Расскажу, что случилось с нами несколько лет назад. Пошли мы с друзьями от нечего делать на местное зверохозяйство. Это было огромное здание, от которого веяло сыростью. Сквозь пустые глазницы кирпичного исполина гулял ветер. Где-то сзади на дороге шумели листья, своим звуком создавая гнетущую атмосферу. На меня нахлынули детские воспоминания: когда-то мы с классом были здесь на экскурсии. Тогда эта огромная территория еще обеспечивала весь Советский Союз красивейшими норковыми шубами. А теперь зверохозяйство стало еще одной жертвой политики нашего государства. Покинутое людьми, оно начало медленно терять былой вид, а через несколько лет стало прибежищем разного рода молодежи. Дождливая погода в тот день дополняла мрачную картину. Мы с моим другом Гвидо пошли разведывать главное административное здание, а Петерис (второй мой товарищ) остался разжигать костер.
Внутри действительно было жутковато. Ветер шевелил обрывки занавесок, из-за чего на стене образовывались разного рода блики. Снаружи было уже темно, а в здании — еще темнее. У нас был один на двоих фонарь, и мы пошли на второй этаж, к административному корпусу. По сравнению с первым этажом тут была абсолютная тишина, лишь изредка нарушаемая стуком капель воды, которая в избытке натекала в вентиляционную систему.
И тут мы услышали крик. Нет, не просто крик — звуки агонии, которые раздавались снаружи. Мы просто спринтерским бегом побежали вниз, наступая на осколки битого стекла и задевая лицами рваные провода. Выбежали к костру, но Петериса там уже не было. Мы решили, что он спрятался ради смеха — он был великим шутником. Мы побродили по окрестностям, но не нашли его (кстати сказать, Гвидо родился в Сибири, и много раз ходил в тайгу на охоту, поэтому был опытным следопытом). Так как следов на земле не было, Гвидо сделал вывод, что Петерис мог уйти только в одном направлении — в административное здание, из которого мы только что выбрались. Зайдя внутрь вновь, мы увидели, что кто-то скинул шкаф на лестницу. Мы не могли его сдвинуть из-за конструкции лестничного пролета.
Мы бродили по длинным пустым коридорам, окликая Петериса, но он не отзывался. В конце концов, мы попали в крайнюю северную часть здания, где среди пустых выцветших картонных коробок увидели металлическую дверь с теплоизоляцией. Видимо, за ней раньше хранили туши животных. В каморке за дверью не было окон, и свет туда не проникал. Мы зашли внутрь и сразу увидели большое отверстие в полу. На торчащей из нее арматуре был кусок ткани. Ткань была черная — такого же цвета, как куртка Петериса!
Мы, не мешкая, стали лезть вниз. Я полез первым, а Гвидо меня страховал. В итоге я опустился на какие-то трубы, и Гвидо полез за мной. Вокруг было темно, и фонарик чуть рассеивал тьму. Мне в нос ударила страшная вонь — пахло затхлой водой, которой уже не один год. Я осмотрелся. Мы были в неком коридоре, затопленном примерно наполовину, по бокам было три ответления. Первое в стене справа было завалено, а два других слева были закрыты большими ржавыми дверями, какие ставят в бомбоубежищах. Мы шли по ржавым трубам, глядя по сторонам, и каждый наш шаг раздавался гулким эхом в стенах этого всеми забытого подземелья. Звук падающих капель воды стал раздражать, он действовал, как та древняя китайская пытка. Никогда в такое не верил, но теперь понимаю, что такая безобидная вещь, как капля воды, может свести с ума.
Казалось, что бетонные стены тоннеля никогда не кончатся, но вдруг мои размышления прервал короткий скрип, донесшийся от трубы, по которой я шел. Она начала проседать под моим весом. Я начал медленно отходить назад, но не успел. Труба упала, вырвав вместе с собой кронштейны и скинув меня в холодную, как лед, воду. Под водой я не видел ничего, кроме тьмы — мне казалось, что она пожирает меня. Воздуха уже не было, и я рефлекторно начал заглатывать противную воду. Я чувствовал, как уходит сознание, мысли стали заторможенными — и тут почувствовал, как кто-то тащит меня наверх. Через несколько мгновений я уже был наверху. Гвидо материл меня, пытаясь оттереть пятна ржавчины от своей новой куртки «Адидас».
Дальнейший путь нам был отрезан, но нам он и не нужен был. Буквально в пяти метрах позади нас было еще одно ответление. На полусгнившей и черной от пыли двери были видны отчетливые отпечатки рук. Я опять спрыгнул в воду, Гвидо последовал моему примеру. Дверь нехотя поддалась моему толчку и, скрипя ржавыми петлями, отворилась. За ней было мало воды, так как комната находилась выше, чем сам коридор, из которого мы вышли. В центре комнаты на боку лежал железный стол, а на зелено-белых, как в хрущевках, стенах висели плакаты. Мельком посветив на плакат, я разобрал только одно слово: «Эвакуация».
Мы с Гвидо медленно пошли к столу, потом он отодвинул его и замер в удивлении. Петерис, без единой царапины, лежал на боку. Гвидо сразу же прощупал у него пульс. Оказалось, Петерис просто мирно спал. Мы его разбудили, и он, бормоча что-то под носом, открыл глаза, и заорал, увидев, где он находится. Мы с Гвидо кое-как его успокоили и стали расспрашивать. Оказалось, что он ничего не помнит с того момента, как заснул у костра...
Прошло чуть более полугода, но мы больше туда не ходили и не будем. Петерис так и не вспомнил, как попал в подземелье. Не буду рассказывать, как Гвидо лупил Петериса после того как мы выбрались. Не знаю, что там случилось, но это было явно что-то нехорошее.