— Сука!
Мясистый кулак летит в мою переносицу. Кажется, он что-то сжимает ради дополнительного веса. Дикое желание что-либо сделать почти сразу сменяется полным безразличием к сложившейся ситуации. Всё равно не смогу блокировать — боец из меня никакой. Несколько секунд, которые могли быть потрачены с пользой (например, попробовать увернуться от удара), проходят в попытке смириться с будущей болью. Попытка, конечно же, неудачная, ибо кончается она моим очень болезненным падением на асфальт.
Происходящее сейчас действо — типичный сюжет для нашего загнивающего городишки. Должники, что боятся потерять то, что у них осталось, становятся наёмными вышибалами, да «наказывают» таких же должников. Какое-то время мне, конечно, удавалось скрываться от них, но в тот «особенный» день спасительная паранойя по неясной причине ослабла, и я потерял бдительность. Иной раз даже самому болезненному доходяге (таким меня считали другие скрывающиеся) хочется выйти в город, а в тяжёлые дни и вовсе жизненно необходимо воспользоваться дарами цивилизации (наскрести на медицинский набор, например). Долго вне стен халупы не проживёшь... по крайней мере, здоровым. Лучше бы дальше оставался около стен — там хоть и не любили, конечно, но и не били.
Что-то тяжёлое наваливается сверху и берёт за воротник моей любимой рубашки.
— Так что ты сказал? — изо рта громилы вместе со словами вылетели и слюни, что приземлились на моё лицо.
— Я вам ничего не должен. — повторил я фразу, что и начала этот фарс.
За спиной вышибалы послышался чей-то смех. Судя по всему, это был одобрительный знак для очередного удара. Я резко опустил голову и зажмурился, дабы он пришёлся на лоб, но боль раздалась в виске. Этот удар был намного сильнее — картинка перед глазами резко потемнела. Я, конечно, не врач, но готов поспорить, что именно из-за того дня у меня вечный звон в голове.
— Вы что делаете, уроды?! — послышалось где-то недалеко.
Неравнодушный зевака сразу же растворился после щелчка предохранителя.
— Блять, зеваки уже скапливаются. Давай уже заканчивать. — сказал обладатель пистолета.
— Ладно. — буркнул громила и отпустил меня из хватки.
Только я обрадовался облегчению в области шеи, как появилось заметное напряжение и страх, а это гораздо неприятнее физической боли. Что значит «заканчивать»? До логического объяснения этого слова я достаточно быстро допёр и, конечно, ужаснулся. Унижаться совсем не хотелось, но больше всего не хотелось умирать. Тем более так бесславно.
— Стойте! Дайте мне ещё времени! Я найду деньги! — взмолил я подходившего ко мне мужчину.
— Так ты же нам ничего не должен? — с усмешкой произнёс он и направил на меня пистолет.
Никогда не разбирался в оружии. Но мне хватало того, что он выглядел предельно реалистично — небольшие царапины тут и там, потрескавшаяся кожа... Судя по её состоянию, пистолет достаточно часто использовался — шанс промаха (особенно на таком-то расстоянии, как сейчас) стремится к нулю. Уверенная хватка его хозяина тоже не придавала мне уверенности.
— Ну что же вы? Давайте не будем нервничать! Я погорячился, с кем не бывает? Ляпнул глупость! Давайте просто поговорим!
— Я по-твоему, что, совсем тупой? Я всё знаю — у твоей больной и нищей жопы ничего не осталось. Ты не сможешь расплатиться.
Этих слов я уже не слышал. Думал о своём. Единственный шанс на спасение я просрал, понадеявшись на сердобольность (хотя здесь, скорее, больше уместна глупость) вышибалы. Мольбами его не возьмёшь, как и обещаниями, которые он наверняка слышит по миллиону раз в день. Он размахивал пистолетом, как бы добавляя вес своим словам, что, казалось, убивали меня сильнее, чем удары того Быка. Не верилось, что всё кончится вот так.
Одна мысль сменялась другой — почему меня хотят убить? Разве живой должник не лучше мёртвого? Живой ведь рано или поздно может заплатить, а мёртвый что? Или им настолько надоело то, как я обходился с ними? А, ну это бы всё объяснило. Эти самоуверенные и безнаказанные сволочи определённо не привыкли к тому, чтобы должник так долго уклоняется от платы.
— Ку-ку. — мужчина тыкнул пистолетом мне в лоб. — Может ещё что-нибудь выдумаешь перед смертью?
Слепая уверенность в том, что он носит пистолет только ради угроз, заставила меня попробовать убежать. И я действительно сорвался с места — неловко подпрыгнул и улепётывал, пока пуля не попала мне в ногу — голень, вроде как. Анатомию было бы тоже неплохо повторить. Хотя зачем?.. Из-за попадания я, конечно же, упал на дорогу, а мой глаз напоролся на лежащий там камешек. Мало что могло бы добавить ещё более комедийной окраски происходящему. Я схватился за источник разрывающей всё и вся боли, да попытался встать. Тогда-то и прозвучал второй выстрел.
* * *
Как уже можно было догадаться — я не умер. Ну нет, умер, конечно, но на время. Моё бренное тело по «традиции» было скинуто в яму, что предназначается для мертвецов, которые в теории могут переносить заразу. Может, там я это и подхватил. А может, подхватил это за несколько дней до идиотского фарса с напыщенным Быком и Стрелком. В целом, из-за моего небольшого склада ума, я даже и не знаю, как это обозвать. Проклятие, аль ещё какое-нибудь громкое претенциозное слово. Но отнюдь не дар. Каждое место на моём теле, в котором в тот день отзывалась пульсирующая боль, покрылась странной зеленоватой корочкой, которая ни слезала, что бы я ни делал. Эту корочку я назвал коростой — это слово я выбрал ввиду того, что оно нравилось мне своим звучанием. Очень мерзкое и полное резких звуков, но в то же время жалкое и смехотворное. Забавно — по описанию можно подумать, что я описываю себя. Я и раньше не отличался особой красотой — слишком худой, слишком лысый, а сейчас и вовсе половина тушки была «украшена» огромными зелёными бляшками. Опять таки, не силён в анатомии, но скорее всего, внутри я выглядел ещё ужаснее. Хорошо, что никто и никогда не вскроет меня, дабы насладиться моими внутренностями. Зелёными внутренностями. Это, кстати, хорошее название для консервированного гороха. К другим моим не очень приятным болячкам прибавилась эта, и я её не особо взлюбил — раньше было достаточно шляпы, дабы скрыться в толпе, а сейчас приходится укутываться в дырявый плащ и жиденькое подобие шарфа. У него ниток было не больше, чем волос у меня на голове. Но он был бесплатным. Этого мне хватало.
Было принято решение покинуть яму, как бы мне ни было удобно лежать на горке своих братьев по несчастью. Не все трупы здесь, конечно, были с отчётливой дырой в голове, но некоторые из них были изрешечены ещё сильнее, чем я. С них-то я и сорвал свой наряд. Честно говоря, в этой одежде я походил на пугало. Зеркала, конечно, не было — такое в целом виде не выкидывают (уж я-то со своим опытом лазанья по помойкам знаю, поверьте), так что пришлось смириться со своим нынешним внешним видом. Я опустил козырёк шляпы на лоб, дабы прикрыть массивную зелёную корку на том месте, куда попала пуля. Шею укрыл шарфом — нежная кожа там превратилась в что-то похожее на сломанную вафлю, которая сильно крошилась при каждом повороте головы. Не нужно было в тот день надевать рубаху с удобным для быков воротом. Проблема оставалась одна. Второй глаз, которому посчастливилось обняться с камнем, не покрылся коркой. Он даже не остался лежать на своём месте в виде бело-красного зудящего и полного крови фарша. Глазница была пуста. Это совсем не придавало моему виду обыденности. Из скрытного и еле заметного червя я превратился в светящуюся яркую звезду (если так, конечно, можно сказать о моей вшивой личности).
Около недели я провёл блуждая за стенами. Возвращаться в город не было ни малейшего желания — помыться можно под дождём, а ягоды более не приносили мне никакого вреда. Как, собственно, и не насыщали. А есть мне и не хотелось. Ощущение пустоты внутри и мерзости к самому себе невозможно было заполнить чем-либо съедобным или выветрить на время чем-то выворачивающим наизнанку. Жизнь стала бесконечным страданием. Моральным, в первую очередь.
С каждым днём существования с этой болячкой мне удавалось узнавать что-то новое о ней. Конечности она не восстанавливала вовсе — палец, который я решил отдать ради науки и проверки своей теории, не отрос, хоть мне этого и хотелось. Короста не поддавалась моим желаниям или инстинктам. Она просто не давала мне умереть. Заставляла быть ходячим разлагающимся трупом. И да, я пробовал утопление. Пробовал удушение.
Но понимание всей плачевности ситуации пришло не сразу. Изначально, меня радовали и тешили открывшиеся передо мной возможности. Моя бессмертность воодушевила меня и позволила расправиться с теми ублюдками, что, скорее всего, и обрекли меня на такое бессмысленное существование (ни одному живому существу не пожелаю и месяца жизни, в котором из всех человеческих удобств тебе позволено лишь одно дыхание). Воодушевление прошло сразу же после второй смерти. Честно сказать, я перестал считать похожие на этот случаи смертью уже после седьмого раза. Это больше походило на сон и следующее за ним пробуждение, нежели окутанное всевозможными мифами и легендами необычное явление. Кучу раз меня пронзало чем-то вроде заточки. Несколько раз стреляли, но уже целясь в сердце — видать думали, что дело в этом. Я, на самом-то деле, надеялся, что когда-нибудь мне отрежут голову, но никто до этого не мог догадаться. А слушать меня перестали, когда маскарадное одеяние пугала уже не помогало. Запах разложения преследовал меня так долго, что я уже ничего кроме него и не чувствовал. В августе, вроде как, я просто выбежал из-за угла и выдавил глаза хозяину пистолета — Стрелку. С такой особенностью он уже в никого не выстрелит (разве что себе в голову, но какое мне до этого дело?). Сентябрь кончился тем, что я удушил во сне Быка (этот дурак и правда думал, что его жопу может спасти собака). Их начальство меня не волновало. Как и деньги, которые я в теории мог получить, если бы пошёл за их душами. Свою душу не вернёшь с помощью чужих. В городе было больше нечего делать. Как и за стенами. С началом зимы я забыл о времени.
* * *
Одной из бесконечных ночей я проник к сыну (уже слепого) Стрелка в дом, да обжился в его комнате — одна из стен была достаточно рыхлая, так что получилось раскопать себе небольшое гнёздышко. Слепец, конечно, всё слышал, да пытался объяснить что-то бедному сынку, но в скором времени полностью разочаровался в своём отпрыске. Тот абсолютно не верил в россказни своего старика о странных звуках в дальней части комнаты — уповал на местное нашествие крыс. Стрелок однажды вышел из дома и больше не вернулся. Я не скучал.
Я прокопался чуть глубже и собрал всю глину и земельку на выходе из берлоги. Пришлось ещё немного покопать, дабы закрыть всю образовавшуюся дыру полностью. Вздохнув полной грудью и покашляв, я смирился со своей ролью червя. Если мне и суждено жить вечно, то точно не в мире, что полон несправедливости — сколько подобных им людей ходит снаружи? Сколько подобных мне прячется за стенами своей норы? А ведь за стеной теплее и безопаснее. За стеной я тот, кем являюсь. Мне больше не нужно притворяться нормальным человеком. Не нужно прятать Коросту.
* * *
Небольшая щель, которую я оставил в стене для воздуха и небольшого лучика света, чем-то накрылась. Это меня, собственно, и разбудило. Странный диалект раздался за стеной. Потом несколько необычных голосов — слишком громких и «уверенных в себе». Один из них был очень высоким и неприятным — этот раздражитель стал основным в помещении. Видимо, поселенец. Пробыв некоторое время в смятении, я ногтем проделал дырочку в какой-то бумаге, которую наложили на «мою» стену. Она не была похожа на обычную или газетную. Запах больше напоминал папирус.
Человек лежал на кровати прямо в «моей» комнате и спал. Это был ребёнок.
Впервые за всё время болезни мне захотелось есть.
ㅤ
Автор: Balzaque