На пересечении улиц Лыжников и Морова находится остановка общественного транспорта без определенного названия: в случае езды по Лыжников это «Морова» и наоборот. Впрочем, общественный транспорт в горных краях ходит редко: то один из тросов, на которые подвешивают автобусы порвется, причем рвется всегда только один, то водитель напьется кандычной водки и не выйдет на смену. А ведь это порой единственный водитель на пять канатных автобусов! Неподалеку находится вход-арка в массив жилых домов, который некогда был закрыт нелепым чугунным забором с воротами на замке. Окончательный функциональный облик этой безвкусице предавало то, что ключи от этого безобразия имели лишь старшие-по-домам бабки, как и полагается в горах, которые открывали и закрывали ворота соответственно своему режиму сна.
– Ну что это за безобразие! Ну сколько можно?! – сокрушался Геннадий, один из местных жителей, который не смог припарковать отцовскую вишневую семерку во дворе из-за закрытых ворот.
– Неча по проституткам кататься! Дай соседям пожить спокойно! – поучала его одна из старших-по-дому из окна своей квартиры, грозно размахивая иссохшим кулаком.
Поэтому обитатели двора не особо расстроились, когда предприимчивые и ушлые представители рабочей молодежи спилили забор и, судя по всему, сдали его на металлолом.
С тех пор в арке поселился Вадя. В вашей традиции таких как он зовут бомжами, людьми «без определенного места жительства». Но это было не вполне корректно по отношению к Ваде, ведь он всегда вполне определенно находится внутри арки и скреб по жестяной тарелке жестяной же ложкой. Иногда в тарелке находились неопределенные субстанции, и в таком случае его действия можно назвать перемалыванием. Издалека он выглядит душевнобольным, но подойдя поближе начинаешь видеть в его тарелке целую скрытую жизнь, а в его глазах – отчаянные попытки цепляться за нее. Кто знает, что случится, когда он перестанет молоть? Сегодня он перемалывает свинцовых червей, которых я ему принес. Цепкие твари чуть не укусили меня своими перепончатыми отростками, пока я перемещал их в бездонную тарелку уличного молотильщика.
* * *
Я работаю доставщиком. В более крупных городах аналогичная должность называется «курьер», но специфика моей работы немного иная. Жители горной провинции не особо изнежены комфортом, чтобы добычу провианта поручать каким-то «курьерам», да и покупательная способность не та. Поэтому «курьеров» у нас нет. Зато есть такие как я. Моя задача – доставлять такие специальные предметы, которые поддерживают жизнь обитателей этих чудных мест в безопасности.
Вы когда-нибудь замечали, сколько в старых советских дворах было голубятен? Кто-то объясняет это постоянной готовностью к лишениям возможной войны, когда голуби превратятся из санитаров улиц в отменные деликатесы. Ерунда! Голуби нужны чтобы поддерживать старших-по-дому в безопасном для людей состоянии. Обыватели не замечают того, что эти бабки никогда не умирают. Как и того, что они никогда не выглядели молодыми.
Однажды в 1994 году целый двор опустел. Не в одночасье конечно, но разве у нас есть кому-то дело до людей, выходящих за рамки своего окружения? Сначала перестала буянить алкашка со своей нагулянной дочерью, потом пожилой ветеран из дома напротив перестал выходить играть в домино по вечерам. Их исчезновение не было чем-то выдающимся, люди этого вполне ожидали. А потом начали пропадать и обычные люди, но, жители этого пустеющего дворика, привыкшие за первую неделю к исчезновению людей, уже не обращали на это внимание. Вот так, за несколько недель, двор превратился в безжизненное место. Его опустошению предшествовала холодная весна, за которую в местной голубятне не появилось ни одного голубя. Это решило судьбу всех местных жителей.
Доставка голубей – одна из моих задач.
* * *
Не помню, когда я принялся за доставки. Но сейчас меня не покидает ощущение того, что в этом заключена сама моя сущность, и иной моей жизни нет и никогда и не было. Возможно, подобное испытывает и Вадя, как и куда менее человечные старшие-по-домам бабки.
Каждому моему рабочему дню предшествует насыщенный, полный космических цветов сон. В этом сне я узнаю, что и куда нужно доставить. В худшем случае, если уснуть, напившись кандычной водки, то я узнаю, что случится в случае провала задания. Я обязан этим зрелищам своими седыми залысинами. Поэтому я не пью последние… -надцать лет. Не помню, когда я принялся за доставки.
Иногда, конечно, снов, нет. Это говорит о моем заслуженном выходном. Как правило, это случается зимой, когда горы засыпают. А зимы у нас долгие. В таком случае днем я ворую старые газеты из заброшенных домов, а по вечерам зачитываюсь ими. Иногда новые покупаю, если лишние деньги в карманах появляются. Потому и знаю про 1994, кстати.
Еще одна сложность заключается в правилах, которые надо соблюдать. Их, конечно, нужно соблюдать в любом случая, живя в провинциальном горном городке. Каждый житель обязан переходить дорогу только на зеленый сигнал светофора, в противном случае его могут сгрызть вечером дикие чешуйницы. Поэтому даже самый отпетый хулиган ни за что не побежит на мигающий сигнал светофора. Но специфика моей работы заставляет знать еще больше правил. Как-то раз в автобусе я услышал о том, что дети нашли труп доставщика (и как они догадались что это доставщик?) в мусорном баке. Интересно в этой истории не то, что дети играли в мусорном баке и нашли очередное мертвое тело, напротив, это дело обыденное в горных краях; а то, что, как оказалось, ребра курьера были вывернуты наизнанку.
Во сне гигантская фиолетовая крылатая ящерица летела по рыжему небу, неся в клюве люльку с младенцем. Сегодня надо снова доставить голубя. Одного единственного, остальные подтянутся следом.
Я вышел из своей пыльной гостинки. Не помню, как начал в ней жить. Не знаю, помнит ли это кто-либо другой. Умылся. Пришлось чистить раковину от окурков. Ненавижу общие санузлы.
– Доброе утро! – поприветствовала меня на кухне соседка. Она заканчивала жарить кровяной борщ. Добрая женщина всегда угощала меня.
– И вам утро доброе, теть Люда! Пахнет чудесно!
– А то! Усаживайся, скоро будем кушать! – сказала она, размешивая борщ вилкой и даже не посмотрев на меня.
После трапезы я накинул бурое пальто, кое-как натянул башмаки и отправился в путь.
– Пока-а! – протянула мне соседка.
– До свиданья! – буркнул я.
* * *
Во дворе было свежо. Любой ребенок мог сказать почему: работает ороситель. Тучный мужчина лет сорока стоял на вершине горки на детской площадке и сцеживал серые сопли в ближайшую песочницу. На самом деле это была каменная жидкость, а не какие-то сопли. Благодаря таким оросителям я и мои соседи давно не видели типичных горных туманов в нашем дворе. В них тоже когда-то пропадали люди.
Я стащил голубя из голубятни своего двора – благо у нас их было в избытке – и, засунув его за пазуху пальто, ощутил пробегающий по спине холодок. Все остальные голуби смотрели на меня и недовольно закурлыкали по поводу похищения своего собрата. Нет, все в порядке, голубям никогда это не нравится. Странным было другое: все голуби были одинаковые, у каждого был стоячий загривок и царапина над правым глазом. Неужели новые? Я побоялся проверять своего голубя – мало ли, очередное правило – и, грозно рявкнув в сторону пернатой братии, отправился к остановке, попутно выскребая мелочь из засаленного пальто. Утренние будничные маршруты ходят довольно часто, поэтому долго ждать мне не пришлось. Автобус приехал на двух канатах. Все в порядке.
– За проезд передаем! – проворчал неопределенного пола кондуктор.
– Возьмите, пожалуйста, – тихонько просипел я и гордо высыпал мелочь в его мозолистую руку. Я никогда не езжу зайцем. Зайцы вообще давно не водятся в наших горных краях.
Мне попался счастливый билет. Не помню уже, что на нем было. По старой традиции, выйдя из автобуса я его съел. Ощутил прилив сил. Приятно.
В место назначения меня всегда приводили мои ноги. Не нужно было задумываться об этом. Стоило лишь немного расслабиться и они сами несли меня куда надо. Думаю, у каждого здесь возникало это спонтанное чувство. Наверняка цинкокопатели точно так же находят места своих раскопок. Легкость потихоньку отпускала мой рассудок по мере приближения к нужному двору. Неужели я опоздал?
Во дворе не было никого. Ни одного человека или животного. Конечно, мой пытливый разум сразу дал этому два объяснения: во-первых, был рабочий день. По крайней мере у меня. Дети сейчас в школе, а их родители на работе. Во-вторых, отсутствие голубей. После инцидента 1994 года все знают, что пока голуби не вернутся во двор, в него лучше не выходить. А то мало ли что.
Голубятня во дворе была, хоть и опустевшая. Я достал из-за пазухи пальто голубя и засунул его в нее.
– Курлык, – попрощался голубь.
Больше доставок у меня не было. Я сел на ближайшую лавку и стал наблюдаться за тем, как голубь обживает голубятню. Скоро их будет больше.
Мое наблюдение прервал свистящий гортанный звук из одного из домов. Он повторялся примерно каждые полминуты. Звук был настолько чистым и четким, что я даже смог определить подъезд. Не теряя ни минуты и желая потешить свое любопытство я зашел внутрь и стал подниматься по лестничным клеткам, пока не обнаружил причину звука. Тяжелый сладкий запах. Липкие ступеньки.
В одном из пролетов местная старшая-по-дому присосалась к телу ребенка. Судя по одежде и росту, к девочке, лет шести-семи. Благодаря специфике моей работы я сразу узнал существо. Обычный человек узнал бы в расплывчатом чудище с перепончатыми отростками знакомую бабку разве что по порванной шали на холке. Тварь не сразу заметила меня, и продолжала свою трапезу выдувания. Лишь когда она подняла на меня свое подобие головы я увидел, что у девочки свернута шея. Конечно. Они не оставляют своих жертв в живых. Ни голубей, ни людей.
Головой я понимал, что бояться нечего, она уже явно насытилась, да и голуби вновь поселились во дворе, но руки до кровоподтеков сжимали ключи в кармане. Вдруг голова старшей-по-дому начала принимать более знакомую форму, казалось, на ней даже вырос платок – никогда не подумал бы, что это часть их тела – и спросила меня с прерывающейся интонацией:
– П ри не с?
Я смог лишь кивнуть. Старшая-по-дому отложила труп ребенка в сторону и начала медленно принимать более привычный вид. Я же поспешил удалиться из подъезда.
* * *
Обратно уехать на автобусе не удалось: один из канатов порвался прямо на ближайшей остановке. Придется идти в сторону дома пешком. Темнеет в горах рано. С приходом ночи приходят и неизбежные спутники ночных проходимцев.
– Старик, сигаретки не найдется? – спрашивает меня один из таких, поравнявшись со мной.
Старик? Неужели я действительно в таком возрасте? Нет. Он просто фамильярничает.
– Не курю, ребята, – отвечаю я и бросаю взгляд на него. Человек. Самый обыкновенный. Рядом плетется его юная подружка.
– Слыхала, малая? – бросил он, даже не посмотрев на спутницу, – Может, старичку дать прикурить?
И тут я потерялся. Хулиган, находясь сбоку от меня, зарядил мне прямо в переносицу. Отшагнув, я бросил размашистый удар куда-то в его сторону. Не успел я осознать, что промахнулся, как его подружка предательски бьет меня каблуком под колено, заставляя потерять равновесие.
– Так он из доставщиков! – у него вырвался смешок. И как они догадываются?
Еще один удар по моему бренному лицу. Я засыпаю.
Тем временем на городок опускался туман. Существуют правила выживания в горных краях. Все горожане знают, что в таком случае следует находиться дома, оставаться на улице можно только в присутствии оросителя.
Но нет таких правил, которые бы помогли выжить среди людей. Будут еще доставщики. Провинциальный городок продолжит свое существование. А я скоро стану единым целым с нашими горами.
Автор: Владимир Душный (Duschone)