Помер Гоша совершенно бездарно, так же, как он делал и многое другое в своей короткой и непутёвой сорокалетней жизни. По его словам выходило, что утром, после того, как он опохмелился и отправился на работу, земля вдруг ушла из под ног, и он со всего маху ударился головой об асфальт.
Искать Гошу начали не сразу — зная загульный характер супруга, жена всерьёз забеспокоилась лишь на вторые сутки. Ещё через день его нашли в компьютерной базе городского морга судмедэкспертизы, оказавшегося закрытым из-за внезапно наступивших выходных и неведомого широкой общественности государственного праздника.
В понедельник наплакавшиеся вволю родственники прибыли в морг, получили Гошин паспорт и опознали вещи. На Гошу многоопытная сотрудница морга смотреть не рекомендовала, потому, что в последнее время холодильники в этом заведении не работали и, доверившись её мнению, вдова не глядя подмахнула акт опознания. И только на шестой день Гошу схоронили в закрытом гробу в присутствии многочисленных родных и близких.
А ещё через пару дней Гоша позвонил домой и потребовал его «отсюда» забрать. Оказалось, что привезли Гошу в реанимацию одетого лишь в рваные носки и трусы с цветочками, а о том, кто помер в его куртке и штанах он совершенно не в курсе.
Через неделю, юридически подкованная соседками, Гошина жена подала иск на возмещение руководством морга материального ущерба за переданные в церковь для раздачи неимущим мужнины вещи, расходы на похороны, выпитое и съеденное прожорливыми родственниками на всех праздниках, включая похороны, поминки и воскрешение. Заодно было подано заявление в прокуратуру о возбуждение уголовного дела против муниципальных служб, включая больницу, милицию и руководство того же морга.
Тем временем, столичное правосудие в очередной раз собиралась пройтись карающим мечом по криминальному кладбищенскому бизнесу, но для начала решило размяться на окраинах. Поэтому заявление потерпевших пришлось как нельзя кстати, и его незамедлительно передали руководителю московской бригады следователей Александру Петровичу. Именно так он и представился, заявившись однажды вечером в Гошину квартиру.
Выслушав детали от непосредственных участников, он пообещал «разобраться и привлечь», и, на всякий случай, попросил Гошу отрезать прядь своих волос и парочку ногтей для сравнительной генетической экспертизы обоих покойников — Гоши и того, что схоронили в его могиле.
Между тем, Гоша остался без работы, потому, что покойников не очень жалуют на любом предприятии — на его место уже взяли человека, и в отделе кадров порекомендовали для возобновления отношений сначала обзавестись паспортом.
В перерывах между восстановлением гражданского статуса, Гоша с удовольствием рассказывал о своих злоключениях всем желающим, зарабатывая таким нехитрым образом на стакан портвейна и плавленый сырок. Самых недоверчивых он возил на экскурсию к своей могиле, поднимая ставки до нескольких бутылок бормотухи и оплаты проезда к месту захоронения.
Через месяц Гоша вошёл во вкус новой жизни и превратился в местную достопримечательность, поэтому, когда к нему в очередной раз приехал всё тот же следователь, он вполне отдавал отчёт в своей ценности как юридического казуса.
На этот раз Александр Петрович был слегка озадачен и огорошил потерпевших новой просьбой — передать ему для повторной экспертизы какую-нибудь ношенную Гошей до его смерти вещицу, желательно со следами выделений, к примеру, грязные трусы или платок. Просьба была встречена негодованием, и чистоплотная хозяйка с позором изгнала следователя из квартиры.
Во дворе Гоша догнал Александра Петровича и сообщил, что за ящик портвейна готов порадовать его своими соплями, которые вполне могли сохраниться на платке в кармане рабочей робы. Получившего авансом бутылку портвейна, Гошу погрузили в прокурорскую машину и отвезли по месту бывшей работы.
На стройке выяснилось, что Гоша не ошибся — за прошедшее время никому даже в голову не пришло выбросить его вещи из шкафчика и Гоша торжественно вручил следователю свои затвердевшие выделения, размазанные по несвежему носовому платку.
И, прежде чем оставить подопечного наедине с бывшими коллегами и портвейном, следователь ещё раз собственноручно подстриг Гошины ногти и отрезал изрядный пучок волос.
А через неделю Гоша умер ещё раз, и, умудрённый жизненным опытом, проделал это в своей собственной постели. Родственники привычно всплакнули и, накатанной тропой, его повторно схоронили, благо Гошина могила уже освободилась стараниями сотрудников прокуратуры, эксгумировавших самозванца.
На повторный девятый день в Гошину квартиру прибыл уже почти родной следователь и застал сплотившуюся похоронную команду, разливающую далеко не первую бутылку. По старинному русскому обычаю его напоили до полусмерти и, чрезвычайно опечаленного, отправили восвояси.
И теперь Александр Петрович, даже слегка выпив, любит рассказывать в компаниях про этот случай. Он потрясает перед жертвами своего красноречия нотариально заверенными копиями экспертиз, показывает документы с выводами специалистов. Он сыплет юридическими терминами, номерами статей Гражданского кодекса и цитатами из Евангелия. Особо любознательные могут взять в руки истёршиеся на сгибах бумаги и убедиться в том, что биологические образцы эксгумированного трупа из Гошиной могилы, Гошины предсмертные сопли, а также последующие срезы волос и ногтей, принадлежат одному и тому же человеку.