— Алло, здравствуйте! Надежда Викторовна? Почему ваш сын не появляется в школе? Его уже четвёртый месяц никто не видел…
— Он в школе… — томно ответила Надя и бросила трубку. Дрожащими руками взяла шприц и метко всадила его в одну из посиневших вен. Разбежалось, обмякшее тело растеклось по дивану. Какой ещё сын?
— Господи, что за сволочь? Василий Петрович, нужно срочно узнать, что с Сёмой… Такой трудный ребёнок, да ещё и мать такая… Двойное наказание, — сказала Галина Станиславна, услышав гудки и, аккуратно положив мобильник на стол, посмотрела на Ершова, сидевшего напротив.
— Галя, это не наши заботы. Заботы других инстанций. Не бери в голову. Чёрт с ними! Как их фамилия-то, как жиртреста зовут?
— Вася, ты вообще-то завуч по воспитательной работе. Мальчика зовут Семён. Семён Заварза1, — недовольно ответила Галина Станиславна, — И пойдёшь к ним именно ты. Если ситуация совсем плоха, подключим милицию. Там и решат, что делать. Оставить ли мальчика матери, отдать ли в приют… Вот это действительно не наша забота. Но толчок надо дать, иначе совсем пропадёт парень…
— Галина Станиславна! У меня столько дел! Не собираюсь я ходить по всяким… Заварзам! — встрепенулся Ершов, — У меня сегодня встреча с председателем родительского комитета, кхм, нашим спонсором…
— После встречи и отправишься к Заварзе, Василий Петрович, — твёрдо решила Галина Станиславна, директор 12-й средней школы, — с ним же, со спонсором, после тебя, и у меня… разговор. Ершов не мог возразить.
— Хорошо, Галя… Только я не привык шастать по таким местам, они проживают, вроде как, на Богомолова?
— Да, пятый дом, первый подъезд, восьмая квартира. Райончик, действительно, не из самых благоприятных… Ну ничего, ты же мужчина, Вася, — вздохнув, ответила Галина Станиславна, — и мальчик не жиртрест, он просто полноват.
— Полтора центнера чистого жира, Галя! — иронично хмыкнул Ершов.
— Научись любить детей, Ершов, — сухо сказала Галина Станиславна и жестом проводила завуча за дверь. Ершов мигом испарился.
«Надо ещё уколоться, боже… Игорь сегодня зайдёт… Опять под ним стелиться… Встать бы… Сволочи… Ненавижу… Где Сёма…» — Надю немного отпустило, но её тело было настолько измождённым, настолько исчахшим, что она тут же потеряла сознание, распластавшись на диване.
Из запертой спальни послышались тяжёлые, хлюпающие шаги (шаги ли?). Дверь приоткрылась.
— Мама, кто-нибудь принесёт жратвы? Мама! — орал Сёма. Надя лежала не шелохнувшись.
Игоря нет…
Мама… Проснись, я голоден! Голоден я!
Маме нужно ещё… Но я всё забрал… Всё отдал…
Дверь закрылась. Что-то бултыхнулось, и всё замерло. Тишина.
Встреча прошла хорошо. Василий Петрович Ершов вышел из здания школы и сел в свой новенький Фольксваген. Мотор свежо завёлся. «Сейчас спонсор поговорит с Галей и всё будет хорошо, — улыбнулся Ершов, — Так… Богомолова значит…» Автомобиль тронулся, выехал через дворы на проспект и отправился в сторону городской окраины. Хорошо, городок был небольшим — один из подмосковных городишек, каких много — ехать было минут десять, от силы.
Фольксваген Ершова остановился у подъезда старенького четырёхэтажного кирпичного дома. Стены вот-вот рухнут, половина окон повыбито. Свет горит только в паре-тройке квартир. Во дворе пусто и тихо. Полседьмого. Богомолова, 5.
Ершов выбрался из машины и вошёл в подъезд. Запах ядрёной вони тут же ударил в ноздри. Затошнило. Он неуверенно потопал вперёд. Тусклый свет лампочки едва спасал подъезд от тьмы. Слабый писк под лестницей. Крысы.
«Ну и заехал же я… Заварза… Чёрт бы их подрал, — думал Ершов, морщась от вони, — Так, первый этаж… Первая, вторая, третья, четвёртая квартиры… Мне на второй…»
Он поднялся по лестнице — восьмая… Звонка не было. Ершов постучал в дверь.
— Игорь… Это ты? Быстрее… Я сейчас сдохну… — послышался захлёбывающийся женский голос.
— Эй, кто здесь? — донеслось из соседней квартиры, с номером семь.
— Я из школы, — испуганно, непонятно в какую дверь, ответил Ершов.
— Заходи быстро и заткнись, — отреагировал голос из седьмой.
Василий Петрович дёрнул за дверь. Открыто. Ступив на порог, Ершов, напротив себя, метрах в двух, увидел мужчину в потрёпанном камуфляже. Беспокойный взгляд. Дрожащие руки. Типичный алкоголик. Он сидел за старым дубовым столом. «Как директорская, ей-богу, — хмыкнул Ершов, — только Гали не хватает»
— Кем будешь? — спросил мужчина. Василий Петрович задумчиво осмотрел квартиру — стены не оклеены — штукатурка потрескалась и кое-где проглядывает кирпич. По квартире расставлено множество вёдер, тазов и чанов, в которые с потолка капала мутноватая жидкость. На полу валялся заплесневелый кусок хлеба, с оставшимися следами уже зеленоватого масла — муравьи плотно облепили «бутерброд» и потихоньку его растаскивали.
— Я из школы. Семён Заварза уже четыре месяца там не появляется, — брезгливо отчитался Ершов.
— Хочешь на Сёмку посмотреть? — рассмеялся мужчина. Он выехал из-за стола. Инвалидная коляска. Обрубки ног. Инвалид, — это в Афгане, не обращай внимания. Присядь-ка на табуретку. Ершов молчал.
— Забыл представиться. Зови меня Костян, умник. Так вот, Сёмка уже не Сёмка. Это настоящее чудовище. Полподъезда сожрал. Да и Игорька моего, сынка, наркомана конченного, тоже. Ты в руки себя возьми, не обделайся, слушай…
— Вы сумасшедший, — Ершов приподнялся, — Мне в восьмую.
— Стоять. Слушай меня. Как-то раз, месяца три назад, Игорёк мне рассказал. Говорит, Сёмка Надькин в холодец превращается, лежит себе в комнате и лежит, раздувается как дрожжи на печи. Говорит, что из комнаты вонища ужасная, а заглянешь, седым выйдешь. Ну, я подумал, очередные наркоманские бредни, пока, недели полторы назад, не услышал ужасное хлюпанье из восьмой. Выкатился я из своей хаты, открываю дверь, а там… Огромный, килограмм двести, холодец обтекает Игорька моего, концы отбросившего. На диване лежит Надька и нихрена не замечает… Коаксил, да… Сама-то как чудовище, костища наружу… Да и Игорёк такой же, кашевар местный, наркоман паршивый… Хех, был… Костян прокашлялся. Ершов прилип пятой точкой к табуретке.
— И тут этот холодец отрывается от Игорька, и я вижу, форму Сёмки обретает. Хлюпающая пасть говорит мне, Костян, мол, укатывай отсюда, пока тебя не сожрал… Я в тот момент похлеще твоего испугался, залётный… Он видать наелся, сытым голосом говорил, тварь… Я и решил с ним в диалог вступить, едва не обосрамшись… Сёмка, говорю, ты давай меня не жри… Жильцов, наркоманов поганых, ещё шестнадцать квартир… Я пожить ещё хочу, говорю… Ну Сёмка и переварил почти весь наш подъезд… Мать свою бережёт… А я ей коаксил варю, договор уж у нас с Сёмкой такой… Рассказал мне, как с ним это произошло… Лежал себе в своей комнатке, ленивая скотина… Интерес к жизни, говорит, потерял… Долежался, пока грязью не зарос совсем… В ушах кто-то поселился, под кожей стало зудеть… Ну как будто там кто-то ходы роет, представляешь? А потом, не удивляйся, эта тварь плакала…
За дверью послышалось хлюпанье.
— Костян, кто здесь? — булькающий голос, из-за двери окончательно приковал Ершова к табуретке. Он побелел и застучал зубами.
— Сёма, заползай… Ужин пришёл…
Василий Петрович потерял дар речи, увидев это. Огромная желеобразная жижа, отдалённо напоминающая человека, двигалась на него. В неё, словно спички в пластилине, были понатыканы человеческие конечности. Жижа бурлила, переваривала. Костян хохотал.
Ершов потерял самообладание.
Жижа обволокла его ноги, и, вместе с табуреткой, потащила его через общую прихожую прямиком в восьмую квартиру. Нижняя часть тела Ершова уже утонула в мерзкой слизи — ноги разъедало, словно кислотой. Василий Петрович даже не закричал — дрожащая от страха челюсть не разжималась. Его голова волочилась вслед за жижей. Выпученные глаза не могли закрыться. Руки онемели. Парализовало… Заварза… По полу пробежала облезлая крыса. Она несла в зубах пожелтевший человеческий палец.
Он видел лежащую на диванчике Надю… Посеревшее тело… Руки совсем омертвели — на правой руке, в зоне локтевой кости, не было ни кожи, ни мышц — желтизна локтевой выступала наружу … Она стонала… Жижа заволокла Ершова во вторую комнату… Последнее, что он увидел, было гнездо… Булькающие серой слизью яйца (личинки?) вот-вот должны были породить ещё не одно такое чудовище…
* * *
Галина Петровна, проводив спонсора, решила позвонить завучу.
— Абонент не отвечает, или находится вне зоны действия сети, — ответил приятный женский голос.
Разобрался с Заварзой, наверное… Дома уже, спит небось…
Директор вздохнула с облегчением и включила кофейник.
Автор: Milovanoff
- 1Заварза — «неряха, нечистоплотный», вятск., олонецк.. От варза «озорник». Отсюда заварзать «запачкать», вятск..