— Давай-давай, — подгоняла мама. — в темпе. Пока я не передумала и в крематорий тебя не послала.
После того как было узаконено право родителей на самостоятельное умерщвление своих детей, для любителей «ролевых казней» были отдельные площадки, на которых разыгрывались казни, присущие той или иной эпохе или историческому событию. В частности пользовалась успехом имитация концлагеря с газовой камерой и крематорием. Там даже работники одевали форму СС, воссозданную по старым фото. Были популярны «Инквизиция» и «Лагерь ГУЛАГ». Позже в праве родителей уравняли учителей начальных классов и воспитателей старших групп детских садов. А для совершения казней за городом оборудовали «Казнительный парк».
Детсадовец Маратик знал, что в крематории сожгли живыми весь первый класс из их школы, в которую он должен был пойти осенью, а в газовой камере задушили группу из его детского садика. Первоклашки испортили стул учительнице, и она, сев на него, упала и что-то себе сломала. А у детсадовцев... Маратик не помнил. Им показывали кино. Как раздевают, как кладут на носилки, как запихивают в печь. Показывали что происходит в печи. Как там бьются, как мечутся в огне, постепенно сгорая.
Брррр. Лучше уж пусть душат.
Раздевшись, Маратик ещё раз глянул на маму, получил подзатыльник и побежал к казнительной скамеечке. Там ему приказали выбрать для себя душилку: верёвку с двумя деревянными рукоятками.
Маратик подошел к делу ответственно, как учили в садике. Совсем короткие малышовые душилки ему уже не годились, были маловаты. И он выбрал среднюю по длине, потолще и не очень колючую.
Держа душилку в руках, забрался на скамеечку. Скамейка была длинной, почти в десять метров, и покрашена в три цвета. Зелёную, жёлтую и красную. На зелёной части раздетые дети ждали своей очереди, на жёлтой их били прутьями, а на красной душили. Маратик поднялся на скамейку и встал на её зелёную часть. Перед ним стоял рыжий, кудрявый мальчик, всхлипывающий и сжимающий в руках свою душилку. На жёлтой части скамейки двое помощников хлестали прутьями второго мальчика, почти налысо стриженного. Наказуемому зажали ноги и руки в колодках, прикреплённых к лавке, и стегали по голой попе и по спине. Мальчик орал, визжал и дёргал головой. А на красной части лавки душили. Со своей стороны Маратик видел только как выплясывает удушаемый, сияя ярко-красными попой и спиной, с фиолетовыми полосками на них. Казнимый хватался за руки исполнителей, хрипел, приплясывал, пытался лягаться.
Наконец хрипы прекратились, казнимый обмяк и затих. Руки обвисли вдоль тела, ноги подломились и казнимый повис на верёвке. Исполнители подняли тело ребёнка за надетую на шею душилку и понесли на сжигание. Сжигали в бочке, на открытом огне. Голубое пламя газовой горелки плясало над краем бочки.
Казнённого положили в бочку. Его туловище целиком оказалось в огне и только ноги по колено остались снаружи и торчали вверх.
Пока Маратик глядел на то как сжигают, рыжего мальчика положили на лавку и стали зажимать ему руки и ноги. А того, которого только что секли, поставили на красную часть, надели душилку и приступили к казни.
Скоро подошла и очередь Маратика.
Рыжего повели душить, а Маратик сам лёг на жёлтую лавку и просунул руки в отверстия колодок.
Руки и ноги сдавило, лишив возможности двигаться. А через секунду засвистели прутья. Маратик заорал сразу же, ибо терпеть не мог никак.
В книжках было написано, что секут и душат ровно три минуты.
Марат не знал сколько секли его. В конце Маратик самозабвенно визжал, и уж конечно он утратил всякую волю к сопротивлению. Куда там сопротивляться, когда так сильно бьют. Вот его освободили, подняли за волосы и на красную часть скамейки он почти перебежал, влекомый сильной рукой за волосы. И сразу же на шею накрутили им же самим принесённую душилку.
Р-раз: Маратик захрипел, метнулся перехватить душилку, но его ручки были крепко схвачены.
Душилка впилась в кожу, до слёз в глазах сжала горло. Малыш запрыгал точно так же, как и другие перед ним.
Душили в три приёма. Минуту душат, потом немного ослабляют душилку, снова душат, снова ослабляют и душат окончательно. Когда душилку ослабляли Маратик кашлял и ревел. Когда душили — хрипел и приплясывал. Потом он «полетал» над лавкой, обливаясь слезами и суча ногами. Наконец душилку затянули со всей силой. Маратик умирал молча, дрыгаясь ногами. Вскоре в голове помутилось, в глазах всё потемнело, и малыш повис на верёвке. Не проверяя мёртв ребёнок или живой, Маратика понесли в огонь.
7-ми летний Артемка со страхом смотрел на душильную скамейку. Его в парк привел старший брат, 11-летний Дима. Привёл по приказу родителей, оставшихся дожидаться в машине.
А ещё Дима оставался одетым и на его запястье видел брелок, по наличию которого можно было понять, что Дима гость, а не привинившися хулиган, которого может казнить любой, кто захочет. Одежда же самого Артемки была брошена в общую кучу, а ребёнок был совсем голый.
Дима, в общем, любил казни, а если соседи разрешали самому задавить их малька — был даже счастлив.
Не любил Дима очереди.
А перед скамейкой такая была — там только-только начал выплясывать Маратик.
Артёмка не мог выбрать себе душилку. Брал, клал обратно, брал другую.
— Чем тебе эта не нравится? — Пожал плечами Дима и отвлекся на Маратика, вдруг затопавшего ногами. Во дает шкет!
— Давай другое, а? — Взмолился Артёмка. Ему казалось что душат очень больно и он будет мучится.
— А какоооое? — Передразнил Дима. — Сам телик уронил и теперь еще ноешь?
Маратик прыгал что-то очень долго, и Диме окончательно это успело надоесть.
Схватив Артемку за руку, он потащил его прочь.
— Ладно, пошли... Че ты такой нытный? Коську вчера на гриле жарили и не спрашивали...
Костика жарил сам папа, за тот же разбитый телик.
Но ему и было-то 2,5 года.
А такого кабана жарить — замаешься.
— А куда мы идём? — Спросил Артёмка, без всякого впрочем волнения. — Давай на «отрубалку». — Предложил он гильотину. Там почти не было очереди и казнили быстро. Чик — и нет головы.
Немного подумав Дима согласился отвести Артёмку на отрубание головы. Благо это не мучительно и он сам уже один раз стоял рядом, когда отрубали голову его однокласснику.
«Отрубалка» была переделана из ручной гильотины по металлу, когда-то стоявшей в слесарной мастерской средней школы. Просто большого размера ножницы, поставленные на четыре ножки. Нижняя часть — неподвижная, верхняя часть — подвижная, с рычагом. В нижней части два коротких, металлических стержня приварены. Это ограничители шеи. Чтобы казнимый не выскользнул из-под ножей он должен свою шею засунуть между этими стержнями. Тогда казнь пройдёт как по маслу.
Но пока мальчики подошли к головорубке их опередили.
Десять голых мальчиков, лет по двенадцать, и две девочки, в купальниках. С ними был один взрослый. Видимо, учитель.
Мальчики по очереди подходили к головорубке, наклонялись и клали голову на нижнюю часть между стержнями. Руки ребята или упирали в колени, или закладывали за спину. Две девочки брались за рычаг — раз и голова падала на пол. Туда же падало «парное мясо». Артёмка внимательно смотрел, как казнили больших мальчиков. Многие забавно дрыгали ногами уже без головы. Но очень страшно это не было.
На мальчишек у девочек ушло чуть больше минуты. Когда рубили головы мальчикам головорубку не передвигали, хотя она была на колёсиках. Мальчишеские тела падали одно на другое, образовав настоящую кучу. Последним мальчикам приходилось опираться коленками на уже казнённых. Но как только был обезглавлен последний пацан, учитель велел раздеваться самим девочкам, отобрав у них браслеты.
Девочки помешкали, но послушно разделись...
Когда с ними было кончено, Дима вежливо спросил, освободилась ли гильотина. Получив утвердительный ответ, он велел Артёмке лечь под нож, и Артёмка покорно полез на кучу ещё тёплых тел. Он лёг рядом с последней из казнённых девочек, просунул голову между штырями и зажмурился, чтобы не смотреть на отрубленные головы, ещё шевелящие губами.
Дима подождал, пока Артёмка пристроится и кончит возиться, и всем телом навалился на рукоятку.
Братишка даже не пискнул, только забил ножками.
Отрубать голову гильотиной оказалось совсем просто, даже не пришлось Тёму держать. Дима шутливо шлепнул обезглавленное тело по попе, подобрал отрубленную голову братика и побрёл обратно ко входу.