По коридору блока БВК-АТ-ОМП-117-Ц шагал человек. Он спешил, периодически переходя на бег. Человек не был молод и подобный темп давался с трудом, но, ни смотря на это, он улыбался и на душе у него было легко. Сегодня была прекрасная смена. Сегодня их блок наконец-то исполнит свой долг!
Обычно на этом этаже кипела жизнь, но сейчас он почти опустел. Гражданские, едва заслышав сирену, направились в плац-зал, слушать речь генерала. Полковнику же пришлось задержаться, и кое-что прихватить. У задержки была и другая цель — дождаться, когда люди покинут этаж. И теперь Никита Семенович мог спокойно, не растрачивая силы на борьбу с толпой, идти к командному пункту.
Детский крик, переходящий в плач, был для него неожиданностью. Он сбавил шаг и огляделся. Взгляд остановился на приоткрытой гермодвери, откуда и доносились всхлипы, вперемешку с тихим, утешающим женским голосом.
Полковник ускорился, стараясь не думать об этом. Дети, бедные дети, у них не было времени, они не были готовы к тому, что должно было произойти. Но они справятся. Он верил в это. Ему было восемь, когда он узнал о Доктрине.
* * *
Это была одна из немногих смен, когда отец возвращался домой до отбоя. Заскрипела гермодверь, застучали ботинки, зажурчал рукомойник, зазвенела посуда. Покончив со скудным ужином, мужчина зашел в комнату и сел за вечно заваленный документами стол. Зашуршала бумага, заскрипела ручка, застучал станок. Всё шло как обычно — даже дома отец не прекращал работу. «Труд сделал из сектанта человека» — любил приговаривать мужчина в те редкие часы, которые уделял общению с Никитой.
Отец никак не мог ожидать, что в эту самую обычную смену, сын подойдет к его столу и спросит: «Папа, а что такое доктрина?».
— Гм-м… Где ты услышал о ней, сынок? — спросил мужчина, справившись с первичным удивлением, — в школе вы это проходить ещё не должны.
— Я случайно услышал, как Зинаида Викторовна с военруком говорила, — все с той же детской непосредственностью ответил мальчик.
— «Случайно услышал»? — нахмурился отец, — больше похоже на «подслушал».
Никита потупил взгляд. «Подслушивают только шпионы и предатели» — часто повторял отец и мальчик совершенно не хотел прослыть в его глазах ни первым, ни вторым.
— «Случайно услышал», — повторил мужчина и покачал головой, — Да… вот так оно всегда и выходит.
Мальчик удивленно смотрел на отца. Он ожидал гнев, недовольство, но вместо этого видел задумчивость и… печаль?
— Ладно! — деланно бодрым голосом вдруг произнес мужчина, — услышал так услышал, всё равно рано или поздно узнал бы. Чем раньше, тем лучше, верно? Ты же у нас бойцом растешь, да?
Отец вел себя странно. Так же странно, как той сменой, когда не вернулась с работы мама. Мальчику это не нравилось.
— В общем… ты же знаешь, зачем построили наш комплекс?
Мальчик кивнул. Об этом знали все. Блок БВК-АТ-ОМП-117-Ц был построен специально для защиты гигахруща от всевозможных угроз. Комплекс населяли тысячи граждан — инженеры, обслуживающие боевые машины, рабочие, производящие оружие и технику, учителя, старики, женщины, дети, но более всего было военных — храбрых защитников, проводящих всю жизнь в тренировках для борьбы с неисчислимыми врагами Партии. Никита тоже должен был пополнить их ряды, когда вырастет.
Но это потом. А сейчас он слушал отца и ему становилось жутко. Мужчина рассказал о многом. О войне, что началась тысячи циклов назад, о коварном Враге, стремящемся изничтожить их народ, об оружии, что должно было положить этому конец и о том, почему его так и не применили.
— Доктрина Взаимного Уничтожения, — произнес отец, — вот как это назвали. Оружие было столь мощным, что уничтожило бы не только Врага, но и комплексы, где располагалось. Мы не могли так рисковать, ведь Враг мог пережить атаку и продолжить войну. Требовалась подготовка, долгие циклы подготовки, чтобы гарантировать полное и безоговорочное уничтожение. Один удар, точный и смертоносный. И эта подготовка продолжается по сей день.
Отец остановился, дав сыну переварить услышанное. Для ребенка все это должно звучать тяжело… но не тяжелее того, что он собирался сказать следующим.
— И, самое главное, — слова давались мужчине нелегко, — наш комплекс тоже был построен для этого оружия. Мы должны охранять его и, когда придет распоряжение, привести Доктрину в действие.
— То есть… — мальчик схватывал быстро, — когда придет приказ, мы запустим оружие… и умрем?
Мужчина коротко кивнул. Мальчик задрожал. На его глазах появились слёзы.
— Я… я… я не хочу умирать . Никита тихонько захныкал. Он принялся размазывать набежавшую влагу по лицу, но слезы всё продолжали лить. Он плакал, думая о маме, о Доктрине и о том, что совершенно не хочет всего этого.
— Ну-ну, не надо… — отец положил руки на плечи сына и тихонько встряхнул. Плачь усилился. Тогда он встряхнул сильнее и сказал, — а ну, прекратить сопли! Ты солдат или кто?
Мальчик уставился на него зареванными глазами. Он прерывисто вдохнул, раз, другой, стараясь унять рвущиеся наружу всхлипы и, кажется преуспел — слезы стали лить заметно меньше.
— Вот так… и чтобы больше такого не видел, понятно? Ты — защитник, солдат. Мы все умрем, я умру, ты умрешь, этого не избежать, а потому бояться глупо. Но мы умрем с честью! Мы умрем, исполняя свой долг перед гражданами, перед народом, перед Партией! Да, мы погибнем — от Доктрины ли или от сектантов, но память о нас не умрёт! А даже если и умрёт… разве не стоит оно того, всеобщего счастья-то? Я думаю стоит. А ты как думаешь?
— С-стоит, — подавив всхлип произнес мальчик.
— Вот и ладно. А сейчас умойся и ложись-ка спать.
После отбоя Никита пролил еще немало слёз. Он еще долго не мог уснуть, но усталость всё-таки взяла свое. А на следующую смену он проснулся уже другим человеком. Больше не было детских обид, мелкого шкодничества, несерьезности. Он стал собран и серьезен. «Долг», «честь», «ответственность» перестали для него быть красивыми словами со школьных линеек. Теперь он знал, что за ними стоит. Отец погиб пять циклов спустя, возглавляя операцию против бунтовщиков на нижних производственных этажах. Как бы тоскливо не было, Никита не пролил тогда ни слезинки. Он твёрдо усвоил урок. Он помнил, за что умер отец.
* * *
Теперь его путь лежал мимо учебного блока. Он шел, а мимо бежали радостные курсанты. Совсем молодые ребята, не старше восемнадцати циклов. Некоторые узнавали полковника и на бегу отдавали честь, но большинство не обращало на него внимания. Оно и хорошо — у него не было времени на разговоры.
Никита Семёнович позволил себе короткую передышку лишь добравшись до лифта. В ожидании, пока он доберется до нужного этажа, мужчина смотрел на спешащих парней, изредка сопровождаемых немолодыми преподавателями. Когда-то и он бежал по этим коридорам, на собрания и парады. Полковник ощутил смутный приступ ностальгии. Как хотелось бы ему статья частью этого шумного потока, присоединиться к тысячам сограждан на последнем параде! Нет, нельзя. Его долг был иным. А потому Никите Семеновичу оставалось только предаться воспоминаниям, о своей курсантской юности…
* * *
— Механизированная броня Марк-21б, — сказал лектор и проектор тут же вывел на стену аудитории изображение, — так же известна как «Тайгер». Представляет из себя гидроэлектрический экзоскелет, защищенный бронеплитами. Согласно последним данным разведки, активно применяется вооруженными силами противника до сих пор, несмотря на ее очевидное устаревание…
Лектор всё говорил, о превосходстве Бронескафандров Тип-19 над «Тайгером», о уязвимых узлах механизма, о предпочтительных тактиках ведения боя против солдат, снабженных этим доспехом. Он говорил еще о многом, но, вопреки обычному, Никита не слушал. Сегодня ему в голову пришла мысль, на которую он никак не мог найти ответ. На лекциях им рассказывали о силах врага, стратегии врага, преимуществах врага, уязвимостях врага, на тренировках они учились наиболее эффективным приемам против врага, поражали макеты техники и солдат врага, побеждали врага в симуляторах и учились ненавидеть врага на уроках политграмоты. Но, насколько парень успел понять, с врагом выпускникам сталкиваться не приходилось. Курсантам противостояли сектанты, бунтовщики, последствия и порождения Самосбора, изредка — предатели из соседних блоков. Но вот о борьбе с ними не давалось никакого представления, и Никита не понимал почему. Возможно этому обучали на более поздних курсах или не обучали вовсе, но как бы то ни было парень собирался получить ответ. Поэтому, после лекции он подошел к преподавателю и сказал:
— Дмитрий Петрович, разрешите вопрос?
Дмитрий Петрович разрешил. Он выслушал Никиту, задумчиво хмыкнул и, помолчав немного, ответил:
— Ну и глупые же у вас вопросы, товарищ курсант! Я имею ввиду, неужели вы сами не видите ответ?
Парень покачал головой.
— Нда-а-а, — протянул лектор, — вроде такой умный студент, а такие глупые вопросы… Это, товарищ Коваленко, совершенно очевидно. Мы не обучаем ведению боя против каких-нибудь оживших ванн или чумазых чернобожников. Все необходимые специфические сведения вы получите в ходе двухнедельного подготовительного курса, после завершения обучения.
— Две недели? — удивился Никита, — но что можно выучить за две недели?
— Самое необходимое, — пожал плечами Дмитрий Петрович, — безопасность при работе со слизью, основы психологии культистов, обращение с боевыми граблями, всего по мелочи.
— И это всё?
— И этого достаточно, — заявил лектор, — вы же не собираетесь забыть, как противостоять Врагу?
— Но…. Как же… — Никита собирался задать еще один вопрос, но Дмитрий Петрович остановил его поднятой рукой.
— Полагаю, вы собираетесь спросить «а какой смысл учиться противостоять Врагу, если этого самого врага никто не видел уже сотни циклов?»
Никита кивнул.
— Что же, вопрос не новый, — сказал лектор, — вы не первый, кто его задает, и, к сожалению, вероятно не последний. Нет, все же какая тупость в нашей молодежи!
Вы поймите, цель существования нас и нашего комплекса — исполнение Доктрины. В нашу задачу входит защита населения блока от вторжения извне, поддержание работоспособности всех основных систем и поддержание внутреннего порядка. А не входит в нее помощь соседним блокам, сколь бы плачевно их положение не было, экспедиции на заброшенные этажи и прочие бесполезные полномасштабные военные компании.
Никита собирался было возмутиться такому кощунству, но лектор снова жестом остановил его:
— Я еще раз говорю, вы поймите! Наша техника, а значит и тактика, просто не рассчитаны на подобные условия боя. Как бы не был совершенен Тип-19, он совершенно бесполезен против внезапного Самосбора, как и любой другой тип механизированной брони, а многие твари не обращают никакого внимания на огонь из автоматических винтовок. И, — он вновь поднял руку, — прежде чем вы в очередной раз зададите глупый вопрос, я скажу, зачем мы при таких обстоятельствах обучаем тому, чем обучаем. А затем, что все это, сектанты, предатели, твари, нелюди, всё это — ничто, в сравнении с полномасштабным штурмом Врага.
Дмитрий Петрович остановился и устало посмотрел на него. Никита вспомнил вдруг, что лектору далеко за пятьдесят и что все вышесказанное очевидно имело вес. И, в подтверждение его мыслям, мужчина продолжил:
— Я, честно говоря, по молодости те же вопросы задавал. Так же думал, что глупость какую-то готовим… А сейчас понимаю, что когда весь труд десятков поколений, все сотни лет подготовки могут быть, ты уж извини меня, про-ё-ба-ны за одну успешную операцию Врага… Ты пойми, Никита, — Дмитрий Петрович положил руку на плечо курсанта, — главная задача — обеспечить исполнение Директивы. Мы все это не разгребем, пока Враг существует. Другие разгребать будут. Наша цель — Директива. Понял меня?
— Так точно!
— Вот и отлично. Беги уже, у вас скоро нейроэлектроника начнется.
Дмитрий Петрович погиб через три цикла после его выпуска. Сердечный приступ — повезло, можно сказать. Про себя Никита думал, что такая мирная смерть очевидно была подарком за долгие годы честной службы.
* * *
На подступах к командному пункту царил хаос. Десятки офицеров толпились в коридорах, горланя песни и выкрикивая поздравления. Если бы он не так спешил, то обязательно навел бы порядок. А если бы был на два десятка циклов моложе — присоединился бы сам. Но увы. На глаза Никите Семеновичу попалась тройка молодых офицеров. Они спешили по коридору, к плац-залу, весело над чем-то смеясь. Новый приступ ностальгии кольнул полковника где-то в районе левого подреберья. Эх, распорядись судьба иначе — может быть, сегодня бы долг с верными друзьями исполнял. Но друзей у него не больше было. Только товарищи.
* * *
С Лешкой и Маратом он познакомился еще в учебке. После окончания их отправили служить в один и тот же гарнизон, а, заматерев и попав в штаб, мужчины сами проявили инициативу и выбили себе жилъячейки на одном этаже. Циклы службы сблизили их и, даже погрязнув в бумажной работе, изредка перемежаемой боевыми выходами, они продолжали наведывать друг друга. Собирались, обычно, у Никиты — и у Алексея, и у Марата, были жена и дети, а у него… не сложилось, в общем. Сначала не было времени, потом желания. А теперь уже и поздно как-то. Шло время, и Никита с грустью стал подмечать, что его друзья стали меняться. Марат, каким-то неведомым образом, оброс жирком, а Лешка сделался дерганным пессимистом. Послеотбойные посиделки за бутылкой этанола все меньше радовали, пока однажды не прекратились вовсе.
Может в ту смену что-то попало в концентрат, а может сказывался отгремевший посреди рабочего дня самосбор. Так или иначе, настроение у собравшихся было ни к черту. Разговор не клеился, мужчины все меньше говорили и всё больше глушили этаноловый раствор. А затем Лёшка сказал:
— Мужики, а кто-нибудь знает, что из себя это оружие представляет?
— Какое оружие? — спросил Марат. Он особенно рьяно налегал на этанол и соображал туго.
— Доктрины. Ну, это чудо-оружие, пушка которая положит конец всем прочим, вот это всё, — нетерпеливо сказал Алексей. Никите не понравилось пренебрежение, с которым он говорил на эту тему.
— А что с ним? — всё еще не понимал Марат.
— Да в том и дело! — закатил глаза Алексей, — неизвестно про него ничего. Вот ты, — он обратился к Никите, — ты в штабе хоть какие-то подробности слышал?
— Нет, — хмуро ответил тот, — Обслуживание оружия обеспечивается автоматическими системами. Нам знать не положено.
— Вот, «не-по-ло-же-е-е-но»! — торжествующе произнес друг, — видеть не положено, знать не положено, только подыхать положено!
— Ну ты, Леха, не загибай, — кажется Марат всё-таки уловил нить разговора, — у нас же служба, как-никак. Порядок должен быть.
— Порядок… Доведет нас этот порядок, я вам точно говорю!
— Лёха, уймись пожалуйста, — Никите все меньше и меньше нравился этот разговор. Да, иной раз за столом проскальзывали подобные темы, они редко уходили дальше единичной реплики или шутки.
— А ты меня не затыкай, — заявил Алексей, — я умные вещи говорю.
— Как бы за эти умные вещи к нам товарищ из Блокбеза не заглянул, — произнес Марат.
— И то верно, — это, казалось, угомонило Лёшку. Но, к сожалению, только казалось. Потому как опрокинув очередную стопку он произнес:
— Бежать я собираюсь, мужики.
За столом стало тихо. Слишком тихо.
— Ты… ты серьезно, что ли? — Марат в недоумении уставился на товарища.
— Лешка, это же измена… — поразился Никита.
— На этаже 11832-ЦГ есть технический ход, — будто не слыша товарищей продолжал он, — возьму с собой Маришку и Толика — и бегу.
— Да ты сдурел что ли! — теперь Марат смотрел на него с неподдельным ужасом, — это же трибунал! Да тебя прям в том ходу в бетон закатают!
— Да пусть лучше так! — вдруг разозлился он, — пусть так, чем без смысла сдохнуть! Торчим тут сотни циклов, непонятно что сторожим, а может оно не работает уже?! Вы об этом подумали?! Рванет без толку — и не будет нас!
— Лешк, ну ты… ты не надо, Лешк, — запинаясь, пытался сформулировать мысль Марат, — не руби с плеча! Сколько циклов уже простояло и ничего, никакого сигнала нет! Авось на наш век не рванет.
— У тебя жиром не только брюхо заплыло, — зло бросил Алексей, — мы ж на часовой бомбе сидим. А если все таки придет сигнал?
— Ну, — неуверенно начал тот, — исполним долг, инициируем запуск…
— И сдохнем все! — закричал Леха, — все, до единого! Даже если оно, черт подери, исправно! Ради чего?!
— Леша, Лешка, не горячись ты, — пытался успокоить друга Марат, — сейчас-то мы в тепле, сытости, а там, в диких блоках, оно может и не так совсем. Да и потом, ну, если, не приведи Партия, будет сигнал, так мы ж какое добро сделаем, Врага искореним!
— Да сдох этот Враг уже, сдох! — продолжал кричать Алексей, — и мы все сдохнем! Ради чег…
Кулак с хрустом врезался мужчине прямо в челюсть. Он рухнул и испуганно уставился на Никиту.
— Никит, ты…
— Заткнись, гнида, — с ненавистью произнес мужчина, — заткнись.
— Никита, ну ты это… — попытался вмешаться Марат, но был прерван:
— И ты заткнись, трус проклятый. Как ты его увещевал сейчас, а? Долг? Честь? Партия? Да ты ж только о пузе своем думаешь, как бы протянуть подольше! А ты… я ж, сука, тебе руку пожимал. Я ж, сука, тебя другом называл! — закричал Никита на Лёшку, — а ты гнидой предательской оказался!
Он плюнул на съежившегося Алексея, сел обратно за стол, опрокинул рюмку и сказал:
— Вышли отсюда. Оба. Бегом!
Оставшийся этанол он допивал один. На следующую смену он, впервые за всю службу, явился в штаб с опозданием. Алексей погиб три семисменка спустя. Его план с техническим тоннелем не удался — на 11832-ЦГ уже ждал Блокбез. Марат протянул еще цикл — а затем упал с лестницы, свернув в процессе шею. Глупая, нелепая смерть.
Никите было плевать. Для него они перестали существовать в ту самую смену.
* * *
Наконец, перед ним оказались двери пусковой рубки. Охранники без лишних разговоров пропустили мужчину вовнутрь.
— Полковник Коваленко, — кивнул ему генерал, — вы как раз вовремя.
— Прибыл исполнить долг, товарищ генерал! — отрапортовал Никита.
— Ключ у вас?
Мужчина кивнул и снял с шеи ключ запуска.
— Ну вот и отлично, — сказал генерал, — Остальные дежурные на позициях, как покончим с речью — запускайте.
— Принято!
— Хорошо… ну, приятно было с тобой служить, Никита Семенович!
— Честь имею, — отсалютовал ему полковник, — прощайте, товарищ генерал.
Следующие десять минут были самыми долгими в его жизни. Он вспоминал отца, пытался вспомнить мать, вспоминал первый бой, первую ликвидацию… вся его жизнь проносилась перед глазами. Он думал о поколениях его предшественников, что они всё-таки жили не зря. Сигнал поступил! Доктрина будет выполнена!
Наконец, речь генерала подошла к концу. Полковник вставил ключ в консоль и, дождавшись когда загорятся огоньки, свидетельствующие о готовности остальных, повернул его. Передняя стена пусковой рубки медленно отъехала, открывая вид на Оружие. Сначала полковник не понял, что находится перед ним. Он ожидал увидеть… ну, он ожидал увидеть что угодно кроме этого.
Перед ним, за стеной из бронестекла, находилась большая, круглая шахта. То тут, то там суетились автоматические механизмы разных форм и размеров — именно они поддерживали работоспособность оружия. Само же оружие представляло собой четыре огромных цилиндра, метров двадцати в высоту, выкрашенные в хаки. Мужчина подумал, что, кажется, уже видел что-то подобное, на лекциях Дмитрия Петровича. Как же там было…
Развить мысль Никита Семенович не успел. Раздался гул, секундой позже — яркая вспышка и блок БВК-АТ-ОМП-117-Ц перестал существовать.
* * *
— Ну где оно, где? — нетерпеливо спрашивал Семка.
— Подождать надо, — отвечал ему Аркаша, — говорю же, жмешь, минут пятнадцать выжидаешь и только потом…
— Да уже двадцать прошло, брешет он всё — самый старший из мальчишек, Дамир, сплюнул на бетон, — только зря тащились.
— Прошло только двенадцать, — заявила Маринка, единственная девчонка в их компании, — я на часах засекла.
— Какие часах? — недоуменно спросил Семка.
— Да вон на консоли, болван!
— Сама ты… — начал было обидевшийся мальчишка, но тут пол под ними затрясся. Мгновение спустя ходуном ходили и потолок, и стены, обильно осыпая детей штукатуркой. Маринка завизжала.
Через минуту всё стихло.
Первым нарушил молчание Семка:
— Охрене-е-еть, — восхищенно протянул он.
— Я же говорил! — торжествующе улыбался Аркаша.
— Можно этой штукой бетоноедов шугать, — задумался Дамир, — после прошлого раза они почти все из блока уползли.
— Ага, а Лидию Михайловну чуть удар не хватил! — заявила Маринка, — вот узнает товарищ Главблок…
— А откуда он узнает? — осклабился Сёмка, — ты, что ли, настучишь? А как же наша большая и светлая любовь?
— Дурак, — фыркнула девчонка.
— Слышь, Аркаш, — сказал Дамир, — а как ты эту консоль вообще нашел?
— Мусорщик, за пузырек спирта рассказал, — ответил мальчик и любовно погладил устройство по металлическому корпусу, — от бати мне, за этанол, конечно, прилетело, но по мне так стоило того!
— Да-а-а… — протянул Семка, — это вещь.
И, с присущим только детям энтузиазмом, ребята принялись изучать старую, покрытую пылью и ржавчиной консоль. Щелкали рычажки, вспыхивали лампочки — а по проводам, во все стороны Гигагхруща, шли всё новые и новые приказы…
Автор: MrSamodelkin