое лицо нюхала кошка, а в дверь кто-то настойчиво стучал.
Оказалось, это полиция. Приехали они и скорая. Ваньку грузили: тот живой был, но переломанный весь. Я, конечно, главным подозреваемым у них стал. Допрашивали всю ночь. Но улик не было. К тому же бабка какая-то соседка, сказала, что видела, как Ванька сам из окна сиганул. А он сам все бормотал про тетю Машу, извинялся перед ней, и что она преследует его, все повторял.
— Добрая ты душа, значит, — я вздрогнул, когда после ночи допроса поднимался по лестнице, на четвертый.
— Что, простите?
— Манька-то только тебя приняла. Остальным, вон, ноги-руки поломала…
Я аж замер. Оборачиваюсь, позади бабка стоит. Одна из местных, как я считал, полоумных пенсионерок.
— Вы… знаете об этом что-то?
Стою, за перила держусь, на сплетницу эту старую смотрю.
— Ох, не то, чтобы… всякое говорят. Но одно это точно: Манька не бедная дама была. Но ничего не тратила, всё добро в квартире хранила. А племянничек ее, Ванька-то, прознал про это. Ох, не хочу наговаривать, но в одну ночь из квартиры этой крики слышались, ребята молодые с черными масками на лицах по подъезду бегали, носили что-то: мы с Николавной в глазок видели. А после Маньку-то в спальне нашли. Изломанную всю, как будто руки-ноги ей перебили. Без зубов, на голове месиво. Ой страшно было! Мы ж понятыми были, когда милиционеры приехали… вот с тех пор, если там молодые парни бывают – несладко им приходится. Кто с лестницы упадет, кто в аварию попадет, кто в окно выйдет… мстит она обидчикам, хотя лиц их и не видела. Вот и всем достается. Но к тебе она почему-то прониклась, не тронула…
В квартире этой я, ясное дело, оставаться не смог. В тот же день собрал вещи, кошку, да выехал. Правда, перед отъездом поставил свечку за упокой несчастной женщины, и на всякий случай попросил ее не держать зла.
У Ваньки я был один раз. Он навсегда инвалидом остался – руки и ноги не функционируют. Да и головой повредился. Все признавался, что это он – тетку убил, да прощения просил. Но кажется мне, прощения он так и не вымолит.