Я, наверное, путано расскажу. Не знаю, удастся ли понятно объяснить. У деда моего есть огромная собака, московская сторожевая по имени Денди. Кобель. Если он на задние лапы встанет, то передние на два метра над землей задерутся. Это он теперь такой вымахал. А когда был щенком, я любил его таскать на руках и крепко тискать. Доставалось Денди от меня. Наверное, мне нравилось его немного мучить. Многие дети любят над животными поиздеваться. Не со зла даже... а так. Мне тогда лет десять было. Вот я меры и не знал.
А потом мне двенадцать исполнилось. Денди за эти два года основательно подрос. Заматерел, как мне тогда казалось. И характер у него испортился. Стал к второму дедову псу приставать. Тот был уже старым, но очень умным. Серый такой овчар, Крис. Он все-все понимал. И глаза у него были грустные. Дед так сам иногда на него смотрел. Как на давнего друга. А Денди, хоть и здоровенный, тупил и на Криса бычил. Будто отмороженный, который обожает до всех доколебываться. Крис огрызался и рычал, но было ясно, что рано или поздно растущий Денди его одолеет. Мне было жалко Криса, и я старался его защищать.
И вот однажды Денди снова полез на старого пса. Крис скалился. Обычно Денди, задираясь, не выдерживал отпора и отступал, но в тот раз он будто из себя вышел. Напирал и напирал. Тогда я подошел сзади и ударил его по голове кулаком. Увлеченный задира не заметил меня вовремя. От такого сюрприза он подскочил, развернулся и бросился на нежданного обидчика. На меня. Это было ужасно.
Я увидел его распахнутую пасть. Денди кинулся как бешеный. Но пасть, мне показалось, приближалась совсем медленно. Я успел рассмотреть ее всю в подробностях. Денди оскалился. Клыки у него были изжелта-белые, верхние торчали из десен, обвисших, как мокрая набрякшая тесьма. Через нижние зубы перетекала слюна. Ее нити выглядели густыми и на весу загибались назад, под челюсть. Язык сместился влево и вздулся, на нем было неправильное пятно, сизое на розовом. А нёбо было полосатым, в черных таких поперечных полосках. И в глубине пасти было темно. Я растерялся и даже не попытался защититься. Пасть будто заворожила меня. Она увеличивалась и увеличивалась. Сначала она стала больше дендиной морды, потом больше туловища, а потом больше моей головы и даже шире плеч. Я не шевелился, а пасть все надвигалась. Мое лицо было внутри нее, внутри пса, внутри этого сукиного сына! Я подумал, что еще немного, и я весь помещусь в ней, меня заглотнет тьма посреди розового и черного, из которой перли мне навстречу жар и вонь. А я — я даже не мог зажмуриться. Затем Денди клацнул зубами.
Не знаю, как так вышло. Он должен был перекусить пополам меня в районе грудной клетки, так глубоко меня засосало в собаку. Вместо этого пасть захлопнулась перед самым моим лицом. Я вздрогнул, и этого хватило, чтобы клык полоснул меня по щеке, пропоров кожу. Денди захлебнулся лаем. Он больше не пытался наброситься: дед приучил собак, что кидаться на хозяев «нельзя!». Рана не воспалилась: теперь я знаю, что слюна собак способствует заживлению. Но на щеке остался шрам.
Правда, не это самое плохое. Намного хуже, что я стал бояться собак. Даже маленьких, которые состоят только из хвоста и пронзительного тявканья. Что уж говорить о громадных псинах, заполненных лишь злобой и грубой силой! Криса давно нет. Денди по-прежнему живет. Навещая деда, я стараюсь держаться от сторожевой подальше. Даже смотреть на пса не могу. Стоит бросить взгляд, и перед глазами проступает розовым и черным разверстая пасть, внутрь которой проваливается мое лицо. Поэтому я признаюсь, что Денди мстит, мучая меня, как я его когда-то. И преимущество его в том, что псу не требуется приближаться ко мне, чтобы стиснуть мои кости и мясо в зубах или лапах.