Аннотация
История об ужасах межзвёздных перелётов. Космическое пространство с его непроглядной тьмой представляет собой подлинную обитель ночных кошмаров. Монстры, живущие в межзвёздном пространстве, непостижимы. Люди-телепаты воспринимают их как драконов; а Партнёры людей — великие кошки-воины Капитан Гав и Леди Май — как гигантских крыс. Свет — погибель этих чудовищ. Выходя за пределы спасительного солнечного света, люди обрекают себя на смерть или безумие. Таким образом, межзвёздные перелёты оборачиваются вечной битвой за выживание.
Ломберный стол
Да это чёрт знает что за профессия — светострелок! Разъярённый Андерхилл закрыл за собой дверь. Что толку носить форму, похожую на военную, если люди не понимают, как нужен твой труд?
Он сел за своё рабочее место, откинул голову на подголовник и по самые брови надвинул шлем.
Он стал ждать, пока аппаратура в шлеме разогреется, и ему опять вспомнилась девушка, которую он только что встретил в коридоре. Она посмотрела сперва на шлем, потом презрительно на него.
«Мяу», — только это она и сказала. Однако его словно ударили хлыстом.
Кто он такой, по её мнению — дурак, бездельник, ничтожество, одетое в форму? Неужели она не знает, что светострелок, поработавший полчаса, потом два месяца валяется на больничной койке?
Шлем разогрелся. Теперь Андерхилл ощущал вокруг космическое пространство и мог легко делить его мысленно на квадраты и кубы. Здесь, в этой пустоте, его подстерегал гложущий страх перед лицом бесконечности, и невыносимая тревога охватывала его каждый раз, как он обнаруживал хотя бы малейший след инертной пыли.
Он расслабился — и опять, как всегда, заявила о себе успокаивающая надёжность Солнца, привычный часовой механизм планет и Луны. Лишь около полутонны пыли ощущал он сейчас в пространстве, да и та была далеко от плоскости эклиптики, в стороне от трасс, по которым двигались люди. Здесь же, внутри Солнечной системы, не с кем было драться, ничто не бросало вызова человеку, не вырывало ни у кого из тела живую душу, обнажая её сочащиеся кровью корни.
В Солнечную систему извне не залетало ничто никогда. Не снимай с себя шлем хоть целую вечность — всё равно ты, пока остаёшься в пределах системы, будешь всего лишь чем-то вроде ясновидца-астронома, будешь чувствовать, что твой разум находится под надёжной защитой пульсирующего, обжигающе жаркого Солнца.
Вошёл Вудли.
— В мире всё по-прежнему, — сказал Андерхилл. — Никаких происшествий. Не удивительно, что наши шлемы придумали и начали сажать нас, светострелков, в корабли только тогда, когда начали переходить в плоскоту и двинулись за пределы системы. А вообще-то не так уж плохо, наверно, жилось в древние времена. Переходить в плоскоту не было надобности. Не нужно было отправляться к звёздам, чтобы заработать себе на жизнь. Не нужно было увёртываться от Крыс, участвовать в Игре. Светострелков не было, потому что в них не было необходимости — правда, Вудли? — Угу, — буркнул тот.
Вудли было двадцать шесть лет, и через год он должен был уйти в отставку. Он уже присмотрел для себя ферму. За спиной у него было десять лет этой трудной работы, и его считали одним из лучших. Он не слишком задумывался о работе, честно, не жалея себя, отдавал вое силы, а в перерывах не вспоминал о ней до тех пор, пока не нужен был снова.
Вудли никогда не добивался расположения Партнёров; может быть, поэтому никто из Партнёров расположения к нему и не испытывал. Некоторые из них прямо-таки терпеть его не могли. Его даже подозревали в том, что временами он плохо думает о Партнёрах, но, поскольку ни один из Партнёров ни разу не придал своей мысленной жалобе необходимую членораздельность, светострелки и Творцы величия человечества не предъявляли к нему претензий.
Андерхилла до сих пор всё не покидало изумление перед собственной профессией. Она постоянно занимала его мысли, и сейчас он с воодушевлением опять говорил об их работе:
— Что происходит с нами в плоскоте, как по-твоему? Это похоже на смерть? Сам ты видел кого-нибудь, из кого вырвана душа?
— Вырванная душа — это не более, чем оборот речи, — ответил Вудли. До сих пор никто ещё познает точно, есть у нас душа или нет. Но кое-что я однажды видел. Видел, что было с Догвудом. Из него вышло что-то странное, мокрое и будто клейкое на вид — и знаешь, что они сделали с Догвудом? Увели наверх, в ту часть больницы, в которую нас с тобой никогда не клали, туда, куда отправляют тех, на кого напал в верходали крысодракон и кто всё-таки остался жив.
Вудли сел, взял в рот то, что древние называли «трубкой», и зажёг в ней нечто, называемое табаком. Довольно-таки противная привычка, но когда Вудли это делал, он выглядел смелым и уверенным.
— Послушай, что я скажу тебе, юноша. Тебе не нужно ни о чём этом тревожиться. Работать светострелком становится всё легче. Лучше становятся Партнёры. Я видел, как они убили двух крысодраконов за какие-нибудь полторы миллисекунды. Пока светострелки работали одни, без Партнёров, всегда была вероятность, что мы не успеем убить крысодракона достаточно быстро и не защитим свой перешедший в плоскоту корабль — ведь меньше чем за четыреста миллисекунд человеческому мозгу здесь не управиться. Партнёры изменили всё. Они опережают крысодраконов. И будут опережать всегда. Знаю — не очень-то легко бывает, когда допускаешь Партнёра к себе в сознание.
— А разве им легко, когда они допускают нас? — сказал Андерхилл.
— О них не беспокойся. Они не люди. Они пусть заботятся о себе сами. Я только знаю, что от неосторожного обращения с Партнёрами нас спятило больше, чем от крысодраконов. А вообще говоря, сам ты много знаешь таких, кто бы пострадал от крысодраконов?
Андерхилл посмотрел на свои пальцы, одни зелёные, а другие лиловые в резком свете, исходящем от включённого шлема, и стал на них считать. Большой палец — «Андромеда», пропавшая без вести со всем экипажем и пассажирами; указательный и средний — «Платформа-43» и «Платформа-56», на которых все до единого мужчины, женщины и дети оказались мёртвыми или безумными, а шлемы светострелков была пережжены. Безымянный, мизинец, большой палец другой руки — первые три военных корабля, чьи экипажи стали жертвами крысодраконов, стали уже тогда, когда люди поняли: откуда-то со дна пространства появляется, чтобы нанести смертельный удар, что-то непредсказуемое и злое.
При переходе в плоскоту ощущение было немного странное. Такое, будто…
Будто ничего особенного не произошло.
Будто тебя совсем-совсем слабо ударило током.
Будто, кусая, ты почувствовал боль в зубе.
Будто перед глазами у тебя вспыхнул очень яркий свет.
И однако за это мгновение сорокатысячетонный корабль, поднимавшийся над Землёй, исчезал, переходя каким-то образом в два измерения, и появлялся вновь в половине светового года или в пятидесяти световых годах от места исчезновения.
Только-только ты сидел в боевом отсеке, шлем включён и работает, и в голове у тебя, как часовой механизм, тикала вместившаяся в неё целиком вся солнечная система. То ли за секунду, то ли за год (он не мог бы сказать, за сколько именно) сквозь тебя пробегает что-то вроде разряда — и вот ты уже в верходали, в леденящих душу пространствах между звёзд, где сами эти звёзды ощущаются, как маленькие бугорки на внутренней стороне сферы твоего телепатического восприятия, а планеты не ощущаются вообще.
И где-то в этих пространствах ждала смерть, отвратительная и страшная, какую человек узнал только тогда, когда осмелился выйти в межзвёздные просторы. Судя по всему, «драконы» боялись света солнц и держались от них подальше.
«Драконы». Так называли их люди. Для обыкновенного человека за этим словом не стояло ничего — ничего, кроме прыжка в плоскоту, смерти, разбившей тебя, как удар молота, или тёмной, надрывной ноты безумия, погасившей свет твоего разума.
Но для телепата это были «драконы».
За долю секунды, истекавшую между осознанием того, что в бездонной чёрной пустоте космоса шевелится что-то враждебное, и всесокрушающим ударом по всему живому внутри корабля, в воображении телепатов возникало нечто напоминающее драконов древних легенд Земли — хищные звери коварней всех хищных зверей, вместе взятых, демоны реальнее демонов, вихри ненависти, голодные и живые, родившиеся из вещества, распылённого между звёзд.
Известно о них стало по возвращении одного чудом уцелевшего корабля: в нём по чистой случайности у телепата, обязанность которого была поддерживать связь с Землёй, оказался наготове источник мощного светового излучения, он направил его на внешне невинные клубы космической пыли — и «дракон», появившийся было в панораме его сознания, рассеялся, превратился в ничто, а остальным людям на корабле, не телепатам, даже в голову не пришло, что они только что были на волосок от гибели.
После этого всё стало просто — почти всё.
В экипаж межзвёздного корабля стали обязательно включать телепатов. Способности их резко возрастали благодаря специальным шлемам-усилителям. Шлем через электронные реле контролировал мощные излучатели света.
Нужен был только свет — и ничего больше.
Свет уничтожал «драконов», позволял кораблям между прыжками от звезды к звезде возвращаться в три измерения.
Вместо ста шансов к одному против человечества теперь стало шестьдесят к сорока в его пользу.
Мало того. Телепатов стали тренировать, развивать их чувствительность, чтобы любой из них мог обнаружить «дракона» меньше чем за миллисекунду.
Но выяснилось, что расстояние в миллион километров «дракон» покрывает меньше чем за две миллисекунды. Ни один человек не успевал за такой промежуток времени включить и направить на «дракона» мощный луч света.
Попробовали одевать корабли в свет.
Такая защита вскоре стала недостаточной.
В то время как люди узнавали повадки «драконов», те в свою очередь узнавали повадки людей. Каким-то образом они тоже научились уплощаться и в таком виде перемещались в пространстве с огромной скоростью.
Теперь, чтобы уничтожить их, был необходим свет, по яркости сравнимый с солнечным. Его могли дать только световые ядерные заряды.
Светострелок метал в «дракона» миниатюрную ядерную бомбу, при взрыве которой несколько граммов изотопа магния целиком превращались в электромагнитное излучение видимой части спектра.
Однако корабли исчезали по-прежнему.
Людям даже не хотелось разыскивать исчезнувшие корабли, потому что они заранее знали, что там увидят. Ужасно было привозить на Землю разом триста мёртвых тел или триста сумасшедших, которых нужно будить, кормить, мыть, укладывать спать, потом будить и кормить снова, и так до конца их дней.
Телепаты пытались заглядывать в головы к тому, кого «драконы» лишили разума, но только гейзеры обжигающего ужаса находили они там, ужаса, бьющего из первооснов личности, из вулканического источника самой жизни.
И тогда на выручку пришли Партнёры.
Вместе Человеку и Партнёру оказалось под силу то, что было не по плечу одному только Человеку. У Человека был разум. У Партнёра была мгновенная реакция.
В своих крохотных, с футбольный мяч величиной и в шесть фунтов весом, кораблях Партнёры неслись рядом с огромными кораблями Человека и вместе с ними переходили в плоскоту.
Корабли-крошки были необычайно быстрыми.
И каждый нёс дюжину световых бомб с напёрсток величиной.
Посредством включаемых движением мысли боевых реле светострелки бросали кораблики с Партнёрами прямо в «драконов».
Что человеческому сознанию представлялось драконом, Партнёру представлялось огромной крысой.
И даже там, в безжалостной пустоте, Партнёр повиновался древнему, как жизнь, инстинкту. Партнёр нападал со скоростью, превосходящей человеческую, нападал снова и снова, пока не погибнет «крыса» или он сам. Почти всегда гибла «крыса».
Как только прыжки от звезды к звезде стали безопасными для кораблей, торговля расцвела, увеличилось население колоний и возрос спрос на Партнёров.
Андерхилл и Вудли принадлежали всего лишь к третьему поколению светострелков, однако им казалось, будто профессия их существовала всегда.
Подключение сознания к космосу при посредстве специального шлема, устойчивая телепатическая связь с Партнёром, подготовка психики к бою, от исхода которого зависит всё, — с такой нагрузкой синапсы человеческого мозга подолгу справляться не могли. После получасового боя Андерхилл нуждался в двух месяцах отдыха. После десяти лет работы Вудли нужно было уходить на пенсию. Оба они были молоды. Оба — из лучших в своём деле. Но физические и психические возможности их были не безграничны. Очень многое зависело от того, какой Партнёр тебе достанется, и от везения.
Тасовка
В комнату вошли Папаша Мунтри и девочка по имени Вест. Они тоже были светострелками. Команда боевого отсека (точнее, та часть её, что состояла из людей) была вся в сборе.
Папаша Мунтри, краснолицый, сорокапятилетний, жил, пока ему не пошёл сороковой год, мирной жизнью фермера. Только тогда, довольно-таки поздно, обнаружились его парапсихические способности, и ему позволили, несмотря на возраст, стать светострелком. Справлялся с работой он хорошо.
Сейчас он смотрел на угрюмого Вудли и погруженного в свои мысли Андерхилла.
— Ну, как, молодые люди? К бою приготовились?
— Папаша всё рвётся в бой, — сказала, засмеявшись, девочка по имени Вест.
Она была ещё совсем маленькая. Смеялась как дети её возраста звонко. Уж про неё-то никак нельзя было подумать, что она в шлеме светострелка снова и снова вступает в жестокое единоборство со смертью.
Андерхилла очень позабавило, когда он однажды увидел, как один из самых медлительных Партнёров уходил счастливый после контакта с сознанием девочки по имени Вест.
Обычно Партнёра мало волновало сознание человека, с которым на время путешествия его соединяла судьба. По-видимому, все Партнёры придерживались того мнения, что сознание человека сложно и невероятно захламлено. Превосходство человеческого разума ни один Партнёр под сомнение не ставил, однако лишь очень немногие Партнёры перед этим превосходством преклонялись.
Партнёры привязывались к людям. Они готовы были драться бок о бок с ними. Готовы были даже умереть за них. Но когда Партнёр привязывался к кому-нибудь так, как, например, Леди Май или Капитан Гав были привязаны к Андерхиллу, к интеллектуальному превосходству последнего это не имело никакого отношения. Всё зависело от сходства темпераментов.
Андерхилл прекрасно знал, что Капитан Гав считает его глупым. Что нравилось в нём Капитану Гаву, так это дружелюбие, бодрость духа и пронизывающая все его подсознательные мыслительные процессы ироническая усмешка, а также радость, с которой он идёт в бой. Зато человеческую речь, историю человечества, абстрактные идеи, науку Капитан Гав отбрасывал как несусветную чушь, что вполне явственно и ощущало сознание Андерхилла.
Вест подняла на него глаза.
— Поспорю, что вы смошенничаете.
— Нет!
Андерхилл почувствовал, как уши его краснеют. Во время своего ученичества он, когда светострелки разыгрывали Партнёров, однажды попытался схитрить, чтобы заполучить себе в пару красивую молодую кошку по имени Мурр, которая ему особенно полюбилась. Так легко было обороняться и нападать вместе с ней, так привязана была она к нему — и он забыл на время, что учили его вовсе не для того, чтобы они с Партнёром приятно проводили время.
Одной попыткой всё и кончилось. Его уличили, и он надолго стал всеобщим посмешищем.
Папаша Мунтри взял пластиковую чашку и встряхнул кости, решавшие, с кем из Партнёров предстоит быть в паре в этом путешествии каждому светострелку. Старший по возрасту, он бросал кости первым.
И тут же скорчил недовольную гримасу. Судьба преподнесла ему старого, вечно голодного жадюгу, внутренний мир которого, казалось, исходит слюной — так переполнен он был образами еды, целых океанов, доверху наполненных несвежей рыбой. Когда-то Папаша Мунтри рассказывал, что, поработав в паре с этим обжорой, он потом несколько недель подряд поглощал невероятные количества рыбьего жира — настолько глубоко вошёл в его сознание телепатический образ рыбы. Но Партнёр этот, столь жадный до еды, был не менее жадным до опасности. На его счету было шестьдесят три убитых крысодракона, больше, чем у любого другого Партнёра на службе в межзвёздных кораблях людей.
Следующей бросала кости маленькая Вест. Ей выпал Капитан Гав. Увидев это, она улыбнулась.
— Как он мне нравится! — сказала она. — Так здорово драться вместе с ним! Он такой пушистый и мягкий у тебя в голове, такой милый!
— Уж куда милее! — буркнул Вудли. — Я ведь тоже бывал с ним в паре. Лукавей его никого на корабле нет.
— Злой человек, — сказала девочка. Сказала констатируя, не упрекая.
Андерхилл посмотрел на неё, и по коже у него пробежали мурашки.
Он не понимал, как это можно сохранять спокойствие, имея дело с Капитаном Гавом. В голове у Капитана лукавства и в самом деле было хоть отбавляй.
Жаль, подумал Андерхилл, что никто, кроме кошек, абсолютно никто на всём белом свете не годится в Партнёры. Кошка, когда войдёшь с ней в телепатический контакт, оказывается как раз то, что надо. Трудности боя ей по плечу, хотя мотивы и желания её, безусловно, мало похожи на человеческие.
Кошка готова с тобой общаться, когда ты телепатически посылаешь ей конкретные образы, но она сразу отгородит от тебя свой внутренний мир и заснёт, если начнёшь читать ей мысленно Шекспира или попытаешься объяснить, что такое пространство.
Как-то не укладывалось в голове, что Партнёры, такие серьёзные и собранные здесь, в космосе — это те самые грациозные зверьки, которых ещё тысячи лет назад люди на Земле держали в своих домах, украшая их присутствием свою жизнь. Андерхилл не раз ловил себя на том, что, увидев самую обыкновенную кошку, забывал, что это не Партнёр, и, как полагается по уставу при встрече с Партнёрами, отдавал ей честь.
Он высыпал кости на стол.
Ему повезло — ему выпала Леди Май.
Такой ясной головы, как у неё, он не встречал ни у какого другого Партнёра. В Леди Май благородная родословная персидской кошки достигла одной из своих высочайших вершин.
Впервые вступив с ней в телепатический контакт, он удивился этой ясности. Он вспомнил вместе с Леди Май время, когда она ещё была котёнком. Вспомнил все её любовные встречи. Увидел её глазами целую галерею светострелков, в паре с которыми она дралась, и хоть и с трудом, но узнал их всех. Увидел себя, несущего радость, весёлого и желанного.
Вудли выпало то, чего он заслуживал, — мрачный, весь в шрамах старый кот, личность куда более бледная, чем Капитан Гав. От животного в нём было больше, чем в других Партнёрах, он был тупой зверюга с самыми низменными наклонностями. Даже телепатические способности не смогли облагородить его. Ещё в молодости половину ушей ему отгрызли соперники.
Он удовлетворял требованиям, предъявляемым к бойцу, и только.
Папаша Мунтри посмотрел на светострелков.
— Ну что ж, теперь каждый идёт за своим Партнёром. А я сообщу, что мы готовы выходить в верходаль.
Расклад
Андерхилл набрал цифры на замке клетки Леди Май. Разбудил её ласково, взял на руки. Она лениво потянулась, выпустила когти, замурлыкала, потом перестала и лизнула ему запястье. Шлемов ни на нём, ни на ней ещё не было, и потому ни он, ни она не знали, что сейчас творится в голове у другого, но судя по тому, как Леди Май топорщила усы и двигала ушами, она была довольна, что оказалась именно его Партнёром.
Он заговорил с нею вслух, хотя знал, что человеческая речь для кошки лишена смысла.
— Как же это не стыдно людям зашвыривать такое милое крошечное существо в холодную пустоту, чтобы оно носилось там и охотилось на крыс, которые больше и страшнее нас всех, взятых вместе? Ведь ты не просилась в этот бой, правда?
В ответ она лизнула его руку, замурлыкала, опять провела по его щеке длинным пушистым хвостом и уставилась на него сверкающими золотыми глазами.
Их взгляды встретились, и несколько мгновений они смотрели друг на друга; он — сидя на корточках, она — стоя на задних лапах, а когтями передних слегка впиваясь в его колено. Никаким словам не преодолеть было бесконечности, лежавшей между глазами человека и глазами кошки, однако достаточно было короткого взгляда, чтобы расстояние это перешагнула любовь.
— Ну, нам пора, — сказал он.
Она послушно вошла в свой маленький шарообразный корабль. Андерхилл надел на неё миниатюрный шлем светострелка и закрепил его удобно и надёжно у неё на затылке. Укрепил на её лапах мягкие подушечки, чтобы, опьянённая битвой, она не нанесла ран самой себе.
— Готова? — спросил он её негромко.
В ответ она, насколько позволяла державшая её теперь сбруя, выгнула спину и тихонько замурлыкала.
Он захлопнул крышку и стал смотреть, как намертво запечатывается кораблик. Теперь на несколько часов Леди Май была запаяна внутри, а потом, когда она исполнит свой долг, электросварщик снимет крышку и освободит её.
Обеими руками он поднял кораблик и вложил в стартовую трубу. Закрыл дверцу трубы, запер её, набрав цифры, а потом сел в своё кресло и надел шлем.
Он снова нажал на тумблер. Он сидел в небольшой каюте, очень небольшой, очень тёплой, остальные три светострелка были тут же, до них можно было дотронуться рукой, и свет ярких ламп в потолке, казалось, давил на его сомкнутые веки.
Когда шлем начал разогреваться, стены как бы растаяли. Те трое, кто был с ним в каюте, утратили очертания и казались теперь кучками тлеющих углей, — это горело, дышало жаром живое сознание.
Когда шлем разогрелся ещё больше, Андерхилл ощутил Землю, ощутил, как уходит из пут её тяготения корабль, ощутил Луну, она была сейчас по ту сторону Земли, ощутил планеты и жаркую, ясную, спасительную щедрость Солнца, не подпускающего «драконов» к родине человечества.
И наконец в его телепатическое сознание вошло всё на многие миллионы миль вокруг. Он ощутил пыль, которую ещё раньше заметил над плоскостью эклиптики. Ощутил — и словно волна тепла и нежности прошла сквозь него, как в него вливается внутренний мир Леди Май. На вкус мир этот был как ароматизированное масло, такой же нежный, чистый и немного острый. Этот мир освобождал от напряжения и взбадривал. Теперь Андерхилл чувствовал, как рада ему Леди Май.
Наконец они снова стали одним целым.
Где-то в закоулке его сознания, закоулке таком же крохотном, как самая малюсенькая игрушка его детства, ещё были каюта и корабль, и Папаша Мунтри там взял микрофон и начал докладывать капитану корабля.
Телепатическое сознание Андерхилла восприняло мысль задолго до того, как слух его уловил формулирующие её слова:
— В боевом отсеке все на местах. К переходу в плоскоту готовы.
Игра
Андерхилла всегда немного раздражало, что Леди Май всё воспринимает раньше его.
Сцепив зубы, он приготовился к мгновенной муке перехода, но узнал от Леди Май о том, что переход уже произошёл, ещё до того, как сотряслись собственные его нервы.
Земля словно упала куда-то далеко-далеко, и прошло несколько миллисекунд, прежде чем он нашёл Солнце в верхнем заднем правом углу своего телепатического сознания.
«Хороший прыжок, — подумал он. — Четыре-пять таких прыжков, и мы на месте назначения».
Леди Май в нескольких сотнях миль от корабля откликнулась: «О тёплый, о щедрый, о великан! О смелый, о добрый, о нежный и огромный Партнёр! О как хорошо, хорошо, тепло, тепло, тепло с тобой вместе драться, с тобой, с тобой…»
Он знал, что это собственное его сознание придаёт словесную форму её смутным, полным огромного расположения к нему мыслям, переводит их на язык понятных ему образов.
Ни его, ни её обмен приветствиями, однако, не поглотил целиком. Андерхилл вгляделся дальше, чем могла увидеть она, — не изменилось ли что-нибудь в пространстве вокруг? Было как-то странно, что ты можешь делать два дела сразу. Когда на нём был шлем светострелка, внутренним зрением он мог оглядывать космос и в то же время ловить праздные мысли Леди Май — например, полную нежности и любви мысль о сыне, у которого золотистая мордочка, а на груди мягкий, невероятно пушистый белый мех.
Всё ещё обегая взглядом космос, он уловил предупреждение от неё: «Прыгаем снова!»
Да, второй прыжок. Звёзды были другие. Солнце осталось позади, немыслимо далеко. Страшно далеко было теперь даже до ближайших к кораблю звёзд. В таких вот местах, в таком вот открытом космосе и появлялись крысодраконы. Андерхилл искал опасность, готовый, едва найдёт, метнуть Леди Май прямо на неё.
Внезапно его пронизал ужас, острый, как боль от перелома руки или ноги. Это Вест только что нашла нечто огромное, длинное, чёрное, заострённое, прожорливое, леденящее душу. И Вест метнула на это Капитана Гава.
Андерхилл попытался сохранить ясную голову. «Берегитесь!» телепатически крикнул он остальным, начиная в то же время перемещать Леди Май.
С какого-то места на поле боя в его сознание ворвалась хищная ярость Капитана Гава — это персидский кот, подлетая к скоплению пыли, угрожавшей кораблю и людям внутри его, бросал световые бомбы.
Хоть и ненамного, но Капитан Гав промахнулся.
Скопление пыли перестало быть похожим на электрического ската и приобрело форму копья.
Длилось всё это меньше трёх миллисекунд.
— К-а-п-и-т-а-н… — медленно начал Папаша Мунтри.
Но Андерхилл уже знал, что он скажет: «Капитан, скорей!», и до того как Папаша Мунтри договорит свою фразу, бой кончится.
Теперь в игру вошла Леди Май.
Вот когда нужна молниеносная реакция Партнёра — она и решает всё. Леди Май реагировала на опасность быстрей, чем он. Огромная крыса, несущаяся прямо на неё, вот что такое была для Леди Май эта опасность.
Световые бомбы Леди Май бросала с недоступной для него точностью.
Он был связан с ней, но угнаться за ней не мог.
Сознание Андерхилла приняло страшную рваную рану, нанесённую столь не похожим на человека врагом. Никто на Земле не знал подобных ран, этой раздирающей, безумной боли, начавшейся с ощущения ожога в пупке. Он почувствовал, что его корчит.
Но ещё ни одна мышца у него не успела дёрнуться, а Леди Май уже нанесла их общему врагу ответный удар.
Через равные расстояния на общем протяжении в сто тысяч миль вспыхнули пять световых ядерных бомб.
Боль исчезла.
Он пережил мгновение страшного в своей свирепости, чисто животного восторга, охватившего Леди Май, когда она приканчивала врага. А потом её разочарование — кошки всегда бывали разочарованы, когда обнаруживали, что враг, казавшийся им огромной крысой, бесследно исчезал в миг своей гибели. И только потом докатилась до него волна страданий, боли и страха, испытанных ею во время боя.
И опять укол боли — при переходе в плоскоту.
Корабль прыгнул снова.
Андерхилла достигла обращённая к нему мысль Вудли: «Не беспокойся ни о чём. Мы с этим старым негодяем вас подменим».
Ещё два укола боли, два новых прыжка.
Когда Андерхилл пришёл в себя, внизу сияли огни космической станции Каледония.
Потребовалось огромное усилие, чтобы ввести сознание в нужный режим, но когда это ему удалось, он, как всегда, точно и бережно вернул кораблик Леди Май назад, в трубу запуска.
Она была полумёртвой от усталости, но он ощущал биение её сердца, её прерывистое дыхание и её благодарность.
Подсчёт
На Каледонии его положили в госпиталь.
Врач говорил с ним приветливо, но твёрдо:
— Крысодракон вас только задел. Случай редчайший, вам необыкновенно повезло. Наука не скоро поймёт, что тут было, слишком быстро всё происходит, но уверен, что продлись соприкосновение хоть на несколько десятых миллисекунды дольше, вам бы не миновать вечной койки. Что за кошка с вами работала?
Андерхилл заговорил, и ему казалось, что произносит слова он страшно медленно. Ведь слова так медлительны и безрадостны рядом с мыслью, ясной, острой, стремительной, из разума в разум! Но обычные люди, такие, как этот врач, понимают только слова.
— Не называйте наших Партнёров кошками, — с трудом проговорил Андерхилл. — Правильно называть их Партнёрами. Они дерутся за нас, и они с нами в паре. Как чувствует себя мой Партнёр?
— Не знаю, — смущённо ответил врач. — Мы это выясним. А пока, дружище, отбросьте от себя все заботы. Помочь вам может только отдых. Вы хорошо спите? Не дать ли вам снотворного?
— Я сплю хорошо, — ответил Андерхилл. — Я только хочу знать, что с Леди Май.
В разговор включилась сестра. Её что-то раздражало.
— А что с людьми на корабле, вы знать не хотите?
— С ними всё в порядке, — сказал Андерхилл. — Это я знал ещё до того, как меня сюда доставили.
Он потянулся, вздохнул и широко улыбнулся им. Напряжение начало покидать врача и сестру, теперь они видели в нём человека, а не больного.
— Я себя чувствую хорошо, — сказал он. — Но когда мне можно будет пойти к Партнёру, вы мне об этом сразу скажите.
И его как громом поразила внезапная мысль. Он резко повернулся к врачу.
— Ведь Леди Май не отправили на корабле дальше? Неужели отправили?
— Выясню сейчас же, — сказал врач. Он дружески сжал плечо Андерхилла и вышел из комнаты.
Сестра сняла салфетку с бокала холодного фруктового сока.
Андерхилл попытался ей улыбнуться. Что-то с этой девушкой было не так. Пожалуй, лучше было бы, если бы она ушла. Сперва говорила с ним приветливо, теперь отдалилась снова. До чего же это докучно быть телепатом! Контакта не получается, а ты всё равно лезешь из кожи, чтобы установить его.
Вдруг она резко повернулась к нему:
— А ну вас, светострелков, с вашими проклятыми кошками!
Уже, громко топая, она выходила в коридор, когда он ворвался в тайники её сознания. Там он увидел себя излучающим сияние героем в замшевой форме светострелка и в шлеме, так похожем на корону древних царей, сверкающую драгоценными камнями. Увидел собственное своё лицо, красивое, мужественное и светлое. И увидел её ненависть.
Она ненавидела Андерхилла. Ненавидела за то, что он (так она считала) богат, горд и непонятен, за то, что он лучше и красивее таких, как она.
Он оторвал от этих тайников чужой души свой внутренний взгляд, но, зарываясь лицом в подушку, успел ещё увидеть образ Леди Май.
«Да, она кошка, — подумал он. — Кошка, не более того!»
Но видел он Леди Май совсем другой, чем её видела медицинская сестра, — быстрой настолько, что это не укладывалось в воображении, проницательной, умной, невероятно грациозной, прекрасной, легко обходящейся без слов и ничего не требующей.
Где женщина, которая могла бы с ней сравниться?
ㅤ
Автор: Кордвейнер Смит