Есть у меня на родине легенда о чудных существах. Зовут их по-простому — Ивняками.
Именно они за порядком в городке нашем следят. Каждый шаг, каждое слово, каждая капелька крови пролитой — первыми обо всем этом узнают Ивняки. И всякий, кому не посчастливится их разгневать, пропадает без следа.
Так что когда я наконец понял, что же натворил, было уже слишком поздно. Вышли за мной Ивняки.
Захлопываться она не хотела. Вот как бы я ее ни уговаривал, что бы я ни делал, все продолжала визжать. Наматывала круги по дому и кричала на меня. Говорила, что теперь-то все поняла, что я, такой-то скот, все это время изменял ей. Ныла и спрашивала, с кем, а я ей отвечал, что она головой двинулась (наверное, стоило уже новое оправдание придумать). Довольно скоро голос ее мне уже совсем стал невыносим. Из комнаты в комнату она шлялась за мной как неприкаянная, пока наконец не лопнуло мое терпение.
Случилось это на кухне. Я схватил первый попавшийся под руку нож и в горло ей воткнул. Негодование и злобу на ее лице сменили шок и отчаяние. На блузку алый сок хлынул. Упала на колени, стала ползать по полу и царапать плитку ногтями, а из горла у нее булькало. А я от этого только сильнее взбесился, хватанул с плиты горячую железную сковороду, размахнулся и прямо по голове ей. За ударом — хлюпающий хруст. Тут по-хорошему уже все стало ясно и можно было бы и не продолжать, но я остановиться уже не мог.
Не помню, сколько раз я ее ударил, но крови на мне в конце концов оказалось немерено. Жидкость все текла и текла, а остаткам ее головы развалиться на части лишь уцелевшие кусочки кости не давали. Я отбросил сковороду, и та упала на пол с громким лязгом. Вот бы я после этого ощутил сожаление — знал бы тогда, что хоть что-то человеческое во мне осталось. Но нет. Просто рад был, что наконец избавился от бабы. Кряхтя, поднял ее тело себе на плечо. Голова ее свисала, и мертвые глаза будто осуждающе смотрели мне в лицо. А я лишь усмехнулся. Выйдя на улицу, я бросил кучу израненного мяса на землю и пошел за лопатой. Тогда-то я и понял, что на меня смотрят.
Из леса стал шепот доноситься. В уголках глаз замелькала парочка силуэтов, точно они за каждым моим движением пристально следили. Каждый раз, когда я оборачивался, то натыкался взглядом лишь на кривые деревья. Но я-то все равно знал, что там стояли Ивняки. Закапывать ее я закончил только к закату. Потом обливался, и пятна крови на моей одежде распухли и оранжеватые стали. Снова бросил взгляд на лес — теперь они уже выглядывали из-за деревьев. Костлявые тела с корявыми вытянутыми лицами и зенками пустыми. Конечно, лица эти я видел только наполовину (ведь не очень-то они и спешили выходить из-за своих любимых деревьев), но то, что Ивняки были рядом, стало ясно как день. Все наблюдали и что-то шептали...
— На что уставились, выродки? Вы сами ее слышали! Что мне еще было делать? — крикнул я.
Не знаю, ожидал ли я от них ответа тогда, но они так и продолжили молча из-за стволов пялиться. Я сплюнул на землю и отбросил лопату. Понимал же: наступит ночь и они за мной придут. Но без боя я отдаваться не собирался. Ускользнул обратно в дом и стал готовиться. Двери я забаррикадировал креслами и шкафами, все окна кое-как забил досками. Когда солнце окончательно скрылось за горизонтом, у меня засосало под ложечкой. Может, нервы просто? Страх свой осознавать было мерзко. В любой момент весь мог покрыться ледяным потом. Я зарядил дробовик и за виски потянулся. Через силу сделал глоток, еще один, а потом со злости разбил бутылку о стену.
Одну дверь я закрывать не стал — черный ход, он как раз выходил на лес. Перед той дверью я поставил стул и сел, уместив дробовик на коленях. А они все пялились на меня. Ивняки. В гляделки мне с ними удавалось играть три дня, но со временем усталость стала брать свое. Я начал клевать носом, хоть и упорно пытался не закрывать глаза. На какой-то миг я даже как дурак решил подпереть голову дробовиком, чтоб не падала. Тут, к счастью, я довольно быстро пришел в себя и обратно голову поднял. Не хватало еще застрелиться случайно. Хотя так-то, зная, что меня ожидало, может, и стоило.
Кое-как ото сна я удержаться все-таки смог. Пронесся еще один день, и, не успел я опомниться, как уже вновь царила ночь. А они все стояли за деревьями. Тут в голову мне мысль пришла: ведь если я всего на секундочку глаза закрою, то, пока Ивняки будут до меня добираться, все равно успею их открыть и пристрелить парочку. Я улыбнулся и решил, что мысль умная... В общем, когда просыпаешься, так и не скажешь, сколько спал. Может, пару секунд, а может, несколько дней. Распахнул я глаза и обнаружил, что все еще сижу с дробовиком на коленях, но Ивняков за деревьями уже нет. Как дошло, так аж свалился со стула. Взбесился, вскочил, выставил дробовик вперед и отошел от дома на пару шагов. Дышать было тяжело, руки жутко тряслись и нормально ствол держать не получалось.
На заднем дворе Ивняков не было. Это меня чуть успокоило, и я решил вернуться на наблюдательный пункт свой. Но стоило мне на дом взглянуть, как я остановился как вкопанный. Слезы на глаза навернулись. В горле словно набух комок. Они все стояли и пялились: кто из-за дверного проема, кто из-за углов дома. От вида их кривых рож и сучковатых рук у меня аж кровь заледенела. Тут уж явно что-то делать надо было. Поднял я дробовик и выстрелил. Снес часть рамы, но ни в кого из них не попал. Открыл замок, потянулся исступленно в карман за патронами, перезарядил ружье и снова вскинул.
А Ивняки от меня глаз не отрывали. На этот раз я аккуратно прицелился и вновь пальнул. Выстрел опять попал в раму, но уже ближе к одному из них. C третьим выстрелом я замешкался, и надо мной тут же выросла огромная тень. Я поднял взгляд и увидел, что Ивняки-то уже стоят рядом. Заорал и сдуру прислонил к дулу большой палец, так его и не стало. Сознание из головы вышибло, на землю упал.
Проснулся замерзая. Меня куда-то тащили. Я медленно открыл глаза и осмотрелся, и во мне сразу екнуло что-то. Вокруг кромешная темнота царила. Думалось, оказался в самом сердце леса. Рана на месте большого пальца разбухла и почернела, а рука от нее отнялась. Лодыжки тоже почему-то жгла боль невыносимая. Перевел я взгляд и понял, что их сломали, а меня за ноги теперь тащили. Тут принялся я надрывать связки и отчаянно, изо всех сил на помощь звать.
Но от этого только больше Ивняков повылезало. И все так и пялились и пялились на меня, выглядывая из-за ив. А ивы странные: стволы маленькие, будто резиновые, и стояли на таких красных влажных участках. А меня тащили куда-то, где сухо и шероховато было. Я поднял взгляд на полог леса и понял, что воздержался бы лучше. С высоких веток свисали трупы, кожа вся содрана. Из тел щедро сочилась кровь, питая покрытые плотью деревья внизу. Поглотила тьма мои крики, и осипшее горло окончательно выдохлось. Где-то в получившейся тишине услышал я слабый стон.
Стал я осматриваться в поисках стонущего, решив, что какому-то уроду не повезло так же, как и мне. И только когда снова глянул вверх, с ужасом осознал, что с веток не трупы свисали, а люди живые. Значит, с меня тоже скоро должны были кожу содрать и обречь мое израненное тело остаток дней питать ивы голодные. Тут-то я и понял, что оставалось лишь принять судьбу свою. Поймали меня Ивняки.
Перевод: РаК