Бабушка снова приготовила чебуреки. О, господи, как же я их не люблю! Откуда она берёт это невкусное мясо? Почему из него льётся так много жира, когда я откусываю?
Бабушка смотрит и улыбается. Она всегда наблюдает за тем, как я ем. Меня это не раздражает, но мне трудно скрывать своё отвращение. Однако я стараюсь изо всех сил, чтобы её не расстроить.
Чебуреки отвратительные.
Когда пытка закончилась, она предложила съесть ещё. Я вежливо отказалась и поспешила запить съеденное сладким чаем, чтоб больше не ощущать во рту привкус её ужасной стряпни.
— Спасибо, бабуль! — я обнимаю её и, накинув ветровку, вылетаю на улицу. Мне надо как-то пережить эти две недели с бабушкой и её «деликатесами». Родители уехали в отпуск и оставили меня с ней. Ненавижу, когда они так поступают.
После прогулки я совершенно позабыла об отвратительном завтраке. Коридор был озарён светом заходящего июльского солнца, когда я вошла в квартиру. Бабушка смотрела телевизор, периодически комментируя слова диктора и хихикая. Пожалуй, так она проводила все свои одинокие дни. Дед умер восемь лет назад, а мы навещали её крайне редко — родители работают, я учусь. Да и проблематично регулярно ездить из Казани в Тулу. Иногда я выбиралась к бабуле в выходные — тут у меня всё-таки бывшие одноклассники и друзья детства. Жаль, что с бабушкой во время таких визитов я провожу времени всё же меньше, чем с ними.
Бабушкино приглашение на ужин вырвало меня из моих мыслей. Она громко позвала меня из кухни, когда я уже пятую минуту, мысленно споря с собой по поводу фильма, который стоит посмотреть вечером и уставившись в одну точку, намыливала руки. Её голос заставил меня опомниться и смыть, наконец, мыло еле тёплой струёй воды.
Бабушка мастерила себе какие-то бутерброды, когда я вошла. Справа от неё, на плите, стояла большая белая кастрюля, содержимое которой, по всей видимости, ждало меня.
— Я приготовила борщ, пока ты гуляла. — Бабуля обернулась и окинула меня ласковым взглядом. Я брезгливо посмотрела на бутерброды, которые она в этот момент сооружала — на обильно смазанных сливочным маслом кусках хлеба, лежали совершенно неаппетитного вида кусочки чего-то серого — то ли рыбы, то ли мяса, я так и не поняла, но мне и не захотелось узнать, что это, поэтому я промолчала. Взяв тарелку и половник, я подошла к кастрюле. Жижа в ней мало напоминала борщ — жёлтая масса с плавающими пузырями жира и никакого намёка ни на мясо, ни на овощи. Я скривилась, но заставила себя налить в тарелку несколько половников «борща». Бабуля пожелала мне приятного аппетита и направилась в зал с тарелкой противных бутербродов.
Всё ещё стоя у плиты с тарелкой в руках, я понюхала суп и уловила мерзкое зловоние. Меня чуть не вырвало. Внезапно захотелось вылить эту дрянь назад, но бабушка бы наверняка догадалась о том, что я её обманываю, поэтому, печально бросив ещё один взгляд на жижу, я всё-таки обреченно поплелась к столу ужинать.
По щекам текли слёзы, когда я закончила. Такой дряни я ещё в своей жизни не ела. Казалось, я проглотила огромный безвкусный комок жира с запахом тухлой рыбы.
Через пару минут, когда я чистила зубы, меня вырвало прямо в раковину от воспоминаний об ужине. Слава богу, бабушка ничего не услышала, но так продолжаться больше не могло. Приготовленная ею пища была просто отвратительной, о чём свидетельствовало только что совершённое извержение содержимого моего желудка. На следующий день меня посетила гениальная мысль — я стала завтракать, обедать и ужинать у себя в комнате, за компьютером. Естественно, бабуля была против, я выслушала множество негативных реплик по поводу склонности нынешней молодёжи всё своё свободное время проводить в Интернете, но мне удалось переубедить её, оправдав сети тем, что они позволяют мне не прерывать изучение иностранных языков на время летних каникул, что для меня, как для будущего переводчика, безусловно важно.
Я выливала супы в бутылки из-под колы через найденную на кухне воронку, а чебуреки, картошку и жирное мясо складывала в целлофановые пакеты. После я прятала эти мешки с «сюрпризами» в свой рюкзак и выкидывала на помойку, находящуюся через дорогу от нашего дома, когда отправлялась на гулянки с друзьями. Питаться мне приходилось вне дома — в гостях, в кафе на одолженные у друзей и одноклассников деньги. В целом, всё было неплохо. Мне удавалось одурачивать бабулю, а та, в свою очередь, даже и не подозревала какое отвращение я испытываю к её стряпне.
Проснувшись утром, я обнаружила, что нахожусь в квартире совсем одна. Бабушка то ли ушла на рынок, то ли уехала на дачу. Мне захотелось поскорее уйти к подруге, но я не могла сделать это, не совершив свой любимый утренний ритуал — мне непременно нужно было выпить чашечку кофе.
Под песню Брайна Ферри я достала с полки сахар, открыла ароматную баночку Nescafé и вдохнула аромат кофе — запах восхитителен! Кофе был, пожалуй, единственным, что не вызывало у меня кривую улыбку отвращения в этом доме.
Я впервые за время пребывания в у бабули заметила, что переключатели на панели управления плитой были совсем запущены. Я покачала головой, мысленно осуждая бабушку за пренебрежение уборкой кухни. Покрытые небольшим слоем жира на вид, на ощупь они оказались липкими. Снова пришлось мыть руки. Какое счастье, что через пять дней я уже буду дома! Мама никогда не позволила бы себе запустить кухню так, как бабушка. Даже чайная ложка, которую я взяла, чтобы перемешать кофе с сахаром, оказалась липкой.
Когда кофе был готов, я схватила мобильный, динамики которого пели голосом Брайана, подняла кружку с засыпанного хлебными крошками стола, и, в одном нижнем белье, вернулась к себе в комнату. Когда я закрыла дверь, за стеной послышалось бульканье, напоминающее звук прочищения горла водой. Сначала я не поняла, что могло быть источником звука, потом вспомнила о воркующих по утрам голубях, любивших собираться на крыше нашего балкона, и успокоилась. Окно было открыто, поэтому я могла слышать их так хорошо. Хотя, скорее, всего это были соседи — стены-то тут как картонные!
…
Домой я вернулась в седьмом часу. Странно, но квартира всё ещё пустовала. Обычно бабуля не уходит на весь день, если только она не вернулась домой, пока меня не было, а потом снова ушла к подруге, например. Но в таком случае она бы наверняка оставила мне записку. Я посмотрела на кухне, проверила трюмо, порылась в бумажках, валяющиеся на письменном столе в зале — никаких записок. Меня охватило лёгкое волнение.
В девять я уже судорожно обзванивала всех бабушкиных подруг. Выяснилось, что ни у Лидии Михайловны, ни у Тамары Игоревны, ни у соседки по даче, «Ирки», бабушка сегодня не появлялась.
В животе заурчало. Кроме кофе и жареной курицы, приготовленной моей подружкой Настькой, я сегодня больше ничего не ела. Абсолютно не представляю, как мне разыскивать бабушку, с чего начать. На всякий случай я сначала позвонила родителям по скайпу — мама встревожилась и велела поискать у соседей — скорее всего, бабушка зашла к соседкам и «заболталась с ними о том, о сём». Звонок родителям меня действительно успокоил, но к соседям идти не хотелось. Если бабушка действительно у них, значит, скоро вернётся.
Лучшей идеей на тот момент мне казалась идея перекусить, тем более что бабушка за целый день не приготовила мне ничего, и теперь я могла сделать это сама.
В холодильнике я нашла только овощи и банку с тушёнкой, а в морозилке кусок рыбы. Недолго думая, я достала тушёнку и отрезала себе кусок хлеба. Нож был липким, но к этому я отнеслась уже без всякого удивления. Мда, стоит помочь бабушке с уборкой, ведь у неё даже полотенца в каких-то пятнах, стол заляпан, а на раковине… меня поразило то, что коричневатый след на ней походил на отпечаток ладошки. Бабушка что, засунула руку в банку с чем-то жирным, а затем полной ладонью приложилась к раковине? Вздор. Увиденное сделало моё нахождение в этой квартире совершенно неуютным. Я доела несчастный бутерброд с тушёнкой и посмотрела на часы — двадцать минут десятого. Пора заглянуть к соседям.
Тапки я небрежно бросила в зале, поэтому пришлось сначала вернуться туда. В комнате уже было совсем темно. Я посмотрела на полуоткрытую дверь, ведущую на балкон и снова услышала воркование голубей. Уррррргрррррррр, грррррр. Я никак не могла разобрать, были ли это действительно голуби или какой-то другой звук. Раздавался он то ли со стороны балкона, то ли откуда-то ещё. За урканьем последовала непродолжительная тишина и снова: «Угрррррррр гррррррр!». По спине и затылку пробежали мурашки. Сейчас звук меньше всего напоминал голубиное воркование. «Угрррррррррррррр гррррррррррррххх!». Звук стал больше походить на утробный. Я повернула голову в сторону кладовки — тёмной комнаты без окон, вход в которую был завешен красной занавеской. Сама мысль пойти и проверить, не является ли источником звука это место, вызывала во мне дикий страх. Вспомнились глупые герои фильмов ужасов, идущие в самые жуткие места на какой-нибудь ужасный звук или голос — подвалы, тёмные комнаты, коридоры, чтобы…
Чтобы увидеть.
Почему-то мои ноги не желали сотрудничать с мозгом — они его совсем не слушали. Я пошла туда. С одной стороны, факт, что я догадалась, откуда исходит странный звук и то, что я вот-вот узнаю ответ, вызывали во мне неестественное для ситуации ликование, с другой — я вообще не понимала, что я делаю, сердце билось громко, виски пульсировали, а уркающий звук то утихал, то становился громче, будто тот или то, что его издавало, пыталась донести до меня какой-то смысл, что-то сказать.
Красная занавеска становилась всё ближе.
Руки трясутся, но отчего мне так страшно?
Вспотевшая рука неуверенно отодвигает красную материю, обнажая черноту комнаты, усиливая пульсацию моего тела, дрожь… теперь я могу войти…
Стоя в проёме, вглядываясь в черноту, я не могла понять, на сколько больше стало того, что раньше было бабушкиным телом. Кажется, жижа заполняла всю комнату. Холодец урчал и трясся, бабушкины глаза были на уровне потолка. Я разглядела их в этой тьме — они блестели и ласково звали к себе. Урчание стало разборчивым и отчётливым и больше не пугало. Она звала: «Обгрррними муэгррррняя, обгрними мгреня, обгрними мгреня…»
И я обняла. Глаза, уши и рот полностью обволокло бабулей, комната была заполнена нами, её тёплым и уютным жиром.
…
Теперь мне всегда будет тепло в её заботливых объятиях. И как же раньше я не понимала того, насколько она любит меня, как старается каждый день накормить меня вкусным завтраком, обедом, ужином. Ах, как сытны были её блюда, с какой нежностью приготовлены…
Мои дыхательные пути полностью заполнились бабушкой, тело обволокло желеобразной массой. Жир продвигался всё глубже в моё тело через рот, нос и уши, дышать уже не представлялось возможным. Теперь и внутренние органы были окутаны склизкой массой. Бабушка уже не только полностью обволакивала меня снаружи — она заполнила меня изнутри.
Ах, как приятно её утробное урчание на слух! Чудесная колыбельная!
Я не могла дышать, но мне вовсе не было плохо от этого. Теперь я знаю одно — я всегда буду окружена её заботой. Теперь я всегда буду сыта…
Автор: Григорова Олеся