Ты и сам стал блуждающим бледным огнём
И кружишься под странные вальсы без нот…
Позабудь, что Вселенной был дан тебе дом.
Это больше Вселенной. Оно её жрёт.
Владислав Женевский, «Огоньки» (2005)
1
Тяжёлые шаги звучали глухо и негромко. Броннвурн проделывал этот бессмысленный маршрут уже десятый раз, приноравливаясь ступать так, чтобы не спотыкаться. Раньше он мог бы с завязанными глазами отличить один коридор от другого, но теперь даже этот короткий отрезок казался ему совершенно незнакомым. Почти везде пол покрывали изогнутые волны, впадины или наросты всевозможных форм, а из них торчали куски мусора и обломки снаряжения, вплавленные прямо в камень. Могучие стены словно подёрнулись рябью, и кое-где возле них виднелись крупные наплывы, наспех замаскированные щебнем. Старый воин старался не думать об их происхождении. Ещё меньше ему хотелось смотреть влево, на то, что всего час назад было внешней стеной цитадели. Краем глаза он видел густую арматурную решётку, сквозь которую легко проникали ветер и мутный свет, но старательно переводил взгляд дальше, чтобы не замечать мир по ту её сторону.
Куда труднее было укрыться от звуков и смрада.
Помотав головой, Броннвурн быстрее зашагал вперёд, к восточному концу коридора. Там его уже поджидал Хродвальд, нетерпеливо размахивая здоровой правой рукой. Из ниши в южной стене за его спиной доносился слабый болезненный стон.
— Ну что? — коротко спросил ветеран, преодолев наконец последний завал.
— Йордра было не спасти, но Тальбрд, вроде, очухался, — гигант провёл ладонью по лысому черепу и снова обернулся на звук.
— Неплохо, неплохо, — медленно кивнул Броннвурн, припоминая недавние события. — Не думал, что он протянет так долго.
— Сейчас этот нытик будет только мешать, — скривился Хродвальд, понизив голос. — Жаль, что он очнулся. Может быть…
— Мы это уже обсуждали, — резко оборвал его Броннвурн, протискиваясь вперёд. — Значит, вместе с нами получается шесть?
— Если с тем, который наверху. А работать и держать оружие могут в лучшем случае пятеро.
— Могло быть хуже.
— Да, могло, — хмыкнул воин-лекарь, подкручивая винты на грубой металлической клешне, которая заменяла ему левую кисть.
Зайдя в бывшую кладовую, Броннвурн окинул взглядом её содержимое. Они могли бы пировать несколько недель, не заботясь о порче припасов — на таком-то морозе. О воде тоже не стоило волноваться — в коридор уже намело порядочно снега. На сваленных в кучу пустых мешках лежали три тела, но лишь над одним из них поднималось облачко пара. Воин подошёл ближе, внимательно рассматривая этого полноватого молодого человека с жидкой клочковатой бородой и обширной залысиной на лбу. Тот тихо стонал на одной ноте и морщил лицо.
— Тальбрд, ты меня слышишь? — ветеран наклонился и поднёс к его носу пучок резко пахнущей травы.
Светлые глаза резко распахнулись. В них набухли кровяные прожилки, но взгляд был осмысленным.
— Слышу, — с трудом выдавил очнувшийся воин. — Что прх… произошло?
— Крепко же тебя контузило, коли ты такое позабыл, — хмыкнул Хродвальд, обернувшись к нему.
Броннвурн сурово посмотрел на него из-под седых бровей. Гигант насмешливо искривил угол рта и отвернулся к восточному завалу, давая понять, что больше встревать не будет.
— Я помню гвур… — пробормотал боец, силясь приподняться на одном локте. — Луч, тающий камень… Всё рушилось. Мы… мы победили?
— Форт наполовину разрушен, и мы тут застряли, — коротко сообщил ветеран. — Враг пока не уходит, поэтому держись подальше от решётки.
Слегка шатаясь, Тальбрд поднялся с груды припасов и шагнул прочь из кладовой. Хродвальд и Броннвурн, широкоплечий седобородый старик и огромный лысый пузан с покрытым шрамами лицом, поглядывали на него, о чём-то неслышно переговариваясь. Молодой артиллерист знал их обоих — опытные бойцы, успевшие немало повидать на своём веку. Броннвурн вообще служил здесь с самого начала, охранял строителей форта от дикарей и лесного зверья. Теперь, очевидно, вся ответственность за остатки гарнизона лежала на его плечах.
Щурясь от непривычно яркого света, Тальбрд бегло огляделся. Да, форт пострадал, но выглядел вполне надёжным, и никто не лез сюда через проломы. А вдруг те двое ошиблись и на самом деле враг ушёл? Хродвальд всю жизнь готовил разные зелья и сам охотно их принимал — так может, ему всё померещилось? Броннвурн точно трезв, но стар — а кому не знать, до чего старики подвержены страхам! Надо проверить! Не обращая внимания на предостерегающие крики, Тальбрд, спотыкаясь, подошёл к стене и выглянул наружу.
На арматурных прутьях остались лишь небольшие куски бетона. Остальное размягчилось до состояния жидкой каши, сползло по склону, обволокло скалы и деревья, а затем вновь застыло, образовав причудливые каменные узоры. Далеко внизу виднелась округлая пропасть, огибающая почти весь холм и уходящая куда-то вбок. В эту яму запросто мог бы уместиться весь холм с цитаделью, и от падения его удерживали только широкие каменные водопады. Тусклое солнце, отражаясь от соседней горы, отбрасывало на них дрожащие тени.
Сперва воин даже не понял, что видит, но затем глаз начал выхватывать отдельные детали. По мере того, как понимание заполняло разум, взгляд невольно скользил всё выше, и выше, и выше, пока не наткнулся на…
— Он смотрит! Смо-о-о-о-отрит!.. — простонал Тальбрд, в ужасе отшатнувшись от стены.
— Заткнись, болван! — рявкнул Хродвальд, отвесив ему оплеуху. — Ещё не понял, куда попал?!
Тот грузно осел на пол и какое-то время лишь растерянно моргал, но затем в его взгляде зажглась искорка осознания. Осознания и страха.
— Ох, нет, — прошептал он. — Неужели…
— Именно там, — холодно и хмуро ответил старик. — Это больше не форт. Мы в дубгрте, поэтому должны держать себя в руках.
Тальбрд издал полузадушенный всхлип.
К дубгрту жители Гронвельда приговаривали лишь самых отъявленных негодяев. Он был не столько тюрьмой, сколько изощрённым видом казни. Там, где надолго задерживался гвуртум, наскоро возводилась избушка из одной комнаты с огромным, во всю стену, окном, через которое на исполина открывался наиболее живописный вид. Пленника просто оставляли там, в тепле и полной безопасности, с достаточным количеством припасов. Даже если он не смотрел в окно, постоянное осознание того, что совсем рядом находится царь чудовищ, сводило его с ума самое большее за несколько дней. Живое, но лишённое разума тело выставляли на всеобщее обозрение, в назидание остальным.
В глазах потемнело, и только что очнувшийся воин едва не лишился сознания вновь. Тальбрда совсем недавно перевели сюда, и это была его первая серьёзная битва. Он знал, что служба на границе не будет спокойной – всегда есть враги, люди, мелкие чудовища, порой даже гвуртумы… Но дубгрт! За что, всесильные боги?! Воин глубоко вздохнул. Броннвурн и Хродвальд не паниковали. Возможно, у них есть план?
— Кстати, глаз у него нет, — с равнодушным видом бросил молодой рыжеволосый боец, до того молча стоявший у стены.
— Рауд, правила касаются всех! — рявкнул Броннвурн, бросив на него испепеляющий взгляд.
Тот всё так же мечтательно глядел в пространство. Тальбрд ощутил, как по спине бежит холодок. Увиденная за окном картина ещё вертелась перед мысленным взором, но сейчас он не мог с уверенностью сказать, пугает ли она его больше, чем равнодушный к ней человек у стены.
— Чего прохлаждаешься? Улггару кто помогать будет? — вкрадчиво спросил Хродвальд, указав здоровой рукой на дальний конец коридора.
Рауд бесстрастно пожал плечами и ушёл. Лысый гигант проводил его взглядом и обернулся к Тальбрду, который как раз поднялся с пола.
— Правило первое. В окно не смотреть. О том, что происходит снаружи, не говорить. Даже не думать. Надеюсь, не надо объяснять, почему?
— Так точно… — буркнул воин, опасливо отодвигаясь к противоположной стене.
— Второе, не менее важное. Вести себя тихо и сдержанно, не шуметь. Не привлекать внимания. Тогда и враг будет нас игнорировать.
— Но он же смотрел на меня, видел… — поёжился Тальбрд, вспоминая те несколько кратких мгновений.
— Нет, он тебя не видел, — медленно проговорил Броннвурн, всё ещё стоявший рядом. — А даже если видел, сейчас ему нет до нас дела.
— И третье, — продолжил Хродвальд, демонстративно подняв клешню. — Без дела не сидеть. Работы здесь навалом, Броннвурн объяснит.
Ветеран кивнул, и однорукий воин отправился вслед за Раудом к западному концу коридора, где, судя по всему, кипела основная жизнь.
— На ногах твёрдо стоишь? — старый воин окинул артиллериста внимательным взглядом.
Тот молча кивнул, хотя ещё не полностью оправился от недавней контузии и тяжёлой оплеухи. Мысли в голове Тальбрда хаотично кружились и сталкивались, однако быстро обретали прежний порядок. Сквозь решётку в коридор ворвался порыв стылого ветра. От принесённого им едкого смрада защипало глаза, но это помогло окончательно прояснить ум. Броннвурн сморщил нос и указал на что-то в глубине кладовой.
— Бери котелок и набирай снег, — он обвёл рукой помещение, указав на несколько низких сугробов. — Потом неси туда и жди указаний.
Котёл лежал совсем рядом с головой Йордра, отражая боками тусклый красновато-зелёный свет. Лицо погибшего успело побледнеть и заостриться, заиндевелая борода топорщилась неопрятными иглами, на глазах лежала плотная погребальная повязка. Заряжальщик поступил на службу в этот форт одновременно с Тальбрдом, и, хотя они почти не были знакомы, тот ощутил гнетущее чувство. Молодой воин помотал головой, поправил рукавицы и принялся кидать в котелок пригоршни ломких белых кристаллов. Иногда он прикладывал их и ко лбу.
По мере того, как одна горсть снега за другой отправлялись в обманчиво маленькую медную ёмкость, Тальбрд продвигался всё дальше вдоль окна и составлял из увиденных деталей общую картину. От коридора остался лишь отнорок длиною в пару десятков шагов и шириной чуть более трёх. С обеих сторон его преграждали непроходимые груды расплавленных обломков. Однако если в восточном конце, откуда начался путь Тальбрда, монолитная каменная волна выглядела нерушимой, то другой завал был покрыт трещинами, а вдоль потолка и южной стены замеились несколько глубоких проломов. Там кипела работа — двое дюжих бойцов аккуратно расшатывали торчащие валуны и вытаскивали их из общей кучи. Всё вокруг было покрыто пылью и каменной крошкой, поэтому Тальбрд не стал собирать здешний снег.
Он сразу узнал рыжего Рауда с отстранённым взглядом, но высоченный черноволосый Улггар был ему совершенно незнаком. Понаблюдав, с каким остервенением тот выламывает обломки камня, Тальбрд решил держаться от него подальше. Броннвурн складывал булыжники так, чтобы они не перегораживали коридор и по возможности закрывали решётку, а также отдавал короткие приказы.
Артиллерист подошёл к нему, окликнул и вручил почти полный котелок. Седовласый воин одобрительно кивнул и, не прекращая наблюдения за ходом работ, указал, куда его нести дальше. Только сейчас Тальбрд понял, что нагромождение расколотых и покорёженных блоков около завала было не просто ещё одним куском южной стены — оно вело к дыре в потолке, откуда доносился какой-то странный шум. Карабкаясь по зазубренным ступеням и ребристым наплывам с тяжёлым котлом наперевес, Тальбрд неуверенно полез наверх.
2
— Ну как? — тихо спросил Нирдр, неуклюже дёрнув рукой. — Всё плохо, да?
Хродвальд не ответил. За свою жизнь он повидал всякого. Он был хорошим лекарем, и потому знал — дни старика сочтены.
Катастрофа обошлась с ним немилосердно. Рухнувшие камни могли раздробить ноги кладовщика во многих местах, если бы кости ещё до этого не превратились в текучую пластичную массу, подобно тому, что случилось со стенами. Итог с трудом поддавался описанию — в этих гибких израненных отростках было почти невозможно узнать хоть что-то человеческое. Удивительно, как Нирдр вообще не умер на месте.
Хродвальд сумел приглушить его боль, с кровотечением тоже справился — но и сама Унгира едва ли сумела бы сделать большее.
— Не отворачивайся, — слабо улыбнулся старик. — Я давно тебя знаю. Хродвальд, ты отважный воин и толковый знахарь, но совершенно не умеешь врать. Поэтому скажи сразу… Насколько всё плохо?
— Ноги придётся резать, — нехотя ответил тот. Высокий лоб здоровяка изрезали глубокие морщины.
— Что ж, значит, такова воля богов, — кладовщик прикрыл глаза. — Игг пожертвовал оком, рукой и жизнью, так ужели мы убоимся заповеданного пути?… Хродвальд, у тебя найдётся дурман? Крепкий дурман, от которого я усну и не замечу, что ты кромсаешь моё тело?
Воин хмуро кивнул и принялся рыться в своём мешке, отыскивая нужные зелья. Нирдр ни о чём больше не спрашивал, и гигант был рад этому. Старику незачем знать, что даже после ампутации он вряд ли проживёт больше двух-трёх дней. Болезнь уже подбиралась к его сердцу, расползаясь по жилам. Отыскав наконец два нужных кисета, Хродвальд крикнул вниз, чтобы принесли снегу, и побольше. Он уже успел натопить полную флягу, но для предстоящего дела этого отчаянно не хватало. К тому же ей найдётся другое применение.
Плеснув воды в походную миску, лысый лекарь принялся разводить свои порошки. Безобидные по отдельности, вместе они превращались в сильнейшее снотворное — а если слегка изменить дозировку, этот сон вполне мог стать последним. Хродвальд, однако, знал, что делал — он давно приноровился отмерять снадобья на глаз и за минувшие годы ни разу не ошибся. Впрочем, даже если на сей раз что-то не получится, может, так будет даже лучше?.. Мотнув головой, чтобы отогнать тревожные мысли, Хродвальд продолжил помешивать эликсир.
Вскоре жидкость помутнела, приобретя характерный терпкий запах. Удовлетворённо кивнув, гигант протянул Нирдру чашу. Благодарно кивнув, тот принял её и выпил в несколько глотков. Гигант заметил, что руки старика не дрожали. Оставалось лишь немного подождать.
Лекарь окинул взглядом тесную комнатушку. Как и коридор внизу, она до неузнаваемости переменилась. Особенно сильно беспокоил потолок — тяжёлая серо-коричневая плита нависла под острым углом, почти касаясь пола у противоположной стены, и великану постоянно казалось, что твердь вот-вот коснётся его макушки. Обрыв, маячивший по правую руку, тоже не добавлял уверенности. Большая дыра в полу, единственный выход из крошечной каморки, казалась бездной, пронзённой тусклым светом. Увидеть застывшие каменные волны, которые теперь кое-как служили лестницей, можно было, только подойдя к ней вплотную. Здесь было опасно даже неловко повернуться.
Но лишь отсюда не было видно разлома внешней стены и того, что причудливо глыбилось, шевелилось, разбухало по ту сторону решётки.
Гигант уже собрался было снова крикнуть остальным, чтоб пошевеливались, когда раздалось натужное пыхтение, и над краем обрыва показалась голова в грязной шапке. Шумно выдохнув, артиллерист наконец одолел подъём и протянул Хродвальду полный котёл почти чистого белого снега. Здоровяк медленно кивнул и улыбнулся — уже почти добродушно. Оказывается, даже от этого нытика есть польза.
Взмахом руки дав понять Тальбрду, что помощи более не требуется, он подобрал кусок камня подходящих размеров и формы, после чего бережно извлёк заветную склянку. Ещё недавно, разглядывая ноги Нирдра, лекарь думал, что и бочонок свежей гвурфовой крови ему не поможет. Бочонка сейчас не набралось бы и во всём дубгрте, но свой фиал был у каждого. Драгоценный сенфир, волшебная жидкость, за которую многие королевства Гронвельда платят полновесным золотом. Здесь он не был диковиной — воины форта часто били таких чудовищ.
Осторожно капнув из початой склянки на камень, Хродвальд добавил горсточку порошка из маленького красного мешочка. Раздались шипение и лёгкий треск. Не теряя времени, гигант поставил котелок на разогревающийся камень. Снег начал быстро таять, превращаясь в прозрачную воду, и видно было, что скоро она закипит. Одобрительно хмыкнув, лысый гигант подкрутил винты на своей клешне и принялся готовить инструменты. Негоден тот лекарь, что рискует занести заразу во время операции — с двумя болезнями старик точно не совладает.
Предстояла мрачная и грязная работа.
3
К вечеру, когда в спине и руках не осталось ничего, кроме усталости, призыв на ужин прозвучал сладостней, чем пение флейты. Улггар с хрустом потянулся и смерил недовольным взглядом завал, словно не изменившийся за полдня напряжённых трудов. Лишь стена обломков, выросшая по правую руку, показывала, сколь многое уже сделано. Раздосадовано покачав головой, он повернулся и стал пробираться вслед за остальными по сумрачному коридору, туда, где на раскалённых камнях бурлил котёл, наполняя стылый воздух ароматом похлёбки.
— Вроде, недурно вышло, — комментировал Хродвальд, разливая варево по мискам. — Давненько мне уж не доводилось стряпать…
— Оно и видно, — мрачно сказал Улггар, орудуя походной ложкой. — Мясо мало того, что недоварено, так ещё и горчит.
— Есть такое, — безучастно подтвердил рыжий.
— Признайся, — продолжил молодой воин, — ты туда весь запас своих волшебных травок покидал, чтоб нам спалось веселее?
— Устал, отстаньте, — отмахнулся здоровяк. — Просплюсь, и будет как надо.
— Устал он, — хмыкнул Улггар, тыкая ложкой в кусочек мяса. — Можно подумать, это ты полдня булыжники тягал!
— Я головой работал. Тебе, небось, в жисть не научиться, — веско ответил Хродвальд, допивая бульон из своей миски, и, прищурившись, посмотрел на наглого бойца. — Или ты у нас и лекарь получше моего?
Уже открыв было рот, Улггар Красный Меч еле удержался от резкого ответа. Лысый прав, целитель — нелёгкий жребий, и в дубгрте сейчас никто не готов к такой ноше лучше, чем этот исполин. Можно сколько угодно посмеиваться за глаза над теми зельями, которые Хродвальд втихую готовит для себя — но нельзя отрицать, что в травах, сенфире, ремесле костоправа и цирюльника он смыслит, как никто из выживших.
— Кстати о лечении, — плавно вмешался Броннвурн, глянув в сторону лестницы. — Как там Нирдр?
— Жив, но едва, — хмуро ответил гигант. — Даже будь у нас больше сенфира, я всё равно не рискнул бы. С гангреной он ещё борется, но преображения уже не вынесет. Ноги пришлось полностью отнять. Сейчас он в забытьи, и одной лишь Унгире известно, очнётся ли завтра.
— Это про каждого из нас можно сказать, — пожал плечами Рауд, не отрываясь от трапезы.
Покосившись на него, Улггар тихонько отодвинулся. Бледный и отрешённый, в вечерних сумерках рыжий воин сам напоминал мертвеца.
— Боги вольны призвать нас к себе в любой момент, — размеренно ответил седой ветеран. — Но не наше дело об этом думать.
— А какое наше? — впервые подал голос Тальбрд, устало и печально, обводя помещение рукой. — Стрелок без гьёлльмера. Кладовая без кладовщика. И кладовщик без ног. Разведчики, которые не могут выйти наружу…
— Сохранять здравый ум и разбирать завал. Мы будем работать, сколько потребуется, а потом выйдем отсюда. Помощь уже близка.
— Какая помощь? — недоверчиво уставился на него артиллерист.
— О гнев Аддри, а ведь и забыли тебе сказать, — удивился Хродвальд и указал на южную стену. — Смотри, как раз снова началось.
Тальбрд нахмурился и вгляделся в темноту. Поначалу не было видно ничего необычного, но вскоре среди плавного мельтешения разноцветных огней его глаза различили иное, знакомое мерцание. Без сомнений, это был логнир — хитроумный яркий фонарь, посылавший свет точным узким лучом на милю или даже две. Артиллеристы охотно применяли его, наводя пушки на цель. Стражи границ также приспособили эту машину для связи, создав целый язык из коротких и длинных вспышек. Для быстрой и скрытной передачи сообщений такой способ годился гораздо лучше, чем барабанный бой или сигнальные костры. Молодой стрелок тихо расшифровывал послание извне.
— Ты тогда ещё не очнулся, — подтвердил Броннвурн и жестом показал, чтобы Тальбрд даже не вздумал смотреть, откуда идёт сигнал. — Мы поймали луч на щит, и теперь там знают, что в форте есть живые. Подкрепление стоит за западными холмами и только ждёт, пока уйдёт враг.
— Поскорее бы, — ухмыльнулся лысый. — Что будешь делать, выйдя отсюда, а, Брон?
— Староват я уже для всего этого, — отозвался ветеран. — Пора, наверное, остепениться. Учить ребятню уму-разуму, греться у очага… А ты?
— Прям с языка снял, — негромко засмеялся Хродвальд, наливая себе уже третью миску варева. — Стареем, друг… Пора передавать бразды молодёжи. Или вы тоже собрались на попятный, а, мальчики?
— Ну нет, — отрезал Улггар, потирая длинный нос. — Я отправлюсь в другой форт и продолжу нести свою службу, во славу богов. Если кто и струсит, так это вот он. Тальбрд, я прав?
Артиллерист недовольно покосился на него, но промолчал.
— А я пойду в лес, — заявил Рауд, отправив в рот последнюю ложку похлёбки. Воины уставились на него, но тот явно сказал всё, что хотел.
Никто не мог понять, что на уме у этого паренька. Неудержимо яростный в горячке боя, неколебимо спокойный всё остальное время, он смотрел на мир не так, как другие. Говаривали, будто его прабабка по молодости загуляла с лесным оборотнем или даже самим Лодином, и теперь в их роду все были… необычными людьми. Одно время Улггар подумывал, что устами рыжего боги посылают свои знамения — но если это и было правдой, он давно уже разуверился в возможности их истолковать.
— Да уж, Хрод, без обид, но с готовкой у тебя и впрямь не ахти, — подытожил Броннвурн, когда котелок опустел и в желудках поселилась блаженная сытость. — Так что завтра за дело примусь я. Но это завтра, а теперь пора на боковую. Нам всем нужно крепко выспаться.
— Не пора, нужно решить другой вопрос, — перебил его Рауд, поднимаясь с камня. — Отхожее место завалило. Куда теперь? За решётку?
А ведь действительно. Целый день Улггару не было дела ни до чего, кроме голода, холода и усталости. Но теперь, насытившись, он и впрямь чувствовал определённые позывы. Справлять нужду прямо в коридоре — мерзость в глазах богов и людей, а мочиться лицом к пролому… Боец невольно содрогнулся, вспомнив о том, что снаружи. А уж большая нужда…
— Проснулся! — расхохотался Хродвальд, звякнув протезом о булыжник. — Только сейчас приспичило, а? За решётку будем скидывать то, что напрудили. А куда прудить… Посуды у нас достаточно.
Пошарив здоровой рукой за завалами, он явил на свет стопку из нескольких шлемов. Броннвурн одобрительно кивнул. Улггар же надсадно захрипел, вытаращившись на это непотребство.
— Шлемы павших?! Но это же… Это… Кощунство! За такое надругательство над их памятью нас к чертогам Брейора даже не подпустят!..
— Иначе нас не пустят туда куда вернее, — гигант веско поднял металлическую клешню. — Сам подумай. Погибнуть от заразы — не воинская смерть. Но не заставляю. Если не хочешь, сиди и терпи. Слыхал быличку, что стало с человеком, которого колдун проклял никогда не срать?
Скрипя зубами, Красный Меч признал его правоту. Вскоре, когда нечистоты отправились в разлом, бойцы принялись укладываться на ночлег. Костра решили не разводить — неразумно привлекать внимание царя чудовищ. Поэтому спальные места выбрали поближе к камням, которые ещё хранили в себе тепло, высвободившееся из сенфира. Тальбрд робко спросил, отчего бы не устроиться наверху, подальше от пронизывающего холода и того, кто бродит снаружи — но ветераны решительно забраковали эту мысль.
— Карабкаться туда-сюда слишком утомительно, сам знаешь, — хмуро сказал Броннвурн, — А в темноте к тому же опасно. Утром нам понадобятся все силы, чтобы расчищать путь.
— К тому же места там всего на двоих, а Нирдру нужен покой, — добавил лекарь.
Расчистить место среди каменных наплывов было нелегко, однако походная жизнь приучила бойцов и не к таким невзгодам. Кутаясь в шкуры, Улггар с закрытыми глазами просил павших соратников и небесных богов простить за совершённое поругание снаряжения. Снаружи негромко посвистывал ветер, порой задувая в дубгрт и принося с собой порывы едкого, удушливого смрада. Воин откуда-то знал, что спокойных снов сегодняшняя ночь не принесёт.
4
Пограничный форт стоял здесь уже давно, охраняя рубежи плодородных орндских земель от хищных тварей, что порой наползали из бескрайних заснеженных лесов Норхейра, и дикарей, которые как-то ухитрялись там выживать. Об иных гигантских монстрах в окрестных хуторах ходили самые невероятные слухи — но для северных стражей они были всего лишь одним из обыденных врагов. Иногда ветераны даже намеренно заходили в ближайшие заросли, где охотились на мелких, ростом с деревенский дом, гвурфов, дабы собрать их панцирные пластины и животворную кровь. С более сильными зверями и ордами варваров-захватчиков успешно справлялись тяжёлые пушки цитадели.
Солнце уже перевалило за полдень, когда часовые заметили, как из-под северного склона плешивого холма, на котором расположилась крепость, потянулись длинные суставчатые лапы, вытягивая наружу массивное тело. Вокруг него в нескольких сотнях шагов земля ходила странными волнами, понемногу освобождая огромное диковинное существо. Длинный сегментированный хвост гвурфа ещё не до конца вылез из каменистой почвы, но воины уже могли приблизительно оценить его размеры и начали готовить орудия.
— Великоват, но ничего, сдюжим, — сказал тогда кто-то из старых артиллеристов.
Гром выстрелов заметался в воздухе. Ему вторили взрывы бомб и лязг огромных копий, впивающихся в бледную плоть. Дым первого залпа ещё не успел рассеяться, а гьёлльмеры ударили снова, целясь в горящую рваную рану на спине чудовища, чтобы растерзать его изнутри.
В следующий миг земля вздрогнула, а затем расплавилась, потекла, вскипела, проваливаясь внутрь самой себя и давая рождение новой, отнюдь не каменной горе. То, что бойцы приняли за гвурфа, оказалось всего лишь кончиком одного из осязательных щупалец. Сегодня в гости к защитникам границы пожаловала не обычная тварь. Это был один из царей чудовищ.
Это был гвуртум.
Дёрнувшись от неожиданной боли, колоссальное создание рванулось вверх, проламывая горы и затмевая своим необъятным туловищем небосвод. Едва видимые лучи, которыми гвуртум неторопливо размягчал скальную породу, плавая под землёй, как рыба в воде, вспыхнули с полной мощью и обрушились на всё вокруг. Через лес протянулись длинные широкие прогалины — вековые деревья таяли, будто свечи, сплавляясь с валунами и снегом. Заледеневшая почва вздыбилась, смялась и почти сразу застыла вновь. Несколько лучей полоснули и по форту. Стены потекли. Целые залы и коридоры переставали существовать, заполненные бетоном, вновь обращённым в жидкость. Огромные механизмы распадались и рушились, словно были вылеплены из воска. Бойцов замуровывало заживо, крики захлёбывались. Тут и там воины падали со стен в разверзшуюся далеко внизу пропасть.
Но хуже всего было то, что владыка чудовищ после этого никуда не ушёл. Даже не догадываясь о том уроне, который он нанёс крошечным двуногим существам, исполин выбрался на поверхность целиком, подобрал свои неисчислимые лапы, растопырил осязательные придатки и спокойно устроился возле погибшей цитадели. Чем именно он теперь занимался, никто из выживших не знал. Да и не желал этого выяснять.
5
Чуткое ухо уловило посторонний звук. Отбросив сон, Хродвальд открыл глаза и вперил взгляд во мглу. На тёмном потолке подрагивали голубоватые блики, а с севера доносилось монотонное, едва уловимое гудение колосса. Воин помассировал шишковатый лоб, прогоняя мысли о том, про что нельзя думать, и прислушался внимательнее. Похоже, источник странного шума был где-то совсем рядом, в цитадели.
Гигант принялся тихо и бесшумно выбираться из шкур. От ночного холода и неудобной позы кости ломило, конечности онемели, во рту ощущался кислый привкус. Конечно, ночлег без костра на стылом полу был одним из худших в его жизни, но это не повод предавать десятилетия подготовки. Лысый лекарь мог гордиться тем, что встал на ноги, не потревожив ничьего сна.
Тихий металлический скрежет всё продолжался. Сбросив последние оковы сна, Хродвальд понял, что за звук его разбудил. В нынешней ситуации он не сулил ничего хорошего. Беззвучно ступая по неровному полу и обходя стороной спящих, гигант двинулся ему навстречу.
У самого западного завала, спиной к коридору и сгорбившись, сидел высокий человек. Не обращая ни на что внимания, он методично проводил бруском, натачивая свой меч, и что-то негромко бубнил. Блики то и дело скользили по стальному клинку, высвечивая угловатые знаки. В мерцании чудовища они казались тёмными, однако Хродвальд знал, что при свете дня эти руны хранят цвет свежепролитой крови.
За них Улггар Красный Меч и получил своё прозвище. С клинком он не расставался никогда, ревностно за ним ухаживал, а по всей длине лезвия выгравировал старинные руны, веря, что древнее колдовство принесёт благосклонность богов. На гравировку он наносил особый краситель, который готовил собственноручно и подновлял раз в месяц. Иные тихо поговаривали, что Улггар суеверен, будто старая бабка, но неизменно у него за спиной, когда тот отойдёт подальше — гневливость и сила молодого воина были всем хорошо известны.
Вслушавшись в нескончаемое бормотание, Хродвальд постепенно начал разбирать в размеренном ритме отдельные слова.
— Жестокоострый, противнику зло, безмерно суровый к взыскующим отдых…
Ах вот оно что. Гигант не был особо искушён в жреческих тайнах, но текст одного из малых воззваний опознать сумел — тем паче что слышал его далеко не в первый раз. Улггар начинал с подобных песнопений каждое утро, начитывая благословения на свой за?клятый клинок. Теперь, видимо, ему не спалось, и он решил посвятить привычному занятию нескончаемую ночь. В самом по себе ритуале не было ничего дурного, однако обстоятельства были самые неподходящие, и воин-лекарь твёрдо намеревался всё это пресечь.
— Хватит, — тихо велел он, подойдя ближе, но сохраняя разумную дистанцию. — Займись лучше полезным делом. А ещё лучше — иди спать.
Резко вздрогнув, Красный Меч обернулся. В синем фосфорическом свете его лицо с короткой густой бородой, криво росшей из-за огромного ожога на левой щеке, казалось дьявольской маской. Горячий шёпот стал громче, не прерываясь, словно ответ был продолжением наговора.
— Сейчас нет ничего важнее! Этот меч приносил мне удачу в каждой битве, и будет приносить впредь. Или ты хочешь, чтобы удача от нас отвернулась? Мало тебе случившегося?! — кратким, но выразительным жестом Улггар обвёл рукой помещение. — Не гневи Ульфора, старик!
— Ульфор переменчив и капризен, — мотнул головой гигант. — Он раздаёт жребии, повинуясь сиюминутным порывам. А смертному негоже навязывать свою волю богам. Не надейся, что твои молитвы тут чем-то помогут.
— Неужто? — оскалился черноволосый. — Разве не сыскали Игг, Аддри и Лодин его милости в своём пути? Он благоволит тем, кто действует!
Хродвальд не стал напоминать, чем закончилось то путешествие для троих путников — да и самого Ульфора, непостоянного владыки судьбы.
— Вот именно. Тем, кто действует, а не сотрясает воздух и ждёт милости свыше, — подчеркнул лысый лекарь, но по непреклонным глазам молодого воина понял, что слова пропали втуне. — Ладно, поступай как знаешь, но я бы на твоём месте отправился спать. Завтра нам нужны здоровые, хорошо отдохнувшие люди, а не те, кто зевают и спотыкаются на каждом шагу.
Развернувшись, он пошёл обратно к месту своего ночлега, отстранённо сожалея, что шкуры за это время, должно быть, совсем остыли. За его спиной возобновились бесконечные воззвания и тихий скрежет. Улггар явно считал свои молитвы и заклинания не менее существенным делом, чем разбор завалов или приготовление еды. Оставалось лишь надеяться, что это хотя бы отвлечёт его от тревожных мыслей.
6
Броннвурна разбудила короткая дрожь, прокатившаяся по полу. Распахнув глаза, старик сел и прислушался. Неужели уходит? Или?.. Но дрожь больше не повторилась. Другой мог бы счесть, что ему померещилось, но ветеран привык доверять своим чувствам. Несомненно, кости земли только что сотрясались, и кости людей отозвались в тон. Тот, что снаружи, шевельнулся, однако уходить не спешил. Сквозь прутья решётки по-прежнему струился мертвенный сизый свет, постепенно тускнея по мере того, как на юго-востоке вновь показывалось низкое солнце. Остальные невольные узники дубгрта крепко спали — хотя судя по тому, как некоторые ворочались под шкурами, их сон никто не назвал бы спокойным. Пусть ещё немного отдохнут, думал Броннвурн, торопиться некуда — а он пока займётся завтраком.
За ночь в коридор намело нового снега, изломанный пол тут и там покрылся тонкими зеркальцами льда, и ступать приходилось вдвойне осторожно — неровен час, переломаешь дюжину костей. Быть может, то лишь старческая мнительность, но что за беда — осмотрительные живут много дольше. Зябко кутаясь в плащ, седобородый воин вошёл в кладовую и начал придирчиво отбирать мешочки с крупами, прикидывая, как лучше ими распорядиться. Трупы, разумеется, оттуда уже убрали — пусть на морозе разложение почти не идёт, но негоже держать мертвечину среди припасов. Покойников оттащили в восточный конец коридора, подальше от места основных работ, и укрыли щебнем. Следовало бы, конечно, похоронить их по-людски, да только как это теперь сделаешь? Думая об этом, ветеран недовольно хмурился и качал головой. Столько проблем — и ни к одной не знаешь, как подступиться.
Когда остальные начали просыпаться, синий сумрак выцвел до мглисто-серого, а Броннвурн, уже успевший накалить камни и растопить на них воду, засыпал в котелок крупу. Бойцы потягивались, умывались снегом и опорожняли за решётку шлемы, а старик бдительно следил за будущей кашей, порой помешивая её длинной ложкой. Когда крупа вдоволь разварилась, он достал из кармана небольшой потёртый кисет и добавил в котелок щепотку пёстрого порошка. И без того дразнившие ноздри запахи обрели новое качество, став богаче и призывнее.
— Никак и ты туда же? — спросил Улггар, шумно втягивая ноздрями воздух. — Нам до́лжно вести жизнь простую и смиренную. А хитрая приправа — роскошь, недостойная истинного воина.
— Нишкни, — добродушно хмыкнул старый воин, пробуя кашу. — Потом ещё спасибо скажешь. Добрый стол — всему голова, а верная пряность ему только на пользу. От сердца отрываю, между прочим! Вот увидите, какая бодрость пойдёт! Готово, налетайте.
Упрашивать никого не пришлось — все уже собрались вокруг, держа наготове походные миски. Свою посуду гронвельдский солдат всегда держит при себе — порой эта привычка оказывается исключительно кстати. Молодые и те успели усвоить. Даже сейчас, когда от огромной цитадели остался единственный отнорок, каждый может поесть как положено, из своей тарелки. А то осталось бы под завалом — и что, из котла черпать? Или в собственный шлем набирать? Старик только усмехнулся в усы, представив эдакую картину.
Кулинарной сноровки он, видать, ещё не утратил. В этот раз никто не бранился, все знай наворачивали за обе щеки. Горячая каша из трёх круп, солью-травами сдобренная, кто ж от такого откажется? Приправы ему помогал отбирать Хродвальд — лысый знал в этом толк, хотя сам предпочитал не утруждаться готовкой, применяя свои обширные познания в иных областях. А вот Броннвурн всю жизнь считал кухню основой воинской жизни — поэтому теперь, когда повара сгинули под камнями и бетоном, он намеревался взять этот вопрос в свои руки.
— Ну что, бойцы, как настроение? — весело кликнул ветеран, когда с завтраком было покончено.
Соратники одобрительно закивали, однако у Тальбрда было своё мнение.
— Так себе, — хмуро буркнул он. — Спалось плохо. Да и вонища эта…
Действительно, даже ароматы еды не смогли надолго заглушить миазмы, и дубгрт вновь заполняла знакомая вонь. Казалось, привыкнуть к ней невозможно. Ни на что не похожий смрад чудовища словно вытеснял собою самый воздух, разъедал ноздри и болотным илом оседал в лёгких. «И смертью дышал сын скорби и скверны, и гибель вдыхали грозные гауты», – вспомнил Броннвурн старинную вису. Но нет, сейчас не время для саг, тем более таких.
— Опять ноешь? — окрысился на артиллериста Красный Меч, поигрывая мускулами. — Может, тебе пора бороду сбрить, а, женовидный?
Хродвальд рявкнул, на миг опередив старика, и предупредительно поднял свою крюкообразную клешню.
— А ну-ка тихо! Без ссор! К тому же Тальбрд прав, не ему одному нынче плохо спится по ночам, — он веско посмотрел на Улггара, и тот отвёл нахмуренный взгляд. — Всем нам сейчас нелегко. Ничего, у меня на такой случай есть… особое средство.
— Что за средство? — с неожиданным интересом спросил Рауд, склонив голову набок.
— Надёжное, — отрезал лысый, роясь в своих запасах здоровой рукой, и вытащил маленький мешочек с прихотливым узором. — Скажу сразу, от него немного клонит в сон, но все лишние страхи и тревоги оно прогонит, как метлой смахнёт. Самое то, что нужно в… нашем положении.
— Его как-то маловато, — прикинул Броннвурн, оглаживая седую бороду. — Уверен, что разумно тратить уже сейчас?
— А почему нет? — гигант пожал плечами.
— Потому что… — ветеран покосился на молодых солдат и понизил голос. — Насколько сильно твоё зелье? Справится с настоящим безумием?
— Не сомневайся. Но я хочу, чтобы все сохранили рассудок, — придвинувшись к нему, Хродвальд тоже заговорил тише. — А они молодые, горячие и испуганные. Им нужен самый лёгкий повод, чтобы устроить бойню. Если сейчас повременить, то потом успокаивать будет некого.
Ветеран медленно кивнул, обдумывая этот довод, но затем уверенно покачал головой.
— Первые дни можно и перетерпеть. Рассудок начинает мутиться позже. Будет лучше успокаивать твоим лекарством только тех, кто уже приблизился к границе. А если принять снадобье сейчас, оно ни на что не повлияет.
— На твоём месте, Брон, я бы не был так уверен, — лекарь коротко пересказал ему события этой ночи. — Так что, думаю, время уже пришло.
— Ты и сам напуган, Хрод, а потому можешь увидеть то, чего нет. Мы все — солдаты, приученные всегда держать себя в руках, даже если временами делаем странные вещи. К тому же, представь, что будет, когда придёт настоящий страх, а бороться с ним станет уже нечем.
— Ладно, как знаешь, — хмыкнул здоровяк. — Подожди немного, и делить лекарство придётся между меньшим числом людей, так что его хватит на более долгий срок.
Коварный аргумент достиг цели. Старый воин не хотел терять больше никого из остатков гарнизона — и если даже Хродвальд, ещё недавно предлагавший избавиться от Тальбрда, пытается спасти каждую жизнь… Он устало вздохнул и махнул рукой — делай, что сочтёшь нужным.
Коротко кивнув, лысый извлёк из котомки небольшой деревянный ларец, достал оттуда маленький прозрачный стаканчик, наполнил его водой и принялся тщательно разводить крошечную щепоть зелья. Наконец, поглядев золотистую жидкость на свет, он удовлетворённо улыбнулся.
— Да, вот так славно. Подходите, и по одной ложке — только неполной!
Ветераны первыми подали пример. Настороженные молодые бойцы тоже нехотя приняли чудо-микстуру, чутко прислушиваясь ко внутренним ощущениям, хотя так и не поняли, когда же она начала действовать.
День всё уверенней вступал в свои права, и вот, оставив позади опустевший котелок, воины потянулись к завалу, прикидывая сегодняшний фронт работ. Ночная наледь давно успела растаять, но вчерашний снег тут и там всё ещё лежал неопрятными клочьями.
— Но знаешь, в чём-то Улггар прав, — шепнул лысый гигант Броннвурну, когда остальные начали греметь камнями. — Меня этот Тальбрд всё равно выводит из себя. Чую, от него будут большие проблемы, и уже скоро. От таких всегда одни проблемы. Так и бы и укокошил, честно!
— Держи эти мысли при себе, а лучше вовсе забудь, — так же тихо отрезал ветеран. — Если дойдёт до первого смертоубийства, вскоре поляжем все. Нам нужно только держаться и ждать подмоги. Не забывай, стая живёт дольше одинокого волка.
7
Пальцы скользнули, и камень едва не выскочил из неуверенной хватки. Вяло выругавшись, Тальбрд сумел-таки удержать валун и осторожно пристроил его на груду таких же. Против обыкновения, в этот раз никто над ним смеяться не стал. У остальных дела обстояли не лучше.
— Перерыв, — скомандовал Хродвальд, снова сжав маленький острый обломок так, чтобы он побольнее впивался в мизинец.
Лекарь давно уже не прибегал к пыльце йонкта и успел позабыть её тонкое коварство, а тем более то, что на незнакомых с нею людей она влияет сильнее. Тревога не исчезла совсем, но действительно отошла в тень, став едва заметным напоминанием. Однако у столь ценной монеты была и обратная сторона — каменная стена росла куда медленнее, чем накануне. Движения замедлились, пальцы стали менее ловкими, разум заволакивала мутная пелена, притупляя чувства и подмораживая ход времени. Поначалу никто этого не замечал — зелье набирало силу плавно, неторопливо, исподволь. Даже сам Хродвальд понял перемену, только вернувшись от Нирдра спустя долгие часы ухода за больным — до того мало изменилась картина у завала. Броннвурн вскоре передал командование ему и отправился стряпать обед.
После трапезы стало только хуже. Сытость разморила всех окончательно, апатичная вялость нахлынула с новой силой. Даже вставать оказалось тяжело — а уж о том, чтобы снова приниматься за работу, не могло быть и речи. Вместе с тем всякий понимал, что безделье сейчас пойдёт лишь во вред. Когда под рукой нет насущной задачи, мысли сами собой идут к тому, о чём нельзя вспоминать. А тогда и дурманящий йонкт может не избавить от кошмаров… К тому же напоминания буквально витали в воздухе — даже те, кто сидели к решётке спиной, ощущали причудливый смрад. Хродвальду доводилось слышать, что исходящий от царей чудовищ едкий запах столь сложен, что всякий обоняет его по-своему и с разной силой. Глядя на то, как морщится Броннвурн и насколько спокоен Рауд, гигант склонен был с этим согласиться. Хотя кто разберёт, что на уме у этого рыжего? Порой казалось, что он вовсе не умеет мыслить, как человек.
— Нужно помолиться, — высказался Улггар, проводя жилистыми пальцами по рунам на мече. — Боги слышат всех нас, но порознь. Им ясно, что согласия нет. Если мы воззовём к ним все вместе…
— Слишком громко, — покачал головой Броннвурн и незаметно для себя перешёл на шёпот. — Пусть даже они внемлют… Тот, что снаружи, всё равно услышит вернее. А мы ведь не хотим его беспокоить?
Ответом ему была напряжённая тишина.
— Не хотим, — подытожил ветеран. — Но сама мысль хорошая. Удача нам сейчас нужна, как никогда. Предлагаю сыграть в тиалгелунд.
— Можно, — после короткого раздумья согласился Красный Меч, пряча лезвие в ножны. — Эта игра угодна Ульфору.
Возражений не нашлось, и бойцы принялись отыскивать во внутренних карманах заветные фигурки. Своего бойца в тиалгелунде каждый изготавливает сам. Насчёт того, как следует это делать, нет строгих правил, но знатоки сходятся, что чем качественнее сделана статуэтка, тем больше её сокровенная сила. Немалую роль играет и выбранный материал. Хродвальда в этой игре воплощал тяжёлый каменный солдат, а Броннвурна — искусно вырезанный из лёгкой, но прочной драконьей кости. Улггар сработал своего из металла, отколовшегося от клинка. Рауд и Тальбрд обошлись скромными деревянными. И это верно — новичкам приличествует смирение. Позднее, набравшись опыта, они могут изготовить себе бойца попрочнее. Чернобородый воин, как и ожидалось, добавил пару гадательных костей. Можно начинать.
Тиалгелунд — удивительная игра. Одновременно командная и одиночная. Равно испытывающая ум, выдержку и удачу. Это не только развлечение, но и тренировка навыков, необходимых всякому бойцу. Игроки действуют сообща, пытаясь загнать ужасного гвурфа и притом уцелеть. Одиночка едва ли совладает с великим зверем, но подсказывать товарищам ходы тоже зазорно — бойцы на игровом поле нередко бывают разнесены, и громкие крики лишь взбудоражат добычу. Остаётся лишь обсудить в начале партии общую стратегию и молиться, что никто не оплошает, а кости верно лягут в нужный момент.
В роли гвурфа на этот раз выступил крупный причудливый обломок камня размером с кулак, полем же стал весь пол вокруг. В тиалгелунде не используют размеченных досок — вместо них куда предпочтительнее естественный рельеф. Равнины, холмы, каньоны — настоящий мастер всегда сумеет обратить преимущества местности себе на пользу. Разруха, возникшая на полу форта, подходила как нельзя лучше.
Посовещавшись, игроки начали разводить фигурки намеченными путями. Каждый шаг сопровождался броском костей — определить удачу перемещения. А в конце хода, согласно положению воинов на карте и набору выпавших им чисел, прихотливо двигался гвурф.
Очень скоро стал ясен ещё один недостаток пыльцы йонкта — продумывать ходы в таком состоянии оказалось едва ли не труднее, чем ворочать булыжники. Мысли текли необычайно вязко, простейшее решение требовало долгих раздумий. Высчитывать пути гвурфа оказалось и того тяжелее. Бойцы хмурились, медлили, переставляли фигурки наугад, не сумев решить, что сейчас выгоднее — сделать полный шаг на длину пальца или краткий, в одну-две фаланги?
Выкинув пару единиц, Хродвальд с досады передвинул своего бойца как можно дальше в надежде отступить… А когда понял, какую ошибку совершил, было уже поздно. Каменный солдат остановился посреди пустой открытой равнины на виду у гвурфа — а тот уверенно двинулся в ту сторону, где Ульфор нынче наименее благоволил охотникам. В одно мгновение изображавший монстра камень оказался рядом, и лысый воин, выругавшись, убрал свою фигурку с поля.
Остальные сочувственно поглядели на него. Проиграть в тиалгелунде — недобрый знак. Ведь в глазах богов статуэтка — это ты сам и сопутствующая тебе удача. Победы сопутствуют ей, придавая силы и доблести в настоящих сражениях. Но точно так же игра переносит и проигрыши — тень гибели на символической охоте остаётся с тобой, смутно маяча за плечом. Конечно, тот, у кого побед намного больше, чем поражений, может этого не страшиться… Однако забывать о провале также никогда не следует.
Бойцы продолжили охоту вчетвером. Гвурф метался между оврагами и холмами, ловцы скрытно преследовали его. Теперь, когда не нужно было обдумывать собственные ходы, Хродвальд мог с большей отдачей следить за тактикой остальных — и начал замечать нечто неожиданное. Наиболее взвешенные ходы совершали две фигурки — костяная и деревянная. Наравне с опытнейшим Броннвурном играл этот вечно напуганный и жалкий новобранец. Тальбрд думал над ходами не меньше, а подчас и больше других, точно так же сосредоточенно хмурился — а после делал ещё один безукоризненный шаг. Вот он загнал гвурфа в тупиковое ущелье, и остальные начали замыкать кольцо, готовясь расстрелять добычу с окрестных скал.
Хродвальд задумчиво потёр широкий подбородок, с прищуром следя за положением дел. Что же это выходит? Пыльца позволила слюнтяю наконец взять себя в руки? Или?.. Вторая возможность гиганту крепко не понравилась. Ведь если артиллерист действительно таков, каким предстаёт на поле — значит, в остальное время он только прикидывается забитым слабаком. Для чего это могло ему понадобиться? И хуже того — что может случиться, когда маска спадёт? Лысый лекарь припомнил все попрёки и пренебрежение, что доставались Тальбрду с тех пор, как тот очнулся, а может, даже раньше. Вдруг он решит отыграться, проявив свой недюжинный ум? Рано или поздно дубгрт ломает даже самых стойких, и вся тьма, скопившаяся в тайниках души, вырывается наружу.
Воин скрипнул зубами. Совершенно непредсказуемый Рауд, фанатичный Улггар, готовый на любое безумство, чтобы умилостивить богов, теперь ещё и Тальбрд, скрывающий невесть что… Доверять нельзя никому. Решительно никому.
— Сыграем ещё раз? — спросил Рауд, нанеся гвурфу последний, смертельный удар.
8
— Смотрите! — нарушил вечернюю тишину голос.
Рауд поднял голову. От кладовки почти бежал запыхавшийся Тальбрд с каким-то мешочком в охапке. Он вызвался помогать Броннвурну с вечерней готовкой, и старик отчего-то не стал возражать… Или наоборот, чересчур утомился и решил перепоручить стряпню другому? Рыжий призадумался, но так и не смог этого вспомнить. Он и без того не слишком интересовался, а зелье, которое утром намешал Хродвальд, до сих пор мешало ясно думать. Хотя к вечеру оно всё-таки ослабело.
— Скври! — практически взвизгнул Тальбрд, подняв мешок почти над головой и отнимая руку от прорехи, рядом с которой виднелись следы мелких острых зубов. — Проклятые скври погрызли припасы!
Рауд не любил скври. Когда он ещё был мальчишкой, один такой зверёк едва не оттяпал ему палец. С другой стороны — а откуда им взяться в дубгрте? Ещё когда это был только обычный форт, кладовщики объявили вредителям беспощадную войну. Ловили, травили, заклинали по всем правилам. Вон, старик Нирдр, который теперь лежит наверху, сам хвастался, что извёл злобных тварей под корень, и по меньшей мере до третьего правдолуния новые не заведутся. А тут ещё и гвуртум прошёлся. Откуда скври?
Кажется, не он один так подумал.
— Откуда тут скври? — недоверчиво фыркнул Улггар, присматриваясь к дыре. — Все давно передохли. А которые нет — те уж точно сбежали бы, от вонищи. Чуешь, как несёт?
— А это откуда?! — возразил Тальбрд, суя мешок ему под нос.
— Откуда мне знать? Может, ты сам по ночам втихую грызёшь, а теперь решил всё на скври свалить, чтоб никто не подумал? Объедать нас вздумал, а? Хочешь вымахать жирным, как Хродвальд?
Спор разгорался, ветераны тоже зашумели, а Рауд меж тем погрузился в размышления. Что бы ни говорил Улггар, а следы на мешочке слишком мелкие, не от человечьих зубов. Тальбрд такого сделать точно не мог. Если только он сам не скври. А скври он быть не может, большой слишком. Так, но ведь скври никогда не живут поодиночке — только стаей. Рауд окинул артиллериста чуть рассеянным, но цепким взглядом. Может ли он быть стаей скври? Такой большой-пребольшой стаей, которая носит человеческую кожу. Вдруг всегда таким был, с самого первого дня службы? Или, может, его подменили, пока он лежал в кладовке? Ведь скври у припасов самое место, это все знают.
Тальбрд возразил что-то на очередное обвинение Красного Меча, и рыжий снова задумался — скври ведь пищат, а не говорят. С другой стороны, если они такие умные, чтобы долго притворяться человеком, небось и говорить выучились? И в тиалгелунд играть, должно быть, тоже. Интересно, это вся стая такая умная, или только те скври, что живут в руках? Наверное, всё-таки только руки — правила тиалгелунда запрещают советоваться, а Тальбрд ничего не нарушал. Но интересно, что же всё-таки надобно этой стае? А не водятся ли рядом ещё такие же? Может, с Рауда и остальных они тоже хотят снять шкуры? Заменить всех собой? Рауд не хотел бы жить в мире, где происходят такие вещи. Или они хотят съесть и заменить гвуртума? Боец оценивающе посмотрел за решётку и покачал головой. Нет, гвуртума съесть они точно не смогут. Вот гвурфа — ещё может быть, а гвуртум великоват, одной стаи не хватит. Да и сенфир у него совсем не такой, как у гвурфа.
Спор наконец утих, и Тальбрд с Броннвурном принялись молча готовить ужин. Наверное, он всё-таки не скври и смог доказать это остальным. А почему Хродвальд на него эдак подозрительно зыркает? Хотя что с него взять? Он странный, у него рука стальная. У всех ведь есть гвурфова кровь — почему он не отрастил себе новую ладонь? Рауд как-то спросил у лысого, но тот почему-то ужасно разозлился и начал кричать — мол, точно хочешь на себе проверить, что стальная рука не хуже обычной?! Совершенно неясно, с чего он так взбеленился.
Впрочем, все эти загадки можно оставить на потом. Ужин почти поспел, пора подкрепиться и ложиться спать.
9
И снова ворочать камни. Тальбрд уже потерял счёт дням. Какой это — третий, четвёртый? Мышцы сводит от усталости, но он продолжает монотонную работу в вечном сумраке, среди хлада и смрада. Однообразные картины растягиваются в вечность, и артиллерист уже не уверен — действительно ли было что-то до дубгрта, или это только утешительная ложь, которую они сами себе придумали?
Ещё камень. И ещё. Тело скоро не выдержит, но пока оно может работать — нужно продолжать. Давно забыл, зачем весь этот труд, но знает, что надо, необходимо, иначе никак. Круглый надтреснутый камешек. Потом угловатый. Теперь вон тот. В боку немилосердно закололо. Да что ж такое… Воин приостанавливается, чтобы отдышаться, и вновь принимается за работу. Кажется, проклятущие камни в огромной куче никогда не закончатся. Вот этот кривой валун он, кажется, и вовсе только что убирал. Хотя кто знает, все обломки похожи один на другой.
Но вот наконец зовут обедать. Постанывая, измождённый боец идёт к котлу. Похлёбка, над которой колдует седой Броннвурн, неожиданно густая, духмяная. Поганые скври, как он и опасался, на днях попортили все припасы — где же старик набрал еды на такой пир? Мясом пахнет… Остальные воины тоже ничего не могут понять — но, лишь попробовав свою порцию, довольно улыбаются и принимаются споро работать ложками. Старик, как всегда, на высоте. Принимается за еду и Тальбрд, забывая об усталости. Да, и впрямь знатно! Хотя вкус и запах совершенно незнакомы. Что же всё-таки за мясо такое раздобыл ветеран? Неужели скври?.. Хродвальд старательно загораживает спиной что-то тёмное. Улггар с удивлённым видом достаёт из миски человеческий палец.
Передёрнувшись всем телом, Тальбрд проснулся. Ну надо же, как угораздило. В дубгрте и минувшей ночью спалось беспокойно, но нынешний кошмар… Это просто нечто. А ведь как всё просто — неудобная поза на камнях, обнаруженный с вечера погрызенный мешочек с крупой… Хвала богам, что это всего лишь сон!
Артиллерист принялся выбираться из шкур, потягиваясь и растирая затёкшие ноги. Сумрак вокруг почти утратил льдистый оттенок — значит, светает. Бойцы быстро приучились определять время суток по яркости мерцания того, что снаружи. Тальбрд вновь содрогнулся, припомнив увиденное в тот страшный день. На крепость духа он никогда не жаловался — но разве кто-то может быть к такому готовым? Облик царя чудовищ при одном только осознании поражает своими размерами и жуткими формами даже самых стойких. Этот живой колосс был подобен небосводу — такой же бескрайний, неторопливо текучий, усеянный огоньками звёзд… Нет для человека испытания тяжелее, чем дубгрт.
Вот и наглядное тому подтверждение. На лицах других, просыпающихся или уже вставших — озабоченные хмурые гримасы, запавшие глаза лихорадочно блестят. Дурные сны терзают даже закалённых ветеранов — что уж говорить об остальных? Наяву можно сколько угодно притворяться, что ничего не замечаешь — ночью страхи всё равно просочатся в душу, медленно, но неуклонно подтачивая её. Тревожные звуки, запахи и свет не отпускают ни днём, ни ночью. Жёсткий камень и холод не дают забыться крепким сном. По счастью, припасов ещё много, хоть здесь не о чем беспокоиться. Но если в кладовке действительно завелись скври… Тогда придётся забыть и о последней возможности забыться. А ведь красивый оборот, почти скальдический…
— Что делает этот кретин?!
Испуганно вздрогнув, Тальбрд отвлёкся от размышлений. Первой мыслью было, что орут на него — но у Хродвальда нашлась куда более веская причина для гнева. Улггар стоял у самой решётки, вцепившись в прутья побелевшими пальцами, и что-то тихо, неразборчиво, но твёрдо бормотал себе под нос, устремив остекленевший взор на небо. Вернее, на то, что загораживало большую его часть.
Ругаясь и старательно отводя глаза, ветераны начали оттаскивать Красного Меча от пролома. Тальбрд тоже быстро отвернулся и прикрыл лицо рукой, боясь ненароком проследить за взглядом соратника. Позволить себе даже одного безумца они не могут. Улггар же и так пляшет по лезвию — артиллерист подозревал, что ему достаточно лишь малого толчка, чтобы окончательно покинуть земли здравого смысла.
Чернобородый не сопротивлялся. Похоже, все его мысли были обращены наружу. Короткий удар — и рослая фигура согнулась пополам, странные речи на пару секунд прервались надсадным кашлем. Осторожно усадив Улггара на пол, лицом к южной стене, Хродвальд принялся судорожно искать нужный дурманящий порошок. Наконец бормотания стихли, и отрешённый взгляд бойца стал более спокойным.
— Он тебе отвечал? — серьёзно спросил Рауд.
Хродвальд рявкнул и на него. Тот равнодушно пожал плечами, будто не понимал, отчего все так беспокоятся. Тальбрд не мог уверенно сказать, кто из этой парочки хуже. Рауд, конечно, казался спокойным, словно змея, но это впечатление было обманчивым. Артиллеристу ещё не доводилось видеть его в бою, но он много раз слышал рассказы более опытных соратников. Когда на этого паренька нисходила священная ярость, он откусывал врагам пальцы и уши, пожирал на поле боя сырые внутренности, мог броситься с голыми руками на медведя. Если он сорвётся здесь, в дубгрте… О таком не хотелось даже думать.
Убедившись, что Улггар пришёл в себя, а рыжий более не провоцирует опасные разговоры, старик вернулся к готовке. По счастью, за время его отлучки от котла ничего не произошло. Садясь завтракать, Тальбрд невольно принюхался и обвёл взглядом каждую знакомую неровность коридора. Воспоминания о кошмаре всё ещё стояли перед ним.
— Что, вынюхиваешь, не наварил ли я скври? — расхохотался Броннвурн, неверно истолковав его колебания. — Не трясись, салага. Они, говорят, весьма недурны, если правильно приготовить…
Тот промолчал, съёжился и принялся за еду. Пусть зубоскалят, пускай даже злобствуют, для них это полезно. Пока есть, на кого сорваться, они меньше думают о том, что снаружи, да и самого Тальбрда отвлекают. Неприятная роль, спору нет — но ведь должен же кто-то делать грязную работу? Выходило довольно убедительно, хотя в тиалгелунде он вчера выставился зря… Впрочем, о чём-то начал догадываться, кажется, один лишь Хродвальд — его ум работает остро, несмотря на все те травки, которые он толчёт и смешивает на досуге. Но остальные пока ничего не заметили, а его паника, поднятая вчера по поводу погрызенного мешка, должна была окончательно притупить подозрения.
Котелок опустел, и лысый лекарь снова принялся готовить своё зелье, на сей раз взяв сосуд побольше — не иначе как учёл вчерашние ошибки. Что ж, и это тоже полезно. Впереди ещё один длинный день.
10
Медленно встав, Улггар отряхнул одежду от пыльного снега — и только тогда увидел, что Рауд всё это время выжидательно глядел на него.
— Чего тебе? — буркнул он, приглушив голос.
— Ты не ответил на мой вопрос, — почти так же тихо откликнулся рыжий.
— Какой?..
— Гвуртум тебе отвечал?
— Кто?.. Я говорил не с ним, дурень.
— Почему?
— Ты всерьёз думаешь, что тварь обратит внимание, даже если мы будем орать во всю глотку? Я говорил с богами!
— Ты неправильно представляешь себе богов.
— Что?.. Я посвятил всю жизнь служению! Это у тебя в голове всё кувырком.
— Подумай сам. Откуда взялись гвурфы и гвуртумы?
— Саг не слышал? Хёгг и Кримна сотворили Урдханда, а когда Аддри воззвал к нему в гневе, от его сыновей пошёл род меньших чудовищ.
— А кто такие эти Хёгг, Кримна, Аддри, Иртр и остальные?
— Не прикидывайся, рыжий, всё ты знаешь. Они — наши боги! Великие, всевидящие творцы Гронвельда, его хозяева, защитники и судьи.
— Поэтому ты говоришь с ними, но не хочешь обратиться к гвуртуму?
— Рауд, ты оглох? Боги услышат и ответят, тварь — нет, что непонятного?
— Гвуртум тоже поймёт твои слова. Он умён. Очень умён. Достаточно о болотных людях вспомнить…
— Впервые слышу.
— На западе есть трясина Кельмдриг, в глубине которой на заре времён уснул гвуртум. Там до сих пор водятся пиявки с его шкуры. С руку длиной. Они заползают в рот спящим и присасываются изнутри — так получаются болотные люди. Болотный человек всегда голоден, может целого волка на ужин сожрать. Или человека.
— Брехня.
— Не брехня, Улггар, я в детстве такого видел. Когда рядом поселяется болотный человек, его всегда стремятся побыстрее найти и убить, но это очень сложно. В его жилах течёт чистый сенфир. Простой человек от него становится сильным, живучим, может прикидываться всяким, а главное — думает быстрее. Намного быстрее. Поэтому болотного человека тяжело перехитрить — скорее, он тебя обманет.
— Сенфир не делает умнее. Гвурфы тупы.
— Пиявки тоже глупы. Но гвуртумы — не гвурфы. Они цари безмозглых чудовищ, их боги.
— Стадо не говорит с пастухом, а Игг, Брейор, Унгира — все они слышат и понимают нас, как мы видим их знамения.
— Вот я и сказал, что ты неправильно их себе представляешь. Наши боги создали весь мир, а гвуртум — лишь его малая часть. Значит, они превыше. И если боги услышат твои слова, то почему не сможет гвуртум?
— Скври тоже услышат, и что? Они нам ответят? А снег ответит? Камнепад ответит?!
— Надо проверить. Но сначала ответь ты. Гвуртум большой?
— Сам как думаешь, болван? Не будь он большим, разве это был бы дубгрт?
— Но ведь не чудовища, а боги правят небом и землёй. Думаешь, это гвуртум настолько велик, что его не охватишь взглядом? Посмотри на яму, из которой он вылез. Посмотри на горы вокруг. Взгляни на равнину — ты не увидишь её края! Залезь на хеймраск и оглядись. Долины, моря, другие хеймраски тянутся во все стороны, намного дальше, чем видит глаз. Всё это меньше одной чешуйки на теле Урдханда, так? А представь крошечную песчинку. Она меньше Урдханда настолько же, насколько он сам мельче самого тонкого волоска из бороды Ульфора.
Улггар побледнел и привалился к стене, но быстро вспомнил, о чём они говорили.
— Даже если гвуртум и разумен, с ним не о чем говорить! Почему он до сих пор ждёт снаружи? Раз он всё слышал, то почему просто не уйдёт? Или он намеренно не даёт нам покоя?! Рауд, если он — не животное, то чистое зло!
— Но ведь его никто и не просил уходить. Подумай, ведь ты сам молишься богам и говоришь с людьми, чтобы получить желаемое. Отчего не обратишься к гвуртуму? Он такой же, как мы, только больше, сильнее и мудрее.
— Это мерзкое чудовище, порождение бездны! Он и все ему подобные!
— Они не строят машин и не шьют одежду потому, что им это ни к чему. Но у них есть своё наречие. Свои законы и обычаи. Даже города…
— Рыжий, ты сам-то себя слышишь? Из чего, по-твоему, можно построить дом для гвуртума?! Тут и горного хребта не хватит!
— Из хеймрасков, разумеется. Представь только — сруб из мировых деревьев, а за ним ещё один, и ещё, и ещё, и так до самых звёзд…
— Да где они их столько возьмут?! Иные гвуртумы в сто тысяч раз выше Иггдрасиля!..
— Так ведь Иггдрасиль растёт не в пустыне. Гронвельд — огромный лес из мировых древ, и звери в нём гуляют под стать.
— Эй, быстро заткнулись!!!
Увлечённые спором, молодые воины не заметили, как с тихого шёпота перешли на крик.
11
— Ну что? — спросил Броннвурн, уже угадывая ответ по сумрачному лицу собеседника.
— Теперь нас пятеро, — подтвердил его мысль однорукий лекарь.
Как ни боролся он за жизнь кладовщика, усилия были тщетны. Слабость от кровопотери, утрата ног, холод — всё это подтачивало и так невеликие силы старика. Нирдр принял свою участь спокойно, и разум его оставался ясен. Он не отказывался от воды и еды, лишь посмеивался тихонько — что толку переводить припасы на мертвеца? Но плоти в нём от этого не прибавлялось. И без того худой старец тощал с каждым днём, словно сгорая изнутри, и отблеск этих пожаров сиял в запавших глазах на осунувшемся лице. А сегодня он не проснулся.
— Надо подумать о похоронах, — молвил Броннвурн, сжав бороду в морщинистом кулаке. — Это наш долг.
— У нас нет ничего, кроме этого коридора и десятка других трупов! — лысый гигант обвёл дубгрт широким жестом стальной клешни. — Где и как ты собираешься его хоронить?
— Их всех, — поправил седой ветеран. — Все они служили вместе с нами. Каждый заслужил достойное погребение.
— Ты не ответил.
Броннвурн насупил брови, глядя на соратника. Ему нечего было ответить, но что с того? Мёртвых, тем более воинов, негоже оставлять без погребения — эта мысль не покидала его уже третий день. Он хорошо помнил, что гласят старые саги о тех, кто не удостоился должных церемоний провожания за грань. На стороне древности был опыт, а в его важности воин успел убедиться за собственную долгую жизнь.
— Старик прав, — вмешался Красный Меч, оторвавшись от груды камней. — Всех их действительно до́лжно похоронить.
— Ну так, может быть, ты скажешь, что делать? — свирепо повернулся к молодому бойцу Хродвальд.
Голос, лицо и сама поза гиганта ясно говорили — не встревай в разговор старших, работай! Улггар, однако, намёку не внял. Что-то в нём надломилось — утром, когда он застыл у окна, или ещё раньше. Взгляд бойца был прозрачен, словно он смотрел не на людей, а сквозь них.
— Надо устроить воздушное погребение, — абсолютно спокойно ответил он.
Лекарь оторопел. Броннвурна это предложение тоже удивило. В ветвях, чтобы тела обгладывали птицы, людей хоронили редко, и больше на юге, у самого подножия неодолимых гор. Дикие леса, из которых состоял почти весь Норхейр, населяли столь мерзкие твари, что отдавать им покойников не хотел никто. Там тела обычно сжигали или насыпали поверх них курганы. Но здесь все камни шли на другое дело, а развести огонь значило подвергнуться слишком большому риску. На дальнем западе королевства Орнд придумали иной путь в небесные чертоги — особые гьёлльмеры. Однако сейчас он годился ещё меньше. Выходит, боец говорил про пару сосен, торчащих над пропастью?
— Мы не доберёмся до деревьев, — заметил ветеран.
— Зачем нам они? — спросил Улггар и махнул рукой в сторону решётки.
Как раз в этот момент с севера налетел очередной порыв ветра, и Броннвурн хрипло закашлялся — он сам не понял, от миазмов или удивления. То, что предлагал юнец, было настоящим безумием. Был лишь один способ похоронить всех между арматурой… И он подразумевал надругательство столь чудовищное, что перед ним меркло даже нынешнее положение павших.
— Совсем сдурел?! — здоровяком владели те же мысли. — Кто тут на днях возражал против осквернения шлемов? А теперь, значит, хочешь…
— Кто говорит об осквернении? — негромко перебил чернобородый. — Напротив. Они верно служили форту при жизни — и мы дадим им шанс послужить ему вновь, в последний раз. Стать для нас такой же защитой, как эти камни.
А ведь он прав, пришло к старику холодное понимание. Это действительно наилучший выход, с которым готовы согласиться как здравый смысл, так и честь воина. Остаётся лишь гадать, откуда в щенке нашлась подобная мудрость. Неужели это взгляд вовне так на него повлиял? Или же… Новая мысль наполнила сердце ветерана ужасом. Что, если это гвуртум нашептал ему искушение, дабы посеять среди бойцов семена раздора? Но секунду спустя Броннвурн отмёл этот пустой страх. Все знают, что ум царей чудовищ превосходит величайших смертных мудрецов. А раз люди кажутся гвуртумам мельче и глупее, чем муравьи человеку, то исполин даже не подумает с ними говорить.
— Хватит спорить, — веско сказал ветеран, когда Хродвальд снова открыл рот, явно вознамерившись обрушить поток брани. — Улггар прав, это единственное решение. Тальбрд, расчисти пол вот здесь. Рауд, стань сюда. Нам нужно спустить Нирдра, а потом откопать остальных.
12
Сон снова не шёл. Осторожно, чтобы никого не разбудить, Улггар выбрался из шкур и сел. В дубгрте даже самой глубокой ночью не было тихо — внутри на разные лады храпели одурманенные люди, а снаружи свистел ветер и грузно копошилось порождение скверны. Повсюду в замысловатом танце плавно скользили лазурно-алые огни, не позволяя забыть. Стена из каменных обломков, кожи и кусков мёртвых тел загородила лишь малую часть пролома — середина коридора по-прежнему открывала вид на непостижимо громадную безобразную тварь.
При каждой мысли о ней Красный Меч содрогался. Воин до сих пор отлично помнил, каково было утром, когда он осмелился взглянуть прямо в безглазое лицо врага и призвать на него божественный гнев. Небеса промолчали, а чудовищный образ впился в память, душу и разум, не желая уходить. На язык то и дело подворачивались обрывки старых песнопений. Правнук бури… Потомок вихря… Стихия злая, оплот бесчинства… Но все эти слова не передавали и малой толики того, что громоздилось снаружи, источая густые миазмы, попирая леса и скалы, затмевая небосвод разбухшим туловом с фальшивыми подобиями звёзд…
Ещё и этот разговор! Расслышав, о чём они говорят, Броннвурн и Хродвальд быстро пресекли беседу, но было уже поздно. Рауд, проклятый безумец… Улггар однажды бывал в далёком южном Гримбелунде и там, где земля сливается с небом, за недосягаемой горной грядой, видел туманную тень хеймраска — легендарного Иггдрасиля, из которого некогда вышло человечество. Колоссальный зубчатый ствол устремлялся в бесконечные небеса, пронзая тучи, а шириной не уступал целой стране. Его величественный образ восхитил юного мечника, заставив всем сердцем уверовать в великих древних богов. Пытаться представить дома, сложенные из таких деревьев, было попросту кощунственно! Но всё же действительно, из чего другого цари чудовищ могли бы строить себе дворцы?..
Да, неудивительно, что боги не отозвались на мольбу. Рыжий открыл ему глаза. Все представления Улггара о богах слишком приземлённые, слишком жалкие, слишком человеческие. Гвуртума он страшится куда сильнее, чем истинных прародителей и повелителей рода людского. И разве не это — подлинное кощунство? Тяжко искупить такой грех… Но воин приложит все усилия, иначе они навсегда останутся в этой тюрьме. Решено! В эту ночь он не сомкнёт глаз. Нужно устроить покаянное бдение, обратив все свои мысли к небесным правителям.
Ведь недаром всем так плохо спалось в дубгрте. Сон — зыбкое состояние, когда душа покидает тело и странствует в тех краях, что при свете дня ведомы лишь бессмертным и мёртвым. Что бы ты ни увидел в ходе ночных путешествий — всё неспроста, всё исполнено тайного смысла и значения. Пробираясь там, где гуляют боги, ты видишь то же, что и они. А они видят тебя, и если им угодно — ниспосылают знаки своим краткоживущим потомкам. Всякий, кто знает порядок вещей, говорит, что дурные видения предвещают скорую беду. Однако теперь Улггар понял — ужасными снами боги говорят им, пленённым в дубгрте, совсем иное. Помощь придёт лишь тем, кто не смыкает очей, не отворачивается от правды. Только так смогут они уцелеть, когда спасение явится к ним в силе и славе.
Часы тянулись один за другим. Ветер посвистывал в камнях, блики на стенах то тускнели, то вновь наливались яркостью. Пересохшими губами Красный Меч одну за другой шептал молитвы и воззвания — богам и богиням, предкам, павшим соратникам, славным героям прошлого. Держаться! Не засыпать! Порой он прикладывал к лицу пригоршни колючего снега. Жгучий холод отгонял сонливость, и воин продолжал священное бдение. Ночь текла бесконечно. Время впилось зубами в собственный хвост, делая неразличимым минувшее и грядущее, оставив одно лишь неразличимое Сейчас. Без одеял тело знобило, веки отяжелели, руки налились свинцом. Голову заполняла звонкая пустота, но всё же Улггар не спал и продолжал, продолжал, продолжал нескончаемую литанию…
Скоро он совсем утратил себя — забыл об усталости, о теле, о самом своём имени. Осталась лишь горячая мольба, возносимая к небу. С нею поднимался и бесплотный дух — всё выше и выше, оставляя позади крепость, поля и леса, горы и студёные морские воды. Равнина небес, напротив, всё близилась, и он различил, что не так уж она и ровна. На тверди были свои хребты и свои ущелья — куда больше и величавей земных. Дух зачарованно внимал их движениям, не прекращая молитв, и в него неотвратимо нисходило понимание — это не просто равнина, но лицо. Необъятный кряж носа, каньоны морщин, и грозовыми тучами, что шире океанов, клубится густая борода, хмурятся брови… На него воззрел Брейор, отец солнца, пламенный истребитель чудовищ. Он высился надо всем, выше гор, больше жизни самой, и два пылающих солнца были его глазами. Верный затрепетал от восторга, а бог отверз уста — и громовой голос потряс бескрайний Гронвельд.
Далеко внизу тело Улггара лежало пластом, из носа сочилась тоненькая струйка крови. Но дух его внимал.
13
— Ну где он там запропастился?.. — недовольно проворчал Броннвурн, помешивая содержимое котелка. За нехваткой рук он снова обратился к помощи Тальбрда, но обычно расторопный артиллерист в этот раз почему-то не спешил. Хотя, казалось бы, чего уж проще — сбегать в кладовку за дюжину шагов и вернуться! Впору заподозрить, что правы обвинявшие его в тайном разорении припасов…
— Поймал! — раздался ликующий клич. — Поймал гадину!
Старик поднял голову. Тальбрд возвращался, торжествующе держа в вытянутой руке нечто совершенно непохожее на мешочек крупы.
— Это не скври! — триумфально объявил молодой воин, потрясая добычей. — Не знаю, что это такое, но провизию грызло оно. И я его поймал!
Диковинная тварь напоминала корягу пяди в две длиной. Плоское туловище покрывал тускло-зелёный панцирь, тут и там вспучивающийся странными фигурными наростами. Бесчисленные лапки бешено сучили в воздухе, сегментированное тело непристойно извивалось. Четыре жвала металлически клацали и вертелись во все стороны, но тщетно — артиллерист ухитрился поймать гадину у самого основания округлой башки, как змею, поэтому не страшился её укусов.
Все обступили его, тараща глаза. Никто не спешил говорить, но невысказанные мысли и без того витали в воздухе. Неведомая пакость явилась с севера, оттуда, где восседал царь чудовищ. Блоха, вцепившаяся в шкуру исполина и напившаяся его крови… Или, скорее, крошечная вошь на теле такой блохи — вот что предстало их глазам. Неведомым образом отвратительная тварь заметила дубгрт, проползла несколько миль и угнездилась в кладовке. А если явилась одна, то смогут и другие. Кто знает, что прямо сейчас карабкается по склонам или торит ходы в толще скал? Какая нечисть может заглянуть сюда на следующий день — или непроглядной ночью, когда все будут спать?
— Занятный крабчонок, — молвил Рауд, разглядывая находку с почти детским любопытством. — Интересно, а если сварить? Крабы вкусные…
— Не вздумай! — сурово прикрикнул Броннвурн, ухватив его за плечо. — Отравы нажраться захотел?
Словно поняв его, жуткая многоножка, которая последние несколько секунд извивалась особенно яро, внезапно замерла, широко раздвинула жвала — и выплюнула тонкую струйку прозрачной слизи. Вылетев под немыслимым углом, струя угодила прямо в глаза артиллеристу. Дико закричав, Тальбрд выпустил добычу и схватился за лицо. Плоть начала с шипением отходить от костей большими клоками. Упавшая же гадина резво кинулась вперёд и очутилась у Броннвурна на ноге. Охваченный паникой, ветеран бешено задёргался, пытаясь стряхнуть её или размазать о камни — и выкатился из-под одеял, ещё не до конца понимая, где сон, а где явь.
Попавший под рёбра угловатый камень привёл его в чувство. Старик сел, отчаянно кашляя и сплёвывая мокроту. Дубгрт затянуло льдистым огнём — вместе с очередной оттепелью пришёл туман, и теперь сочащееся снаружи мерцание играло в мириадах кристалликов инея. В этом свете всё казалось смутным, ненастоящим, словно продолжение сна или царство неприкаянных мертвецов. До выхода солнца оставалось более часа, но Броннвурн понимал, что больше не уснёт.
По крайней мере, его кашель никого не разбудил… Но и одиноким в своём бодрствовании седой воин тоже не был — у горы обломков сидела высокая мускулистая фигура. Улггар выглядел ещё хуже, чем накануне — бледный, осунувшийся, со странным выражением лица, будто бы одновременно отрешённый и снедаемый неясными страстями. Хотя в руке его был точильный брусок, Красный Меч оставался неподвижен и не сводил с Броннвурна пристального взгляда. В этом взоре было что-то неприятное, не от мира сего — даже Рауд казался менее безумным.
— Что не спишь? — тихо спросил ветеран.
— По той же причине, что и ты, — немедленно ответил тот, негромко, но торжественно. — Богам неугодно, когда дозорные спят. Они посылают знамение — враг близок! Враг здесь! Бди!
Старику крепко не понравилось услышанное. Да, пусть Улггар часто поминал и с огромным рвением призывал высшие силы — но сейчас в его голосе, скупых отрывистых жестах, сверкающих глазах что-то было не так. Ужасно, катастрофически неправильно. С этим следовало разобраться, пока не стало слишком поздно. Тень гвуртума всё время проникала в дубгрт, оплетала длинными щупальцами умы и души, каждый миг напоминала о нём запахами, светом, дрожью земли. А кто дольше, чем Красный Меч, впускал в себя его отраву? Однако хуже всего было то, что Броннвурн ясно понимал — царь чудовищ не делает им прямого зла. Он просто существует там, за прочной решёткой — но люди, видя его переменчивые формы и непостижимые размеры, осознавая всю свою ничтожность перед исполином, лишали рассудка сами себя. И ветеран ничего не мог поделать с этими мыслями, даже несмотря на накопленный за полвека опыт. Что уж говорить об остальных?
— Мы слишком долго спали, — продолжал меж тем, распаляясь, Улггар, и ему вторило гулкое эхо. — Слишком часто пренебрегали своим подлинным долгом. Не чтили небо. Теперь кара нависла над нами, и лишь милость богов сможет её отвратить! Боги требуют жертвы! Жертвы!
Туман шутил со зрением странные шутки. Броннвурн и не заметил, как молодой воин оказался на ногах, сжимая в деснице рунический меч.
14
Когда ещё затемно старик выметнулся из-под одеял, снедаемый кошмарными снами, Улггар вновь убедился, что верно истолковал вышнюю волю. Поистине, дрёма не таит в себе ничего, кроме пагубы, и остальные поймут, когда он им объяснит. С открытыми глазами поприветствуют они рассвет нового дня и должным образом восславят возвращение солнца!
Обо всём этом он и твердил Броннвурну, не заботясь о словах, твёрдо зная, что глас Брейора, доносящийся с его уст, будет понят. Одного громового слова бога-воителя хватило, чтобы Красный Меч прозрел — так неужто останутся слепы остальные? Не может быть! Оборона царства людей — великая и почётная ответственность, сюда не берут кого попало. Они не станут отворачиваться от истины и притворяться глухими пред голосом долга.
Не прекращая говорить, воин поднялся на ноги. Во всём теле царила странная лёгкость, голова была ясной и звонкой. Разительный контраст с тем, что было прежде! А всё то коварное зелье, которое разводил Хродвальд. Глупый толстяк полагал, что спать нужно не только ночью, но и днём. Больше этому не бывать! Никаких дурманов, никакой добровольной слепоты. Все они поймут…
Но главное дело откладывать нельзя. Они и так тянули непозволительно долго — три, четыре дня? Боги недовольны. Боги голодны. Их надо умилостивить. Силы, что наполняют землю и небо, приводят в движение светила и ветер, ничего не делают даром. Пусть гвуртум — лишь песчинка пред Их безбрежною силой, Они не повелят ему убраться, покуда бойцы не выкажут должного смирения и не принесут щедрых даров. А какой подарок может быть щедрее, чем человеческая жизнь?
Широко шагнув, Красный Меч замер над спящим Тальбрдом. Вот уготованный в жертву — небеса сами сказали ему об этом минувшей ночью. Трусливый, беспомощный, жирный подонок — он не приносил соратникам никакой пользы, одни лишь неприятности. Он должен радоваться, ибо смертью своей сослужит бо́льшую службу, чем всей своей бессмысленной жизнью. Его душа утолит голод истинных царей этого мира — и тогда они изгонят ложного царька, нечестивую тварь, что угнездилась снаружи.
Воздев покрытый священными узорами меч, Улггар резко опустил его, намереваясь пронзить сердце спящего… Но тут могучий удар по затылку сбил его с ног. В глазах полыхнуло. Вместо того, чтобы покончить с жертвой одним ударом, клинок лишь вспорол ей живот. Тальбрд резко распахнул глаза и заорал. Не обращая внимания на боль, Красный Меч развернулся, поднимаясь с камня. Хродвальд! Проснувшийся лекарь ещё не успел вооружиться, но ужасная клешня всегда была при нём.
— Ты что удумал, кретин?! — проревел гигант, потрясая окровавленным протезом.
Улггар обнажил зубы в свирепом оскале. Этот недоумок смеет противиться воле богов?! Ведь ему только что всё объяснили!.. Воин вспомнил, как проклятый толстяк насмехался над святыми обрядами, как каждое утро морочил всем головы своим бесовским отваром… Ну разумеется! Вот он, истинный виновник всех бед! Он заодно с силами зла, что клубятся снаружи!
С нечленораздельным воплем Красный Меч бросился в атаку. Не ожидавший этого Хродвальд шагнул назад, едва не споткнулся, но успел выставить перед собой клешню. Сталь звякнула о сталь. Отступив к своему месту ночлега, великан попытался нашарить боевой топор, однако Улггар не мог этого позволить. Наступая и нанося удар за ударом, он теснил лекаря прочь от заветного оружия. Могучий, но неповоротливый, гигант больше не мог уворачиваться. На его громадном теле появлялись всё новые порезы. Подхватив с пола каменный обломок, Хродвальд с бешеным рёвом запустил его в голову врагу, но тот без труда уклонился. Несмотря на звон в ушах, сейчас Улггар не чувствовал ни боли, ни слабости, ни хлада. Он тёк, как вода, вертелся, как ветер, и наступал с неудержимостью горной лавины. Он был един с Силами этого мира, и Те даровали ему собственную неотвратимость, позволили карать грешника Их властью.
Очередная попытка парировать удар оказалась неудачной. Лекарь истошно закричал, когда его стальная лапа с дребезгом рухнула на камни. Следующий взмах оказался последним — клинок глубоко вонзился в могучую шею, и гигант, не издав ни звука, тяжело осел. Красный сок жизни толчками выходил из ран и дымился на холодном полу.
Во внезапном наитии картина сложилась перед глазами Улггара, всё встало на свои места.
— Воля богов исполнена! — провозгласил он, опуская меч. — Пособник тьмы пал, принесённый в жертву! Ликуй же, Брейор, сын Игга! Ликуй же, Ральнод, охотник на сильных! Ликуй же, Ульфор, начертатель путей! Йахар! Богатую жертву, могучую жертву, изобильную жертву получают боги! Пир в чертогах небес!
Да, так всё и должно было случиться. Тальбрд слишком ничтожен, его дряблой плоти и безвольной душонке не под силу утолить голод и жажду богов. То ли дело этот могучий прислужник сил зла, что так долго сбивал праведных с пути истинного! Теперь, когда он больше не пятнает своим присутствием честь бастиона, владыки мира воззрят на него более благосклонно.
Рассеянным жестом Улггар поднял с пола отрубленную клешню. Имеет ли он право забрать руку своего врага? Это должен быть сильный талисман, под стать заклятому мечу. Но коль скоро Хродвальд обещан Великим в жертву, не значит ли это, что Они должны получить его целиком? Он не мог сообразить. Голова кружилась, ноги налились свинцом, металлическая лапа казалась неподъёмной. Оглядевшись в надежде получить совет у Броннвурна, воин обнаружил, что дубгрт опустел — никого не было видно ни в том, ни в другом конце. Ну конечно же. Боги начали являть свои чудеса — покарали безбожников, сделали так, чтобы их не стало. Остался лишь один праведный. Один достойный. И по милости богов даже его рассудок уцелел. Скоро гвуртум уйдёт, и тогда Улггар выйдет на свободу.
Запрокинув голову, воин расхохотался. Визгливый заливистый смех эхом отдавался под сводами коридора.
15
Броннвурн скрылся от обезумевшего соратника, но мысли его раз за разом возвращались туда, а память являла всё новые и новые детали.
Сперва ему почудилось, что он провалился из одного кошмара в другой. Старик оторопело внимал бессвязной тираде Улггара, которая гремела уже по всему коридору. Вот высунулась растрёпанная рыжая голова Рауда — сонная и недоумевающая. Вот выкарабкивается из шкур гигант Хродвальд, словно медведь покидает берлогу, и недобро глядит на проповедника. А тот, не слыша их возни, уже занёс клинок над единственным, кто продолжал безмятежно спать…
Сон или явь, это безумие пора прекратить! Броннвурн что-то просипел, то ли предупреждая, то ли призывая остановиться — но прежде него успели вмешаться другие. Хродвальд в два шага очутился за спиной чернобородого и нанёс сокрушительный удар левой рукой. Ветеран невольно поморщился, представив, как хрустит кость и вылетают ошмётки мозга. Счёт убийствам был положен… Однако он поторопился хоронить Красного Меча — не то его череп оказался слишком крепок, не то ещё сонный гигант бил слишком слабо или промахнулся. Улггар всего лишь рухнул на колени… а его клинок прочертил длинную борозду в животе артиллериста. Раздался дикий, захлёбывающийся крик.
Ужели сон о его смерти был вещим? Тальбрд нуждался в немедленной помощи, но это была не главная проблема. Свирепо размахивая мечом, на котором красные потёки перечёркивали красные руны, и издавая звериный горловой рык, чернобородый кромсал безоружного гиганта. Туман скрадывал их очертания, клубился вокруг — так пляшут ночами на вершинах курганов те, о ком нельзя говорить.
Бледный призрак бесшумно выступил из морозной дымки совсем рядом с Броннвурном — и то, что наваждением оказался Рауд, отнюдь не успокоило старика. Боги, ещё и он! С двоими совладать точно не выйдет, и если рыжий тоже пустился в безудержный гнев… Однако ветеран не собирался продавать свою жизнь просто так и лихорадочно шарил по полу в поисках оружия.
— Надо отступать, — спокойно молвил Рауд и огляделся. — Наверх.
— Мы должны помочь Хроду…
— Не сможем. Улггар сейчас берсерк, порежет всех. Но можно спасти вот его, — рыжий кивнул на артиллериста.
Спорить было некогда. Великан отошёл уже к середине коридора, и одному Ульфору было ведомо, сколько ещё он будет отвлекать на себя врага. Рыжий рассуждал удивительно здраво. Лезущий по склону всегда уязвим для тех, кто уже наверху. Тальбрд уже перестал кричать и лишь стонал на одной ноте, обеими ладонями затыкая алую рану. Как ни горько, но Хродвальда придётся оставить, чтобы спасти больше жизней. Броннвурн кивнул, наклонился к артиллеристу и закинул его руку себе на плечо.
— Встать сможешь?
— Попытаюсь, — процедил тот сквозь стиснутые зубы и, резко поднявшись на ноги, мучительно охнул.
— Терпи, мы поможем. Рауд, прикрывай.
Седобородый старик и тучный юнец продвигались к цели так быстро, как только могли. Ступать приходилось осторожно – туман скрадывал неровности пола, к тому же каждый шаг давался артиллеристу ценой пронзительной боли. А уж когда они полезли на второй этаж… Тальбрда приходилось буквально втаскивать за собой, рискуя свалиться вместе с ним. Броннвурн не сомневался, что до конца дней запомнит то кошмарное восхождение. Зловонный морозный воздух обжигал лёгкие и ноздри, искрящийся туман морочил зрение, камни осыпались под ногами, а крики раненого смешивались с воплями близкой битвы. Куда легче было бы волочить артиллериста вдвоём — но Рауд охранял тылы, не спуская глаз с Улггара. Наверх он лез спиной вперёд, делая по паре коротких шагов и хватаясь за трещины в оплавленном бетоне.
Наконец они достигли каморки, где ещё недавно доживал свой срок Нирдр, и уложили раненого на пол. Лицо его побелело, но он всё ещё оставался в сознании. Рауд сел у самого края разлома, глядя вниз. Броннвурн и Тальбрд заняли почти всё оставшееся место комнатушки.
— Хродвальд всё ещё жив, — укоризненно обратился к рыжему ветеран.
Тот равнодушно пожал плечами. Мгновение спустя снизу донёсся тихий звук падения, а после — оглушительный, захлёбывающийся хохот.
— А теперь, кажется, нет, — добавил Рауд и приготовился к сражению, если Улггар решит вернуться за ними.
— Дурак я, — бормотал Тальбрд, продолжая зажимать рану. — Нужно было сразу открывать глаза… Но нет, решил роль поддержать, как же…
Броннвурн понятия не имел, о чём он говорит. Должно быть, бредит. Скверно, коли так. Скверно и то, что с ними нет лекаря. Оставалось только положиться на милость богов и собственные силы. Свой фиал с сенфиром был у каждого бойца — как раз на такой случай. Смертные люди освоили лишь малую толику его чудесных свойств, но и их хватало на многое. Одной каплей гвурфовой крови можно было без огня раскалять камни или плавить железо — а повинуясь воле живой плоти, она обретала совсем иные качества. Сенфир даровал безграничную силу, мгновенно исцелял самые страшные болезни и раны, мог отрастить даже потерянную руку или совершенно преобразить всё тело. Для некоторых это был смертельный яд, но артиллерист уже несколько раз прибегал к такому средству, и Броннвурн не беспокоился за него.
— Не надо, — слабо запротестовал Тальбрд, увидев, что ветеран вытаскивает из кармана одежды его собственную флягу. — Не переводи на меня… Я теперь буду только обузой…
— Не глупи, — твёрдо ответил Броннвурн, отводя слабеющие руки артиллериста от раны. — Сейчас мы всё исправим.
— Нет, — неожиданно твёрдо произнёс тот, пытаясь отползти. — В чертоги Брейора попадает тот, кто пал в бою. У меня не будет второго шанса.
Но старик был непреклонен. Осторожно распоров одежду Тальбрда походным ножом, он откупорил фиал и принялся аккуратно кропить рану сенфиром. Очищенная кровь гвурфа, смешиваясь с человеческой, шипела и пузырилась. Рваная плоть шевелилась, выпускала плёнки и нити, стягивая края зияющей дыры. Артиллерист перестал хрипеть и стонать, его бледное рябое лицо вновь наливалось здоровьем. Тальбрд вздохнул, и в его взгляде появилась решимость, какой ветеран там прежде не видел.
— Что ж, прощай, Броннвурн.
— Что?..
В следующий миг одежды раненого заколыхались, словно океан в штормовую ночь, и старик отшатнулся, с криком выронив нож. Он понял, что произошло. Несчастный юнец обладал куда большей волей, чем казалось. Он приказал сенфиру в своих жилах делать что угодно, но не исцелять его — и сенфир услышал. Тело сминалось и выворачивалось, будто сумасшедший мальчишка-божок слепил человечка из грязи, а теперь решил переделать. Тут и там кожа вспучивалась, бугрилась, покрывалась твёрдыми щитками. Несуразно длинная, перевитая жилами рука с двумя лишними пальцами протянулась и мёртвой хваткой вцепилась в упавший клинок. Торс ходил ходуном, словно замешиваемое в кадке тесто. Изнутри раздавались странные бульканья и пощёлкивания, казалось, каждый орган зажил своей жизнью. Рауд, ахнув, пробормотал что-то про скври. Броннвурн впервые видел его напуганным. Тальбрд в последний раз раздулся, издал судорожный вздох и затих. Его плоть ещё содрогалась от лёгких редких толчков — остатки сенфира продолжали свою работу. Но артиллерист был мёртв.
— Да, в чертоги Брейора он всё-таки попадёт, — проворчал ветеран, глядя на искажённую чудовищную ладонь. — Покинул мир с оружием в руках… Каков упрямец! Всего раз видел, чтобы сенфир так быстро начал слушать дух, а не плоть.
Сейчас останки Тальбрда было трудно признать — и не только из-за ужасного, поистине нечеловеческого уродства. В его некогда грузном теле не осталось и капельки жира — всё перешло в огромные холмы мускулов и разросшиеся кости. Даже рост юнца увеличился более чем на голову. Бедолага! Похоже, он так вцепился в мысль о достойной смерти, что сенфир убил его, стараясь придать более героический облик.
— Странно, — пробормотал меж тем Рауд, вновь спокойный, как всегда. — Почему он сюда не лезет?
Сперва ветеран не понял, о ком идёт речь.
— Может, забыл о нас? — шёпотом спросил он. — Тогда лучше не стоит лишний раз ему напоминать.
Рыжий согласно кивнул, и они принялись молча ждать.
16
Запах гвуртума проникал и сюда. Из пролома сочился тусклый бледный свет, который тоже напоминал о присутствии, но едва разгонял вечную мглу. Тесные каменные стены и низкий потолок казались в нём зыбкими, готовыми вот-вот обрушиться, смять, раздавить. То и дело чудилось, что снизу поднимается тень бывшего соратника — однако о том, что стало с Улггаром, не знали ни рыжий, ни старик. Целый день им слышалось бормотание, то приближавшееся, то вновь отходившее на восток. Но нельзя было уверенно сказать, чем оно являлось на самом деле — словами Красного Меча, отзвуками чудовища или его паразитов, шёпотом призраков, воем ветра, голосами тех, кто спешит на помощь, а может, всего лишь порождением разгорячённого ума. Отвлечься было нечем — ни тиалгелундом, ни разговорами, ни разборкой завала. Теперь ветеран особенно остро понял, сколь важную роль играл этот труд. Все припасы остались внизу, в близкой, но недосягаемо далёкой кладовой. День прошёл куда тягостнее всех предыдущих — впроголодь, в бесконечном ожидании мнимых и подлинных врагов.
Броннвурн полагал, что здесь, наверху, в единственном месте, где не видно чудовища, можно перевести дух. Теперь же ему стало ясно, насколько он ошибался. Старик представил, каково было Нирдру коротать здесь дни и ночи в ожидании скорого конца — и содрогнулся.
Теперь, похоже, та же судьба ожидала и их. В какой бы форме ни явилась к ним гибель, Броннвурн не сомневался — она близка. Да, запасов сенфира в трёх фиалах достаточно, чтобы топить лёд и разогревать камни на протяжении многих недель… Но человек не может столько жить на одной воде. И даже Рауд не настолько безумен, чтобы есть преображённую плоть артиллериста.
На закате послышался крик — искажённый, едва узнаваемый голос чернобородого безумца.
— Вы мертвы! Мертвы! Не приближайтесь!..
Он сорвался на пронзительный визг, захлебнулся, сменившись булькающим хрипом — хорошо знакомый звук того, как кровь наполняет горло и рот. Наставшая затем тишина казалась оглушительной, но Броннвурн и Рауд не дерзнули её нарушать. Должно быть, Улггар окончательно сошёл с ума и, не вынеся бремени, покончил с собой… Да, наверняка так и было. Но всё же — целых два непогребённых покойника, и оба пали от его руки… Старик снова вспомнил тёмные строки старинных саг, вобравших вековечные правды. Кто знает, что вершилось вдали от посторонних глаз? Что, если внизу и впрямь ходили мёртвые? Ведь едва уловимые шепотки никуда не исчезли…
Ветеран не стал обсуждать свои опасения с Раудом — рыжий и без того был встревожен, впервые на его памяти. Чего боялся всегда отрешённый парень? Мёртвых — или чего-то иного, не имеющего названия, чего Броннвурн не сумел бы и вообразить? Прежде он держался с отменным равнодушием, бесстрастно говорил на запретные темы, порой украдкой косился в сторону окна, и лицо его словно бы оживлялось зачарованным восхищением… Не хотелось бы знать, чего может бояться такой человек.
Как бы то ни было, и старый, и молодой бойцы были единодушны — следует нести караул. Прошли те дни, когда они могли позволить себе роскошь непрерывного сна. Отныне сам форт стал враждебным местом, и опасность может грозить в любую минуту. Двое обговорили порядок смен, и потянулась промозглая бесконечная ночь.
Ветерану выпало стеречь первым. Высидев свой срок, он разбудил беспокойно спавшего Рауда и, прижавшись спиной ко всё ещё горячему валуну, смежил веки. Холодным спокойствием сверкнула мысль, что открыть их ему уже не суждено. Однако нет — через несколько часов рыжий растолкал его и принялся вновь устраиваться на ночлег. Если странный малый и знал, какие подозрения пробуждает в душе соратника, то ничем этого не выдавал.
Огладив бороду, Броннвурн украдкой покосился на него. Всё же безумием было доверить свою жизнь этому ненадёжному и переменчивому существу. В самом ли деле он человек? Когда старик осторожно спросил его о событиях минувших часов, Рауд признался, что во сне видел себя чёрным волком. «Запахи, — пожаловался он. — Слишком много запахов. Сбивают с толку». Не входит ли впрямь его спящая душа в волчье тело? Броннвурну доводилось слышать о таких созданиях. Можно ли полагаться на перевёртыша? Сегодня он помог, но что придёт в его голову завтра? Стоит ли ждать, пока он сам сбросит маску? Не нанести ли удар первым? Это ведь так легко — тихонько встать, подойти и толкнуть со всей силы, чтобы тощее тело полетело вниз, по камням… Но рыжий спит чутко. Он открывает глаза, вскакивает, и завязывается борьба. Силы неравны — и уже старик летит в ледяную мглу, вот-вот разобьётся о покрытый кровью Улггара, Хродвальда и Тальбрда пол…
Распахнув глаза, Броннвурн затряс головой. Всё-таки задремал. Нельзя допустить, чтобы это повторилось. Коварная сонливость — один из многих врагов, что неустанно кружат вокруг них, пробуя оборону на прочность. Её первый союзник — голод, что не даёт сохранять голову в ясности. Трёх часов сна оказалось недостаточно, и усталое тело силилось взять своё — ну же, ведь это так легко!.. Смежить веки… Улечься поудобнее… Забыть обо всём…
Старик держался, вглядываясь в непроглядную тьму, но это становилось всё тяжелее. И вдруг его внимание привлёк какой-то отдалённый гул. Броннвурн прислушался, пытаясь понять, что происходит. Гул нарастал, превращаясь в оглушительный рокот, на его фоне зазвучали отдельные удары, смрад многократно усилился, удушая своей плотностью, земля задрожала, с потолка посыпалась пыль. Оглушительный грохот делался всё громче, заполняя собой мироздание, старик завопил, не слыша собственного голоса — и милосердная тьма поглотила его.
17
Снизу доносились негромкие, но отчётливые голоса. Распахнув глаза, Броннвурн помотал головой, силясь отогнать наваждение, но ничего не изменилось. В коридоре действительно кто-то ходил. Он с тревогой посмотрел на Рауда — тот уже сидел у пролома, обнажив клинок, и чутко вслушивался. По-утреннему тусклый свет заострял черты его лица, и по нему пробегали странные тени.
— Люди, — поведал рыжий, словно старик сам этого ещё не понял. — Внизу.
Неужели они всё-таки погибли во сне, и их вознесли на благословенное небо? Да нет, какая чушь… Стряхивая остатки сна и растирая закоченевшие руки, ветеран осторожно высунул голову наружу и оглядел коридор.
У восточного конца стояли пятеро воинов — некоторых из них Броннвурн даже узнал. Ещё трое толпились совсем рядом, возле широкой оплавленной дыры, которая раньше была грудой обломков. Видимо, не зря узники дубгрта так долго расчищали завал… Пришельцы переговаривались, разглядывая кровь на полу и заграждения решётки. Один из них, высокий и светлобородый, заприметил старика.
— Тут живые! — крикнул он остальным и полез наверх.
— Живы, милостью богов, — проскрежетал Броннвурн и сам подивился тому, как дрожит его голос. — Да… Милостью… Сутки уже не ели…
— Это вы умно придумали, с заслоном! Но через него мы не видели, что здесь происходит. А вы заметили свет логнира?
— Пару дней назад, — прикинул Рауд.
— Мы дошли сюда ещё позавчера, но ждали по ту сторону, — светлобородый виновато развёл руками. — Не могли пробивать скалу, пока гвуртум рядом. Сегодня ночью он ушёл, теперь можно вытаскивать вас.
— Осторожно, плохая лестница, — старик осмотрел груду камней и бетона, по которой забрался сюда, прикидывая, сможет ли спуститься сам.
— Ох, не беда! — широко улыбнулся воин. — Знали бы вы, через что нам пришлось пройти, пока до вас добирались! Спустим в одночасье!
— Через что пройти? Через что… — тусклым голосом переспросил ветеран, помолчал немного, вздохнул, запрокинул голову… и захохотал.
Его пронзительный смех не утихал, когда он спускался по обломкам вслед за Раудом, придерживаемый незнакомцем. Не смолк и в коридоре, когда они шли мимо заиндевелых тел и бурых кровавых пятен. Даже когда они вышли на ясный солнечный свет, и подведённая к скале платформа стала медленно опускаться, между гор продолжали метаться отзвуки оглушительного, нескончаемого, безумного хохота.
Соавтор: Лаларту