Мне повезло с родственниками. Большая семья — как по отцовской, так и по материнской линии. Все бабушки и дедушки были рады видеть меня — мелкую шкоду с вечным шилом в заднице. Слышал много разных разностей от них, но не придавал им особого значения, пока не повзрослел.
Один мой дедушка, царство ему небесное, родом с Урала. Деревня его называлась Заборовье — за бором, мол. Из дворян, которые выжили в годы раскулачивания. Село, лес и река с покосами принадлежали дедушкиному отцу.
Двор большой, есть работники и много скота. Посему и много историй, связанных с мистикой и неизведанными силами в природе.
Брат прадеда (дедушкин дядя) повесился в сарае. Отчего — я не знаю. Укоротил себе век, и все тут. Потом в сарае начали происходить странности. Достаточно часто в сарае люди летом ночевали — сено, тепло, лето, красота... Замечали ночью звуки, одеяло само сползало вниз. В общем, сарай потихоньку стали обходить стороной. Потом, уже после войны, мой дедушка там ночевал, и ничего. Наверное, из-за отсутствия людей неприкаянной душе стало неинтересно «шалить», и оно куда-то ушло.
Уже в старости мой дедушка решил вернутся в деревню, чтобы посмотреть на родственников и себя показать. Приехал чуть ли не на оленях с собаками, а вместо села — поле. Только несколько плодовых деревьев, которые колхозники оставили посреди поля, говорили о том, что местность когда-то была обжита семьями с избами.
Тут подходит к моему деду мужик, обычный работяга из местного колхоза, которых полно, и говорит:
— Здорово!
— Здорово.
Пожали руки.
— А тут деревенька была, — сказал мужик. — Я так думаю: если ты о ней знаешь, значит, ты жил тут в детстве?
— Да, я — Филиппов сын.
— Ух ты — из знати местной!
— Ну, это при боярах знать, а сейчас я главный инженер автотреста.
Надо сказать, что мой дедушка был ярым коммунистом и в штыки воспринимал все, что некоммунистическое. Атеист и приверженец пятилеток — его даже хоронили по завещанию без батюшки.
— Да ладно, не кипятись, — сказал мужик. — Как там у вас в КПСС говорят — сын не в ответе за отца?
— Да, потому мы прощаем детей врагов народа и предателей.
— Ух ты, как тебя задело… Прекращай, тут больше никого нет.
Дед действительно вспылил зря. Немного поостыл и говорит мужичонке:
— А ты-то тоже про деревню знаешь?
— Да, я в ней родился, только после того, как родственники Филиппа разъехались по всему Союзу.
— А что произошло?
— Пожар. Сколько погибло, никто не знает. Да наверное, все, кто не успел выскочить из горящей избы. У меня самого вся семья пожглась. Соседи пожглись… да все изгорело! Да и гарище случайно обнаружили, места, сам понимаешь — не каждый день путник бывает. Потом, когда земли перешли во владение местному колхозу, тракторами все сравняли с землей, и вот засеяли пшеницей.
— Ну, земля не должна пустовать, так повелось испокон веков.
— Тут ты прав. Кстати, и твой отец Филипп так же говаривал. Хороший хозяйственный мужик был. Справедливый и работящий.
— Погоди… А ты откуда моего батю знаешь? Ты же сказал, что родился позже….
— Ну знаю, так знаю, не твое дело. И вообще, мне пора на работу.
И пошел себе по дороге в сторону ближайшего села. Как он взялся в поле один — дед не знает. Да и не заметил, когда ехал туда, людей. Напоследок он крикнул мужику:
— А тебя-то как звать?
— Вениамин! Вениамин Горловин! — крикнул мужик, и помахал кепкой-тракторкой издалека.
Потом дедушка приехал в другой город, чтобы повидаться со своей сестрой и ее семьей. Рассказал, что родной деревни уже нет, повспоминали селян и детство. За рюмкой чая дед и говорит сестре:
— Повстречал в поле мужика, так он и рассказал о пожаре.
— А я думал, никто не выжил, — сказала сестра. — Когда новости о пожаре дошли, говорили, что вообще все погорели. Летом, в жару, да ночью… кто ж там заметит, когда хаты начинают чуть ли не одновременно пылать?
— А ты о нем ничего не знаешь? Он сказал, что зовут Вениамин Горловин.
— Обманул, наверное, тот мужик. Вениамин Горловин — это ведь сводный брат нашего папки. Ну, тот, который еще при царе повесился в сарае…
А вот история второго дедушки, тоже царство ему небесное.
Второй мой дедушка после прославленного военного прошлого стал водителем-дальнобойщиком. Так что и истории он травил с друзьями в основном водительские. Технические — автомобильные — гаражные. Но вот одна запомнилась крепко. Она выпадала из остальных историй хотя бы потому, что взрослые дяди после этой истории говорили «мда-а-а» и закуривали. Это я сейчас понимаю, что наверняка каждый из них встречался с мистикой в дальних поездках, потому и задумчиво замолкали, вспоминая свое пережитое, и молча принимались курить.
Дед мой, будучи молодым и горячим, с таким же молодым напарником везли особо ценный груз в одну из братских республик, что на тот момент было всравне с заграничной поездкой. Прицепили фургон к их тягачу, отвезли. Обратно возвращались в непогоду. И где-то на территории Молдавии их завалило снегом так, что тягач встрял. Что делать? Один сидит — печку греет, второй идет в поле — искать жилье, пока бензин не кончился. Кончится бензин — замерзнут в своей железной будке. И найдут их только с оттепелью, ближе к весне — два синих замерзших трупа в тягаче.
Пошел товарищ дедушки. И через некоторое время возвращается, говорит, собирай манатки — хутор нашел!
Действительно, хутор был не так далеко от занесенной снегом дороги. Пару дворов и свинарник с амбаром. Притом в самом хуторе — только две женщины, где-то 30 лет, вполне симпатичные. Еле изъяснились, ибо мадамы русский не понимали. Женщины согласились разместить мужиков на день-два, только при условии, что они вычистят свинарник. Как стало понятно потом, мужчины хутора пошли пасти коров, да так и остались на зимовье где-то в горах. Остальные хуторяне (пара семей) сьехали в города в заводах и конторах работать. Дети у них, как-никак — им и образование надо давать, да и веселее в людных местах, а не тут в глуши.
Выдали женщины нашим героям по лопате — мол, сначала отработайте. А то вон какие хари хитрые! Ну, дед с товарищем молодые, сильные — переоделись в одежды мужчин хутора и до вечера вычистили свинарник.
Оказалось, женщины им уже баньку финскую приготовили (тогда не знали слова «сауна») и вычистили их водительские куртки и одежду. За тяжелую работу женщины наградили мужиков по полной — шикарная кухня с кучей страв и, конечно же, молдавское вино. А вечером — ну, сами понимаете, чем занимались всю ночь молодые да горячие парубки с соскучившимися без мужчин женщинами, не дети все-таки.
Утром моего деда будит его товарищ — мол, бегом одевайся и валим, быстро! Холодно вокруг было — дед околел маленько, да и голова после вчерашнего... Ну надо так надо, мало ли? Оделся, вышел… и обомлел.
Сильный вчерашний мороз спал чуть ли не до весенней теплоты, и вся местность показалась в новом виде. Снег неплохо так за ночь растаял с метровой толщины до грязеобразной каши. И перед дедом предстала картина маслом: пустырь с оголенными черными пятнами — надгробиями, торчащими из снега, крестами и оградками.
Ё-моё! Кругом кладбище!
Дед обернулся на хутор, а то не хутор оказался — то был комплекс из нескольких склепов. И в самом крайнем открыты настеж двери и разбросаны кости по всему участку вперемешку с досками гробовыми — именно тот «свинарник», который они вчера вычищали. И то не грязь была, а истлевшие тела покойников.
Тот двор, в котором ночевали, стал красиво выполненным в архитектурном плане большим еврейским склепом, на дверях которых были продублированы имена на еврейском, румынском и русском: «Ребекка и Ривка Шойманы. Жестоко убиты погромщиками в апреле 1903 года». И тут же на дверях-створках — рисованные картины, неплохо сохранившиеся: портреты именно тех двух женщин.
Когда они добежали до тягача, тот уже оттаял и, заведя его чуть ли не с полпинка, ребята дали полного газу.
Чуть позже дед с товарищем отошли и стали соображать — что это все было? Конечно, решили никому не рассказывать о таком мороке. Но когда они проверяли карманы на предмет сигарет (они же все-таки и переодевались, и вроде бы баньку принимали), дед нашел во внутреннем кармане черную ленту. Обычный кусок черной и пыльной ткани. Ту ленту, которой покойникам руки или голову обвязывают, чтобы не держались вместе и рот не открывался во время погребения.
Дед в ужасе выбросил его в окно. Лента тут же превратилась на снегу в какую-то фигуру: большой кругообразный туман — не туман, какой-то сгусток темноты, метра полтора-два в высоту. И таким же колесом, поднимая мокрый снег и клочья грязи, сгусток тьмы улетел назад в сторону кладбища, с которого они удирали.
У второго товарища никаких таких «сюрпризов» не было...
Вот после этого рассказа моего дедушки мужики-водители молча закуривали. И каждый думал о своем, явно вспоминая разные личные случаи из дальнобойной жизни. Помню, один старик из механиков однажды сказал моему деду: «Хорошо, что вовремя нашел ленту и выкинул. Поверь мне, очень хорошо».