Север всегда манил меня. В далеком детстве я зачитывался книжками об отважных покорителях ледяных пустошей. Я рассматривал картинки в книгах, наброски исследователей и грезил, что когда-то сам окажусь на их месте. Меня интересовало буквально все. Я читал о быте и жизни чукчей, эвенков, нанайцев, удэгейцев. Мне была интересна флора и фауна далекой тайги, я мечтал увидеть вечную мерзлоту. Вообще судьба моя была предрешена с самого начала.
Унаследовав от отца упрямство, а от матери харизму я умудрился неплохо закончить школу, поступить в университет, а потом попасть по распределению в далекий северный поселок городского типа. Метеорологи нужны были везде, особенно тогда, во времена социализма, когда Север обживали полным ходом.
Не смотря на горестные вздохи родителей и друзей, я был рад такому стечению обстоятельств. Мне было сложно объяснить им очаровавшее меня волшебство Севера, и я вздыхал им в такт, горестно разводя руками. Но душа моя ликовала!
Когда я сюда приехал, здесь кипела жизнь. Ну, насколько она вообще может кипеть в поселке на десять тысяч душ, который расположен практически у черта на куличках. Местный порт работал вовсю, здесь частенько бывали корабли. Они заходили на ремонт, возили научно-исследовательские экспедиции. Не без гордости могу сообщить, что пил водку с очень серьезными геологами и моряками.
Грузовые суда тоже встречались не редко, иногда даже сопровождаемые атомными ледоколами. Увидеть подобное впервые для меня было целым событием. Люди здесь жили дружно, ведь иначе просто не получалось. Все друг друга знали и по возможности помогали. Здесь была школа, детский сад, вполне неплохая больница. Здесь когда-то была цивилизация.
Со временем поселок, как собственно и весь Север, начал чахнуть. СССР развалился, поддерживать здесь достойный уровень жизни стало некому. Порт начал прогнивать и сюда уже давно не заходят корабли. Меня рано отправили на пенсию, но уехать отсюда я так и не смог. Я привык к этому месту, привык к его особой, простой и суровой северной архитектуре. Я люблю смотреть в бескрайнее синее небо, мне нравится говорить с коренными жителями. Они действительно хорошие люди и к нам, русским, относятся крайне положительно. Но за те года, что я прожил здесь, я так и не стал для них своим.
Я никогда не задумывался о том, что за декорациями той жизни, к которой я привык, может быть еще одна. Уходящая корнями в глубину веков, берущая начала у истоков человеческого рода. Местные это крайне восприимчивый народ. Они, конечно, не трусы. Их не напугать белым медведем, трудностями или смертью. Но вот что-то мистическое пробирает их до дрожи в коленях.
Во времена СССР все их поверья и традиции были объявлены чертовщиной и негласно преследовались. Правительство хотело выбить эти дремучие предрассудки, но эта идея была обречена на провал. Говорили о том, что в самые морозные ночи местные все равно проводят свои ритуалы, пытаясь задобрить духов земли и моря. И все закрывали на это глаза. В суровых условиях Севера, забирать у людей саму их суть это подлое преступление.
В 90-е годы даже здесь как грибы после дождя начали возникать различные религиозные секты, распространилось православие. Должен признать, гордые северяне достойно держали удар по своей самобытности. Да, тогда было действительно неспокойное время. Конфликты на религиозной почве начали разрушать семьи. Тогда я с опаской прислушивался к завываниям ветра по ночам, страшась услышать чей-то крик.
Убийства тоже были, куда без них. В основном из-за водки. Забирает она их быстро, хотя особым желанием выпить северяне и не славятся. Но все же случаются иногда застолья. И тогда все религиозные отличия всплывают очень быстро. Даже пару домов сожгли. Увы, вместе с жильцами.
Ту ночь я помню особенно хорошо. Отлично видел пожар со своей квартиры на третьем этаже. Видел огонь, и как плясали в отблесках пламени обезумевшие люди, выкрикивая что-то совсем уж звериное. Тогда Север меня впервые напугал до чертиков. Благо, что длилось это время смутное недолго, за несколько лет все успокоилось. Примерно половина осталась верна верованиям своих дедов, половина ушла в православие. Мелкие секты здесь не задержались.
Раскол, конечно, остался, напряжение все еще витало в воздухе, но в целом можно было жить в мире. Я свободно общался с представителями двух общин, русское население вообще старалось не встревать в их склоки. А они и не настаивали. Все так же улыбались, шутили, предлагали свою помощь. Для меня тогда настали тихие времена. Я гулял по притихшему городу, рассматривал улочки, на которых прошла моя жизнь. Вспоминал неудачные романы, жалел, что так и не завел детей. Я был полностью погружен в свои личные проблемы, меня терзали собственные демоны, и я не увидел приближение демонов реальных, из плоти и крови.
Из-за своих переживаний я потерял сон, не мог сомкнуть глаз по ночам и засыпал только под утро. Со временем ночь для меня полностью заменила собой день, и на улицу я стал выбираться только в сумерках. Да, гулять на Севере, ночью, в одиночестве занятие опасное, но меня это волновало мало. Это место стало моим домом и я не чувствовал никакой угрозы. Я нахаживал по поселку круги, курил сигарету за сигаретой и бесконечно жалел свою пустую жизнь. Однажды ноги завели меня к старому порту, и это стало моим любимым местом.
Я приходил туда каждую ночь, заходил в старый ангар и сквозь щели в стене смотрел на скованное льдом море. Там было относительно тепло, и даже все еще безопасно. Раньше строили на века, пройдет еще не мало времени как перекрытия рухнут. Чуть позже я облюбовал себе сторожку. Купил туда генератор, немного утеплил стены, принес обогреватель. Иногда я жил там неделями, словно охраняя старые развалины непонятно от кого.
Моя жизнь, скорее всего так и закончилась бы в этой старой сторожке, если бы в одну лунную ночь я не увидел подозрительные силуэты, что-то волокущие по старому пирсу. Я был удивлен и растерян, не ожидал, что кто-то кроме меня бродит по ночному городу. Да еще и по порту, который я уже считал полностью своей собственностью. Алогичность, какая-то нереальность ситуации заставила меня выключить свет и продолжить наблюдать. Не смотря на то, что я не ждал угрозы от жителей, конкретно от этих силуэтов несло чем-то зловещим.
Действовали они быстро, без заминок и лишнего шума. Прямо возле пирса двое разожгли большой костер, свет которого позволил мне более детально рассмотреть происходящее. Оставшиеся на пирсе достали бубны и начали двигаться по кругу, выстукивая навязчивый ритм. Осторожно, пытаясь не дышать, я открыл окно и вместе с морозным ветром в мою сторожку залетели крики, так похожие на те, что напугали меня много лет назад. Сейчас они снова парализовали меня, пронзили мою душу насквозь, заставив молча наблюдать за происходящим.
Те двое, которые разожгли костер, вернулись на пирс. Один из них с трудом поднял мешок и осторожно уложил его у края, аккурат над костром. Второй достал из-за пазухи длинный нож и, когда завывания и барабанный ритм слились в каком-то абсолютно безумном темпе, он возил клинок прямо в середину, вспарывая его до самого конца. Я увидел, как что-то закапало на костер. Страх окончательно сковал мои члены, когда в свете огня блеснуло обагренное кровью лезвие.
Дезориентированный, обескураженный произошедшим я смотрел на стекающую кровь, не зная, что я должен предпринять. Я был настолько вне себя, что не сразу заметил гробовую тишину, повисшую в ту минуту. Ее нарушал только сильный треск проламывающегося под чем-то льда. Все пришедшие замерли, благоговейно глядя как на том месте, где только что был костер, из воды поднимается чья-то огромная, круглая голова, с гигантским плавником.
Мешок тем временем тряхнули и человеческое тело упало прямо в разинутую пасть с миллиардом мелких зубов. Исполинская рыбина на секунду исчезла, а затем выпрыгнула из воды, зависнув на мгновение в лунном свете, поражая всех своим величием. Ее первобытная мощь и сила разбили льды, привели их в движение. Люди, быстро убегали с пирса, опасаясь поднятой волны. Глядя на тени скользящие обратно в город, я почему-то был уверен, что завтра наступит оттепель, и местные снова смогут выходить в море.
Что происходило дальше, я вспомнить не могу. Очнулся я уже в поезде, выезжая из Красноярска. Я слушал стук колес, вглядывался в проносящиеся мимо пейзажи и думал о далеком северном поселке, где за привычной жизнью скрывается ужасная и кровавая вражда.