Людская жестокость приводит к людской смертности.
Меня зовут Павел. Мне двадцать пять. Я инженер-проектировщик, родом из Мирного, Якутия. Полгода назад я вернулся из Москвы с пустыми руками, разбитой мечтой и дикой тоской. Город-гигант меня не принял. Ни денег, ни друзей, ни даже шанса. Только холод и равнодушие. Поэтому я уехал обратно — туда, где родился. Где хоть кто-то ждал.
Сайнара. Девочка из соседнего подъезда, которую я когда-то игнорировал. Хрупкая, тихая, вечная ученица. Теперь — моя девушка. Или была. Я поселился у неё, устроился на ГОК Алроса, вроде всё пошло. Стабильность. Тепло. Крыша над головой. Но не радовало.
Сайнара мечтала о семье. О детях, вышивках, мирных вечерах. А я — вырваться. Вырасти. Вырваться из этой тихой, но душной северной ловушки. И каждый месяц она становилась всё настойчивей, а я — всё злее.
Ссора началась из-за глупости. Я пришёл с работы, усталый, грязный. Она подала ужин — картошку с олениной, чай. Я спросил:
— Постирала второй комплект спецовки?
— Забыла… Прости, пожалуйста.
И всё. Хлопнуло. Внутри, в голове, в груди. Я сорвался. Выложил ей всё: что она никчемная, скучная, бесполезная, что сидит на месте, ничего не хочет. Я говорил, а она кричала. Тарелка разбилась. Потом в ход пошли слова пострашнее. И я... сказал.
— В Москве у меня была женщина.
Сначала — молчание. Потом — истерика. Она швырнула в меня кружку, врезалась в дверь, вылетела в ночь, крича:
— Клянусь, ты будешь на коленях просить прощения!
А я... как идиот, в ярости, ответил:
— Сама приползёшь!
Я остался один. Побрёл в душ, растерянный, но упрямо уверенный, что ничего страшного. Мол, поспит, вернётся, поговорим. Я лёг. Закрыл глаза.
И тогда это началось.
В комнате стало... тесно. Я чувствовал, как будто кто-то стоит у кровати. Воздух стал вязкий, запах — словно промороженная земля, как из старых склепов. Я вскочил, никого. Только окно было приоткрыто, хотя я точно закрывал. И в стекле — моё отражение... но оно моргнуло, когда я нет.
Я не спал почти всю ночь. Что-то ходило по коридору. Тихо. Слишком тихо. И тени, будто двигались сами. Я трясся.
Утром позвонил телефон. Номер неизвестный.
— Алло, слушаю.
— Добрый день. Вавилкин Павел Егорович?
— Верно. Чем обязан?
— Старший следователь по городу, Толстенко Николай Петрович. Скажите, гражданку Кустукову Сайнару Далановну давно видели?
— Вчера вечером... Откуда её забрать? — я сглотнул, представляя, как она напилась.
— Оттуда вы её не заберёте. Ждём вас на опознании тела. Все обстоятельства — на месте. Заречный, северная сторона Мира.
Сердце упало. Я поехал как в тумане. Всё время казалось, что машина едет в ад, а не в лес.
Следователь ждал у кромки дороги. Мужик лет сорока, с промёрзлым лицом. Мы пошли вглубь, по еле заметной тропе. Он сказал:
— Тело нашли пожарные. Поступил сигнал о дыме. Приехали — ничего. Только она. Висела на берёзе. Шарфом. Сломала шею. Знаете, говорят, душа, покинув тело в гневе, долго не находит выхода. Блуждает.
Я опознал. Это была она. С глазами, полными обиды. С губами, навсегда застывшими в беззвучном проклятии.
Дома я сидел в тишине. Ни телевизора, ни света. Только я и пустота. И снова эта мысль:
«Ты будешь на коленях просить прощения».
Начались странности. Шаги, когда никого нет. Вода в ванной включается сама. Кошки во дворе шипят на моё окно. Пару раз в зеркале я видел не себя, а Сайнару — мёртвую, но улыбающуюся.
И вот — ночь. Лежу, дрожу. И слышу: поворачивается ключ в замке. Стук. Сильный, как в кошмаре. Дверь распахивается. Входят шаги. Я зову:
— Кто там?!
В коридоре появляется она. Сайнара. Волосы свисают, мокрые, пахнет землёй и тлением. Глаза — пустые. Губы — мёртвые. Она идёт ко мне. Молча.
Я падаю на колени.
— Прости! Прости меня! Я был... дурак, мерзавец... прошу... останься, только не убивай!
Я плакал, ползал, цеплялся за её платье. А она молча смотрела. Потом улыбнулась. И я вдруг понял: она не за прощением.
Она — за пищей.
...
Что случилось потом — никто не знает. На следующий день соседи говорили, что слышали крики. Но полиция никого не нашла. Квартира — пуста. А на подоконнике — вырезанная из кожи кукла. С одним глазом. И зубами в два ряда.
Старые якуты шепчут: «Деретник пришёл. Через злость. Через вину. Через боль».
Может, Павел выжил. Может, нет. Но если вы однажды услышите, как ночью кто-то открывает вашу дверь, вспомните: клятвы — не игрушка. И мёртвые, бывает, не прощают.