Вечер окутал улицы прохладной дымкой. Сумерки пугали скорым наступлением ночи. Митька поёжился, и совсем не от холода – ему было страшно. Он уже жалел, что согласился прийти вечером к этому старому дому. Но и отступить было нельзя, иначе его назвали бы слабаком и трусом, да ещё на глазах младшего брата. Вот и теперь брат, Кирюха, расчёсывал голые коленки, обожжённые крапивой, которая в избытке росла вокруг заброшенного особняка, а последние лучи заходящего солнца смешно подсвечивали красным его оттопыренные уши. Как ни гнал его Митька домой, но малой увязался за ним накрепко, угрожая рассказать всё родителям. А уж отец непременно бы всыпал Митьке ремня за вечерние прогулки к заброшенному особняку.
Выстроенный едва ли не в позапрошлом веке, большой дом из красного кирпича больше напоминал сказочный замок с двумя декоративными башенками над крышей. Говорили, что раньше дом принадлежал богатому помещику, потом в нём работали разные учреждения. Со временем здание обветшало изнутри и люди покинули его в ожидании ремонта. Ожидание затянулось на долгие годы. Митька таким и знал всегда этот дом – черные провалы окон, сеть трещин на стенах и множество страшных историй, где здание выступало главной декорацией. Ребята, да и некоторые взрослые, говорили, что в доме ночами гуляют черти, которые непременно утащат в своё логово любого, кому не повезёт застать темноту в бесконечных комнатах или просторных подвалах пустого особняка.
Вспомнив жуткие рассказы, Митька снова поёжился, но, заметив, с каким ехидством на него посмотрели братишка и приятель, Генка, решил вслух оправдаться:
― Х-холодно. И поздно уже. Влетит нам от родителей. А Илюха с Мишкой точно уже не придут – струсили, наверное. Пошли по домам скорей, а сюда потом как-нибудь вернёмся.
― А ты чего – тоже струсил? ― Генка криво ухмыльнулся. Митьке сильно захотелось треснуть того, как следует, под дых. Видно же, что самому не по себе, но форс важнее. Ещё потом и растреплет по всей улице, что Митька забоялся, как маленький. Снова пытается, гад, перед братом слабаком выставить. Митька по Кирюхиным глазам понял, что сейчас тот затянет противную дразнилку про труса, и упредил писклявую серенаду, отвесив малому подзатыльник.
― Только попробуй! Сами вы трусы. Пошли скорей.
― А ты помнишь, что чёрта надо в подвале вызывать? ― теперь уже Генкин голос дрожал, утратив былую уверенность.
― Помню, а что – страшно стало? Или ты девчонка?
― Сам ты…, ― Генка решил не продолжать спор, потому как троица оказалась возле двери чёрного хода, точнее, то был дверной проём, заколоченный хлипкой фанериной, почерневшей и рассохшейся от времени. Митька с Генкиной помощью стал отгибать лист фанеры, втайне надеясь, что тот не уступит их напору. Однако, тихо застонав, преграда поддалась, открыв лаз, достаточный, чтобы мальчишки могли проникнуть в зловещее нутро старого дома. Света в комнатах и коридорах было пугающе мало – лишь те отголоски наружных сумерек, что просачивались сквозь щели в досках, которыми были заколочены высокие окна. Однако, этого хватило, чтобы успешно обходить кучи мусора и переступать выломанные куски пола с торчащими гвоздями.
Довольно скоро обнаружился и вход в подвал, который представлял собой прямоугольный провал, огороженный погнутыми перилами. Тревожно и прерывисто выдохнув, Митька достал из кармана свечной огарок и коробок спичек, втихую утащенный с кухни. Тусклый огонёк обнажил утопающие в чёрной мгле ступени. Мальчишки робко спустились вниз. В подвале было холодно, пахло землёй и плесенью. Тени, порождённые пламенем свечи, пугливо трепетали на сумрачных стенах. Ребята прошли в следующее помещение, посреди которого нашлось ржавое ведро, повёрнутое вверх дном, наподобие столика.
Генка подал голос первым:
― Я слышал, что эти подвалы целиком ещё никто не проходил. Давай здесь.
Митька не стал спорить. Он достал белую тряпку и постелил на ведро. Положил поверх мятого лоскутка маленькое зеркальце, швейную иглу и поставил пузырёк из-под витаминов, наполненный водой.
― Кирюха, давай хлеб.
― Это…, а я его съел.
― Чего? Он же нужен.
― Ну, мне есть хотелось, ― начал хныкать младший брат. Митька не сильно расстроился – теперь есть веский повод уйти.
― Ну, ладно. В следующий раз придём.
Однако, Генка язвительно хмыкнул, чем жутко разозлил Митьку. Он начал зловещий ритуал, которому их научили старшие ребята со двора. Прикрыв свечу ладонями, он стал негромко повторять:
― Чёрт приди, чёрт явись. Чёрт приди, чёрт явись.
Генка с Кирюхой сели на корточки возле ведра. Все трое внимательно смотрели на чёрный овал зеркальца. Долго ничего не происходило. Митька даже немного заскучал, удивляясь, как в свои девять с половиной лет смог поверить в эти сказки для детсадовской малышни. Он уже перестал считать, сколько раз повторил заклинание, когда свеча вдруг погасла. Последнее «явись» Митька просипел сдавленным шёпотом. Внезапно повеяло каким-то нестерпимым холодом, а ещё… Какая-то помойная вонища наполнила подвал. «Ха! Это кто из нас тут ещё трус», ― подумал Митька, представив Генку с предательски обвисшими шортами, но в этот момент что-то коснулось его спины. Будто чьи-то пальцы с острыми ногтями ощупывали его сзади, водили по, внезапно взмокшей, футболке. Митька громко вскрикнул, подпрыгнув на месте.
― А-а! Генка, а в глаз?
И тут же понял, что ладонь приятеля судорожно вцепилась в его левую руку. Тогда кто же? Задыхаясь от ужаса, Митька вывернулся из Генкиной хватки и дрожащими пальцами сумел запалить спичку. Кирюха первым увидел то, что было за спиной брата, и звонко завопил. Генка тихо стонал, выпучив глаза и отмахиваясь. Митька обернулся и сам разразился паническим, каким-то девчачьим визгом. Перед ним был самый настоящий чёрт – кошмарное существо с тщедушным телом, огромной головой и маленькими рожками. Хотя, скорее это были не рожки, а заострённые по-звериному уши. Понять это было сложно, потому что чёрт был целиком покрыт густой свалявшейся шерстью, жирно смазанной грязью. Единственное, что навсегда врезалось в память – это пасть с огромными зубами и страшные красные глаза.
Пламя ожгло пальцы, и спичка погасла. Тьма зашипела рассерженным диким зверем. Продолжая испуганно орать, Митька пытался запалить следующую спичку, но у него ничего не получалось. И в этот миг он вспомнил заветное слово, которое поведали ему ребята со двора. Нащупав пузырёк, он начал брызгать водой в сторону чёрта, громко выкрикивая:
― Сгинь! Сгинь! Сгинь!
Швырнув во тьму пустую склянку, Митька снова ухватился за спички. Наконец, спасительный огонёк вспыхнул в его руках. Чёрта поблизости не было. Митя обернулся. На земляном полу сидел Генка и мычал что-то невразумительное. Кирюха… его не было. Братишка исчез!
― Генка, где Киря? ― дрожащим голосом проревел Митька, но Генка, продолжая мычать и махать руками, вскочил и бросился прочь из подвала. Митька громко звал брата, но ответом было лишь слабое эхо пустого подвала…
Из трещин в щербатых красно-кирпичных стенах проросли немалые уже берёзки с осинами. Башенки совсем провалились вместе с кровлей. Сажа вокруг окон красноречиво извещала о пожарах, перенесённых старым особняком. Дмитрий стоял здесь впервые за много лет. Городок менялся, но единственное, что сделали с жутким домом – обнесли его высоким забором. Только каждый забор имеет тайный лаз – вот и этот не стал серьёзной преградой для Дмитрия. Тот страшный вечер вспомнился сразу, и в деталях, как ни старался Дмитрий вытравить его из памяти. Да, время – великий лекарь, но всё же иногда в кошмарах ему являлся тот подвал и кошмарное чудище, лишившее его брата.
Тогда он так и не решился отправиться вглубь подвала на поиски маленького Кирилла. Страх перед чёртом был очень силён. К тому же, не покидала надежда, что брат, испугавшись, выскочил из подвала первым. Митька на ватных ногах брёл домой, втайне надеясь, что Кирюха уже ждёт его там. Только брата не было. Его так и не нашли. Поиски продолжались две недели, но результатов не принесли. Родители долго не отпускали Митю в школу – да он и сам плохо мог думать о чём-либо в те месяцы. Они и теперь в его памяти словно укрыты туманом. Нет, в открытую никто не винил его в пропаже младшего брата, но многие отводили глаза и умолкали при его появлении, словно не желая обронить лишнее слово. Митя тяжело переносил эти неловкие моменты, а ночами рыдал уткнувшись в подушку, вздрагивая с надеждой от каждого звонка в дверь. А вдруг этот кто-то привёл за руку грязного, перепуганного, но живого Кирилла… всё напрасно – брат пропал без следа.
Ещё хуже давались ему встречи с родителями Генки, неизбежные в маленьком городке. Генка с того вечера перестал говорить и превратился в нервного, пугливого ребёнка. Генкина мама не упускала случая отругать Митьку при посторонних, да и знакомых она не стеснялась.
Довольно скоро родители увезли Митю из города. Переезд помог, в новой школе ничего не знали о страшном горе Митиной семьи. Со временем жизнь стала налаживаться, останавливаясь лишь в те моменты, когда Митя замечал мать, судорожно прятавшую чёрно-белую фотокарточку маленького Кирилла, которую нежно гладила перед этим. Тогда память вновь бросала Дмитрия в тот сумрачный подвал, полный ужаса и зловония. Горе всё же навсегда отпечаталось на здоровье родителей. Отца унесла болезнь сердца, когда Дмитрий учился на втором курсе института. Через год не стало матери. Парень тяжело переживал потерю родителей, но учёбу не бросил, как не прекратил и свои поиски свидетельств о встречах человека с чертями.
Он изучал летописи, рассказы очевидцев, скупые упоминания в газетах, журнальные статьи, байки и городские легенды. Знакомился с исследованиями учёных, хотя… по его мнению, в большинстве случаев то были учёные с приставкой «псевдо». Параллельно Дмитрий увлёкся антропологией, историей и геологией. У него даже появилась своя теория касательно чертей, хотя он не стал бы ручаться, что такая идея не приходила в голову кому-то ещё. В чём был он точно уверен, так это в том, что чёрт – не галлюцинация, не сказочный персонаж, а существо реальное и опасное. Дмитрий пришёл к выводу, что, возможно, существует некий вид реликтовых гоминид, человекоподобных существ, которые, не выдержав прямой конкуренции с «хомо сапиенс», уже давно укрылись в пещерах и приспособились к жизни в тёмных подземельях. Этакая тупиковая ветвь эволюции, представители которой обжили карстовые пустоты, которых немало и под городами.
Нередко пещеры соприкасаются с рукотворными подземельями – тоннелями и глубокими подвалами, выгребными ямами, сливными колодцами и даже могильниками для больного скота. Вот туда и наведываются жуткие твари, лакомясь людскими отходами и порождая легенды о встречах с нечистой силой. А иногда… воплощая в реальность расхожее проклятие: «чтоб тебя черти унесли». И уносят. Люди продолжают бесследно исчезать на всяких проклятых местах – там, где подземный мир соприкасается с миром людей. Так вот исчез и Кирюха, неразумный младший братишка, который верил, что Митька не даст его в обиду. И, похоже, верил напрасно.
И теперь Дмитрий решил вернуться в тот проклятый подвал, чтоб встретиться лицом к лицу с кошмаром, преследующим его на протяжении всей жизни. Зачем? Он и сам не знал, что его толкало на этот безрассудный шаг – жажда мести, зуд исследователя или муки совести. Он так и не смог до конца разобраться в своих чувствах. И не хотел копаться в своём подсознании – он желал действия. Дмитрий прихватил всё, что требовалось для ритуала вызова. Этот немудрёный набор навсегда врезался в его память. На этот раз он не забыл и хлеб, чтоб задобрить чёрта – взял целую буханку. А ещё положил в карман куртки пистолет, стреляющий резиновыми пулями, чтобы утихомирить зловещую тварь, связать и показать учёным. А что? Против славы первооткрывателя он тоже возражать не станет.
В дом Дмитрий проник без труда – дверной проём не был заколочен, как когда-то. Десятки надписей на стенах говорили о том, что было немало тех, кто мог выломать хлипкую фанерную защиту. Теперь, по-прошествии многих лет, всё уже не казалось таинственным и пугающим, как в детстве – обычное заброшенное жилище, пустое и загаженное. Ступая осторожно, чтоб не пораниться о торчащие гвозди и не удариться головой о провисшие балки, Дмитрий добрался до входа в подвал. Подземелье в свете фонарика выглядело скорее скучным, а не зловещим, но Дмитрий всё же ощутил некоторый холодок между лопаток, когда попал в ту самую комнату.
Он раскинул белый платок на земляном полу и выложил на него, всё, что требовалось для успешного вызова. Чувствуя, как подступившие воспоминания выжимают предательскую влагу из глаз, Дмитрий дрожащими пальцами запалил свечной фитилёк и начал твердить заклинание:
― Чёрт приди, чёрт явись. Чёрт приди, чёрт явись.
Дмитрий долго повторял эту фразу из детства. В какой-то момент ему даже стало неловко, будто кто-то сможет увидеть его за таким глупым занятием. Его настолько донимала эта мысль, что он и в самом деле ощутил спиной чей-то пристальный взгляд, чьё-то присутствие. Густо пахнуло едким зловонием. Огонёк свечи заплясал но кончике фитиля и погас. Дмитрий обернулся и, едва не выронив от волнения, включил фонарик. Луч света выхватил из тьмы жуткую тварь. Чёрт, бес, нечистый, ненаш – существо отдалённо похожее на человека, но бесконечно ему противное. Кошмарное отродье стояло и шипело, оскалив красную пасть.
Дмитрий сунул руку в карман и сжал рукоять пистолета. Он немало тренировался в тире, и готов был выстрелить в любой момент, но что-то остановило его. Этот чёрт выглядел как-то странно, насколько возможно такое определение в отношении порождения тьмы. Он был похож и одновременно не похож на того беса, что напугал Дмитрия в детстве и лишил его брата. Этот чёрт был страшен, космат и чёрен от грязи и коросты, но шерсти на его теле было заметно меньше, а самое главное – уши… Они не были заострёнными кверху и похожими на рожки – нет, уши этого беса оказались круглыми и нелепо оттопыренными, совсем как у…
― Кирюха! ― простонал Дмитрий. Теперь он присмотрелся и все сомнения отпали – это был его братишка. Он стал старше, страшней, но знакомые черты угадывались в обезображенной маске оскаленного чудовища.
― Киря, это я – Митька, ― продолжал увещевать Дмитрий, но чёрт выпучил красные глаза, оглушительно заревел и бросился в ноги человеку. Дмитрий вздрогнул, но бес лишь ухватил хлеб и бросился наутёк. Дмитрий побежал за ним. В скачущем пятне света чёрт свернул в одну из подземных комнат. Преследователь успел увидеть лишь чёрные пятки, исчезнувшие в узкой щели у основания стены. Когда он упал возле норы на колени, лаз изнутри запечатал плотный ком земли. Дмитрий пытался копать руками, но лишь в кровь содрал кожу на пальцах.
Он ещё долго сидел на холодной земле и тихо плакал, как тогда, в детстве, когда умолял вернуть младшего брата. Он дал волю чувствам, но поклялся вернуться, чтобы вытащить Кирюху на свет и заново сделать человеком.
* * *
Этот уголок парка был тих и безлюден. Дмитрий умел выбирать такие места для прогулок – подальше от масс отдыхающих. Нина уже привыкла. Он и слова не сказала, когда Дмитрий повёл её по этой тропинке, которая порой просто исчезала в некошеной траве. От самой платформы, где Нина встретила его с электрички, Дмитрий не проронил ни слова.
― Ну, как съездил на малую родину?
― Потом расскажу, ― пожал плечами Дмитрий. Потом неожиданно остановился, ухватил Нину за плечи и развернул лицом к себе.
― Я тут много думал о нас… А переезжай ко мне.
Не сказать, что предложение совсем уж застало Нину врасплох. Она ждала его, но не думала, что всё случится так… буднично. Она, конечно, не помышляла о фейерверках в полнеба, о метели из розовых лепестков и фонтане из шампанского, но хотя бы свечи с цветами… Дмитрий разгадал её замешательство по-своему и заметно помрачнел. Нина ущипнула его за подбородок и улыбнулась:
― Конечно, перееду. Я же говорила, что никому тебя не отдам.
Дмитрий заметно приободрился и махнул рукой в сторону широкого пруда.
― А давай искупаемся.
― Здесь? Ни за что. Вон знак висит. Купание запрещено. А в камышах, глянь, покрышка от грузовика плавает.
― А я окунусь. Жарища зверская, в электричке давка. От меня уже псиной несёт. А на знаках чего только не напишут. И покрышка не крокодил – на дно не утянет.
Дмитрий быстро скинул одежду и пошёл к воде. Нина крикнула ему в спину:
― А я слышала, что некоторые богатеи заводят крокодилов, а когда надоест — выбрасывают на улицу. А те выживают. Зимой в канализации плавают, а летом выползают к водоёмам – на солнышке погреться.
Дмитрий отмахнулся.
― Это городские легенды. Хотя, забавный факт – в новгородских летописях упоминается «лютый зверь коркодил», который обитал в местных речках и губил людей, не давая им ловить рыбу и подходить к воде.
Парень вошёл в воду, а Нина, раздосадованная его непослушанием, ковырнула ногой камень, подобрала его и швырнула в пруд, окатив возлюбленного тучей брызг. Тот вздрогнул, шутливо погрозил кулаком и, взмахнув руками, «рыбкой» ушёл под воду. Нина взяла ещё один камень и бросила его в сторону торчащего из воды протектора. Покрышка внезапно вздыбилась и скрылась под водой. Раздался оглушительный всплеск и поверхность пруда вскипела бурунами.
Нина завопила от страха. Над водой показалась голова Дмитрия. Нина принялась прыгать, размахивая руками:
― Митя, вернись! Назад! Выбирайся из воды. Быстро!
Дмитрий не понял, что хочет его девушка.
Он помахал ей в ответ и улыбнулся.
В последний раз.