Сейчас на моих часах пять минут первого. Пять минут назад я запер дверь на второй замок. Я это делаю по привычке. Иду ровно в двенадцать часов к двери. Нижний замок. Два поворота. Зачем? Сейчас я попытаюсь рассказать.
Земля. Самым важным атрибутом для людей всегда была земля. Как и у любого животного, у человека должна быть своя земля, должно быть свое место. Место чтобы переночевать, отдохнуть, а главное укрыться от внешнего мира. Животные дерутся за своё место, за свою землю до смерти. Человек, в этом плане, мало чем отличается от животного. Те же инстинкты проявляются у человека, когда что-то внешнее, что-то запредельное пытается уничтожить твоё место, убрать тебя с твоего места, с твоей территории. Те же инстинкты вызывают в нас страх не только за себя, но и за свое место, за твое место, за твою территорию.
— Замок закрываю обычно на два оборота, — объясняла Женя, показывая процесс открытия и закрытия двери. — Здесь ничего сложного, когда я дома, обычно закрываюсь на верхний замок, когда ухожу — на нижний. Это, просто, привычка, ты делай, как хочешь. Проходи.
Квартира Жени была такая же, как и в детстве. Только обои были поменяны, может ещё, дверь в ванную покрашена, а так, все осталось прежним. С детства хорошо помню эту квартиру. Всегда, когда приходил к Жене с родителями, я ходил, просто так, из комнаты в комнату, фантазировал, эта привычка осталась у меня и сейчас. А, когда приходила пора, уходить, я прятался каждый раз в новом месте, потому что не хотел идти домой. Квартира Жени мне нравилась даже больше чем мой дом.
Женя — моя тётя, сестра моего папы. Мои родители уже пять лет как в ссоре с ней, поэтому я её почти не навещаю. С детства так завелось, что я обращаюсь к ней на «ты». Сегодня, она на конец-то уезжала в свой отпуск на неделю. К каким-то далеким родственникам, в какую-то деревню и за каким хреном не ясно. Суть в том, что я месяц упрашивал её оставить мне квартиру. Очень хотелось пожить подальше от родителей, почувствовать волю и все дела. За то, что я устрою беспорядок с друзьями, она не волновалась. Оно и верно, для этого нужно иметь друзей.
Квартира, собственно, ничем не выделялась от других. В ней не было ничего особенного, обычные три комнаты, обычная ванна, обычная кухня. Но для меня, квартира представляла целый мир теплых воспоминаний. Именно в ней я ощущал привязанность, находясь в ней, мне никуда не хотелось идти. Женя объясняла мне все то, что я и без неё знал:
— Ботинки снимай у входа, на коврике, цветы будешь поливать каждые три дня, — поучительным тоном говорила Женя. — Мусор, знаешь где, все остальное знаешь где, за четыре года, как ты у меня не был, мало что изменилось. Ладно, давай присядем на дорожку.
Женя неуклюже уселась на сумки, я сел на какой-то старый потрёпанный чемодан, который казалось всю жизнь, стоял у двери и был незаменимым атрибутом квартиры. Свет горел только в коридоре. Женя не любила тратить электроэнергию попусту. Я уставил взгляд в темные комнаты, предвкушая семь дней беззаботной жизни. Из темных комнат на меня уставился холодный отблеск света в телевизоре. Хлопок. Темнота. Ничего не видно.
— О, опять перегорела, — раздался голос из темноты. — Это периодически случается. Возьмешь в большой комнате лампочку, в шкафу, третья полка и заменишь. Там должны быть две, а я поскакала на автобус.
— Слушай, может, подождешь, пока я заменю лампочку, — возразил я.
— Нет, — холодно сказала Женя. — Ты же теперь хозяин. Это теперь твой дом на ближайшие семь дней.
Верхний замок. Два оборота. Два металлических щелчка. Черт, темно. Верхний замок. Два оборота. Два металлических щелчка. Я распахнул дверь, линия света упала на паркет. Я прошел к шкафу, взял лампочку, прихватил стул и вошел в коридор. Стоп. Свет все ещё был на полу и освещал мне путь, но это был не ярко-желтый, теплый свет от лампочки в подъезде. Это был темно-синий, холодный свет от луны. Входная дверь была закрыта. Я бы не удивился, если бы услышал звук, как она захлопнулась, я бы не удивился, если бы она закрылась не полностью, но она была именно закрыта. Ок. Ветер и все дела. Я открыл дверь, противный, смердящий воздух рванулся в квартиру. Лифт. Он стоял на нашем этаже и был открыт, но в нем не было света, как это должно быть. Двери лифта были открыты, но в нем была темнота. Не было того белого света, который должен гореть в лифтах. Хрен с тобой. Верхний замок. Два оборота. Два металлических щелчка. Включу-ка я везде свет.
Расположение комнат было такое, что где-бы ты ни включал свет коридор всегда останется темным. Заменив лампочку, я провел вечер, смотря телевизор. Под какую-то ночную передачу, рассказывающую о том, как детей избивают в школах, я заснул.
Черт, какой же это был хреновый сон. Какая же это была хреновая ночь. Я провел всю ночь в кресле. Из-за этого у меня теперь дьявольски болит шея. Из-за этого у меня ощущения адского недосыпа. Но самое ужасное это сон. Мне приснилось, как я проснулся на кровати, гляжу на пол, а он, как будто подсвечен рентгеновским излучением. И сквозь холодно-синий цвет паркета я вижу людей. Мертвых людей. Их безобразную белую кожу, их статичные выражения лица. Они лежат, как трупы в морге, только под паркетом в квартире. После я выбежал на площадку и начал звонить в дверь всем соседям. Дальше я ничего не помню. Когда я проснулся, было крайне неприятно смотреть на паркет. На этот пол, который ночью был причиной моего страха.
День был ничем не примечателен. Я смотрел телевизор, ел, читал, и заняться было как-то нечем. Большую часть дня я, просто, сидел и наслаждался возможностями, которые открываются в отдельной квартире. Я и не заметил, как наступила полночь. Как я это заметил? Будильник. Этот сраный будильник был заведен на двенадцать часов ночи. Зачем нужно заводить будильник на двенадцать часов ночи? Кто будет заводить будильник на двенадцать часов ночи? Тем не менее, звонкий колотящий звук раздался посреди ночи. Выключить его было нетрудно, большая кнопка сверху на этом будильнике остановила дребезжащий звук, но как изменить время сигнала я так и не разобрался.
Один странный момент, который я заметил. Все, что происходит у входной двери соседей, громким эхом раздается по этажу. Будь то звонок домофона, разговор у двери, поворот замка, все было слышно. Вот, на что я обратил внимание, ровно через 2 минуты после сигнала будильника слышен сухой звук закрытия замка. Похоже, это из семнадцатой квартиры, звук раздавался оттуда. Ещё через 2 минуты раздался ещё один металлический звук поворота замка. Получается, что это либо из девятнадцатой, либо из двадцатой. И ещё через 2 минуты раздался ледяной звук задвижки. Это точно из двадцатой, значит то, было из девятнадцатой. Надо будет завтра утром спросить у соседей об этом.
Сколько времени? Темно. Ядовито-зеленый циферблат часов показывал: 03:09. Спать. Я прислушиваюсь к тишине. С детства, чтобы быстрее заснуть я пытаюсь сосредоточиться либо на своем дыхании, либо на звуках вокруг. Звуков, как ни странно не было. Обычно всегда слышны звуки автомобилей, завывание ветра, крики пьяниц на улице, работающий телевизор соседей, но звуков не было. Какое-то время... Выдох. Вдох. Это сзади. Выдох. Вдох. Это прямо сзади меня, за моей спиной. Я боялся пошевелиться. Выдох. Вдох. Первая и единственная мысль: «Если я не буду шевелиться, если я не буду двигаться, если я не буду подавать признаков жизни, оно уйдет». Да, да, точно, отличная, мать твою, идея. Просто лежи и жди. Выдох вдох. Скрип паркета.
Проснулся от беготни звонких звуков по крыше. Дождь. Люблю дождь. В дождь можно сидеть дома и никто тебя не выгонит гулять на улицу. Почему? Дождь же. В дождь можно сидеть перед открытым окном и дышать. Не перегонять воздух из легких в атмосферу и обратно, а именно дышать. После дождя можно выйти в резиновых сапогах на улицу и попытаться с кем-то подружиться из соседских ребят. Но это детство, а сейчас я должен не любить дождь, потому что если ты на улице, то ты мокрый, да и вообще, голова болит от такой погоды.
Телевизор. Цифра один — параноики. Цифра два — шизофреники. Цифра три — аутисты и так далее. Правда, все эти ребята в ящике больные люди. Почему? Да потому что на них приятно смотреть. Всегда была какое-то развлечение, когда одни ненормальные люди ходили смотреть на других ненормальных людей. И кто из этих двух типов более ненормальный не ясно. Гладиаторские бои, сожжение еретиков, Кунсткамера, Бедлам — все это существовала для утоления голода больных умов. Сейчас на смену всем этим прелестям пришел телевизор со своим стоканальным удовольствием. Сейчас не нужны ваши гладиаторские бои с глупыми, примитивными эмоциями рабов. У нас есть реалити шоу, где показаны эмоции, других рабов, более красивых, но не более умных. Зачем нам сожжение еретиков? У нас есть вещица покруче — политика. Зачем нам Кунсткамера? У нас есть арт-хаус. Зачем нам английский Бедлам? У нас есть комедия. Кстати, мать самого знаменитого комика Чарли Чаплина побывала в самом Бедламе. Улавливаете, откуда ноги растут?
Я тупею. Нельзя целый день смотреть телевизор. Нужно себя чем-то занять. В детстве я любил разглядывать альбомы. Старые фотографии, где иногда ты видишь себя, видишь родителей, видишь друзей родителей и так далее. Насколько помню, все альбомы хранятся у Жени в выдвижном ящике журнального стола.
Альбом. Все фотографии у Жени рассортированы. Не то что бы рассортированы, просто фотографии со мной маленьким лежат отдельно. Самое интересное, что этих фотографий я никогда не видел. Не потому, что мне их не показывали, просто, не было интереса. Да, это мой третий день рождения. Три свечи. Родители, бабушка, дедушка. Я ненавижу, когда кто-то умиляется детьми, но на той фотографии у меня был действительно милое выражение лица. В нем было что-то отличающееся. Единственная ассоциация, которая была это сравнение моего взгляда с взглядом испуганной собаки. Знаете, когда ваша собака ни с того ни с сего встает и начинает лаять на угол или на картину. И, самое что ты запоминаешь в собаке это её испуганные глаза, устремленные в пустой угол. На той фотографии у меня были точно такие глаза. Глаза, полные страха, но не страха перед реально опасностью, не страха за свою жизнь, а страха больше похожего на осознание природы увиденного, страха контакта с увиденным.
Стук в дверь. Есть у меня знакомый, который, когда даже есть звонок, стучит в дверь. Наверное, это кто-то из подобных личностей. Заглядываю в глазок. Пустой подъезд, отраженный в зрачке. Лифт. Кнопка лифта нажата. Лифт едет на этаж. Получатся, кто-то вызвал лифт, постучал мне в дверь и ушел. Все логично. Выдох. Вдох. Или не ушел. Я замер. Боюсь пошевелиться. Не знаю, почему, просто страшно. Выдох. Вдох. За дверью кто-то определенно дышит. Мой взгляд уставлен на запотевающий глазок. Стекло не может, просто так, взять и запотеть. Выдох. Вдох. Двери лифта открывается. В проеме лифта нет ничего кроме темноты, давящей, абсолютной темноты.
Сегодня вечером я планировал вымыться. Мои длинные волосы надо бы мыть каждый день, но я тяну, пока они не станут совсем грязными. Я захожу в ванну, включаю воду. Черт. Это невозможно. Такое ощущение, что кто-то постоянно стоит у тебя за спиной, ты каждый раз пересиливаешь себя, чтобы повернуть голову и убедиться в обратном. Но в этот раз ощущение сильнее. Почему? Шаги. Четкие шаги по квартире, сопровождающиеся скрипом паркета. Ты беспомощен. Кто-то ходит по твоему дому. Кто-то зашел в твою квартиру и ты беспомощен. В панике я вытираюсь полотенцем, выбираюсь из ванны, смотрю в зеркало и вижу себя. Не было бы ничего странного, если бы я видел что-то ещё кроме себя. Все, что вокруг меня, как будто замазано черной краской. В зеркале отражался только я, и глаза, смотрящие на меня из зеркала, были испуганными, испуганными, как у собак лающих на пустой угол. И устремлены они были не на меня, а чуть вправо. Как будто что-то тяжелым грузом нависло у меня над плечом. Я совсем забыл и про шаги, и про темноту, я любовался испуганными глазами, напуганного пса.
Я всегда удивлялся, как человек подстраивает неудобные ему события, под удобные ему объяснения. Чтобы бы создавать эффект вменяемости человек наговаривает на свое тело, на окружение, на свой мозг, но только не на себя. Как только ты признаешь, что именно ты это видел, что именно с тобой это происходило, не с твоим телом, не с твоей душой, а именно с тобой. Ты начнешь эту дорогу, дорогу в конце которой, можешь побывать в местах куда более веселых, чем в которых провела последние дни мать Чарли Чаплина.
Отлично. Будильник. Полночь. Начинается концерт. Щелк, щелк, щелк. Отлично.
Я прикован вниманием к телевизору, не потому что мне нечего делать, не потому что мне не хочется спать, я просто боюсь. Пока я смотрел передачу, про то, как экстрасенс рассказывает о сгоревшей школе и какие страдания он при этом испытывает, на кухне что-то упало. Я бы сходил и посмотрел, но мне страшно. Да, это мой дом, здесь нечего бояться, но это невыносимо. Усталость берет свое. Я засыпаю под монолог ведущего, пафосным тоном объявляющего какой из экстрасенсов более экстрасенс.
Помехи. Черные бегающие точки по белому экрану. Единственный источник света — телевизор, издающий песочный звук помех. Ядовито-зеленый циферблат показывает: 03:09 Сигналы, исходящие из ящика похожи на предсмертный вой зверя. Стук в дверь. Не открывай. Ещё три глухих стука в дверь. Медленно подойди к двери и послушай. Путь в коридор освещен белым сиянием телевизора. Помехи угрожающе дребезжат в тишине. Звуки похожи на шипение кошки при виде врага. Не включай свет в коридоре, тогда не узнают, что ты подходишь к двери. Бесшумно подойдя к входу, я приставил ухо к липкой кожаной поверхности двери. Шепот, который я услышал, был похож больше на злой потерянный лай. Шепот сказал мне прямо в ухо: «Почему вы её не впустили?».
Утро. Кисло-зеленый циферблат показывал: 09:37. Произошедшее ночью я не могу объяснить. Произошедшее ночью я не хотел объяснить. С лестничной площадки тянуло едким запахом. Кто-то курил. Сосед. Я взял наполовину заполненный пакет мусора и вышел на площадку, соответственно, выкинуть мусор.
Сосед был мужчиной, в возрасте, с черными усами и лысой головой.
— Ты Женькин племяш? — спросил он, стряхивая пепел в консервную из под рыбы, где уже лежало три бычка.
— Да, а вы её сосед?
— Надолго ты у неё? — произнес мужчина, проигнорировав мой вопрос.
— Неделя.
— Один?
— Да, один, — промямлил я, не поняв вопроса.
— Девки-то нет? — его хрипловатый голос и надменный тон были крайне неприятны мне.
— Нет, слушайте, а вы из какой квартиры? Мне бы хотелось спросить… — но грубый голос собеседника не дал мне договорить.
— Хорошо, что пока нет девки. Была тут у нас одна пара, уж больно ушлых. Каждую ночь, помню, ходили они в наш подъезд, орали чего-то, пили, курили. Жена, моя, постоянно ругалась с ними, они ей грубили, она им грубила, но все равно они постоянно проводили дни и ночи в нашем подъезде. Что им так здесь нравилось?
Но как-то раз они засиделись, чуть ли не до трех ночи. Жена уже хотела идти ругаться, мол, спать не дают и все такое. Но я приметил, что парень с ней был уже не тот. У того был звонкий, высокий голос, а у этого мягкий, низкий. После… Крик. Женский крик. Я выглянул в глазок, там была эта девка. Она металась от квартиры к квартире, стучала в дверь, звонила, но никто не открывал. Я бы не сказал, что кто-то не открыл, потому что спал. Этого не возможно было не услышать. Её лицо было в побоях. На шее была огромная кровавая ссадина. Никто не открыл.
Её нашли в лифте. На теле были побои, порезы, а умерла она от удушья. Как потом выяснилось, все наблюдали за ходом событий. Кто-то слышал, кто-то смотрел в глазок. Я не знаю, почему не открыл дверь. Я не хотел пускать чужие проблемы в свой дом. Я не хотел нарушать покой.
Следующие четыре дня ходил её парень. Он был зол. Он приходил ровно в полночь. Сначала стучался в одну квартиру, после в другую, при этом он обвинял нас в том, что мы её не впустили. После он начинал, буквально, выламывать двери. Все закрывались на замки. На все, которые только можно. Все боялись этого парня. Да, под утро он уходил, но ночью он срывал всю ненависть. Когда он выдыхался, он садился под чьей-то дверью и тяжело дышал.
Его нашли в лифте. Он там застрял. Когда вытащили его тело, оказалось, что он вскрыл себе вены. Весь лифт был в темной, липкой крови. Лифт после этого больше не работал.
— Но я приехал на нем, — возразил я.
— Все как-то забылось, — проигнорировав меня, продолжил он свой рассказ. — Остались, конечно, после этого кое-какие привычки. Если ты понимаешь, о чем я. После того случая, мне стало на все насрать.
Я слушал завывание ветра за окном. Я слушал звуки птиц за окном. После его рассказа, я на минуту оказался в другом мире. На минуту я ощутил все по-новому.
— А, вчера, слышал, ночью, — начал я что-то мямлить.
— На все насрать, — обронил он и ушел, оставив меня наедине с банкой консервов и тремя окурками сигарет.
Кресло, телевизор, больные передачи. Открыл бы я дверь? Конечно. Нужно было просто открыть дверь и впустить её в дом. После ждать пока приедет, кто нужно. Что за глупость? Как можно остаться в стороне. Как можно игнорировать чужой страх, чужие проблемы? Я бы определенно открыл. От всей этой истории у меня жутко кружилась голова. Мои волосы превратились в сальные комки ткани. Я боялся идти в ванную. Я боялся поворачиваться спиной. Глаза закрываться, мысли уходят.
Будильник. Стук в дверь. Звуки угрожающе доходили до моих ушей и вызывали все природные чувства, которые только может вызывать угроза тебе. Я почувствовал страх, почувствовал агрессию, почувствовал прилив сил и тяжесть в голове. Кто-то хотел войти на мою территорию. Кто-то рвался войти в мой дом. Стук в дверь продолжался с ещё большей силой. Что-то хотело нарушить внутренний покой, что-то хотело отнять мою территорию. Стук в дверь дошел до своего апогея. Звуки были похожи на барабаны, призывающие воинов к битве. Удары такой силы не мог нанести человек. Это было животное. Хищник, почуявший запах крови.
Хаотичные удары в дверь не были просто звуком. Это уже была музыка. Музыка, заставляющая вспомнить свои животные инстинкты. Музыка, призывающая возненавидеть врага, призывающая защитить свой дом. Отрывистые ритмы заставили проснуться гнев во мне. Я вскочил с кресла, выключил телевизор. Вошел в коридор. Мне было наплевать на темноту. Я уже её не боялся её, я ощущал себя сильнее темноты. Собрав все силы, я гаркнул на дверь. Стук прекратился. Нижний замок. Два поворота. Кровать. Сон.
Ядовито-зеленый циферблат. 03:09 Телевизор был включен. Черные точки бегали по белому экрану. Скрежет, издаваемый колонками телевизора, был устремлен прямо на меня. Я чувствовал его давление. Это был хаос. Все звуки, что шли от телевизора были бесконечно разными и как будто собрались здесь лишь потому, что все они отличаются холодностью и способностью пробраться прямо под кору твоего мозга. Но, я больше всего боялся не этого. Я испугался звонка в дверь. Звонок в дверь посреди ночи. Подойдя к двери, я посмотрел в глазок. Холодный, зеленый цвет стен подъезда, заставил меня почувствовать холод, неприязнь. Кнопка лифта была нажата. Все было спокойно, ничего не вызывало ужаса. Налитый кровью глаз, как багровое яблоко. Разбитая губа, красная полоска на губе. Второй глаз не видно, из-за распухшей щеки и рассеченной брови. Нос был скошен на правую сторону, и из него текла кровь. Крик. Этот крик идет от меня. Я кричу. Только что я увидел в глазок изуродованное лицо девушки. Она уже не была девушкой. Её лицо представляло одно сплошное последствие потасовки. Она все ещё была там. Телевизор дьявольски шумел, издавая все возможные шумы и стараясь изрыгнуть всю ненависть на мир. Я лежал на полу и приходил в себя. Она стояла за дверью. Я знал, что она ждет. Я знал, что она хочет, чтобы я впустил её. Я знал, что ей страшно больше чем мне. Я не мог. Я не мог пустить опасность в свой дом. Я не мог просто открыть дверь и впустить этого урода. Я не испытывал жалость к ней. У меня была только злость. У меня было одно возмущение. Какое право она имеет посреди ночи просить у меня помощь? Какое право она может врываться ко мне и ждать, что я ей помогу? Этому маленькому, беспомощному созданию. За дверью был слышен плач. За дверью были слышны мольбы. Страх снова пришел ко мне. Я не мог больше её слушать. Я вышел из коридора. Я прибавил звук на телевизоре. Я был рад безжизненным помехам. Я был благодарен им за их холодность. Я погрузился в беспорядочные звуки хаоса и, как ни странно, заснул без труда.
Утро. Зеленый циферблат часов показывал: 09:37. Страх ушел. Утро обладает магическим свойством прогонять страх. Утро заставляет все вчерашние тревоги сделать вчерашними. Нужно проверить. Что было вчера. Я открываю входную дверь. Потоки свежего воздуха врываются в квартиру. Ничего. Ничего не изменилось. Зеленые стены. Сломанный лифт. Ничего не изменилось. Сегодня я гулял. Я познакомился с какой-то компанией на улице. Сидел в кафе. Попил пива на чужие деньги. Познакомился с девушкой. День прошел хорошо. Вернулся я домой поздно. На светло-зеленом циферблате часов было: 23:47. Я уселся на кресло и включил телевизор.
Будильник. Небольшая вечерня процедура, вошедшая у меня в привычку. Я иду ровно в двенадцать часов к двери. Нижний замок. Два поворота. Эту привычку на всякий случай я оставил и когда съехал с квартиры Жени. Оставил только привычку.
Автор: Саша Совин