Для государства она была Инна Ильченко, но вся ролевая тусовка называли её Инанной, в честь шумерской богини любви.
Конечно, она могла назваться и Астартой. Но в таком прозвище было бы слишком много дешёвого сатанизма.
Для этой крупной, рыжей и улыбчивой девушки примерно на четыре-пять лет меня старше всё равно бы не подошёл мрачный готический имидж. Она была из тех, кого каждый посчитает своим другом. И каждый подозревал в ней талант — пускай она не оставила после себя ни картин, ни неоконченных рукописей.
В тот вечер мы собрались на чьей-то даче в Ракитнице. В тёплом деревянном домике с верандой поставили длинный стол. Были на столе и салаты, и селёдочка, и нарезка, и даже окорок по-тамбовски, а среди них — бутылки водки и белого вина, словно небоскрёбы. А ещё Ануар Карагусов настоял, чтобы на столе были хинкали, пельмени, жареная курица, какие-то кулебяки из доставки и ещё что-то горячее. У слишком многих людей желудок плохо переносит холодные закуски.
Мы познакомились, когда были школьниками и ухитрились не потерять друг друга. И вот мы сидели, ели, пили, болтали и отвисали — тот самый подростковый кайф, так редко доступный подросткам.
Мы уже выпили по-второй, когда я не выдержал и толкнул локтём Ануара. Он очень кстати сидел по-соседству.
— М? — осведомился казах, продолжая высасывать мясной сок из хинкаля.
— Слушай, я могу чего-то путать, — я так напрягся, что у меня закружится голова, — Но Инанна же умерла! Помнишь, летом? Таблеток наглоталась и всё. Даже похороны были.
Тем временем Инанна, посмеиваясь, резала для девушек куриную кулебяку.
— Похороны были, — согласился Ануар, — Это меня на них не было. Но ты мне про них писал, это я помню. Она вроде как на Плоске лежит?
— Если можно сказать
лежито человеке, которого кремировали, — процедил я сквозь зубы, — Или о человеке, который как ни в чём ни бывало ест и разговаривает.
— Но мы же как-то здесь собрались, — казах был по-прежнему очень спокоен.
Тогда я повернулся к Вере.
— Слушай, мне глючится, или Инанна умерла?
Вера смутилась и нахмурилась.
— Кажется, умерла, — произнесла она, — Я тоже помню похороны.
— Я думаю, — произнёс я, — все остальные тоже помнят. Мы же почти все были на её похоронах.
— Помню, — подтвердила Вера, — И видишь — опять встретились.
Я оглядел стол. Все продолжали закусывать, как ни в чём ни бывало.
Тогда я перевёл взгляд на Инанну. Она болтала с Улей и над чем-то хихикала. Точно так же, как при жизни... до того самого проклятого лета.
Должен ли я спросить её? Но о чём? Что нас ждёт на той стороне, откуда она вернулась?
Но помнит ли она это? Помнил ли она вообще свою смерть? За столом сейчас спокойно и весело. Никому и в голову не приходит, что в нашем застолье есть хоть что-то необычное.
А мне вот пришло. Но я хоть убей не мог понять, что я должен делать. Поэтому и вёл себя как все.
Ануар взял последний хинкаль и показал мне. Я кивнул — дескать, можешь съесть сам. И именно в этот момент я решился.
Я встал, пошатнулся и зашагал прямо к Инанне.
— Слушай, я хочу кое-что спросить...
Она умолкла и подняла удивленные глаза.
— Скажи, — спросил я, — ты меня любишь?
— Ну, что ты? — заулыбалась она. — Я всех вас люблю, иначе бы не пригласила
— В другом смысле. Ты бы согласилась со мной встречаться?
Почему-то я знал, что она сейчас не в отношениях.
Её брови удивлённо поползли вверх.
— Это вопрос или предложение?
— Только вопрос.
Теперь Инанна нахмурилась
— Надо подумать, — произнесла она, тряхнув роскошными рыжими волосами, — Прямо сейчас я не могу на такое ответить. До завтра подождёшь?
— А где я должен ждать до завтра? — произнёс я и почувствовал, как ком подкатил к моему горлу, — Здесь? В этом месте?
— Ну, да. Я никого не гоню.
Теперь для меня было совершенно ясно, что она тоже всё понимает. Уверен, за столом было немало таких, кто всё понимал, но не подавал виду. Я и сам себя сначала так вёл.
А значит, сейчас у меня единственный шанс получить честный ответ. Настолько честный, какой невозможно получить при жизни.
— Инанна, так не получится, — сказал я, — Не надо смущаться, я ничего тебе не предлагаю. Я просто хочу знать ответ. Хочу знать, как ты ко мне относилась.
— Я же говорю, ты сложные вопросы задаёшь. Тут надо посидеть, подумать.
— Ты же знаешь, — сказал я, — что ни мне, ни кому-то ещё здесь оставаться нельзя. Потому что отсюда не возвращаются
Инанна молча развела руками. Стало ясно, что от неё уже ничего не добьёшься.
И я пошёл обратно на своё место. А когда поравнялся, зашагал дальше, мимо Ануара, догрызавшего последний хинкаль.
Возле калитки, я обернулся и увидел, что Инанна снова говорит с подругами. Она украдкой посмотрела в мою сторону — но ничего не сказала. И я ушёл.
Не помню, как добирался до дома. Это и не важно.
С тех пор прошло несколько лет. Но я так и не смог понять, что всё это значило. Единственно, что получилось заметить — воспоминания выцветают с каждым годом. Я в них всё больше путаюсь. Иногда мне начинает казаться, что это застолье случилось не после, а перед её смертью. Что логично, но невозможно.
Одно утешает — с каждым днём я ближе к тому дню, когда умру и сам. А значит рано или поздно я переступлю последний порог и уйду туда, где сейчас живёт Инанна.
И уже там смогу расспросить её по-настоящему.