Илан просыпается от громкого металлического дребезжания – звонит будильник. Значит, уже утро, новый день.
Илан не помнит, что ему снилось, но, кажется, там было тепло. От этого вылезать из-под толстого стёганного одеяла вдвойне неприятно. Он какое-то время шарит ступнями по полу, но так и не находит войлочных тапок, приходится идти в умывальную босиком, ёжась и поджимая пальцы.
Зубной порошок почти закончился. Надо попросить Ксана добавить этот пункт в список покупок, что он делает для Илана в Нежинке.
Сегодняшнее утро располагает к меланхолии, так что Илан ставит на граммофон пластинку с «Танцем листьев» и делает разминку под отчуждённый перезвон колокольчиков и надломленный плач скрипки. Свист чайника раздаётся, когда он возвращает граммофонную иглу на место во второй раз.
Пол веранды громко скрипит, когда Илан выходит и садится в своё кресло. Весной надо будет попросить Ксана посмотреть, как можно отремонтировать веранду и крыльцо.
Осенний ветер холоден, напоминает о пока ещё далёких, но неизбежных морозах. Днём выйдет солнце, станет теплее, но сейчас особенно приятно дышать прохладным воздухом, грея руки о горячие бока пиалы с чаем. Илан долго сидит неподвижно, слушая звуки близкого леса, шелест не успевших ещё опасть листьев, отдалённый треск сухих сучьев, голоса птиц.
По ступеням веранды проходятся маленькие лёгкие лапки, и вскоре Илан чувствует голой ногой чей-то тёплый мохнатый бок.
- Хин, - говорит он хрипло и улыбается. Выуживает из остывающего чая пельмень и бросает на пол. Слушает, как Хин издаёт короткий довольный звук, а затем жадно ест угощение.
Хин не его кот, конечно же. Было бы безответственно заводить животное, если не уверен, что можешь о нём позаботиться. Скорее всего, Хин когда-то был домашним, но теперь обретается у нежинских помоек и в ближней прилесье, а сюда приходит получить дань чем-нибудь вкусненьким да составить компанию отшельнику.
Вдали раздаётся рокот мотора – по дороге в Нежинку проезжает мобилет. Хин игнорирует далёкий звук, а Илан замирает, гадая, не свернёт ли мобилет у развилки. Нет, конечно: остановился ненадолго и поехал дальше. Этого следовало ожидать: Вилларья приедет за готовыми корзинами только в конце месяца, а Ксан не покажется раньше конца недели… не забыть бы попросить его помощи с бритьём. Отец всегда говорил: «Нам, Илька, с нашей наследственностью нипочём не вырастить приличную бороду, так что лучше и вовсе не позориться». И впрямь, щетина на Илане растёт скверно и какими-то клочьями, так что он предпочитает не позориться, вот только бритва плохо совместима со слепотой.
Хин недовольно мявкает, требуя свою долю внимания, и лезет на колени Илану, больно цепляясь когтями. Илан дожидается, пока кот устроится, и протягивает ему ещё один пельмень на раскрытой ладони.
Этот когтистый тиран временами доставляет ему беспокойство, - чего стоит хотя бы тот случай, когда он прошмыгнул в дом и прятался там, пока Илан обшаривал каждый закоулок и звал его в напрасной надежде пробудить несуществующую кошачью совесть; или, когда Илан встретил его на прогулке в мокром после дождя лесу, взял на руки, пожалев, а Хин дождался, пока они станут переходить хлипкий мостик над глубоким оврагом, и вдруг спрыгнул, оттолкнувшись с такой силой, что бедный Илан едва не свалился в тот самый овраг! Но всё же кот остаётся единственной душой, которая навещает его по собственной воле, а не по обязанности. Честное слово: иногда Хин даже отказывается от угощения, а вот гладить себя и чесать живот позволяет всегда.
Что же до Вилларьи и Ксана… что ж, они оба, кажется, испытывают к Илану симпатию, ведут себя дружелюбно (пусть в случае Ксана это дружелюбие немного грубовато) и вежливо, даже курить уходят на крыльцо, зная, как Илан не любит дыма. Они пьют с ним чай, рассказывают забавные истории, дают советы… Но ни один из них ни разу не приехал просто так, в гости, даже в праздники. Хотя Илан знает, что Эксандар живёт в Нежинке и может добраться до него за пару часов, а Вилларья, конечно, подальше, но тоже не непреодолимо для зрячего человека с собственным мобилетом.
Впрочем, Илан прекрасно понимает, что дружба не входит ни в их служебные обязанности, ни в кодекс поведения порядочного человека. Если единственный, чью любовь он сумел заслужить – бездомный кот, - что ж, это его собственная вина и беда. Разве не сам он захотел поселиться на отшибе, подальше от людей, утомивших его унизительной жалостью?
Илан гладит пригревшегося кота и залпом допивает остывший и потерявший вкус чай. Граммофон за стенкой жалобно шипит, нужно пойти выключить его да приниматься за работу. Илан почти уже решает так и поступить, как вдруг ощущает чьё-то близкое присутствие.
Такое уже случалось прежде, всё чаще в последние дни. Ни звука шагов, ни дыхания, ни стука сердца – только настойчивое ощущение взгляда. Будто кто-то остановился совсем рядом и смотрит.
Хин поднимает голову, напрягается, шипит, выпуская когти. Илан осторожно ссаживает его на пол веранды. Ему страшновато: если раньше он списывал странное чувство на причуды одиночества, то теперь ему впервые приходит в голову, что объяснение может быть куда менее безобидным.
Не ко времени вспоминаются глухие слухи о будто бы водящихся в местных лесах призрачных созданиях, заводящих людей в болото, а то и вовсе заставляющих плутать до тех пор, пока они не упадут замертво.
- Кто здесь? – спрашивает Илан нервно. – Отзовитесь!
Хин издаёт угрожающий воющий звук. Илан слышит скребущий звук его коготков.
- Вы можете выйти! – продолжает Илан громче. – Не бойтесь!
Ощущение присутствия становится сильнее. Хин пробегает веранду наискосок и спрыгивает в траву, и когда трава успокаивается, Илан слышит незнакомые шаги, звучащие так тихо и смазано, словно звук доходит откуда-то издали, будто по телефонной связи, - и всё же слышно, как человек поднимается на крыльцо и подходит к креслу. Илан слышит шелест его одежды, даже запах выделанной кожи и какой-то туалетной воды на основе зимней рябины.
Словно во сне Илан поднимает руку, собираясь коснуться незнакомца, который, судя по всему, не дышит, и чьё сердце не считает нужным биться...
Ничего. Там, где он знает, - слышит - человека, пальцы находят лишь пустоту.
Через миг ощущения смазываются сильнее и исчезают, словно шлейф запаха, унесённый ветром.
***
Илан немногое знает о сверхъестественном. Конечно, он носит местные амулеты, как и все, но, то ли амулеты работают так хорошо, то ли сам Илан не представляет для нечисти интереса, то ли ему хоть в чём-то разок повезло, но с духами он не сталкивался ни разу, даже в безопасных бытовых ситуациях, какие случаются с каждым вторым.
Поэтому что делать, он не имеет ни малейшего понятия. Думает было позвонить Ксану, но понимает, что не сможет объяснить причин своего беспокойства иначе чем «мне кажется, на меня кто-то смотрит» и отступается.
Руки дрожат. Илан достаёт из буфета маленькую бутылочку водки, хранимую для растираний, и один за другим выпивает три глотка. Сил искать стопки нет, да, впрочем, подобной посуды у него и не водится. Руки продолжают дрожать, но узел в груди немного ослабевает.
Илан, тщательно прослеживая пальцами перфорацию на конвертах пластинок, находит вторую часть цикла «Мифы и легенды народов Роси», садится за стол и складывает руки перед собой, как примерный школьник. После третьей легенды понимает, что сойдёт с ума, если и дальше будет просто сидеть в закрытом доме. О том, чтобы плести корзины в таком состоянии не может быть и речи, так что Илан решает прогуляться.
У нового осеннего пальто грубая приятно-шершавая поверхность и замечательный овчинный воротник. Илану оно ужасно нравится, но сегодня он одевается небрежно и чуть не запутывается в пуговицах, пока застёгивает. Желание поскорее покинуть дом становится буквально нестерпимым. Прихватив крепкую длинную трость для прогулок, Илан выскакивает за дверь, забыв шляпу.
На прохладном ветру становится легче. Илан медленно двигается хорошо знакомой протоптанной тропинкой по опушке, постепенно чуть забирая вглубь леса. Понимая, что нетрезв и взволнован, он особенно внимательно отслеживает ориентиры и простукивает дорогу перед собой, хотя вполне уверен, что не заблудился бы тут и без трости.
Постепенно привычные лесные звуки усыпляют его тревогу, и дойдя до большого плоского камня, где обычно делает первую остановку для короткого отдыха, Илан уже чувствует себя вполне спокойно.
Он присаживается на камень, аккуратно устраивает рядом трость и какое-то время сидит, слушая как неподалёку заливается встревоженный чем-то свиристель, а в отдалении монотонно кукует кукушка. Над головой то и дело раздаётся шум ветра в кронах, слышно, как сухо шелестят падающие листья. Хочется раствориться в этих звуках, в ощущении холодного воздуха у лица. Илан понимает, что улыбается.
А потом он слышит слабый оклик, будто приглушённый расстоянием, и всё же раздавшийся прямо у него над ухом.
- Илан!
Может быть из-за леса, может быть, из-за выпитой водки, а может быть, потому что еле слышный этот голос звучит мягко, тепло и как-то… пушисто, что ли, но на этот раз Илан не пугается.
- Что тебе нужно, дух? – спрашивает он, стараясь звучать безобидно. – Взять с меня нечего, так, может, тебе пойти поискать кого-то более подходящего? Вряд ли я чем-то могу помочь.
Ответ слишком нечёток, не удаётся разобрать ничего, кроме настойчивого тона и одного слова. «Ты».
— Ну что ж, — вздыхает Илан. – Что ты хочешь, чтобы я сделал для тебя?
— Иди, — шепчут над ухом.
— …иди… — еле слышно доносится издалека.
— …иди, — шелестит в стороне.
— …иди за мной, — тихо произносит прямо перед ним пушистый голос. – И не бойся.
— Не бойся, — шумят деревья.
— …не бойся…
— …не бойся!
Илан запоздало понимает, что уже встал и идёт вперёд, простукивая путь тростью и следуя за голосом, что напевает без слов и заботливо предупреждает о камнях и корнях впереди. Впрочем, Илан и сам хорошо знает дорогу – этой тропой он ходит реже, но всё-таки и по ней, сделав круг, можно вернуться к дому. Он даже решает, что туда они и идут, но проведя его по мостику, голос шепчет:
— Ты должен сойти с тропы.
— Куда?
— Вниз.
— …вниз…
— …вниз…
— …вниз!
— Ты хочешь, чтобы я спустился в овраг? – уточняет Илан, хотя понял всё с первого раза. Это не так уж невыполнимо, на самом деле: дождя не было уже несколько дней, склоны сухие и не слишком крутые, если быть осторожным.
Вместо ответа он слышит лишь стук камешка, сорвавшегося с края оврага и покатившегося вниз.
Вскоре, немного ободрав ладонь и запачкав колени, Илан стоит внизу.
— Сюда, — зовёт голос.
— …сюда!..
Илан осторожно идёт за ним, пока трость его не упирается во что-то, что определённо не может быть землёй или камнем, а при повторном постукивании оказывается также и не деревом.
— Здесь, — шепчет голос с нескрываемой печалью.
Илан готов к этому. Он слышал достаточно историй о призраках, ищущих того, кто похоронит их останки, и начал догадываться, ещё когда его попросили спуститься в овраг. Теперь он чувствует запах мертвечины, не сильный и частично заглушённый лесом, но всё же отчётливый.
— Мне жаль, — говорит Илан. – Мне очень жаль, что с тобой такое случилось. Я сейчас же позвоню в посёлок, приедут люди… я прослежу, чтобы с твоим телом обращались с уважением.
Ему кажется, он слышит тихий горький вздох. А потом голос произносит:
— Коснись.
И Илан не находит в себе сил отказать, хотя от мысли о том, в каком состоянии может быть труп, наверняка несвежий, его начинает подташнивать.
Он присаживается наземь, уложив рядом трость, и осторожно протягивает руку. Пальцы утыкаются в прекрасно знакомую грубую ткань, такую шершавую и приятную в прикосновении.
— Мне жаль, — как эхо повторяет голос. Теперь он звучит отчётливо и близко, Илан ощущает, что его обладатель сидит совсем рядом, как и прежде источая запах кожи и рябины.
Пальцы Илана продолжают путь, касаясь теперь свалявшегося овчинного воротника.
— Это ведь я, — говорит Илан тихо. – Значит, я умер? Наверное, поскользнулся на мокрой глине, когда Хин спрыгнул, и упал… По крайней мере, это было быстро. Ведь так? Иначе я бы запомнил... – он осекается.
Что-то тёплое касается его лба, и Илан вздрагивает, невольно потянувшись к этому слабому источнику тепла, едва ли способному помочь ему забыть
...как он лежал на дне оврага под дождём, с ужасом понимая, что не может пошевелить и пальцем, даже голову повернуть… и что никто не найдёт его здесь. Никто даже не станет искать.
— Не бойся, — произносит мягкий пушистый голос. Он согревает, в него хочется завернуться, как в одеяло, спрятаться в нём, словно в объятьях матери. – Я здесь, чтобы помочь.
— Кто… что ты такое? – спрашивает Илан. – Ты – Смерть?
— Я просто посредник. Проводник.
— И ты отведёшь меня… куда?
— Я думаю, тебе и самому надоело бродить по замкнутому кругу. Я помогу разорвать его, если ты согласен.
Илан молчит. В овраге сыро, и он должен бы чувствовать себя озябшим, но этого нет.
Нет чувства, только мысли о нём. Воспоминания.
— Знаешь, я думал, что ты какая-то нечисть, — говорит Илан наконец. — Но теперь получается, что нечисть — я. Я ведь натворил что-то, раз ты пришёл? Пострадали люди?
— Ты просто немного запутал дороги вокруг посёлка, так что мобилеты раз за разом выводило на развилку, ведущую к твоему дому. Было несколько испуганных путешественников, недовольных вынужденными ночёвками посреди осеннего поля. Достаточно, чтобы обеспокоить местных жителей, но не настолько, чтобы всерьёз отяготить твою совесть.
— Сколько же времени прошло?
— Не думай об этом, Илан.
— Передай им… попроси… К дому приходит один кот, я зову его Хином. Он очень независимый, но верный друг. Пусть позаботятся о нём.
— Я передам.
— Теперь… что я должен делать?
— Ничего. Просто иди за мной, я знаю короткую дорогу.
— А ты… — Илан закусывает губу, но всё-таки не может сдержаться. Какая разница теперь, покажется ли он слабым и жалким? Беспокоиться о чепухе — привилегия живых, — ты меня не бросишь?
Он чувствует, как кто-то берёт его за руку тёплой рукой, и поспешно сжимает пальцы в ответ.
— Я всё время буду с тобой, — обещает тот, кто стоит рядом.
— Хорошо, — говорит Илан и зачем-то кивает. – Тогда пойдём.
***
— Да, я был его куратором от Общества слепых, — мрачно подтвердил Эксандар. – Славный он малец был, хоть и не без дурнины. Так говорите, это из-за него люди кругом Нежинки в тумане плутали?
— Илан никому не хотел зла, — мягко отозвался колдун, рассеянно поглаживая тощего рыжего кота. Глаза у них обоих оказались ярко-голубые, только кот смотрел с недоверчивым прищуром, а у колдуна взгляд был безмятежный, будто у блаженного какого. – Просто очень уж оказался одинок.
Эксандару колдун не нравился — как не нравилось вообще ворошить эту неприятную историю с Иланом. Отчасти он чувствовал себя виноватым, хотя ничего плохого вроде и не сделал. Не может же он разорваться на сорок частей, чтобы круглые сутки надзирать за всеми своими подопечными, верно?
— Это большая беда — если человек живёт один и умирает в одиночестве, — продолжал колдун спокойным голосом. — Он сам как бы заблудился в глухом лесу и не мог найти дороги.
— А вы что сделали? – резковато спросил Эксандар. – Прогнали его как-то?
Колдун чесал коту под подбородком и смотрел на продрогший под осенним дождём лес.
— Я его вывел, — сказал он просто. — И проводил – до конца пути.