Отпуск! Как давно не был я в отпуске!..
То один проект, то другой. То реорганизация, то переходишь в другую компанию.
Всё это это заполняет голову по самую крышечку, и других мыслей не остаётся места.
Отпусков не берёшь, потому что даже про них и не думаешь.
Вот и сейчас — я в гостинице, и даже не помню, как здесь оказался. Помню, что отпуск, а где и как оказался — не помню. Всю дорогу по работе, наверное, думал.
Впрочем, я всегда о ней думаю.
Настолько задумался, что даже не помню, в какой стране нахожусь. Но думаю, что это одно из государств постсоветского юга, которые после распада Союза окончательно нашли себя среди Третьего Мира.
Судя по обзорам продажных блогеров, страна похожа на дешёвый Таиланд: жаркая, небогатая, возле моря, правительство пытается сделать ставку на туризм, есть угроза военных переворотов.
Чего не знаю — как тут с доступными женщинами.
Ну и ладно.
Возможно, их сюда просто завозят из более доступных государств. И я не за этим приехал.
Однако, мне всё равно неуютно. То, что я вижу из окна моего номера, совершенно не похоже на туристический проспект или фотографии восторженного путешественника. Конечно, у меня тоже стоит Photoshop и я тоже знаю, что глянцу верить нельзя… Но не до такой же степени!
Из окна в первую очередь замечаешь, что море довольно далеко. И никакого голубого простора особенно незаметно. Море похоже на мазок мутно-тёмный акварельный краской. А пространство от гостиницы до моря застроено малопонятными бетонными сооружениями. Кое-где из бетонного лабиринта торчала пыльная пальма.
Видимо, я и правда выбирал курорт по дешевизне. Тот случай, когда излишняя оптимизация капитально повредила конечному продукту.
Я вышел из номера и отправился к морю. Туда вела бетонная лестница с выщерблеными ступенями. Слева и справа от лестницы — белые стены из такого же бетона.
Так что разглядеть сооружения, что обступали гостиницу, я толком не смог. Скорее всего, мне было и не положено.
На лестнице не было ни души. Я даже засомневался — точно ничего не перепутал? Я точно попал на курорт. Но продолжал спускаться, чтобы выяснить всё на месте.
Море вблизи удручало ещё больше. Мутная акварель растянулась до самого горизонта. На мелководье проступали щербатые рёбра волноломов из всё того же белого бетона. Жуткая жара давила на плечи, словно мешок цемента, но лезть в такую подозрительную воду всё равно не хотелось.
Зато здесь уже были люди. Но это были не модные блоггеры с зеркалками на груди.
Навстречу шагал местный житель. В чёрной рубашке и с трёхдневной щетиной на угрюмом, абстрактно-восточном лице.
Это смуглое, уже тронутое морщинами лицо могло быть лицом египтянина или итальянца, грузина или левантийца. Но в любом случае — это было лицо бандита.
Я пропустил его, не решаясь заговорить. Незнакомец прошёл мимо, не удостоив меня даже взглядом и вдруг звонко плюнул в море.
Теперь мне окончательно расхотелось купаться.
Но я пошёл по берегу, больше для порядка. И очень скоро увидел кучу широченный, сверкающих рыбин, развешанных на стальной проволоке. Рядом в море болталась удочка.
Да, хорошему человеку везёт даже в местах вроде этого.
Я подошёл ближе, и вдруг запутался в белой майке. Невесть зачем её повесили среди свежей, ещё пахнущей солью рыбы.
Майка была длинная и липкая, как паутина. Я едва смог от неё избавиться и только тогда увидел рыболова.
Зрелище не обрадовало.
Рыболов выглядит точно так же, как тот местный житель, которого я видел раньше. Но растительность на лице гуще. Усы и борода срослись в сплошную колючую чёрную массу.
— Уходи лучше, — посоветовал рыболов, даже не оборачиваясь в мою сторону. — Тут жизни нет. Убьют! Видишь, тут гиблое место.
Я готов был с ним спорить. В конце концов я приехал сюда отдыхать. Здесь курорт — или что?
Но я заметил — всего лишь за секунду — что у рыболова змеиный язык. Он пытался прятать этот недостаток, но в отороченном чёрными зарослями рту всё равно мелькал тонкий раздвоенный кончик.
Я до сих пор не знаю, бывают ли такие языки у обычных людей. Поэтому на всякий случай не стал с ним спорить и пошёл прочь, обратно в отель.
Подниматься обратно по всё той же раздолбанной лестнице было уже не так интересно. Примерно на четвёртой ступеньке я уже решил уезжать прочь из этого чёртового места. Слишком уж оно непохоже на фотографии — которых я, впрочем. не помнил.
Но уехать я сразу не смог.
Потому что обнаружились более насущные дела.
Во рту было горько, словно туда воробей насрал. А живот сводило от голода.
Никаких сомнений. Мне надо было пожрать. И как можно скорее!
Я примерно помнил, где в отелях обычно бывает ресторан. Но ещё лучше я помнил, что я ещё не успел обменять деньги. Хоть я и едва ориентировался в этой проклятой стране, но точно знал — платить здесь можно только местной валютой. И обменять её в отеле — нельзя, сотрудников за такое расстреливают.
Никакого особого смысла в этих мерах не было. Наверное, это сделали просто для того, чтобы ещё больше усложнить жизнь непрошенным отдыхающим.
Я отправился менять деньги. Лестница закончилась, я блуждал между всё тех же стен и развалин белого бетона. Местные жители не попадались.
Может быть, потому, что если здесь плюнуть, то будет заметно?
Наконец, я выбрался к автовокзалу. Хотя «автовокзал» — это громко сказано. Просто огромный пустой ангар высотой в три этажа, ощутимо подзаброшенный и пропахший извёсткой.
Внезапно оказалось, что я здесь не один. В мою сторону семенила низенькая, мне по плечо, фигурка в чёрном платке.
Эта была местная жительница. Её довольно молодое личико было даже немножечко привлекательным.
— Я — Алтынай, — сказала она с уже знакомым акцентом, сверкнув глазами, чёрными, как смородина, — Давай, поменяю.
Мои деньги как-то сами собой оказались у меня в руках. Алтынай схватила пятёрку и в воздухе тут же запорхали фантики местных купюр.
Я собрал их и покачал головой.
— Мало, Алтынай. Не по курсу.
Алтынай хмыкнула, но не стало возражать. Из её рук выпорхнули ещё фантики, ещё и ещё.
Некоторые спланировали на пол, и я был вынужден их подбирать.
Когда я закончил и выпрямился, Алтынай указывала на распахнутые двустворчатые ворота автовокзала.
— Если хочешь есть — не опоздай на автобус, — посоветовала она.
Я видел за створками только свет. Но когда добежал, там и правда стоял автобус — старый, пузатый и ржавый, с чумазыми стёклами.
Я сунул водителю три местных купюры. Билет мне не дали, но пропустили без проблем. Даже свободное место нашлось.
В автобусе были и другие туристы, однако я почему-то оказался соседом кого-то из местных. От нагретых кожаных сидений пахло кремом для ног. Но тут автобус тронулся и стало повеселее.
Мой сосед был почему-то из местных жителей, но очень дружелюбный. Он постоянно мне что-то объяснял, указывая на бетонный хаос за окном. На горизонте периодически торчали портовые краны или чёрный остов телебашни. Из его слов я понял, что мы едем в место, где наконец-то будут варианты нормально поесть.
Автобус затормозил в каком-то тупике. Машин не было видно. Людей тоже.
Стены тут были кирпичные. Сбоку — железные ворота, запертые. Запах не изменился. Но в кирпичных стенах были окошки, пусть и закрытые такими же железными решётками. А перед стеной стояла деревяшка выносного меню.
Да, ещё надписи. На стенах, выносном меню, афишах были надписи. Почему-то русскими буквами (видимо, для туристов): лагман, шурпа, манты, шашлык… И другие вкусные слова.
Дошло до того, что на кирпичной стене у окошка даже намалевали цветными мелками, как умели, огромную яичницу с ветчиной, луком и прочими вкусностями.
— Яичницу проси, — советовал мой сосед, — Она у них точно есть. Видишь сам — нарисована.
Конечно, в настолько жаркой стране, где рубашка липнет к хребту, на лоб словно положили компресс, а каждый вдох кажется подвигом — можно рассчитывать на шакшуку. Но ничего красного под нарисованной яичницей не было. Значит, придётся довольствоваться тем, на что хватило мелков.
А шакшуку будем готовить дома, по кулинарным шоу на Ютубе.
Я не помню, как мы передавали заказ. Но ждали с надеждой. Хоть чем-то должно нас порадовать это проклятущее место!
А пока ждали — где-то за бетонными стенами застучал пулемёт. Мы не видели, по кому и откуда стреляют, звук всё равно был на диво отчётливым.
Автобус был порядочно голоден. Поэтому все делали вид, что ничего не происходит — хотя бы до того момента, пока принесут еду.
Не год же её будут готовить! Из-за решётки уже потянуло приятным и вкусным дымком.
Тем временем непорядок проник и в наш невинный тупик.
Первым отреагировал рисунок мелками. Нарисованная яичница затрепетала. Потом начала скукоживаться, чернеть — и внезапно исчезла совсем. А вместо неё выскочил кот.
Был этот кот рыжий, в широкую полоску. Он тоже был нарисованный, но двигался — как, впрочем, и пропавшая яичница.
Нарисованный кот огляделся, принюхался. Его тоже тревожили выстрелы. Потом повернулся хвостом к нам и начал что-то вынюхивать внутри кирпичной стены. Хвост при этом взметнулся трубой, открывая нам нарисованную розовым мелом кошачью задницу.
Выстрелы между тем становились всё громче. И ближе.
— Ух, всё, — произнёс мой сосед, — теперь и не поели.
— Почему? — спросил я.
— Эй, ну ты сам видишь, брат. Остался из продуктов один кошачий жопа, — он повернулся в сторону водителя и заревал:
— РАЗВОРАЧИВАЙ, РАЗВОРАЧИВАЙ!
Автобус развернулся и потащился прочь, поднимая белую пыль.
Я успел подумать, что будет неплохо, если нас привезут прямо к отелю. Какой-никакой, но ориентир...
Однако нам не повезло. Автобус вёз нас вроде бы всё теми же бестолковыми улицами — но вдруг, на середине пути, замер.
Я глянул в окно и не узнал это место. А ещё увидел, как улепётывает прочь наш водитель. Раз — и скрылся за проломом в бетонной стене, которого я сперва и не заметил.
Ну вот. Даже не поели.
Выстрелы теперь были с обеих сторон.
Умирать не хотелось, даже голодным.
— Что делать будем? — рявкнул я на весь автобус.
Другие пассажиры не ответили. Только смотрели на меня и тряслись. Это был тот самый случай, когда курорт вполне достоин своих курортников.
Ну и ладно.
Я встал и пошел вперед по салону. Сел в раскаленное через лобовые стёкла кресло водителя.
И решил — была — не была...
Я схватил одной рукой рулевое колесо, а другой повернул рычаг и дал газу.
Я не знал этого города. Чего там, я даже не знал, как он называется. Улицы сходились и расходились, уже знакомый чёрный скелет телебашни выскакивал то справа, то слева. А я продолжал вести автобус, следуя одному-единственному правилу — прочь и как можно дальше от выстрелов.
Иногда попадались кучки местных жителей. Некоторые были даже с автоматами. Но при виде автобуса они разбегались, а стрелять решились только в воздух.
Мне было весело, и это веселье было для меня главным ориентиром того, что я всё делаю правильно.
Я даже про голод забыл.
Город не радовал нас яркими красками. Даже пальмы попадались чёрные, пыльные и лохматые, как будто за ними никто не ухаживал. Вообще, за городом давно никто не ухаживал, — вот он и стал таким, какой есть. Пыльным, раскрошенным и лишённым всех красок, где нет ничего ярче нарисованной кошачьей задницы.
Наконец, мы выкатили к какому-то заводу, заброшенному, похоже, одновременно с концом Советского Союза. Автобус не пожелал ехать дальше, пришлось его тормозить.
Почему-то казалось, что здесь мы пока ещё в безопасности.
Я повёл пассажиров на первый этаж. Ворота давно выломали на металлолом, так что мы вошли без проблем.
Никто не сопротивлялся и не пытался со мной спорить. Похоже, все были уверены, что я знаю, что делаю.
Все — кроме меня!
Я приказал ждать меня на первом этаже, а сам поднялся на второй.
Там всё было разграблено.
Тогда я поднялся на третий.
Обстановка на третьем отличалось не сильно. Разве что по стенам поднимались облупившийся железные трубы, и у них внизу были давно уже проржавевшие железные вентили. Не знаю, почему их не утащили. Возможно, раньше по этим трубам передавался какой-то промышленный газ, настолько ядрёный, что трогать их не рискнули даже сейчас.
Через высоченные окна падал свет. После полумрака нижних двух этажей он казался таким ярким, что было больно глазам.
Я остановился. Оглядывался по сторонам и вдыхал чуть кислый запах промышленный разрухи.
Я сам не знал, чего здесь ищу. Но что бы я не искал, здесь этого всё равно не было.
— Искандер! — услышал я где-то на краю слуха.
Я прислушался.
Снова:
— Искандер!
Так могло звучать моё имя на каком-нибудь из языков юга. Я не помню, говорил ли я его кому-то из местных. Но всё-таки к окну подошёл.
Внизу, на песчаном квадрате заводского дворика, стоял мой давнишний сосед по автобусу.
— Искандер, брат! — кричал он, размахивая рукой, — Спускайся, всё кончилось.
Я успел разглядеть, чуть дальше, по бетонный канавке улицы, медленно и почти беззвучно ползла колонна из легких танков. Они были раскрашены в светлый камуфляж, как для войны в пустыне.
Я понятия не имел, куда она направляется, но про себя решил, что мой неожиданный приятель слишком оптимистичен.
Ничего здесь ещё не закончилась. И когда закончится — неизвестно.
Могло быть и так, что страна закончится ещё быстрее. Я помнил такие случаи из школьных уроков истории.
Во дворике мне показалось, что мир стал другим. Я принюхался и понял, в чём дело.
Выстрелы прекратились.
— Тебе орден президент сказал дать, — сообщил мой попутчик, — Ты автобус спас. Всем нам показал, что значит настоящее мужество.
— Очень приятно, — пробормотал я. Хотел уточнить, — во дворце президента сейчас такой же бардак, как и во всей стране? Но не стал.
Даже такая страна имеет право на государственные тайны. Я уже приготовился увидеть тусклый кружок медали из ненастоящего золота, но вместо этого бывший сосед по автобусу протянул мне какую-то мятую и грязную бумажку.
— Что это такое? — спросил я, скорчив недовольную гримасу и попытался даже не прикасаться к этой гадости. В конце концов, даже в стране вроде этой человек, которого сам президент собирается наградить целым орденом, имеет право больше не брать в свои руки всякую дрянь.
— Это квитанция на орден, — сообщил бывший сосед, — Возьми, брат. Без него ты ордена не получишь
— А как его получают? — удивился я. — Разве не президент должен его вручать?
— Сам видишь, президент сейчас очень занят. В стране такое творится, никому ни до чего дела нет.
— И давно это у вас?
— Вот только ты приехал и началось. А орден ты и без президента получишь. У нас в стране лауреаты свои ордена сами в сувенирке обычно покупают.
Я опешил.
— За этот ваш орден что — ещё и деньги надо платить?
— Ну да, орден же почётный и особо ценный! Только квитанцию не потеряй, без неё не продадут. Лучше всего покупай в той сувенирке, которая государственная. Этот как раз у президентского дворца. Подходишь к воротам и направо, будет такой ларёк в форме казана. Там все ордена нашей страны продаются, а иногда завозят юбилейные, из Африки и с островов Кука.
— И толку от такого ордена, который в сувенирной лавке продаётся? — спросил я, но он меня даже не слушал.
— Сейчас я туда ходить не советую, — говорил он, — там как раз сейчас будет самый бой. А вот вам, туристам лучше на вокзал, там как раз эвакуация.
Слово подтверждая его слова, вокруг нас опять затрещали выстрелы. Они были еще ближе, чем в прошлый раз.
...Не помню, как мы добрались до вокзала. Судя по тому, что нам удалось проделать это и остаться в живых, мой неожиданный спутник просто хорошо знал дорогу.
Возле единственных ворот в решётчатой ограде дежурил патруль. Один из патрульных был точной копией того мудака, что я повстречал возле моря. Но теперь он был в жилетке с патронами и с автоматом наперевес.
Рядом стояли другие местные с автоматами, но этот был у них за старшего.
Что-то подсказало мне, что надо предъявить ту самую бумажку о награждении. Командир патруля посмотрел на неё был удовольствия, но выбросить не рискнул. Видимо, в ней и правда была какая-то власть.
— И что это значит? — наконец, спросил он, поднимая глаза и возвращая квитанцию.
Я взял её. И положил в паспорт. Пусть видит, насколько она важная.
— Это значит, что у нас особые полномочия и нас надо немедленно пропустить, — и добавил с особым нажимом, — Приказ коменданта!
Я сказал так, потому что не знал, за президента этот патруль или против. А с комендантом спорить в такое время не будет никто.
Мой бывший сосед по автобусу торопливо забормотал, подтверждая мои слова, а потом протиснулся на перрон вслед за всеми нами. Похоже, он тоже был не против эвакуироваться из страны.
Я так и не понял, был тот командир патруля тем же человеком, что плюнул в море, или это был кто-то другой. Успел только заметить, что у него тоже змеиный язык.
Нас и правда ожидал поезд. И от первого же взгляда на этот поезд мне сделалось нехорошо.
— Это не поезд, — сказал я.
— Какой тебе не поезд? Почему? — удивился мой собеседник.
— Это не поезд, потому что это самолёт с отбитым крылом, — повторил я и указываю на бок, где зияет сквозная дыра, сквозь которую видны сидения. Крыло вырвали целиком, больше нет ни левой, ни правой несущей плоскости. Так что бывший самолет мог теперь кататься только по земле, — как муха с оторванными крыльями может только ползать.
— Эй, брат, чего возмущаешься? — недоумевал государственный человек, — Был крыло — был самолёт, а теперь нет крыло — остался поезд! Садись, давай, — ехай!
Я запрыгнул в это чудо техники, и оно потащило меня прочь, с трудом попадая колёсиками шасси по рельсовому пути. И дальше до самой России мы ехали без приключений.
Дома я лёг на диван и впервые почувствовал себя в безопасности. И даже немного подремал, отдохнул.
А когда проснулся, решил, что верить в интернете нельзя никому. А ездить нужно только на отечественные курорты.
...Но если за границей вот так — то что же у нас-то на курортах творится?