Здесь играю я.
С виду невзрачный, полупрозрачный.
А. Румянцев
Бабушка лениво попрощалась и ушла, оставив Вовочку в полнейшем одиночестве около выхода на лестничную клетку. Вовочка достал игрушку из пакета, где лежали сменные ботинки и контейнер с парой бутербродов. Покрутил её в руках ещё раз: она чуть испачкалась, но всё ещё блестела псевдо-металлической текстурой, выкрашенной тонким слоем. На миниатюрной голове собачки был приклеен мех-синтетика и весело блестели чёрные глаза. Счастливый мальчик положил её в карман, переобулся, положил пакет в цветастый шкафчик, съел мясные бутерброды с майонезом и отправился по коридору в зал.
Народу в детском садике было довольно мало в этот день, хотя хотелось, чтобы про игрушку, дорогую и красивую, узнали все. Собачка стоила почти тринадцать тысяч. Большинству из одногруппников предметы развлечений за такие деньги и не снились. И она была намного круче черепашек-ниндзя, человека-паука, и некрасивых покемонов, и солдатиков, и бакуганов, и чего-либо ещё. Она была живой. Почти; настолько, как возможно быть искусственному зверю. Папа говорил, что это инновация в каких-то биотехнологиях, нелепо поправляя толстые очки, а Вова думал, как же круто. А потом сказал, как круто. Мама тут же поругала за подобные слова, но Вове было всё равно: он думал, как возьмёт игрушку в сад и всем её покажет.
Вова подошёл к окну, возле которого сидели одногруппники: две девочки и трое мальчиков. Им почему-то было всё равно.
— Смотрите, папа мне купил собачку.
— Отвали. Ты нам не нужен.
— Вы вообще?! Ну посмотрите!
— Нет.
— Мы заняты. Отстань.
— Ну почему?! — расстроился неловкий Вова. — У неё тринадцать тысяч. Вы хоть знаете такие цифры?
— Нет.
— А что такое цифры?
— Витя, отвали.
— Он Вова.
— Да плевать. Пусть всё равно отвалит. Он не нужен нам. Дурак тупой.
— Он правда дурачок. Всё, Вова, уходи.
— Да, уходи. Дурак.
— Дурак! — Одна из девочек нелепо засмеялась.
Вова искренне не верил, что дурак. И он, вообще-то, знал намного больше разных слов и в том числе ругательств. Может, даже, «задница», или же «бля», или «дерьмо», ну или «сучка». Только говорить об этом недалёким одногруппникам он не хотел, чтоб не подумали о нём ещё намного хуже.
Вова, недовольный, отошёл к противоположному углу просторной игровой комнаты. Здесь грелась батарея, что не отключили до сих пор, — аж несмотря на то, что в городе совсем недавно потеплело, — и сидел Максим. С этим знакомым отношения были довольно странными, неоднозначными и нервными. Максим сначала хотел драться, а потом дружить, а потом снова драться, а потом опять дружить (как, в принципе, все дети, но уж как-то слишком зло); ещё он отобрал журнал про черепашек-ниндзя, смыл в толчок, потом достал и положил на парту к Вове; протащил в ботинке горсть мёртвых кузнечиков, а потом высыпал в кровать одной из девочек прям перед тихим часом; а ещё порвал букварь из сильного отчаянного нежелания читать. Сейчас он, скрючившись, сидел у батареи, медленно сопел и собирал конструктор лего. Он увидел Вову, почесал висок, поковырял в носу и произнёс:
— Привет. А что тут у тебя?
— Что — где?
— В кармане.
— Ну… Собачка.
— Покажи.
И Вова показал: достал её и вытянул в руке.
— Прикольно. Только странная какая-то.
— Она вообще-то необычная. Ты хочешь посмотреть?
— Хочу. Давай.
Вова поставил нового питомца на пол, на четыре лапы. Ощутив под лапами поверхность, зверь завёлся, и из пластиковой пасти зазвучал приятный голос.
— Гав! Привет!
— Привет, — смешливо поздоровался Максим. — Крутая у тебя игрушка. А она ходить не может?
— Может, — оживился Вова. — Подожди, щас покажу.
Он просунул мелкую ладошку под собачье брюхо и нажал на кнопку, находящуюся прямо на пупке. Собачка зашагала, чуть повиливая задом и хвостом и гавкая. Внутри неё что-то забулькало, чуть слышно.
— Гав! Как замечательно гуляю! Гав-гав-гав!
— А что там у неё внутри? — спросил Максим с улыбкой.
Вовочка пожал плечами.
— Я не знаю. Органы, наверное.
— А что такое органы?
— Ну э-э-э… То, что внутри у человека и животных.
— В смысле кости и кишки?
— Ну да.
— Прикольно. Круто.
— Да.
— Красивая собачка у тебя. Я на неё вот посмотрел и снова захотел с тобой дружить.
— Что, правда?
— Да. Хочешь подарок тебе сделаю?
— Какой?
— Вот, гвоздь. На улице нашёл.
Максим достал из рваного кармана шорт огромный проржавевший гвоздь. Вова немного удивлённо взял его из рук нового друга и отправил уже в свой карман.
— Спасибо, пригодится.
— Да ну не за что. Дашь поиграть с собакой?
— Ладно, дам, только потом.
— Когда — потом?
— Не знаю.
— Хорошо.
И Вова взял игрушку и ушёл. Он был, честно признаться, рад, что получилось похвалиться ей хоть перед кем-то. Радость трансформировалась и закольцевалась. Где-то вдалеке смеялись дети, обсуждая «дурачка с собакой». Воспитательница, наблюдавшая за ними, задремала прямо за столом.
Вова отправился в просторный туалет, где из окна, закрытого решёткой и залепленного яркими наклейками, светило с улицы. Он положил собачку на пол и присел возле огромной полки с разноцветными горшками.
— Положили на пол! Гав-гав-гав!
— Тебе тут нравится лежать?
— Конечно, нравится! Гав-гав!
Заинтригованный вопросом, что произойдёт, Вова прицелился гвоздём в пластмассовое брюхо и ударил по гвоздю с размаху левым кулаком.
— Гав-гав! Что же ты делаешь?
— Да подожди.
Из трещины в брюшке собаки, капая на плитку пола, засочилась красноватая полупрозрачная жидкость. Мальчик медленно просунул гвоздь в большую трещину и изогнул, чтобы от корпуса игрушки отломился крупный кусок. Внутри и правда оказались кости и кишки, а также что-то странное, похожее на кривоватый воздушный шарик, сделанный из мяса. Вова вспомнил: это называлось сердце. Оно билось; Вова выковырнул его пальцами, и оно зачем-то перестало.
— Почему ты это делаешь? Мне больно. Гав-гав-гав. — Голос занизился, замедлился, и расчленённая собачка выключилась, будто телевизор.
Вова встал и рассмотрел то, что теперь лежало на полу. Покрутил в руках залитый жижей липкий ржавый гвоздь и выбросил в девчачий унитаз.
— Бля. Сучка. Задница. Дерьмо. Бля. Сучка, сучка, сучка.
Он несколько раз топнул ногой и раздавил то, что осталось, а потом размазал всё подошвой тапка по полу. Потом хотел уйти, но вдруг проснулась совесть, что останется запачканной и без того грязная плитка. Вовочка взял веник, что стоял в углу, замёл остатки под низ шкафа и прикрыл их веником, чтоб не увидела уборщица. Потом неспешно вымыл руки с мылом и пошёл обедать супом с клёцками.
Когда он вечером вернулся в дом в сопровождении больной и молчаливой бабушки, родителей там не было: опять до ночи задержались на работе. Это было даже хорошо, ведь не пришлось бы получать суровый выговор за то, что «потерял» дорогостоящую необычную игрушку; по крайней мере, если уж его и отругают, как скота, то только завтра или послезавтра.
В детской было тихо. На полу возле кровати с розовой цветочной простынёй сидела младшая сестра Марина и переодевала куклу-барби в белую футболку с пятнами.
— Привет, Марина. — Вова счёл, что было бы уместным поздороваться. На всякий случай.
— Э-э-э… Привет. Ты всем в детском саду собачку показал, которую тебе купили?
— Ну… Я потерял её.
— А как ты мог-то потерять? Не понимаю. Никогда же не теряешь ничего.
— Ладно. Сломал.
— Ну жа-а-аль… — Марина горестно вздохнула. — Очень уж красивая была собачка. Говорила хорошо. И гавкала… Гав-гав…
— Да, жаль.
Вовочка подошёл к столу и взял большую книгу про животных, чтобы почитать и посмотреть картинки, как он это очень любил делать. Он сел в кресло напротив сестры и увлёкся просмотром напечатанных дельфинов и хорьков.
— Знаешь… Я недавно тоже своих кукол поломала и медведя плюшевого порвала. Ну грустно было. Очень злилась я и плакала.
— Понятно…
— Мне потом приснился сон… Страшней, чем кровососка. Помнишь кровососку, ту которая в три года мне приснилась? Ну так вот, тот сон был очень страшный. Ко мне приходили эти куклы и медведь. Без рук, без ног. Ругали очень сильно, плакали, «зачем ты это сделала»...
— Да, страшно, — согласился Вова, перелистывая плотную страницу.
— Хорошо хоть ты меня понимаешь. Вот родители сказали – «ерунда»…
В девять часов они с Мариной легли спать. Сестра ворочалась, а Вова быстро и крепко уснул. Ему приснилось лето, дача, бутерброд с вареньем, жирная прохладная уха после рыбалки, мокрые лягушки на болоте, голубое небо и цветущие деревья.