Когда я был маленьким, квартиры, как и сейчас, стоили невообразимо дорого. На них полагалось «копить», чтобы не тянуть до конца жизни лямку ипотеки. Поэтому с самого моего рождения до моего же девятилетия мы с родителями жили у бабушки и всеми силами копили на вожделенную квартиру. Впрочем, вожделели ее скорее родители, меня же в детстве бабушкина квартира не просто устраивала, она казалась мне центром мироздания. Тому было несколько причин — во-первых, для ребенка она выглядела просто огромной. Бабушка обитала в «сталинке» с трехметровыми потолками, длинным просторным коридором и светлой кухней, в которой стоял высокий дубовый стол на резных ножках. Во-вторых, в садик меня так и не пристроили, потому что все они находились далеко от бабушкиного дома, и добираться туда было крайне неудобно. Поэтому мир мой вынужденно ограничился пространством квартиры и меня это ничуть не стесняло. В квартире было три комнаты — спальня родителей, детская и гостиная, где теперь жила бабушка. Все они были, как теперь принято говорить, «раздельными», то есть находились вдоль по коридору и не были связаны между собой дверьми. В конце коридора, который в детстве представлялся мне не просто коридором, а целым тоннелем, находилась кладовка, которая отчего — то всегда была заперта. Как любой ребенок, я был донельзя любопытен и не раз подступался к маме с расспросами о том, почему дверь в кладовку закрыта, но та каждый раз придумывала для меня максимально нейтральный, а оттого совершенно неинтересный ответ. Первый раз она сказала, что там хранятся старые вещи, которыми больше никто не пользуется и их убрали, чтобы не захламлять квартиру. После говорила, что кладовку заперли, потому что там собирается слишком много пыли, а у меня на нее вроде бы выявили аллергию. Слушать это было неинтересно, и я решился спросить об этом бабушку.
Бабушка моя была рассказчицей по своей натуре. Истории семьи, воспоминания о детстве своем или моего отца — неизменно превращались в ее интерпретации в увлекательнейшие повествования, словно слова был шелковыми нитями, а бабушка искуснейшей мастерицей, плетущей из них кружево. К тому же, она очень любила истории, в которых была так или иначе замешана мистика. Таковых она рассказала мне немало, из-за чего имела с мамой серьезный разговор, после которого историй я на некоторое время лишился. Все необъяснимое, непонятное и сверхъестественное, бабушка именовало коротко — «нежить». В детстве я часто слышал от нее это слово, но значения, разумеется, не знал. Скорее всего, родители запретили бабушке раскрывать для меня его смысл, поэтому мне приходилось ограничиваться своими догадками. Но слово это я подхватил и начал вставлять в разговоры к месту и не к месту. Маму это шокировало, а моих друзей неизменно интриговало. Возможно, они просто знали, что оно означало, и ждали, что я расскажу им нечто интересное. Я пересказывал им бабушкины истории, которые очень любил и которые, к слову, в детстве совершенно не казались мне страшными. Наверное, не хватало жизненного опыта, чтобы до конца осознать, о чем они были. Друзья слушали и каждый раз просили рассказать еще… А после мы обсуждали истории и иногда даже искренне жалели, что с нами ничего подобного никогда не происходило. И тогда я решил выдумать историю «про себя», декорациями для нее избрав нашу собственную квартиру. Тем более, что у нас действительно была «достопримечательность» — закрытая кладовка. Я придумывал историю полночи, а на утро, когда родители ушли на работу, бабушка к соседке этажом выше, а ко мне пришли друзья, поведал ее им… Бабушкины истории не прошли мне даром, поэтому я сразу же заявил, что в нашей запертой кладовке обитает «нежить». К тому времени (мне было восемь), я успел таки вытянуть из бабушки приблизительное значение этого слова, и продолжал употреблять его в разговоре довольно часто, избегая его только при родителях. Друзья, естественно, требовали подробностей, и я с удовольствием сочинил и их. Из моих слов следовало, что по ночам, непременно после полуночи, за дверью кладовки слышится чей-то вой, который мешает мне спать, нечто стучится в запертую дверь, потому что злится, что его заперли, и требует свободы. История получилась неплохая, слушали ее с таким же интересом, как и бабушкины, и я остался собой доволен. Порассказав друг другу различные страшилки, подцепленные в школе или во дворе, мы собирались перейти в кухню пить чай, но в этот момент из коридора донеслись странные звуки. Мы прислушались — звук был таким, словно кто-то скреб когтями по дереву. Сперва тихий, затем он стал громче. Вместе мы вышли в коридор, звук усилился, и теперь было ясно, что шел он из-за запертой двери кладовки… Едва живые от страха, мы отступили обратно в комнату. Царапанье прекратилось, теперь за дверью что-то словно стучало, как-будто проверяло дверь на прочность. Стук становился настойчивее, словно что-то, находившееся там, пыталось вырваться на волю. К стуку добавилось рычание, тихое, утробное. Мы буквально вросли в пол, заперли дверь комнаты и стали ждать. Спустя десять минут все прекратилось. А еще через полчаса мы решили, что все это нам почудилось из-за страшных историй, рассказанных совсем недавно. За окном смеркалось, когда мы все же перешли на кухню. Собрались мы в тот день втроем — я, наш сосед по лестничной клетке Женя, и его старший брат Саша. Когда чай был выпит, Саша, как старший из нас, начал подначивать нас, уверяя, что в кладовке ничего нет. Мы храбрились, сидя за столом, смеялись над собственным страхом и говорили, что действительно, это , верно, было просто разыгравшееся воображение. Тогда Саша предложил открыть кладовку и убедиться в том, что там никого нет. Мы долго отнекивались, но желание показаться смелыми перед старшим оказалось сильнее. Как «хозяин» квартиры, я отправился в бабушкину спальню и отыскал в комоде ключи от кладовой. Потом на негнущихся ногах подошел к двери, наигранно улыбнулся товарищам и несколько раз повернул ключ в замке, медленно приоткрыл дверь. Меня обдало холодом, хотя за окном было лето, я вздрогнул, а в следующую секунду что-то словно схватило меня за руку, я закричал и дернулся назад, стараясь вырвать руку. Перепуганные моим криком Женя и Саша тут же захлопнули дверь и повернули ключ. Изнутри не было слышно ни звука… В коридоре было темно и лишь вернувшись на кухню, где горел свет, мы смогли рассмотреть то, что и по сей день является мне во сне — на запястье у меня четко выделялись красноватые следы от тонких длинных пальцев. Когда друзья ушли, я провел в квартире целый час, полный холодного ужаса, что если то, что обитает в кладовке решится выбраться, я не смогу скрыться. Но за дверью было тихо. Бабушка вернулась поздно, и я всей ей рассказал, не смог держать в себе. Она не ругалась, только ночью, когда я уже лежал в постели, ворочаясь без сна, говорила на кухне с родителями. Через неделю мы съехали с этой квартиры, через две недели ее купили. Я не присутствовал при продаже, но думаю, что тайну кладовки новым жильцам никто рассказывать не стал…
С тех пор прошло больше десяти лет. Мы давно живем в другой квартире, где нет кладовки, а о том дне у меня остались лишь страшные воспоминания, да сны, в которых на запястье снова проступают следы, но я до сих пор думаю — что же жило там, за дверью? И живет ли оно там теперь?
Наверное, страх перед темными комнатами и запертыми дверьми, будет со мной всегда. Я же хочу просить Вас об одном — если в вашем доме есть кладовка, проверьте ее… А лучше закройте ее на ключ, и никогда не рассказывайте о ней историй. Ведь никогда не знаешь наверняка, что из таких рассказов окажется правдой…
Автор: Helena