До этого дня ему посчастливилось ни разу не побывать на кладбище. Все родственники либо отличались отличным здоровьем, либо умерли ещё до его рождения. Но рано или поздно каждый доживает до тех скорбных лет, когда начинают умирать самые близкие ему люди. Так повезло ли ему или нет? Было бы ему легче сейчас, если бы он чаще сталкивался со смертью в прошлом? Эта мысль, смешная и грустная одновременно, крутилась в его голове уже несколько дней — с тех пор, как его отец нашёл вечный покой в сырой земле.
Кладбище, по лабиринтам которого Г. бродил уже больше часа, было непохоже на всё то, что ему доводилось видеть в кино. Белые камни на зелёном идеально постриженном газоне и скорбные ангелы на постаментах — всё это было где-то там, за океаном, а может быть и вовсе лишь в воображении сценаристов. Здесь, в суровой реальности, были лишь бесчисленные деревянные кресты, торчащие из грязи до самого горизонта. Ни одного деревца или куста, никаких статуй или заросших кувшинками прудов — только бесконечные ряды одинаковых могил, максимально прижатых друг к другу для экономии места. Комья перекопанной земли под ногами придавали недавно открытому сектору кладбища сходство с свежевспаханным полем, вот только семенам, посаженным здесь, уже не суждено было взойти.
Не похожа на кино была и церемония прощания. Это там все родственники и друзья одеты в дорогие чёрные костюмы, а отполированный до зеркального блеска гроб плавно спускается в могилу специальным устройством. Как водится, в кино на похоронах довольно пасмурно, и собравшиеся у гроба люди красивым жестом раскрывают чёрные зонты, чтобы спрятаться от навевающего грусть дождя. Всё это бред собачий. Во время похорон его отца стояла дикая жара, и толпы радостных обывателей спешили на пляж с надувными кругами или уже потягивали холодное пиво в парках. Мир не замер в ужасе от невосполнимой потери, — он веселился и плясал, грелся на солнышке, ел тающее на глазах мороженное и щеголял в мини-юбках, пока один из миллионов автомобилей пробирался к кладбищу через пробки. Добравшись до места, из автомобиля вывалилась горстка злых и мокрых от духоты людей, одетых кто во что горазд. Под заунывное пение служителя местного культа четверо крупных мужчин, пыхтя и матерясь, при помощи обычных верёвок опустили в яму дешёвый сосновый гроб, обитый красным атласом и золотой фольгой. Когда жрец перестал петь, и, получив свои деньги, отчалил в поисках новой неупокоенной души, могилу закопали. Скорбящие же родственники, изнывая от палящего солнца, выдавили из себя пару прощальных слов и с видимым облегчением отправились глушить своё горе алкоголем и салатами. В тот момент его и охватил гнев: «Тупой, вульгарный, низведённый до откровенного скотства обычай», — самые грязные ругательства роились в его голове, порождая в душе тяжёлые облака ненависти: «Дань уважения к мёртвым? Скорее повод превратиться в стадо свиней».
Глядя на могилу отца, у него кружилась голова и мутило от одного лишь вида еды. Он отказался от банкета и, во всеуслышание проклиная всех, ушёл, сам не зная куда, лишь бы быть подальше от этого скотства. Некоторые из тех, кто уже начал пить и есть за упокой души его отца, были в общем-то неплохими людьми, и в других обстоятельствах Г. бы ни за что не позволил себе подобных слов. Но всепоглощающая ненависть была для него много легче, чем боль утраты, и поэтому он продолжал распалять сам себя.
За этими мыслями он и не заметил, что уже начало смеркаться. Находиться на кладбище больше не было никакого желания, но чем дольше он блуждал в поисках указателя или карты, тем больше понимал, что окончательно заблудился. Солнце лениво докатилось до линии горизонта, и стало совсем темно. Безликие кресты давили на него со всех сторон, словно желая взять его в кольцо, и постепенно гнев стал уступать место лёгкому беспокойству. Выбравшись наконец на некое подобие дороги, он включил подсветку на телефоне и зашагал быстрее. Уже подумывая не позвонить ли кому-нибудь, чтобы его забрали, его внимание вдруг привлёк яркий огонёк. То вспыхивая, то угасая, этот огонёк был словно сигнальный маяк в море сумерок. После нескольких шагов в сторону источника света стал угадываться и человеческий силуэт. Стоящий у какой-то невысокой постройки мужчина курил сигарету, но стоило заблудившемуся посетителю радостно замахать руками и окрикнуть его, как тот выбросил окурок и скрылся за дверью.
Вновь нахлынувший гнев придал ногам скорости, и вот странная постройка уже на расстоянии вытянутой руки. Ржавая железная дверь скрипнула и отворилась, открыв вход в подвал. Пахнуло гнилью. Узкая лестница вела резко вниз, и тёмные, чуть влажные стены блестели в мутном свете давно не мытой лампы. Боясь поскользнуться, он стал медленно спускаться по каменным ступеням.
— Эй, где вы? — Но никто не ответил ему кроме неуверенного эха.
Придерживаясь за стену, он направился дальше в глубь, откуда доносились неразборчивые звуки человеческих голосов и гул работающей техники. Десяток шагов спустя он уже стоял на небольшой лестничной платформе, с которого открывался вид на огромный подземный зал со сводчатым потолком. Вонь стала сильнее.
Когда-то это место наверняка было бомбоубежищем или каким-нибудь военным складом, способным выдержать бомбардировку. Теперь оно больше напоминало фабрику — повсюду стояли какие-то приборы, подъёмники и лента конвейера. Некоторые участки ленты были огорожены пластиковыми стенками, напоминая крохотные офисные закутки. Он мог видеть, что в них копошились люди, но из-за слабого освещения разглядеть что они делали, никак не удавалось. Ухватившись за перила, он стал медленно спускаться вниз по лестнице, с каждым шагом ощущая, что воздух вокруг словно становится гуще. Лязг механизмов, неразборчивые голоса, скрежет конвейера… Эти звуки пугали его до дрожи, и здравый смысл умолял его немедленно развернуться и бежать прочь, но ноги словно зачарованные вели его дальше вниз — всё ближе и ближе к источнику шума. Когда какофония преисподней достигла своего пика, а от смрада закружило голову, он наконец-то увидел то, что искал, и каждый волосок встал дыбом на его коже.
Из тёмного проёма в стене медленно выплывали человеческие тела. Подвешенные к цепи вниз головой, они напоминали одну из карт таро, нарисованную каким-то ужасным людоедом. Мерно раскачиваясь из стороны в сторону, трупы доставлялись к одному из «кабинетов», где их уже ждали люди во влажных от крови халатах. Усталой походкой один из этих людей подошёл к телам и, поворачивая словно гриль стал обжигать их со всех сторон. Опалив все волосы на теле, он толкал трупы дальше, где его коллега с таким же скучающим видом обдавал их струёй воды, чтобы смыть с них грязь и остатки волос. Отмытые тела с мерзким звуком сбрасывались на чёрную ленту конвейера, начиная свой путь к следующей секции, где происходили ещё более жуткие вещи. Люди в некогда синих спецовках, неспешно вскрывали мертвецам животы, выскабливали изнутри и вываливали их внутренности в большие пластиковые боксы. Живые рубили мёртвым головы, пилили их на части и ловкими движениями длинных ножей снимали мясо с костей. В конце этого мрачного пути стояла огромная машина, куда словно в пасть древнего чудовища падали обрезки человеческих тел. Пыхтя и урча, машина проглатывала плоть и пережевав, изрыгала её обратно прямо на бетонный пол.
Откуда-то издалека послышался звук тяжёлых сапог, но Г. не замечал этого и продолжал разглядывать жуткий механизм, пока одна из ближайших к нему дверей вдруг не раскрылось и какой-то незнакомец не затащил его внутрь.
— Быстро надевай халат, маску и иди к столу. Времени мало!
— Что? — промычал Г. всё ещё одурманенный увиденным наяву кошмаром.
— Сейчас придёт охрана и нам обоим конец, если не успеешь переодеться! — говоря всё это неизвестный сам напялил на Г. защитные очки и накинул обагрённый кровью фартук поверх верхней одежды, — Вставай у стола и помалкивай.
Словно сомнамбула Г. бездумно направился к столу, на который указывал незнакомец. Едва он достиг своей цели, дверь позади него раскрылась и в комнату вошли двое в чёрных масках с автоматами наперевес.
— Парни, в чём дело? — новый знакомый Г. расплылся в улыбке — Отвлекаете от процесса.
— Датчики показали, что запасная дверь открыта. Теперь ищем придурка, который её не закрыл и проверяем всё ли в порядке. Ничего необычного тут не видел, а Н.?
— Необычного? Кроме кучи порубленных на куски жмуров? Нет, не видел. Слышал, как кто-то из соседних отсеков выходил покурить наверх, наверное опять этот дегенерат Б. Вот с него про дверь и спрашивайте, а мне болтать некогда — работа не почасовая.
Развернувшись, Н. поправил фартук, надел кольчужные перчатки мясника и подмигнув Г. направился к соседнему столу.
— А ты чего уши греешь? — прорычал один из охранников, неожиданно повернувшись к Г. — Давай работай, мудила.
Сердце Г. остановилось, живот скрутило узлом. От страха он замер как заяц, не зная, что делать дальше.
— Шевелись, я кому сказал?!
Стоя спиной к охране Н. строил страшные гримасы, намекая, что пора бы что-то предпринять, но Г. не хотел понимать его намёков. То, что всё это время висело над столом вызывало в нём рвотные порывы и от одной лишь мысли о том, что ему предстояло сделать, реальность начинала плыть перед глазами. Стоит ли жизнь такого испытания? И стоит ли жить после такого? Сдерживая дрожь, он положил ладонь на рукоять ножа. «Стоит». Он шагнул к висящему вниз головой трупу и одним чётким движением вспорол живот. Не имея никакого понятия, что ему нужно делать, он старался успокоится и вспоминал как они с отцом потрошили рыбу и дичь во время походов. Сделать достаточно глубокий разрез, раскрыть, выскоблить потроха в посудину, избавиться от остатков крови. Ничего сложного. Главное не смотреть им в глаза. В эти мёртвые блеклые глаза…
— Мужик, хватит! Слышишь меня? Хватит говорю.
Г. словно вышел из транса и огляделся по сторонам. Охраны не было. Зато прямо перед ним на столе лежала груда зловонных внутренностей, а вся его одежда и руки были вымазаны в густой красно-бурой жиже. Его качнуло так, что пришлось опереться за край стола. Это сделал он? С человеком? Мёртвым, но человеком?!
В приступе паники он рванулся к двери, но Н. успел схватить его за рукав и вернуть на место.
— Куда ты, придурочный? Ты не слышал, что они говорили? Перекуры отменяются и теперь у задней двери всегда будет охрана. Тебя пристрелят ещё на подходах к лестнице. Придётся тебе доработать до конца смены и выйти со всеми через главный вход. Тебе повезло, что я сегодня напарника на больничном прикрываю, так что когда пересчитывать начнут, всё сойдётся…
Г. истерически захохотал:
— Повезло? Повезло?! — в глазах заблестели слёзы и смех начал перерастать в рыдания. — Мне повезло попасть с чужих похорон на свои собственные, вот как мне повезло! Не хочу умирать здесь! И зачем, зачем вообще нужно всё это?! Все эти тела, машины, крюки… Безумие! Это безумие!
Н. грубо перебил его, оборвав череду причитаний:
— Зачем?! Я объясню тебе зачем! Вот скажи мне, много ли ты у нас ферм вокруг города замечал? М? Ну хоть одну можешь припомнить? Ты коров на поле когда последний раз видел? Не одну полудохлую корову у бабки в деревне, а сотни голов для массового забоя? У нас в области животноводство как четверть века назад пошло по одному месту, так до сих пор и не восстановлено, а население растёт как на дрожжах. И все ведь в город едут — в земле ковыряться им недосуг! — Н. скорчил рожу и смачно высморкался. — Одни юристы и мерчендайзеры, блять, кругом, а кормить-то кто и их всех должен? И главное — чем? А? Вот и приходится выкручиваться. У нас только с города по тридцать трупов в сутки, в праздники вдвое больше. А ещё жмуры из области, бездомные, жертвы ДТП, да и частные заказы по утилизации принимаем. И главное, производство безотходное. Сколько веса в теле есть — всё сгодится: кости, мясо, кишки, ногти. У нас тут такие мощные мясорубки есть, что можно вообще ничего не разделывать — всё тело целиком перемолотит, только тогда косточек в фарше много. Клиенты недовольны! Н. подавил смешок и продолжил: — Отличная штука этот фарш! Какое угодно дерьмо становится съедобным если его как следует провернуть, а с разрыхлителями, усилителями вкуса и прочими добавками даже тухлятина приобретает товарный вид! Н. закончил свою речь также внезапно, как и начал, и в комнате стало тихо.
— Но… Но как? Как такое может существовать? Как же проверки? Службы контроля? Полиция? Не понимаю…
Н. расхохотался:
— Какие проверки, дружище? Когда зарплата проверяющих меньше ломанного гроша, никакой контроль не страшен. А денег у наших боссов куры не клюют. Думаешь откуда у этого заведения основной доход? С мяса? Хрен там! Мы по документам белые и пушистые местные производители, поднимаем родное фермерство с колен и всё такое. Нам на всё это, — он окинул взглядом заваленный человеческими потрохами зал, — выделяют подъёмные из городского бюджета. Мы даже отчёты наверх отправляем: сколько мяса изготовлено, сколько голов забито. Только этот отчёт — один большой пшик от начала и до конца. Но пшик со штампиком.
Раздался звук приближающихся шагов и Н. снова притих.
— Ладно, хватит болтать, — и добавил негромко, — а то, не ровен час, нас самих тут за ноги подвесят.
И они принялись за работу. Работу мерзкую и противную человеческому естеству. От выскабливания человеческих потрохов Г. тошнило и он то и дело склонялся над ведром с помоями, чтобы опустошить свой желудок. Всё тело била сильная дрожь и нож так и норовил выпасть из трясущихся рук. От услышанного от Н. голова шла кругом и мысли метались в ней словно мухи в банке. Работать дальше? Нет, только не это. Заниматься столь омерзительными вещами он больше не может. Что если следующим трупом окажется его отец? Нет, об этом даже думать нельзя. Бежать? Но как? Дверь теперь заперта и под охраной. Прорываться с боем? Он неуверенно посмотрел на нож в своих руках. Хватит ли на это сил?
Пока он размышлял, по конвейеру поступали всё новые и новые трупы: мужчины и женщины, дети и старики, тела разной свежести и сохранности. Но ужас ушёл и теперь Г. с остервенением набрасывался на них, словно эти мертвецы были корнем всех его бед. «Чем быстрее закончу, тем быстрее всё закончится. Я выйду отсюда, выйду живым и буду пить, плясать и веселится, как те скоты на поминках, что уже забыли и покойнике и обо мне. Кстати, интересно, а что они едят?»
Новые трупы. Всё больше и больше. Руки устали до судорог в мышцах и теперь он не смог бы выпустить нож даже если бы захотел. Бледно-белые и серо-алые, чёрные и позеленевшие от гнили, туши всех мастей и форм. «Какая разница богат ты или беден? Какая разница насколько ты умён? Все религии и расы становятся единым целым не в каком-то загробном мире, а здесь в умелых руках мясника превращающего их в фарш. Все люди связаны между собой в этом круговороте мяса, и каждый — корм для другого. В конце концов мёртвые питают живых с сотворения мира. Так стоит ли горевать по погибшим? Нет, ведь они снова станут частью нас самих. Познавшие суть круговорота плоти свободны от печали скорби. Я свободен».
Зазвенел звонок оповещающий о конце смены и Г., скинув рабочий халат, сунул окровавленные руки под холодную воду.
— Слушай, Н.
— Чего тебе?
— Поставишь меня на следующую смену, а?
Автор: Имир Рудэ