Анон, выслушай меня, пожалуйста. Мне сейчас надо выговориться хоть кому-то, кому-нибудь, пожалуйста, ну хоть кому... Ты, анон, безликий и неизвестный, может быть, выслушаешь меня. Может быть, ты посмеешься надо мной — и так, наверное, даже лучше, аха... хахаха... Какой-то дурачок что-то пишет в Интернете (боже, как страшно, анон, знал бы ты как мне СТРАШНО!)
...может быть, с этим нужно было бы бежать исповедоваться к священнику. Но так ведь я же не верующий, анон... Только тебе и могу исповедоваться.
Это случилось совсем недавно, это случилось буквально вчера, и... И я не знаю, что будет завтра. Доживу ли я до завтра.
Дело в том, что я... Что мы...
Видишь ли, мы четверо... Нет, мы пятеро! Пятеро, бл..ть! Нас было ПЯТЕРО!
Мы пятеро — студенты. Обычный физмат, обычные студенты, учились ни шатко ни валко, гамали в игры, двачевали капчу. Я на втором курсе, они... они... Нет, я вспомню! Вспомню. Серега, он на первом. Андрей, на третьем. Алексей, на втором. Тони, на первом. И Ёжик, конечно. Всеволод Ешинков, для друзей Ёжик, для меня.... для меня Йошики...
С него-то все и началось. Когда мои родители уехали на дачу, Йошики решил завалиться ко мне со всей своей группой. Знал ведь, гандон, что я-то ему не откажу. Что я...
И надо было им всем упиться в хлам, и мне тоже, и начать играть в эту... Эту сраную Игру Джокера!
Ты, может быть, уже слышал про Игру Джокера, анон. Ты, может быть, слышал уже предупреждения о том, что не играть в нее, от скучных глупых моральных паникеров. Я не буду повторять за ними. Я просто рассказываю свою историю, и ты узнаешь, ЧТО это за игра, сам.
А правила ее очень просты — пятеро человек встают крестом, один в центре. Три раза произносят «Джокер, сыграй шутку!». И звонят на свой собственный номер мобильного.
И что дальше? И дальше, как сказал бы любой разумный человек — как сказал бы раньше Я — ровно ничего, глупая игра и глупая шутка.
Вот только все было иначе, анон.
Они все напились, а я уже хотел спать и вырубался у себя на диване. Но они так орали, что мне невольно стало любопытно. Я пошел посмотреть. Пошел посмотреть на них. Посмотреть...
Ну да, посмотреть на Йошики я пошел! Я любил его, черт! Вот такой вот камин-аут, может, теперь ты поймешь, анон, что все серьезно? Смертельно серьезно!
Они... они выключили свет. Завесили окно. Встали в крест. Сказали эту фразу... дурную фразу...
Включили телефоны. Немного света в темноте. Набрали номер.
Повисла тишина. Нездоровая тишина, анон. Это была мертвая тишина, мертвая, как муха висящая на липучке несколько дней. Плохая тишина, совсем плохая. А потом в комнате появилось новое сияние. Оно шло из самого темного угла, и я хотел посмотреть, что там светится, анон, у меня глаза из орбит полезли, но голова поворачивалась медленно-медленно, едва-едва, а когда повернулась, я увидел... чучело. Настоящее чучело, иначе этого козла не назовешь. Кто-то в идиотском костюме шута придворных королей, в колпаке с бубенчиками и идиотском гриме.
А голос! Что это за голос был, когда он заговорил! Как будто чувак старательно изображал приторно-мерзкий голос, знаешь, анон, как в олдовом сериале «Байки из склепа». Эх... да ничего ты не знаешь. Олдовый сериал. У меня странные хоббит.
И вот он «запел» своим голоском — «Приветствую, друзья! Я ваш друг, лучший друг — Джокер! Мы сыграем с вами в игру: вы загадаете свои самые заветные желания! Но если вы не успеете загадать желание за пять секунд, ваши души заберу я, не обессудьте! Это будет не больно... почти! Ийих-хихихихии-хахахахааааа!»
Он засмеялся мерзко, но этот смех словно освободил меня от «паралича сна». Не знаю, почему я стал действовать как стал, анон, но я почему-то не стал дожидаться того, что будет дальше. Я рванул со всех ног!
«Трус», скажешь, да? Рванул и бросил друзей? Я тебе напомню, анон, что там был Йошики. Черта с два я бы его отдал хоть самому черту, не то что уж клоуну в шутовском костюме! Я рванул на кухню! Со всех ног, схватил большую тяжелую БАНКУ, и рванувшись обратно, не разбирая дороги, едва не ломая ноги, обрушил ее на череп клоунскому придурку!
Удар был хорош.
Но я опоздал.
В руках клоуна тихо гасла какая-то стеклянная хреновина, а мои друзья... Все трое моих друзей...
Анон, они пропадали! Нет, они не проПАЛИ, они пропаДАли! Они на глазах серели, теряли цвет (я -не-знаю— как это объяснить...). Я прикасался к ним и чувствовал холод их рук и тел. Я орал им в уши, я пинал их, я... я плакал... Я пытался оживить хотя бы Йошики, разговорить его, напомнить ему... Я целовал его в его жуткие холодные губы.
Но они... они не могли вспомить даже свои имен. «Я... кажется, меня звали... как-то...?» «Я... Сережка... или нет... я хотел, хотел... что я хотел...?» «Бесполезно... да зачем...»
Не знаю, сколько я сидел и плакал на полу. К моему ужасу, я начал чувствовать, что забываю их, забываю своих друзей! Я заорал от страха, и стал повторять как мантру — «Лешка-барабанщик! Йошики, вокалист! ... — гитарист...» (был еще гитарист. Я -не-помню— кто был третий!). В конце концов я сосредоточился только на том, чтобы повторять имя Йошики. «Всеволод Ешинков. Всеволод Ешинков...». Я всерьез думал нацарапать на себе его имя гвоздем! Я был в таком отчаянии. Я...
Я совсем забыл о вырубленном клоуне.
А вот... то, что привело его сюда, обо мне не забыло.
Внезапно из того же угла раздалось презрительное скпетическое хехекание.
Я обернулся и... боже мой. Боже мой. БОЖЕ МОЙ! Вернее, нет. Не боже мой. Совсем НАОБОРОТ.
То, что там стояло, точно не было богом. Но очень может быть, это было чем-то обратным богу. Это был словно какой-то... высокий человек. Черный, темный... ночной человек. Нет, он был не как негр, анон — он был как ночь, и только глаза как очень недобрые звезды. Черт лица на нем не было, и все же, он улыбался. Он улыбался как будто затылком, если бы с этой стороны не были бы его колючие звезды-глаза.
И какая же недобрая была это улыбка! Так мог бы улыбаться сам Ктулху, если бы существовал. Но Ктулху не было, а был... вот этот.
А потом он заговорил. Столько отвращения и насмешки было в его голосе.
«Я бы, конечно, убил тебя на месте. Но ты заинтересовал одно могущественное лицо...» — сказал он. Видя, что я не собираюсь отвечать, а куда более занят тем, чтобы не обосраться от страха (увидишь ТАКОЕ анон — поймешь. А лучше не играй в эту мерзкую игру и не видь!), он продолжил — «Ты показал храбрость при виде опасности. Находчивость в беде. Настойчивость в достижении своего настоящего желания, а не...» — он пошевелил в воздухе пальцами, которые выглядели как маленькие черные щупальца, лоснящиеся и отталкивающие.
«Поэтому вот с тобой я -действительно— сыграю» — и он... он, УЖЕ улыбаясь как Ктулху, вдруг ощерился. Как... как Ктулху-акула какая-то! Я не знаю! Да, смешно, глупо, Ктулху-акула! Вот только было наоборот: анти-смешно. Анти-«боже мой» со своей улыбкой акулы-Ктулху выглядел анти-смешно.
«Может быть, ты выиграешь жизнь своего -друга-. А может быть, послужишь пешкой моего плана. Но скоро жизнь твоя изменится. Искренне надеюсь, что она будет недолгой. И все же, мне нужно передать тебе — от Того, другого — Контракт...»
Он начал подходить ко мне — хотя не двигал ни одним мускулом ноги — и протягивать вперед руку со своими мерзкими пальцами-тентаклями. Мне вдруг стало понятно, что эти пальцы лишь казались тентаклями — это была резиновая перчатка, и стало смешно. Я истерически заржал, как идиот, от мысли, что это перчатка.
И вдруг я понял, что это не перчатка. Эти тентакли лишь кзались перчатками, но это ВСЕ ЕЩЕ ГРЕБАНАЯ КТУЛХИЧЕСКАЯ ХРЕНЬ! Темный чувак, кажется, понял мой ход мысли, и ощерлися еще больше и в тот же миг я ЗАОРАЛ...
В общем, утром родители меня едва откачали, анон. Мне хватило... как этот гад сказал... настойчивости, хладнокровия и выдержки не пропалить, что случилось.
Вот только выяснить о том, что моих друзей больше никто в мире не помнит, но чтобы не попасть еще и в психушку, было непросто. Невинный вопрос, «ахаха, я просто шучу» и «я правда странно себя чувствую сегодня» позволили мне все узнать.
Не было. Не было их никогда. Ни Лешки. Ни Йошики.
Никогда «не было» Йошики.
А я любил его, анон! Нет. Нет, я люблю. Если его «не было», то чья это зажигалка прямо сейчас у меня в руке? Нет, он есть. И они тоже все есть. Я еще не готов сдаваться.
Но это страшно. Это все реально страшно.
Потому что я помню фразу черного чувака — «Игра Только Началась...». И я до дрожи боюсь входить в ТУ комнату.
Для всего мира их нет. Я спасу их. Обязательно верну, не знаю как. Но в комнату я не пойду.
Своими страшными белками там все еще смотрят на меня видимые лишь только мне их полупрозрачные тени...