Старший брат проходил службу в Чечне, был разведчиком. По долгу службы ему приходилось забираться в дикие кавказские места и подолгу наблюдать за аулами, выглядывая мелочи, по которым можно понять, что перед тобой: относительно мирная деревня или бандитский схрон. Наблюдательность, выдержка и хорошая память — непременные спутники его специальности — обогатили его жизненный опыт сотнями случаев, которыми он с охотой делился с «салабонами» — нами. Были среди них и подходящие к сему сайту.
История первая
Было дело на учениях. Поставили задачу: обнаружить артиллерийские позиции условного противника, вернуться и доложить. По ним, мол, потом вертушки отработают. Идёт мой брат с приятелем, шуткуют, самоволки вспоминают, да кого они в тех самоволках, да как… Идут, идут, и товарищ вдруг говорит: «Стой». Брат ему: «Что такое?» А тот — я, мол, вляпался во что-то. Брат к нему шагает, а под ногой ка-ак чвякнет! В болото попали. Как, откуда тут болото: местность гористая, не бывает такого! Стали выбираться. Идут назад, а болото не кончается, чавкает и чавкает под ногами. Пытаются базу вызвать по рации — помехи одни. А тут ещё и туман упал, и дело к вечеру: темнеет. И тут повезло им: увидел брат два дерева приметных, мимо которых они как раз проходили. Вышли между деревьев, и тут, как звук включили: в небе звук вертолётов, рация не затыкается ни на секунду. Брат с друганом чуть не плачут от счастья, подмогу вызывают, а их по рации матом трёхэтажным: ах вы такие-всякие, трам-тарарам, куда пропали, засранцы этакие, третий день вас ищем, мать вашу! Брат офигел; говорит, тарьщмайор, мы, мол, пять часов назад из части вышли. А тот с юмором попался:
Ну, вы и спать здоровы, — говорит, — отработать придётся!. Так брат и не узнал, где они с другом три часа на трое суток разменяли.
Вторая история
Был в части замполит. Никто его не любил, понятное дело, и все тишком посылали — уж больно строг был, за малейшую провинность вроде нестроевого шага при передвижении от палатки в гальюн мог послать тот самый гальюн чистить. Или перед строем поставить и полчаса чихвостить. Поговаривали в части, что даже удовольствие половое с этого имел, ну, да не суть. Вечер, команда отбой, все уже лежат по койкам, и тут слышит брат голос этого замполита: «Сержант Петренко, вы что в лесу делаете?! Команда отбой была!» Брат прибалдел: замполит звал его! Но он же не в лесу, он здесь, в палатке! Хочет крикнуть, а ему будто горло сдавило — только сопеть и может слегка. Хочет пошевелиться — тоже не может! Ни одна мышца в теле его не слушается! Брат жутко испугался, смотрит перед собой и видит глаза соседа тоже испуганные донельзя. И начинает по-настоящему паниковать, потому что двадцать здоровых мужиков какая-то сила придавила так, что с трудом можно глазами шевелить, паника нарастает, брату плохо уже, и тут он слышит из-за стены свой голос: «Иван Фёдорович, а не пошли бы вы на …».
Брат лежит ни жив ни мёртв: эту фразу он буквально два часа назад дословно пробормотал, когда ему втык за неуставные кроссовки сделали. Из-за стены вопли замполита удаляются: ах, мол, гад, да как смеешь, на гауптвахте сгною… и затихли. А брата не отпускает, держит. Так он и не спал ночь. С утра отпустило. Он с пацанами переговорил, да, говорят, так и было, хотим крикнуть, что ты тут вообще-то, а пошевелиться не можем. Пошли к командиру, доложили. Тот аж подпрыгнул, сразу приказал на поиски замполита выдвигаться… долго не искали, нашли почти сразу. Брат говорил, что проблевались все, даже ветераны: от замполита осталась только кожа, сморщенная, как воздушный шарик сдутый. И огромная крестообразная рана во весь живот…