Меня зовут Джон. То есть, настоящее моё имя, конечно, другое, но я не буду его здесь называть — сами потом поймёте, почему. Я долго не решался написать об этом и рассказать эту историю, но чувствую, что обязан. Чувствую, что пора, что люди должны знать правду. А ещё надеюсь, что хотя бы так смогу избавиться от кошмаров и ужасов той ночи, которые преследуют меня до сих пор.
Помните ту историю в августе, около года назад, когда полицейские обнаружили тела трёх фриков — сейчас их зовут готами — в черте города на старом заброшенном кладбище, но не смогли найти убийцу и даже толком выяснить, от чего они умерли? Все газеты ещё трубили об этом случае, даже репортаж был в местных новостях. Так вот, я знаю, кто их убил, и как. Потому что я тоже там был.
ㅤ
Это был обычный летний вечер 1983-го, а мне только стукнуло семь.
Гулять тогда можно было допоздна — в школе каникулы и никаких тебе уроков и ранних подъемов по утрам, чтобы успеть позавтракать и бежать на автобус. Но было уже темно и слишком поздно, мои друзья разошлись по домам, а вот мне возвращаться не хотелось. Этому есть причина — мой отец, который без продыху пьёт с утра до ночи (всё-таки псевдоним даёт массу преимуществ — под настоящим именем я бы ни за что об этом не написал, и дело не только в социальных службах). Нет, он, конечно, не плохой, и не бьёт меня, как можно было бы подумать (хотя вместо этого он вообще как будто меня просто не замечает, словно меня нет, и это, наверное, даже хуже, чем если бы бил), да и в целом я всё понимаю — мне тоже не хватает нашей мамы. Но, тем не менее, тогда мне не хотелось идти домой, чтобы снова смотреть на его беспробудное пьянство и на него самого — вечно угрюмого, унылого, жалкого и разобиженного на весь мир. Что это вообще за дом, где тебе твой родной отец даже не скажет «привет» и не спросит, как у тебя дела или, например, как там сегодня был Джеффрис на защите? Вот то-то же.
Город наш — Джефферсон-Сити — сам по себе спокойный и тихий, так что я не боялся разгуливать в такую темень в одиночку, да и не собирался же я гулять до самого утра — не дай бог ещё отец спохватится, позвонит в полицию и поднимет всех на уши, лишь бы только меня нашли. Хотя... может, мне бы этого хотелось. Ладно.
Единственные, кого я боялся в это время суток — это те самые готы, как тараканы наводняющие улицы с наступлением темноты; в своих чёрных одеждах с побрякушками, шипами, черепами и крестами, со своими мертвенно-бледными лицами, проколотыми ушами, с глазами и губами, подведенными черной тушью, волосами, выкрашенными в самые разные цвета (интересно, как они вообще это делают?) и такими причёсками, как будто у них на голове что-то взорвалось. Но пугали они меня только своей странностью. Они были не такими, как все. Было в них даже что-то зловещее. А в остальном они не опасны — в большинстве это подростки из старших классов, их и у нас в школе таких полно, и их никто не любит, да ещё и постоянно над ними издеваются. Оно и немудрено — только настоящие придурки будут читать дешёвые книжки про вампиров и смотреть чёрно-белые фильмы 30-х годов. Мне их наоборот жалко — какой тут страх? Послушайте музыку, которую они слушают — это же ужас. Все эти группы типа The Cure, Bauhaus, Siouxsie And The Bansheens, состоящие из таких же фриков, как и они сами (оттого они и пытаются на них походить), поющие песни, которые вгоняют меня в такую тоску и уныние, что я становлюсь похож на своего отца, а это я ненавижу больше всего. Людям, которые слушают такую музыку, нужна помощь. А людям, которые её создают — особенно.
Может, когда-то они и образумятся, пойдут на работу, заведут детей и будут копить на дом и машину, как все нормальные люди, но пока мне действительно их жаль.
...Я сидел на возвышенности, на самой вершине кургана — это такие искусственные природные сооружения по типу холмов или срезанных пирамид, которые в наших краях остались ещё со времён древних индейцев — и наблюдал за всем раскинувшимся внизу городом. На жёлтые с черными шашечками такси, мчащиеся куда-то мимо неоновых вывесок и освещенных изнутри залов ресторанов, на людей, слоняющихся по тротуарам мимо дождевых луж, переполненных мусорных баков, гонимых ветром обрывков газет и газовых испарений, поднимающихся из канализации; на крыши домов, на водонапорные башни, соседствующие с телевизионными антеннами, на фонари, на стеклянные громады делового центра. Видел всё это, всю нашу жизнь, как будто со стороны, под другим углом. Словно всё это время был лишь одним из тысяч штрихов на картине, а сейчас вдруг оказался на месте её оценщика. И, честно говоря, много я бы за неё не дал.
Да и долго ею любоваться мне не позволили — откуда-то издали вдруг донёсся шум быстро приближающегося двигателя автомобиля, а обернувшись, я увидел белый фургон — трехсот пятидесятый «Форд», как у телевизионщиков — медленно взбиравшийся вверх по склону в противоположной от меня стороне. Вот тут мне уже стало не по себе. Кто вообще в такое время ездит в такие места на машине? Тем более, что на вершине кургана находилось то самое заброшенное кладбище.
По идее, согласно всякому здравому смыслу, мне сразу же следовало бежать оттуда со всех ног, но я лишь пригнувшись, укрылся за пригорком, рядом с которым рос раскидистый вяз, так, чтобы меня не было видно, но я мог видеть происходящее. Кругом было темным-темно и глухо, как в здешних захоронениях, но даже не считая света фар, благодаря белой раскраске фургон бы заметил и незрячий. Ну, наверное.
Когда он остановился на краю кладбища, рядом с полуразрушенным склепом, и дверь салона отъехала в сторону, я был уже достаточно напуган и трясся от мелкой дрожи по всему телу, но вместе с тем мне было слишком интересно, кем окажутся эти люди и что произойдет дальше.
Хотите смейтесь, хотите нет, но этими людьми оказались четверо готов. Выглядела эта четвёрка, как и все остальные их соплеменники — сапоги на высокой подошве, черные штаны из какого-то материала, похожего на черный полиэтилен, жилетки, безрукавки, кожаные куртки, одежда в сетку, дешевые украшения, цепи, амулеты, ошейники, браслеты и прочая нездоровая дребедень, макияж, тушь, пирсинг, накрашенные лаком ногти и причёски, из-за которых отличить девчонку от парня было тем ещё испытанием. Некоторые различия между ними, конечно, были. Лидер и вожак был выше остальных, лицо — каким-то дерзким, хищным, как у затаившегося зверя, с чётко обозначенными скулами и растрепанными в разные стороны волосами молочно-белого цвета — про себя я назвал его Белый Король и решил, что он, наверняка, псих. Вторая, судя по всему, являлась его девушкой, и выглядела под стать ему, с той разницей, что лицо у неё, апатичное и не выражающее ничего, кроме вселенской скуки, было покрыто чем-то вроде белого грима, а волосы были красными и похожими на облака из сладкой ваты — у нас так в школе один парень деревья рисует. Теперь она была Красной Королевой. За ними следовал Черный Рыцарь — низкий, худой, если не сказать тощий, парень с каким-то напряжённым лицом, словно ему всё это не нравилось, и слезавшей на лоб челкой. А замыкала группу Герцогиня — самая младшая из них, лет тринадцати,насколько я мог судить, маленькая ростом и похожая на пушинку, с большими глазами, печальным, будто познавшим все горести мира, лицом, и одетая в короткую юбку. Она мне понравилась больше всех. То есть, была единственной, кто мне вообще из них понравился.
Конечно, из газет вы уже знаете, что, как оказалось, они были нашей местной группой — «Фоур Эвер» — но я тогда этого не знал — для меня они были просто кучкой ненормальных. И, уж конечно, когда увидел их, то подумал, что бояться тут нечего. А потом понял, что зря.
Боковую дверь салона они оставили открытой и я слышал, как оттуда негромко доносилась странная, размеренная и жуткая музыка — такую раньше играли на волынках на средневековых пирах где-нибудь в Ирландии или, стуча в бубен, танцевали шаманы, призывая своих богов (в общем, это было что-то среднее между тем и другим) — а в самой песне пелось про какого-то Короля Вулкана (напомню, мне всего семь, так что, может, хоть вы поймёте). Время близилось к полуночи, но небо и так уж было черным, как крышка закрывшегося гроба, а вечер — безлунным и беззвездным, темнее, чем обычно, но из-за фар машины, будто лучи прожекторов проливавших свет на вершину холма, мне всё было отчётливо видно. Вся их компания прибыла сюда с какой-то целью и было очень похоже, что они к чему-то готовятся. До меня даже долетали обрывки их разговора, приглушенные музыкой.
— Ты точно уверен, что всё получится? — неуверенно спросил Рыцарь Короля.
Подойдя к нему, положа руку ему на плечо и возвышаясь, как бог над букашкой, тот сказал негромко и вкрадчиво:
— Нет. Я знаю, что всё получится. Потому что я верю. Нет ничего сильнее в этом мире, чем вера, дружище. Люди придумали богов и чудовищ, но жизнь в них вдохнула именно вера. Если ты веришь во что-то, тогда тебе под силу всё.
— ...Так значит, всех богов придумали люди?
— Всех.
— Кроме одного, — перебивая, холодно добавила Королева. Ощущение было, будто заговорил ледник.
Герцогиня, как я понял, была самой младшей и от того не имела права голоса — ей по титулу было не положено. Ну, или просто предпочитала помалкивать.
Трое из них, тем временем, принялись собирать сваленные тут и там промеж полуразрушенных каменных плит ветки, хворост, дрова, брёвна и всё, из чего можно было разжечь костёр, ведь именно это они и намеревались сделать. И костёр немаленький — явно не для посиделок под гитару — потому что собирали они его около получаса. Герцогиня тоже не стояла без дела, но её дело было ещё страннее, чем она сама — она принялась руками рыть длинные, но узкие желобы, ведущие к основанию будущего костра, а затем обводить их мелом, наверное, чтобы не потерять из виду. Их было ровно четыре, и вместе они образовывали что-то вроде перекрестка или знака плюс, по одному на каждого члена четвёрки.
За то время успело похолодать, а с юга стал задувать ветер. К тому времени, как они наконец закончили приготовления, я успел замёрзнуть и пытался отогреть немеющие пальцы своим дыханием — мне даже отчего-то пришла в голову мрачная шутка про то, что сейчас хотя бы согреюсь — а у них получилась внушительная конструкция из деревянных материалов, похожая на пирамиду. На таких когда-то ведьм сжигали, я про это по «Дискавери» смотрел.
А затем, вытащив из кармана зажигалку, Король её поджёг. Не сразу, ибо ветер гасил пламя, словно предостерегая от чего-то, но парень стоял на своём и, стоило огню лизнуть дерево, как вся эта громада вмиг запылала ярким пламенем, жар которого доносился даже до меня, от чего на лбу у меня выступили бисеринки пота. Король с Королевой преобразились — первый весело хохотал, глядя на своё детище, вторая же...вторая просто удовлетворённо улыбалась уголками рта, а в глазах её горел огонь, но даже такое проявление хоть каких-то эмоций было лучше, чем абсолютное безразличие, из-за которого прежде она мне напоминала мне зомби. Герцогиня смотрела завороженно, как полоумный ребенок, увидавший воздушного змея, и только Рыцарь оставался таким же мрачным и напряжённым.
Пока трещал костёр, мне даже пришла в голову мысль: а что если они действительно ненормальные и сбежали из психушки? Уж очень было похоже. Повторюсь, я тогда не знал, что они из местной группы. Да и никто бы не узнал, если бы не этот случай.
Яркое пламя от их громадного костра осветило всю вершину холма и мне пришлось пригнуться ещё ниже — иначе точно бы заметили. Король что-то крикнул Герцогине приказным тоном, но что именно — я не расслышал. Та мигом метнулась к фургону и на какое-то время исчезла внутри, а вернулась уже, держа в руках увесистую и старую черную книгу с желтыми и сырыми страницами в твердом переплете — на вид, древнее, чем в любой школьной библиотеке. На ходу она передала её в руки Королю, затем вернулась на своё место, встав там, где начинался «её» желоб, прямо напротив Королевы, которую вообще с трудом могла видеть из-за разделявшей их стены полыхающего пламени.
Когда до меня наконец начало доходить, что здесь происходит, меня чуть не расперло от смеха и мне стоило больших усилий, чтобы не засмеяться во весь голос. И это меня ещё называют глупым и недоразвитым мелюзгой! Вот кто настоящие кретины — люди, которым в таком возрасте хватает ума верить в демонов и магию. Если бог и есть, то я буду молиться, чтобы не стать таким.
Но в ту ночь не я один решил помолиться (и — забегая вперёд — сейчас я даже не уверен, что бог у нас был разный). Открыв книгу где-то на середине и по-прежнему борясь с ветром, раздраженный Король принялся искать нужное место, помогая себе пальцем — ну прямо, как мои одноклассники на уроках литературы.
— К тебе взываю, о, Всевышний! — воскликнул он вдруг так громко, что я невольно прыснул со смеху. — Узри слуг твоих покорных и приди на зов внемлющих тебе, владыка всех владык, покуда есть на земле этой те, кто тебе по-прежнему верны!
Я уже чуть было не захохотал во всю силу, как внезапный и сильный порыв ветра с шумом всколыхнул листву и костёр, разметав по воздуху многочисленные угольки вместе с остатками моей улыбки и задора. И я совру, если скажу, что вместе с ветром меня не окатила еще и волна ледяного, как холодное молоко, страха. Не верьте в совпадения, если хотите — я и сам такой — но вас там не было в ту ночь.
Что до четвёрки — Рыцарь напрягся ещё больше, у Герцогини было примерно то же выражение лица, что и у меня, Королева даже не поежилась, а Король смущённо продолжал дрогнувшим голосом — он, похоже, и сам не рассчитывал, что эта забава принесёт какие-то плоды, но теперь отступать было поздно.
— Услышь нас, владыка, и даруй нам силу твою, чтобы смогли мы обрести то величие и ту славу, о которых грезим, ведь сами мы смертны, ничтожны и слабы! Взамен же мы вверяем судьбу свою в твои руки и клянёмся служить тебе до конца своих дней, пока не призовешь ты нас к ногам своим подле трона твоего в час последнего рассвета! Теперь же...да где ж это, чёрт...а, вот. Кхм! Теперь же, в знак скрепления нашего договора, позволь и нам принести тебе наш скромный дар!
Хотите знать, что это был за дар? А вот я уже не хотел, но когда Король, разгоряченный силой собственных слов, вытащил из-за пояса покрытый неясными письменами и отливающий серебряной сталью в свете сполохов огня, кинжал, я увидел, как затем он оголил своё запястье и медленно провёл по нему заострённым лезвием. Если бы не кровь, обильными струйками покатившаяся вниз по всей длине его вытянутой руки, начиная от локтя, я бы даже не понял, что произошло.
— В вечной службе и верности — клянусь! — с надрывом высокопарно воскликнул он, раскинув руку над ближайшим к нему проделанным в земле отверстием и следя за тем, чтобы кровь из раны стекала ровно в желоб, как вода из крана в раковину, а из раковины затем — в канализационную трубу.
Меня вырвало от этого зрелища. Можете тоже считать это моим даром их богу.
Следом за Королем поочередно ту же процедуру проделали и все остальные, но больше всего времени ушло у Герцогини — ко мне она стояла спиной, но я почти чувствовал её страх и нерешительность, и готов был поклясться, что до этого она считала всё происходящее невинной игрой, в которой участвовала, чтобы чувствовать себя круче и старше среди тех, кто, как ей кажется, круче и старше — я и сам этим грешу — но когда вдруг дошло до дела, поняла, что не готова. Хотя бы потому что она очень долго тянула.
Может, она бы даже не стала этого делать и всё закончилось бы иначе, но Король и Королева так злобно и выжидающе смотрели на беднягу, что у неё не осталось выбора. Я почти уверен, что слышал тогда её сдавленные рыдания, несмотря на расстояние и шум от костра, особенно когда хныкающим и жалобным голосом она повторила клятву, произнесенную Королем, а кровь теперь заструилась и по её дрожащей руке, стекая вниз, в вырытый специально для этого сток.
Шутки в прошлом — теперь мне было страшно и больно.
С Рыцарем вышло проще и быстрее — он, конечно, колебался, и вряд ли тоже был рад здесь находиться, но, в отличие, от Герцогини, им двигало что-то большее, желание обрести ту самую славу и величие, и это роднило его с Королем и Королевой. Та, в свою очередь, когда подошёл её черед, раздражительно и нетерпеливо практически вырвала клинок из его рук, без колебаний резанув себя по запястью, так, словно делает это каждый день. У меня так мама раньше бекон нарезала на завтрак — не успел глазом моргнуть и уже готово.
— В вечной службе и верности — клянусь! — услышал я, пока меня опять рвало остатками ужина на землю моих предков, а желудок будто выворачивался наизнанку.
Завершив ритуал, четвёрка застыла в немом и торжественном ожидании, глядя в землю. А по земле, тем временем — если вы ещё не поняли — к основанию костра с четырех сторон медленно стекались ручейки свежей человеческой крови. Сам же костёр стремительно угасал. Поначалу я был уверен, что ничего не произойдёт. Я не верил в это — верили другие. Сейчас я просто надеялся, что ничего не произойдёт.
Ровно до того момента, как кровь не добралась до основания конструкции и огонь вдруг, словно голодный зверь, получивший ломоть мяса, не взвился до высоты многоэтажного дома, заставив Короля и всю его свиту отпрянуть в первобытном страхе. Теперь мы все, и я вместе с ними, во все глаза просто смотрели на гигантский столб адского пламени, равных которому ещё не видел мир, и казалось, он даже простирается до самого неба. Глаза у меня лезли из орбит, а ртом я зажимал рот, чтобы не закричать. А ещё, не уверен, но я вроде бы даже успел увидеть у основания костра, в самом его очаге, в золотисто-алых переливах, нечто, похожее на сотканное прямо из пламени лицо — лишённое человеческих черт, искаженное в жуткой гримасе гнева и ненависти, с черными бездонными провалами в тех местах, где должны были бы быть рот и глаза.
Длилось это не дольше нескольких секунд, а затем ещё один пронизывающий порыв ветра, больше похожий на небольшой ураган, в один миг погасил этот огромный костёр, попутно едва не повалив несколько деревьев. Словно озлобленный на весь свет великан задул свечу на праздничном торте. Холм вновь погрузился во тьму и всё стало, как прежде, до этого ритуала, за исключением меня, Белого Короля и моего города. Правда, этого пока никто из нас не знал.
Четвёрка приходила в себя, ошалело, как после контузии, вставала на ноги и пыталась понять, что произошло, потому что — готов поспорить — о таком в их книжке написано не было. Одна только Герцогиня, прижимавшая к ране подорожник в надежде остановить кровь, понимала больше остальных, хоть и не понимала ничего, но понимать тут было и нечего: просто трое ненормальных, заигравшись во взрослых и крутых,связались с чем-то потусторонним и зайдя дальше, чем стоило, призвали это что-то в наш мир. Я говорю «трое», потому что мы с Герцогиней были единственными нормальными людьми на том холме.
— И что теперь? — вновь нахмурив брови и ища поддержки, спросил Рыцарь. — Что-то нихрена я не чувствую обещанной силы. Мы скрепили чёртов договор, мы поклялись служить ему всю свою жизнь, а взамен...а что взамен, Райли? А? Про это в твоей книге что-нибудь есть? Посмотри внимательнее, может, там где-то рядом с условиями сделки есть отдельный пунктик маленьким шрифтом, ну, знаешь, как в банке, когда ссуду оформляешь. Что же, выходит, брехня всё это?
— Разумеется, нет! — рявкнул Король. — Чего ты вообще ждал? Думаешь, пройдёт пять минут и наши песни будут тут же крутить по каждой долбаной радиостанции в режиме нон-стоп? Думаешь, тебе тут же позвонят с «Атлантик Рекордс» и предложат пятилетний контракт или «Вэнити Фэйр» выложат на стол парочку-другую миллионов за интервью с тобой, а сраная Вивьен Вествуд бросит все дела и станет шить костюмы с твоего прикида для своей осенней коллекции? А? Этого ты ждал? Это не так работает.
— А как это работает? И работает ли вообще?
Король склонил в голову и как-то странно засмеялся — тихо, как будто внутрь себя. Как заведённая игрушка. Затем поднял с земли чёрный фолиант и зачем-то постучал ладонью по твёрдой обложке, мягко, с любовью, как если бы похлопал по спине верного коня.
— Ты никогда не думал, почему эта книга считается запретной? — заговорил он, даже не глядя на Рыцаря, притом как-то отстраненно и необычайно спокойно. — Почему во всём мире остался один лишь единственный экземпляр и зачем даже его прятать так далеко, в такое место, где его никто не смог бы найти, если бы только не знал, где искать? Сделка с дьяволом? Да ладно. Люди продают душу испокон веков, но церкви всегда было на это насрать. Те же шлюхи, только товар другой да клиент побогаче. Не-ет. Речь даже не о дьяволе; по сравнению с созданием, которому мы поклялись служить, он просто малолетний бойскаут, пытающийся втюхать тебе печенье на пороге твоего же дома. Эту книгу берегли и скрывали так рьяно по другой причине: чтобы у каких-нибудь кретинов однажды не хватило ума призвать это создание в наш мир, ведь оно-то только этого и ждёт. Или ты думал мы первые, кто пытался? Тоже нет. Попыток было много, итог всегда был один. Потому что сделки, договора — это всё для честных; понятия, о которых древняя сила, явившаяся нам, и слыхом не слыхивала. Да и кому ты станешь жаловаться, если одна из сторон нарушит условия договора? Подашь иск? Наймешь адвоката? Хотел бы я посмотреть на это заседание. Без свидетелей. И истца.
— И кто же в нашем случае эта сторона? — осторожно спросил Рыцарь, напрягшись ещё больше. Думаю, уже тогда у него было смутное и неприятное предчувствие того, что поезд свернул с намеченного курса и во весь опор мчится куда-то не туда.
— Можно я пойду домой?.. — тоненьким, дрожащим голоском вдруг робко выдавила Герцогиня, прервав их спор. Не уверен, но, кажется, я даже видел в темноте, как на глазах у неё блестели слёзы.
Король склонил голову набок и, странно улыбаясь, словно с витрины зоомагазина изучал диковинную букашку, подошёл к Королеве и обнял её за талию.
— Слыхала? Наша малышка хочет домой. А ты хочешь домой, крошка?
— Ещё чего, — презрительно фыркнула та.
Король же, поцеловав Королеву в щёчку, склонился к её уху и прошептал:
— А стоило бы.
... Ладно, это я уже выдумываю — на самом деле я не знаю, что он ей тогда прошептал, потому что не мог этого слышать. Зато я видел, как после этого Королева состроила недоуменную физиономию, а Король выхватил у неё из рук кинжал, который она держала при себе ещё с самого ритуала, и вонзил его ей прямо в подбородок, снизу-вверх, распоров челюсть. Стоило ему вынуть лезвие, как изо рта побледневшей Красной Королевы, чье лицо побелело пуще прежнего, прямо ему на куртку водопадом хлынула кровь, но пренебрежительным пинком он отбросил её труп и тот рухнул на землю.
Герцогиня, придя в ужас, бросилась наутёк, но Король без труда настиг её в считанные секунды, как волк беззащитную лань, и, подняв ей голову и приставив лезвие к горлу, перерезал его от края до края. От испуга я задышал чаще и стал задыхаться, как астматик, по глазам покатились слёзы от немой истерики — немой, потому что кричать я не мог. Король не просто обезумел, он теперь был вдвойне опаснее, чем был, и Рыцарь это понимал, но так же понимал, что бежать бесполезно и остаётся только биться до последнего. Я очень хотел верить, что у него получится, ведь очень хотел, чтобы он победил — и плевать, что с самого начала он только и делал, что отступал и уходил назад, успешно уворачиваясь от выпадов Короля. Но ему даже сражаться было нечем. Да и Король с ним просто играл, он дразнил его, перекидывая кинжал из руки в руку и запугивая Рыцаря обманными движениями. Тот решил не ждать, когда ему это надоест и попытался нанести Королю удар кулаком в лицо, но тот перехватил удар Рыцаря, а затем, поднырнув под него самого, встал лицом к лицу и хладнокровно всадил ему лезвие где-то промеж рёбер. Два десятка раз; снова и снова вводя и вынимая кинжал из тела Рыцаря, с каким-то нездоровым остервенением, наслаждением и нечеловеческой жестокостью, но при этом спокойно и сосредоточенно, как машина, просто выполняющая программу.
Наверное, именно это меня тогда сломало больше всего. До той ночи я даже не думал, что человек на такое способен. Теперь я знаю, что человек способен и не на такое.
Не знаю, как вы, а я не сразу понял, что с Королём что-то не так, что его будто подменили. Король умер. Да здравствует Король. Если вдруг поймёте, что кого-то из ваших близких тоже как будто подменили — бегите. Это уже не тот человек, которого вы знали. Я бежать не мог — теперь, потому что боялся ещё больше, боялся сдвинуться с места, боялся, что он и меня увидит и убьёт так же, как Рыцаря, что просто прирежет, как свинью, как всех остальных. Поэтому я решил сидеть тише травы и ждать, пока он уедет, ведь именно это, неспеша, как на прогулке, проходя мимо истерзанных трупов своих же друзей, он и собирался сделать.
Убрав кинжал за пояс, тот, кто когда-то был Белым Королём подошёл к фургону, из салона которого доносилась очередная, на сей раз лёгкая и даже слегка попсовая песня с женским вокалом. Король выкрутил громкость на максимум и я смог различать слова, а сам он, тем временем, напоследок решил окинуть взглядом последствия резни — так обычно смотрят, желая удостовериться, что ничего не забыли. Даром, что ещё по карманам себя не хлопал.
Fear...
Fear...
Fear takes control
Fear...
Fear...
Fear of the unknown
Песня вроде была заводной, но вкупе с текстом и произошедшими событиями звучала жутко и удручающе, как будто в насмешку, как свинг на похоронах. А затем Король меня заметил.
Увидел, пристально вглядываясь в еле заметный во тьме пригорок, пока наконец не различил в нём сходство с живым человеком. А мне, хоть я и усвоил, что живых людей Король не жалует, не хватило времени и расторопности, чтобы спрятаться или убежать. Так мы и смотрели друг на друга, пока мои глаза становились шире от ужаса, а его — от изумления, и мертвую тишину ночи нарушала только совсем неуместная здесь музыка. Я смотрел в лицо даже не смерти — это было куда более страшное и опасное существо. Уж не помню, кто из нас бросился первым — я от него или он за мной — но помню, что так я не бегал даже на школьных соревнованиях, хотя и там приходил к финишу одним из первых. Я даже не думал, что могу так бегать. Что вообще кто-то может так бегать. Наверное, от того, что мной двигали животный страх, паника и жажда жизни, я бежал, сломя голову, и в два прыжка преодолевал огромные расстояния и проблемные участки, хотя даже толком не различал ничего перед глазами. Я думал, что оторвался уже достаточно далеко,как зацепился за что-то носком кроссовка и рухнул вперёд, покатившись кубарем вниз по склону, с треском переламывая встречные заросли и ветки и собирая на своей же одежде всю листву, которую только мог.
Когда я понял, что остановился, ещё жив и лежу на земле, оказалось, что я нахожусь на берегу убегающей вверх по течению Миссури; всё тело моё превратилось в одно огромное сосредоточие боли, а одно колено так и вовсе было разбито в кровь. Но больше всего меня беспокоило не это. Подняв голову и первым делом взглянув наверх, я увидел, что никто за мной не бежит, да и не бежал вообще, по, крайней мере, вниз по склону.
Но Король был там, наверху. Стоял и смотрел — то ли изучая, то ли выжидая чего-то или размышляя о своём. Я видел только его отдаленный, едва различимый во тьме силуэт, но это был он — теперь я точно знаю.
— Чего ты ждёшь?! — крикнул я, но мой голос потонул в спазме кашля и хрипа.
Дрожь по-прежнему меня колотила и мурашки вздымались по телу гнойными волдырями, но теперь я знал, что он не собирается меня убивать. Не знал только, почему.
Постояв ещё немного, Король развернулся и ушёл, и минула не одна тысяча лет прежде, чем я смог вздохнуть спокойно и увидеть, как проклятый белый фургон, светя вперёд фарами, уезжает прочь по просёлочной дороге в миле от меня. Встав и отряхнувшись, уверенный в том, что всё наконец позади, я решил промыть рану, как учили инструкторы по безопасности, а заодно и умыться холодной водой — говорят, это отрезвляет и помогает в таких ситуациях. Но подойдя к воде, я увидел то, что вы можете считать ещё одним чудом света.
Я глядел на своё отражение сквозь спокойную и прозрачную гладь реки,как это отражение вдруг взяло и исчезло, подернутое рябью, а вместо него я увидел расположенные в глубине воды десятки рыбьих косяков, причудливым и неведомым образом выстроившиеся так, что образовывали какую-то невнятную картинку, словно кто-то собственноручно выложил их в таком порядке, как паззл. Потребовалось время, чтобы понять — никакой это не узор, а слова, составляющие осмысленные предложения. И от смысла их мне сделалось ещё хуже, чем было, хотя казалось бы, куда ещё хуже.
«Бежать больше нет смысла - я всё равно однажды до тебя доберусь.
Как, впрочем, и до каждого из вас.
Я ведь никуда не тороплюсь.
И ты не торопись.
Всё только начинается».
Завороженный, я продолжал вглядываться в бездну, но ещё миг — и рыбы уже разбрелись в стороны, не оставив и следа от невероятного и невозможного орнамента. Как актёры, покинувшие съёмочную площадку после команды «стоп-снято». Вот только кто её отдал?
С головой, тяжёлой от мыслей, сердцем, колотящимся от страха и ужаса и телом, кричащим от боли, я уселся под деревом. Посидел ещё немного, пришёл в себя и наконец пошёл домой.
— Где ты был? — мрачно спросил полупьяный отец, сидя в кресле и исподлобья глядя в экран телевизора, и это была едва ли не самая длинная его речь за последние полгода. Когда я вошёл, он даже сподобился перевести взгляд с телика на меня.
Я не сказал ему ничего. То есть, потом-то сказал, но тогда просто разревелся, как девчонка, рухнул ему на колени, обхватил руками спину и уткнулся в плечо. Можете считать меня слабаком. Но в первую очередь я — ребёнок, и в одиночку справляться со всем, что я увидел и пережил в ту ночь, мне было слишком трудно.
ㅤ
Что было дальше, вы знаете сами. Когда изувеченные тела Королевы, Рыцаря и Герцогини, которые оказались еще и учениками средней школы, спустя пару дней обнаружили ещё какие-то подростки, которые, в свою очередь, уже вызвали копов, желание этих несчастных всё-таки сбылось — о них узнали и заговорили люди, а по местной радиостанции даже прокрутили парочку их песен, в память о погибших (хотя песни у них, надо сказать, так себе). Правда, спустя ещё пару дней все уже успели о них позабыть, но свои пятнадцать минут славы они получили. Можно даже сказать, что та сущность, с которой они заключили сделку, свои условия договора выполнила. Что до самой сущности, то, переведя найденную на кладбище книгу, эксперты выяснили, что, согласно легенде, она является очень древним, не упоминавшимся ещё ни в одном из античных текстов, божеством, издревле распространяющим по миру безумие, насилие и жестокость, стоит только дать ему волю. Учёные же уверены, что это лишь некий неизученный и неизвестный доселе вирус, который наши предки принимали за одушевлённое существо, и в то время, как одни это существо боялись, другие втайне ему поклонялись. Иными словами, в погоне за славой и популярностью, те пропащие ребята открыли ящик Пандоры и выпустили в мир очень древнее зло. Белый Король, он же Райли Рид — подросток, подозреваемый в убийстве своих друзей и соратников на почве помешательства или конфликта — после моих показаний объявлен в федеральный розыск, но поиски безуспешно продолжаются до сих пор. Скорее всего, Король — лишь носитель, и когда безымянной сущности, захватившей его тело и разум, он надоест, она просто найдёт себе другой сосуд, распространяясь по миру как зараза или паразит.
«Всё только начинается».
...Отец мне не поверил. Когда я написал об этом сочинение и показал учительнице, она показала его отцу, а отцу пришлось показать меня детскому психологу, потому что иначе отца пришлось бы показать органам опеки и социальным службам. Психолог постановил, что я слишком впечатлительный и моё подсознание выдумывает всякие небылицы, потому как не может смириться с утратой матери и требует внимания и заботы, хотя не последнюю роль, конечно, играет ещё и то, что на моих глазах зверски были убиты трое людей, и, разумеется, такой удар не отразится бесследно на детской психике. Сказал, что для детей это нормально, и если отец будет уделять мне больше времени и поможет со всем этим справиться, а я продолжу посещать сеансы, всё в итоге пройдёт и вернётся в норму. Сказал всё это отцу, разумеется, а не мне, но был и плюс — отец бросил пить и действительно стал уделять мне больше времени. Только я до сих пор не могу смириться, хотя прошёл почти год. Я обязан рассказать обо всём и потому решил написать этот рассказ в вашу газету. Чтобы каждый прочёл, но не смог догадаться, кто я — сами теперь понимаете, почему. Надеюсь, хоть вы мне поверите. Но если нет, я пойму. Я и сам до сих пор не знаю, что на самом деле произошло в ту ночь.
Что я знаю, так это то, что лишь за последующие несколько месяцев уровень преступности и убийств в Джефферсон-Сити со скоростью шаттла взлетел до самой рекордной отметки за всю историю города, если не штата и страны, и продолжает расти по сей день. А в совпадения я уж как год не верю.
ㅤ
Спасибо, что уделили внимание. Ваш Джон Доу.