В электричке, которой я каждый день езжу до станции Зеленый бор, всегда десять вагонов. Но тот был одиннадцатым.
Я угодил в него случайно, по собственному ротозейству. На Ярославском вокзале прыгнул не в ту электричку: наша идет через Болшево на Ивантеевку или Фрязино, а эта была до Фрязево.
Разница вроде несущественная, верно? Всего-то одна буква в конце. Но все, кто ездят по Ярославке, знают, что сходства между ними нет: одно поселок, другое — город, и расположены на разных ветках. Так что и электрички на эти станции разные ездят.
Задержавшись на работе, я опоздал к семи пятнадцати на вокзал. Пришлось бежать. Расталкивая народ, выходящий из метро, пихая локтем чужие спины и бока, я пролетел мимо светового табло и не заметил, что расписание поменяли. Какой-то мужик в тамбуре электрички, стоявшей на перроне, хохотал над чем-то со своими приятелями и, скорее всего, не расслышал, когда я, задыхаясь, спросил его на бегу:
— На Фрязино идет?
Мужик кивнул и отвернулся, продолжая ржать. А я… попал.
Когда головной вагон, качнувшись на стрелке, подваливал уже к Мытищам, машинист объявил, что электричка идет до Фрязево. Я тут же очнулся от дремы, постоянно одолевающей меня в транспорте.
— Фрязево? Он сказал — Фрязе-во?! — спросил я у попутчиков.
— Ну да! — откликнулась интеллигентная дама в спортивном костюме с целым арсеналом садоводческих орудий в охапке. Дернув плечом, она неодобрительно покосилась на меня.
Я подскочил на месте и принялся продираться, бормоча извинения, сквозь этот ее арсенал: грабли, лопата, ведра… Робкие интеллигентные проклятия посыпались мне в спину.
— Простите, извините, — как заведенный, повторял я, пролезая сквозь битком набитый вагон к выходу. Электричка встала; те, кто собирался выйти в Мытищах, уже покинули вагон. На моем пути оказались те, кто, напротив, собирался в вагон войти.
И это, доложу я вам, совсем не весело.
Я выкарабкался на перрон с отдавленными ногами и новым синяком в районе правого ребра. И уперся взглядом в распахнутые двери электрички. На Фрязино!
Она стояла с противоположной стороны, на третьем пути. И уже готовилась отходить. Я бросился вперед, нагнув голову, как самый отчаянный американский регбист, и в последнюю секунду влетел в уже закрывающиеся серые двери поезда.
«Все-таки повезло!» — подумал я.
— На Фрязино? — для верности спросил у какого-то паренька, который, оглядываясь, выходил из вагона в тамбур.
— Да, — бросил он и, открыв дверь справа от меня, перешел по качающимся платформам сцепки в следующий вагон. Там было столько народа, что стекла запотели от человеческого дыхания.
Я посмотрел влево: в соседнем вагоне было куда свободнее. Вслед за парнем оттуда вышли еще трое: краснолицый здоровяк и женщина с мальчиком лет двенадцати.
Для чего бы этим людям покидать свободное пространство и уходить толкаться в переполненный вагон? Заметив эту странность, я тогда не особенно задумался. Мало ли? Может, они переходят в последний вагон перед своей остановкой? Чтобы потом, сойдя с электрички, сократить путь до выхода с платформы. Я сам так часто делаю, когда тороплюсь.
Я пошел в тот вагон, где пассажиров было меньше.
Их оказалось там настолько мало, что никто даже не стоял. Вечером это редкость. А в середине вагона отыскалось свободное место, чтобы сесть.
Радуясь своему везению, я устроился возле окна рядом с двумя увлеченными разговором женщинами и спящим мужиком в охотничьей куртке маскировочной расцветки.
Мужик спал, опустив голову на руки, сложенные по-школьному на старом, туго набитом абалаковском рюкзаке. Он держал его на коленях. Из рюкзака торчала рукоять складного спиннинга.
— Умаялся, рыбак! — сказал я, кивнув сидящим напротив женщинам. Когда у меня хорошее настроение, я всегда разговариваю с попутчиками. Сказал и улыбнулся. Я был добродушен и вежлив. Но женщины, замолчав, переглянулись и посмотрели на меня так, будто я их ножом пощекотал.
Одна вдруг побледнела и, схватив подружку за руку, потащила ее к выходу. Подруга, явно ничего не понимая, бежала за ней, продолжая трещать на ходу.
Чудачки. Я сел напротив спящего мужика и уставился в окно. Противошумные щиты в серых цветах РЖД, серые столбы, дома и дачки, заборы и лесополосы, холмы и болотца, переезды и огороды — типичный подмосковный пейзаж, монотонно мелькающий перед глазами, вскоре сморил и меня. Я привалился головой к стеклу, поежился и заснул.
Мне приснился звук. Тот самый, который называют «белый шум». В комнате деда много лет назад стоял старый телевизор «Фотон». По сути, он давно служил подставкой для более нового южнокорейского телика. Но я помню, как однажды мы с приятелем из чистого любопытства включили допотопное чудище в розетку. Хотели проверить, работает ли? Чудище работало. В разболтанном гнезде штекер антенны не держался, и чудище оглушило нас шипящим неземным ревом.
Вот этот звук и приснился мне теперь. Электричка то прыгала в непроглядную тьму каких-то тоннелей, то, выскакивая наружу, пролетала мимо знакомых подмосковных поселков, то возникали за ее окнами непонятно откуда взявшиеся чужие небеса чужих планет, а то пропадало все. Пространство змеилось и прыгало полосами, как картинка в старом дедовском телевизоре. И все это сопровождалось оглушающим белым шумом. Словно кто-то переключал каналы. Или, может быть, эти тоннели в пространстве?
— Вот этого, справа, — услышал я чей-то голос, и эта фраза мне страшно не понравилась. Я дернулся и очнулся.
В вагоне электрички царил кромешный мрак.
Но спустя мгновение лампы под потолком вагона мигнули и загорелись, как ни в чем не бывало.
Первое, что бросилось в глаза, — бледное лицо парня через два ряда напротив от меня. Он сидел и улыбался.
— Какая станция? — моргая и дрожа со сна, спросил я у него, ведь он смотрел мне прямо в глаза.
Парень не ответил.
Электричка с гулом влетела в темный тоннель, и свет погас снова. Когда он опять зажегся — через пару секунд — парень-молчун оказался уже на один ряд ближе ко мне. Воспользовавшись темнотой, перемахнул через спинки скамеек. Но сидел он все так же неподвижно, спокойно. Растягивая губы в застывшей ледяной улыбке мертвеца.
А рядом с ним возникли еще двое.
Электричка пронзала ночь, чередуя полосы света и тьмы, тоннелей и пейзажей, рева и тишины. А этих странных попутчиков напротив стало уже пятеро.
И они смотрели на меня. Не двигаясь. Не шевелясь. Молча. С приклеенными улыбками на резиновых серых физиономиях.
Темнота и свет в вагоне мелькали, как полосы на экране старого телевизора. Но, когда лампы загорались, я мог видеть каждую мелочь совершенно отчетливо.
Даже то, как поблескивает слюна на влажных острых зубах, приоткрытых покойницкими улыбками.
Стоило погаснуть свету, и страх душил меня. Чертовы тоннели! Только… Стоп! А откуда они вообще взялись?! Ведь на нашей ветке ни одного тоннеля не было. Я каждый день езжу, мне ли не знать?
Сообразив это, я облился холодным потом.
Захотелось сбежать, но под взглядами странных попутчиков я не смел пошевелиться.
А может, я сплю и все, что вижу сейчас, — банальный кошмар?
Жалкая, трусливая мыслишка.
Я оказался с зубастыми мертвецами наедине: другие пассажиры, почуяв неладное, давным-давно покинули вагон. Оставался еще рыбак, но он продолжал безмятежно спать на своем рюкзаке. А я бодрствовал. Кажется…
И еще мне кажется, что их улыбки гипнотизируют, обездвиживая меня, лишая воли к сопротивлению.
В ушах зашумело. Кровь застучала в висках. В глаза словно клею налили. Голова отяжелела, и какая-то мутная кровавая пелена расплылась по всему вагону… Ничего не вижу. Не слышу. Сердце стучит. И колеса поезда. И тьма…
Последним усилием воли я поднял голову и вдруг заметил, что двери вагона открыты: кто-то стоит там, на пороге, и машет рукой.
— Эй, парень! Давай сюда! — услышал я будто издалека.
Туман в глазах растаял. Теперь я видел ясно, что у распахнутых дверей стоит человек в форме железнодорожника. Контролер?
— Бегом! Бегом сюда! — крикнул он опять и замахал мне. — Скорее!
Его громкий сердитый голос разрушил мое оцепенение.
Я дернулся и обрадовался: руки и ноги снова меня слушались.
Наклонившись вперед, я стукнул спящего рыбака по загривку, потряс за плечо:
— Эй, мужик! Проснись. Вставай!
Спящий что-то обиженно пробурчал и, дернув плечом, сбросил мою руку.
— Проснись! Вставай. Идти надо! — орал я в сонное, мятое, злое лицо. Даже этого чужого человека мне вовсе не хотелось оставлять на произвол зубастым покойникам с их гипнотическими улыбками.
— Едрен-батон, гребаный петушила! Че привязался, козел?! — Рыбак очухался, но первой в нем проснулась агрессия. Он оттолкнул меня с воплем: — Пошел ты на хрен! — и сунул мне под нос кулак с наколотым у большого пальца синим якорем. — Ты знаешь, кто я? Саня Ширин. Меня вся Ивантеевка знает. Только тронь еще — костей не соберешь, понял?!
Поезд задрожал. В рамах затряслись и звякнули стекла. В уши снова ударила волна шума — поезд втягивался в очередной тоннель.
— Беги сюда! Брось его! Скорее! — вопил от дверей дядька в железнодорожной форме.
Улыбчивые мертвецы были уже совсем рядом. Я оставил несчастного Саню Ширина и кинулся к выходу. Железнодорожник-контролер придержал раздвижные двери, я выскочил, и они со стуком схлопнулись за моей спиной.
Последнее, что я увидел за мгновение до того, как поезд прыгнул в темноту, было изумленное лицо рыбака и узкие высокие фигуры, сгрудившиеся над ним. Один из мертвецов отнял и выбросил в сторону его рюкзак, а потом впился зубами в щетинистый кадык. Другой вцепился в плечо, третий — во все еще поднятый кулак с наколкой. Шипение мертвецов, странный гул, исходящий от них, и звонкое клацанье зубов заглушил рев поезда в тоннеле.
Я невольно зажмурился.
А когда открыл глаза — все уже кончилось.
Я стоял в тускло освещенном тамбуре. Прямо передо мной находились двери вагона. Только это был другой вагон.
Сквозь прозрачные стекла дверей я видел, что внутри полным-полно народу, и некоторые пассажиры как раз намереваются выходить, пробираются по проходу к дверям. За окнами навстречу бежали из темноты огоньки фонарей приближающейся станции.
Выдохнув, я оглянулся: дядька-контролер стоял рядом. Заметив мой взгляд, он снял форменную фуражку, вытер платком вспотевший лоб и сказал:
— Да. Вот так. В другой раз не попадайся к ним.
— К кому? — не понял я. — Кто это? Вы полицию-то вызвали?
— Да какая там полиция? Лишний вагон это был. Ловушка. Что они такое и откуда берутся — понятия не имею. Цепляются к нашим поездам… Вечером обычно. Встрянут вот так, посреди наших вагонов. И кто зазевается… Заснет или так, по глупости. Того кушают, значит. Потом уходят.
— Бред. Дичь какая-то, — сказал я. Неужели кошмар продолжается? Я ведь только что своими глазами видел… Может, мне только показалось, что видел? Я ведь заснул. А этот придурок, вполне возможно, надо мной издевается. — Так, — сказал я. — Допустим. И как же, по-вашему, к ним можно не попасться? Если они такие… летучие фантомы? — спросил я, все еще улыбаясь. Чувствовал я себя паршиво. Как в младшем классе школы — только и ждешь, что сейчас кто-то первый не выдержит, фыркнет, и все рассмеются. И станут дразнить за доверчивость, показывая пальцами. И бить по плечу со всей силы. Доказывая при этом, что такая «наука» — мне же и на пользу.
Этот тоже, небось, в «спасители» набивается. Шустрый хрен, сразу видно. В особенности меня бесил невозмутимый вид контролера.
— Смотри, — разминая в руках фуражку, сказал он, — все просто. Когда в электричку садишься, вагоны считай. В наших поездах всегда четное число вагонов. Так по технологии положено. Когда лишний прицепляется — будет нечетно.
— Бред какой-то, — разозлился я.
Люди выходили из вагона и скапливались в тамбуре, создавая толкучку. Меня пихали локтями с обеих сторон. Электричка замедляла ход перед станцией.
Я взглянул на часы: десять пятнадцать. Значит, моя. По расписанию в это время всегда Фрязино.
— Знаешь что? — сказал я контролеру. — Не пил бы ты, папаша. Если еще не запойный, конечно. Хотя, что вам тут еще делать? Катаетесь целый день…
— Что ж, — сказал контролер, водружая свою фуражку обратно на шишковатый лоб. — Во всякой профессии свои секреты. Я давно на железке работаю. И могу сказать точно: лишние вагоны-ловушки бывают…
Электричка дернулась и встала. Двери открылись. Я увидел впереди огни станции, аллею фонарей на перроне. Услышал запах шашлыка из пристанционного гриль-бара. И мигающие электрические буквы… ЗИНО над зданием маленького вокзала.
И засмеялся: наконец-то я дома. Конец приключениям!
Шагнул на платформу. Люди в тамбуре продолжали стоять. Никто почему-то не вышел вслед за мной.
— А бывают ловушки-станции… И лишние пассажиры, — сказал контролер, кривя лицо в непонятном для меня сочувствии. Двери электрички захлопнулись, и поезд, гудя и набирая ход, умчался в ночь. Когда он отъехал, надпись большими светящимися буквами на здании вокзала с противоположной стороны открылась полностью: МРАЗИНО.
Что-то не припомню я такой станции на нашей линии. Неужели все-таки сел не на свою электричку? Я оглянулся и только тогда увидел…