1
Нет ответа. Слышно, как тикают часы, и как капли воды из крана разбиваются о сложенную в раковину грязную посуду.
— Доброе утро, Света! — повторяю я ещё раз.
Не шевелясь, Света сидит перед чёрным утренним окном спиной ко мне. Её тяжелые, свисающие неопрятными космами волосы полностью закрывают лицо.
Я щёлкаю выключателем. Моргнув, лампочка зажигается и кухню наполняет тёплый электрический свет.
Вдруг, противоестественно выгнув шею, Света обернулась. Круглые, словно чайные блюдца, глаза с крохотными зрачками, полный острых зубов широкий рот, синевато-белая кожа. И откуда-то из глубины этой хари заскрипело, забулькало, зарычало, передразнивая:
— ДО-БРО-Е-УТ-РО!
От неожиданности я вздрогнул и сделал шаг назад, опрокинув стоящий на табуретке ящик с инструментами. Садовый секатор, нож, верёвки, молоток, ножницы, разноцветные мелки, всё это с грохотом упало на пол. Я моргнул, и вот, без единого движения, Света уже сидит на стуле посреди кухни, лицом ко мне. Когда-то такая милая и знакомая, любящая и любимая, а сейчас бесконечно усталая, измученная бессонницей и голодом, похожая на пустую оболочку, моя жена безразлично смотрит на меня.
— Теперь-то ты доволен? — тихо спрашивает она.
Ни говоря ни слова, я поспешно собираюсь, хватаю рюкзак и выскакиваю за дверь.
2
Шагая прочь от подъезда, я оглядываюсь через плечо на окна нашей квартиры. Свет везде выключен, но я чувствую, что она всё ещё стоит там, на кухне, и смотрит мне вслед. Я заворачиваю за угол и перехожу дорогу к остановке. К той самой остановке. Наш дом теряется из виду.
Следующие пару ночей я перекантуюсь у институтского товарища, а затем возьму билеты на поезд. Мне очень нужно ещё раз увидеть свою пожилую бабушку.
За оставленными вещами я так и не вернусь. Не знаю, что она с ними сделает. Может быть выбросит, а может быть они станут частью того хлама, которым она будет медленно наполнять своё жилище.
3
Спустя пару лет после формального развода я случайно повстречал Свету на улице, у входа в супермаркет.
Был поздний вечер. Изрядно располневшая, словно раздутая изнутри, замотанная в несколько платьев и кофт, она в свои двадцать пять выглядела даже не на тридцать, а лет на пятьдесят-шестьдесят. Я бы никогда и не узнал в ней свою бывшую жену, но она первая подбежала ко мне, попыталась обнять, хватала за руки. Она начала что-то быстро и невнятно говорить про то как она мёрзнет, как ей одиноко и голодно, и как она хотела бы зайти ко мне в гости, если, конечно, я разрешу ей.
Руки у неё были скользкие и холодные, а изо рта пахло гнилым мясом. Шепча слова заговора, которому научила меня моя бабушка, я вырвался и поспешил заскочить внутрь магазина. То, чем стала Света, какое-то время стояло перед стеклянными дверьми, словно боясь переступить невидимую черту, а потом скрылось в тени дома, переставляя толстые неуклюжие ноги.
Я ещё долго бродил среди прилавков и витрин, делая вид что выбираю овощи и молочные продукты. А когда наконец решился выйти наружу, Светы поблизости не оказалось.
4
Как всё началось? Когда Света стала такой?
Возможно, первым серьёзным звоночком стал отказ от алкоголя.
В тот зимний день стояла ясная, морозная погода. Ближе к обеду раздался звонок в дверь. Я как раз хлопотал на кухне, чтобы отпраздновать выписку Светы из больницы. Левая рука у меня была забинтована после произошедшего накануне. Не так-то легко накрывать на стол одной рукой!
— Вот я вернулась. Ты доволен? Можно я зайду? — спросила она, стоя на пороге. От неё пахло зимой и больницей.
— Конечно, конечно, — ответил я, отходя в сторону.
Она зашла, бросила в угол пакет с вещами и, не разуваясь, прошла на кухню. Я поспешил следом.
Словно видя в первый раз, Света принялась трогать и обнюхивать лежащие на столе продукты. Яблоки, виноград, колбаса, свежий хлеб, сырая курица, картофель, лук, морковь, всё это она поочерёдно брала в руки, мгновение стояла, словно прислушиваясь к одной ей различимому голосу, потом удовлетворённо клала обратно.
— А это нам нельзя, — сказала она, указав на бутылку её любимого десертного красного вина, — теперь нельзя.
И швырнула запечатанную бутылку прямо в открытую форточку.
5
— Пара дней, — сказал мне заведующий отделением после того, как я присел на указанный мне жёсткий стул, — И вряд ли она уже придёт в сознание.
Его голос был полон профессионального сочувствия.
— Совсем никак? — спросил я и сам устыдился наивности своего вопроса и дрожащего голоса.
Заведующий только покачал головой.
Самым сложным в эти пару дней было отловить достаточное количество котов.
6
А может быть всё началось с жёлтой газели реанимации, объезжающей пробку прямо по тротуару? Кто тогда вызвал скорую? Может быть я сам, может быть водитель, может быть кто-то из пассажиров. Я не помню.
В памяти остались только заблокированные колёса троллейбуса, скользящие юзом по чёрному и гладкому, словно зеркало, ноябрьскому льду прямо перед остановкой, в двух-трёх метрах от пешеходного перехода. Удар, даже не удар, а словно шлепок, негромкий, мягкий, влажный.
Света лежала на проезжей части, пытаясь двигать вывернутыми под неестественными углами конечностями, и смотрела мне прямо в глаза, удивлённо и растерянно. Она словно спрашивала: «Не знаешь, что это со мной? Почему я не могу встать? Почему я не могу вздохнуть? Это же всё понарошку, правда?»
— А ничего что я на работу опаздываю? — кричала на водителя женщина с безумными, бесцветными глазами.
— Ну ты не видишь что ли что произошло? — отвечали ей из толпы.
— Господи, что делается-то, почему по сторонам не смотрим! — причитал кто-то.
— А что такого произошло? А что я должна видеть? Я между прочим опаздываю! — не унималась женщина с бесцветными глазами.
Прямо над ухом завыла сирена скорой.
7
Свету словно подменили. Весёлая и жизнерадостная раньше, сейчас она всё больше молчала, глядя в одну точку. Иногда она могла начать, словно в трансе, раскачиваться из стороны в сторону и бормотать что-то себе под нос. На вопросы она отвечала неохотно и будто бы не замечала странностей своего поведения.
— Я говорила? Правда? Не знаю, не заметила. А что я говорила? — отвечала она и улыбалась слабо, неуверенно.
С каждым днём она говорила всё меньше, а паузы между фразами становились всё длиннее. Я боялся что однажды моя жена вообще перестанет разговаривать.
Пару раз я просыпался от того, что она стояла рядом с кроватью. Беззвучно, опустив руки, ссутулившись и смотря куда-то в пустоту. «Ты чего? Ложись давай», — говорил я. Проходило минут пять, долгих, беззвучных пять минут, и она, всё так же ни говоря ни слова, ложилась рядом. В постели она почти не спала, а в основном просто лежала неподвижно с открытыми глазами. Мне даже казалось, что иногда она переставала дышать, словно бы забывая об этой людской необходимости.
Есть она тоже почти перестала. Часами она могла меланхолично ковырять вилкой еду в тарелке, клала в рот какие-то кусочки, но не живала, и еда вываливалась из её рта обратно прямо на скатерть или на одежду.
В то декабрьское утро, за неделю до нового года, я встал раньше обычного, но Света уже сидела на тёмной кухне, прислонившись лбом к холодному стеклу.
— Доброе утро! — сказал я как можно более дружелюбно. Ответа не последовало.
8
— Ну, как врач я могу только сказать что наши прогнозы не оправдались. Состояние пациента в достаточной мере стабилизировалось. Произошло это в крайне сжатые сроки, очень быстро. Она больше не нуждается в стационарном лечении. Можем выписать прямо сегодня.
— Доктор, спасибо, доктор, — я машинально стряхнул со здоровой ладони остатки мела и протянул руку для рукопожатия. Заведующий отделением отшатнулся от меня, словно от зачумлённого.
— Надеюсь, теперь вы довольны тем, что вмешались не в своё дело? — раздражённо спросил он, — Уходите уже, и надеюсь мы больше не увидимся ни с вами, ни с ней.
Последнее слово он произнёс так, словно сплюнул сквозь зубы.
9
Наше сознание — удивительная штука. Хотим мы того или нет, но оно само даёт нам логичные ответы на самые иррациональные вопросы. И чем более непостижимо случившиеся, тем проще и понятние объяснение.
В случае со Светой, я решил что это будет обострение шизофрении. Да, не все больные сразу ведут себя опасно, не у всех симптомы проявляются сразу. Многие успешно компенсируют все негативные проявления, ведя полноценную жизнь до глубокой старости. Свете, видимо, повезло чуть меньше. Для себя я решил, что курс лечения она начала ещё до нашей свадьбы, возможно даже до знакомства. Она скрывала это от меня, в тайне принимала лекарства, посещала психотерапевта или что-то в этом духе. Потом старые таблетки перестали действовать, и ей назначили другие, не совместимые с алкоголем. Смена препарата вызвала дезориентацию, из-за чего она в тот злополучный день угодила под троллейбус. Быстрое излечение можно объяснить легкостью травм. Знаете, как говорят, «пьяному мору по колено»? Вот и молодой женщине, принимающей седативные, троллейбус по плечу.
Но, не смотря на лечение, душевный недуг взял верх над рассудком, и мы получили то, что получили. Что ж, вполне логичное объяснение.
Поступил ли я правильно, сбежав из нашего общего дома и подав на развод? Доволен ли я случившимся? Не уверен. Но тогда, не на шутку напуганный её странным поведением, я больше опасался за свою собственную жизнь.
Ну а что касается звёзд и окружностей, начертанных мелом на залитом липкой кровью полу; что касается садового инструмента с прилипшей к лезвиям шерстью; что касается отчаянно боровшихся за свою жизнь, обезумевших от боли котов; всего того, о чём много лет назад под видом сказок рассказала мне моя бабушка — так это всё было кошмарным сном и игрой моего воображения на фоне стресса и излишних нервных переживаний.