Лауру разбудил отец — впервые с далеких дней детства. С трудом продирая глаза, она внезапно подумала, что спала обнаженной, и отец увидел ее, но, к счастью, на ней оказалась любимая голубая пижама. Боже, что он вообще здесь делает?
— Давай, вставай, — весело сказал он, раздвигая шторы и впуская в комнату солнечный свет. Вместе со светом в комнату ворвались звуки газонокосилки, работавшей на соседней улице, и что-то напоминавшее пение птиц. — Сегодня же День Кнопки, помнишь? Одевайся, надень что-нибудь красивое. Через час мы уезжаем.
Лаура повернулась на другой бок и спросила все еще заплетавшимся языком:
— Папа, какого черта? Ты постучаться не мог? А если бы я голой спала?
Он даже не посмотрел на нее, любуясь из окна на сад.
— Ой, как будто я тебя никогда не видел. Я твой отец, черт возьми, я тебе попу вытирал столько раз, сколько тебе и не сосчитать.
— Ладно, неважно. — Лаура, щурясь, села и протерла глаза, затем вспомнила, что он только что сказал. — Папа, ты сказал «День Кнопки»?
— Ну, да. А ты что, забыла? — Он со смехом направился к двери. — Ты вчера вечером только о нем и говорила.
— Подожди... что-что? — Она нахмурилась, не понимая, что происходит. Что-то тут не так. Отличное начало дня, несомненно. Еще с постели не встала, а ей уже говорят какие-то странные вещи. — Ты о чем?
Отец покачал головой и, по-прежнему улыбаясь, вышел из комнаты.
— Одевайся. Завтрак готов.
Она сидела в постели, прижимая одеяло к груди, и ничего не понимала. В конце концов она выбралась из кровати и напялила на себя то, что подвернулось под руку. Снизу доносились знакомые звуки: звон кастрюль и сковородок, тихое бормотание телевизора, разговоры родных, грубый смех брата. Несомненно, смеялся над телевизором.
Она застегнула молнию на джинсах и на секунду застыла, затем произнесла в пустоту:
— День Кнопки?
Внизу мать, как всегда, мыла тарелки, напевая что-то про себя. Кухню заполнял солнечный свет, отчего она казалась теплой и свежей. Отец и брат сидели за столом и ели тосты. Еще одна тарелка стояла для нее, и она села за стол и поставила ее перед собой.
Брат был одет в накрахмаленную белую рубашку — а он никогда не носил рубашек. Насколько ей помнилось, у него никогда и не было рубашек. Это была одна из рубашек отца, она узнала ее.
— Зачем ты так вырядился? — спросила она, взяв тост. Он даже не отвел взгляда от телевизора. Брату было четырнадцать лет — на год младше нее, — и он был высокомерным всезнайкой.
— Ну, сегодня же День Кнопки, — пробормотал он, не прожевав тост. Мать обернулась и громко цыкнула на него.
— Марк, не говори с полным ртом. — Она увидела Лауру и вздохнула. — Лаура, могла бы одеться и получше. Ну или хотя бы попытаться.
— Для чего? — спросила Лаура, затем раздраженно посмотрела на потолок. — Ах да, попробую угадать. День Кнопки. Я чего-то тут не понимаю?
Мать покачала головой и снова отвернулась к тарелкам.
— Не будь ребенком, Лаура. Тебе это не идет. Пожалуйста, переоденься во что-нибудь другое, прежде чем мы уедем.
— Я хотела сегодня увидеться с Майклом. Извините, я с вами не поеду.
На кухне внезапно наступила полная тишина, и все изумленно уставились на нее. Лаура встревоженно спросила:
— Что такое?
— Ты с ума сошла? — спросил брат. — Тебе нельзя сегодня уходить, ты едешь с нами!
— Лаура, у тебя планы? Именно на сегодня, на этот день? — спросил отец, и она, почувствовав внезапный приступ гнева, оттолкнулась от стола.
— Да, у меня планы! Что, черт возьми, с вами случилось сегодня?
Никто не ответил. Все лишь смотрели на нее так, словно она испражнилась прямо на свою тарелку. Она встала и отпихнула еду.
— Знаете что? Забудьте об этом.
— Лаура, прекрати немедленно, — резко сказала мать. — Ты отлично знала, что мы сегодня делаем. Это было давно запланировано. Можешь просто позвонить Майклу и сказать, почему ты с ним сегодня не увидишься.
— Ну все! — закричала Лаура. — Что мне ему сказать? Я не знаю, почему мне нельзя идти! Это вы мне говорите, что нельзя!
— Сегодня День Кнопки, — сказал брат. — Вот почему.
— День Кнопки? — вскрикнула она. — О чем вы все говорите? Я никогда не слышала ни о каком Дне Кнопки! Вы все ведете себя, словно...
Она внезапно замолчала и понимающе улыбнулась. Семья решила над ней подшутить. Это все шутка такая. С сердца словно упал большой камень, и вместо него она почувствовала теплоту. Теперь все стало понятно.
— Очень смешно, — спокойным, ровным голосом сказала она. — Вы меня действительно чуть не довели.
Она повернулась и вышла из кухни, направляясь к парадной двери. Мать крикнула ей вслед:
— Лаура! Пожалуйста, вернись через час, мы не сможем уехать без тебя! Хорошо?
— Да-да, — ответила Лаура через плечо. — Мне ведь нельзя пропустить День Кнопки, правильно?
Небольшой прогулки до дома Майкла оказалось достаточно, чтобы Лаура почувствовала себя виноватой из-за того, что так разозлилась на родных. Взрослея, она становилась вспыльчивее. Она извинится позже — у нее ведь есть целый час, правильно? Мама ведь так сказала?
«Интересно, куда мы поедем», — подумала Лаура, смотря на белый след от самолета, пролетавшего в нескольких милях над ней. Или это тоже шутка? Может быть, они действительно куда-то собирались, действительно давно запланировали поездку, а Лаура просто обо всем забыла?
Она уже видела дом Майкла и белый забор вокруг большой лужайки. Она прибавила шаг, ей не терпелось поскорее увидеть его. Когда она подошла к дорожке перед домом, открылась парадная дверь, и из нее вышел совершенно изумленный Майкл. Он видел, как она идет по улице.
— Эй, что такое? — спросила Лаура. Выражение лица Майкла ее неприятно удивило — он, похоже, разозлился.
— Ты не должна здесь находиться, — сказал он.
— Что? Мы что, поссорились, причем без моего в этом участия?
— Ты сказала мне, что сегодня у твоей семьи День Кнопки, — ответил он. Позади него Лаура заметила какое-то движение.
У Лауры отвисла челюсть. К двери вышла девушка-блондинка, жмурясь от яркого света, и обняла Майкла за талию. На ней была только ночная рубашка, а волосы были растрепаны.
— Иди домой, — сказала блондинка, и Лаура отступила на несколько шагов, сморгнув внезапно выступившие слезы. Майкл не решался смотреть ей в глаза, так что она отвернулась и побежала.
Мать поймала ее, когда она почти вбежала в спальню, и прижала к себе.
— Я знаю, я знаю. Поплачь, не держи ничего в себе. — Она погладила волосы Лауры и слегка покачала ее. — Мужики — козлы, правда?
Лаура отшатнулась и посмотрела на мать, всхлипывая.
— Ты знаешь?..
— Ты только что вернулась от него, заливаясь слезами. Не нужно быть гением, чтобы понять, что произошло.
— Он нашел себе блондинку. Блондинку! Наверное, именно поэтому он хотел, чтобы я покрасила волосы!
Она еще немного поплакала, мать по-прежнему обнимала ее.
— Так, так. Хватит. Давай переоденемся для поездки.
— Так мы уезжаем?..
— Конечно же, глупенькая! Вот тебе отличная блузка. Думаю, это твоя лучшая. Надень ее, я хочу, чтобы в День Кнопки мы были красивы, как никогда.
У Лауры похолодело в животе. Она неожиданно вспомнила, что Майкл тоже упомянул День Кнопки. Это все не шутка. Он действительно существует. Все происходит по-настоящему, а она совершенно не понимает, в чем дело.
— Мама, послушай меня. Что-то тут очень неправильно.
— Я знаю. Тебе он действительно очень нравится, я знаю. Так ужасно, что он расстроил тебя именно в этот день.
— Вот, мама... Я ничего не знаю о Дне Кнопки. Я никогда о нем не слышала, и с самого утра мне кажется, что я единственная, кто вообще не представляет, что тут творится!
— Если честно, я не очень хорошо знаю. Я слышала, что Правительство таким способом борется с перенаселением, но, кроме этого...
— Нет, нет. Вообще. Я никогда о нем не слышала.
Повисло неловкое молчание, и мать окинула ее долгим взглядом, сжав губы.
Когда она наконец заговорила, ее голос был спокоен.
— Я знаю, что ты расстроена, так что подыграю твоей шуточке, хорошо? Просто переоденься — вот твоя блузка, — и увидимся в машине через пять минут, ладно? Мы ждем тебя.
Мать ушла, оставив Лауру одинокой и дрожащей. В трясущихся руках она сжимала свою лучшую блузку.
Потом она оказалась в машине. Все шло совершенно плавно и беззаботно, и это беспокоило ее все сильнее и сильнее. Что, черт возьми, происходит? Почему она не помнит ничего об этом дне, о котором говорят все вокруг?
Она видела все в абсурдных подробностях, словно на очень замедленной пленке. Пушинку на подголовнике сиденья матери. Островок щетины, до которого не достала бритва отца. Трещину в асфальте, которую они только что проехали. Она внезапно ощутила такую ясность чувств, какой не ощущала за всю жизнь, но не могла произнести ни слова. Она была словно марионетка, веревочки которой сплетены из паутины страха.
Где-то в глубине души она по-прежнему цеплялась за побитую океаном скалу надежды, за выжженный кратер чувства, говорившего ей, что все это — лишь огромная шутка, большой, сложный розыгрыш. Когда они остановились возле белого, похожего на коробку здания, приземистого и строгого, надежда испарилась.
— Ну вот мы и приехали, — радостно сказал отец, и она почувствовала, как нажимает на рукоятку и открывает дверь машины. Она, дрожа, стояла на солнце, подобно маленькому олененку, а здание нависало над ней, словно обнажив хищные клыки.
Семья, будто приехав на пляж, выбралась из машины, оживленно болтая. Они направились к главному входу, Лаура шла чуть позади. Над входом висела табличка: «СОБСТВЕННОСТЬ ПРАВИТЕЛЬСТВА — ВХОД ВОСПРЕЩЕН». Она увидела, что за ними следят камеры наблюдения, и безжизненными шагами поспешила вслед за родными.
Дверь здания была стеклянной, и, когда они прошли через нее в фойе, Лаура увидела секретаршу, что-то увлеченно печатавшую на компьютере. Секретарша подняла голову и с профессиональной улыбкой посмотрела на отца.
— Здравствуйте, мы Крэндаллы. Сегодня наш День Кнопки, — сказал он, и она улыбнулась.
— Проходите, сэр. Просто идите по этому коридору.
Отец поблагодарил ее, и они пошли дальше, по длинному, ярко освещенному коридору, отделанному блестящими медными табличками. На табличках было что-то написано, на каждой из них, и Лаура подошла поближе, чтобы разглядеть надписи. Она увидела свое отражение; в свете неоновых ламп она выглядела измученной.
Имена. Сотни и сотни имен, тысячи имен, одно за другим. Хогг. Уилсон. Карпентер. Бакстон. Белл. Палмер. Роу. Браун. Список продолжался и продолжался, он казался бесконечным. Родные шли вперед, по-прежнему весело болтая, словно на празднике, а коридор уже заканчивался.
Коридор перешел в большую белую комнату. В комнате стояли четыре небольших, по пояс высотой, колонны, на вершине каждой из них было по большой красной кнопке. За колоннами стоял длинный полированный стол, за которым сидели три представителя Правительства. На большом транспаранте были изображены инсигнии Правительства. Комната была тихой и стерильной.
Лаура увидела, как ее семья встала у колонн и с ожиданием посмотрела на официальных лиц, оставив ей одну колонну. Ее собственную кнопку. Дрожа, она подошла к колонне и неожиданно заметила, что пол слегка наклонен, а уклон ведет к трубе, которую от входа видно не было. Заговорил один из представителей Правительства, его голос разнесся по открытому пространству.
— Семья Крэндалл. Правительство назначило на сегодня ваш День Кнопки. Мы благодарим вас за жертву, принесенную ради страны и народа. Ваши имена присоединятся к именам в Длинном Зале, чтобы почтить вашу память.
— Мы гордимся, — сказал отец, а мать искренне кивнула. Брат и вообще чуть не разрыдался от гордости.
Сотрудник Правительства продолжил:
— Тогда, пожалуйста, нажмите ваши кнопки. И да пребудет с вами Господь Бог.
Отец повернулся к жене, сыну и дочери и улыбнулся.
— Я нажму первым, чтобы показать вам, насколько это легко.
Он нажал кнопку, и она издала громкий щелчок.
Лаура увидела, как лицо отца покраснело, словно он совершил долгую пробежку. Она вспомнила, как быстро он устает от зарядки, и решила, что он просто слишком быстро шел по коридору, или еще что. Потом по его щеке стекла алая слеза и жирно шлепнулась на твердый белый пол.
Лаура, оцепенев, смотрела, как из глаз, носа и ушей отца хлынула кровь. Она стекла по его рубашке, по поясу, который она купила ему на день рождения, потом по брюкам, забрызгала пол... Его глаза лопнули, словно перезревшие сливы, и повисли на щеках, все еще удерживаемые красными ниточками. Разжиженный мозг потек из его глазниц.
Когда его тело бесформенным мешком рухнуло на пол, мать и брат посмотрели друг на друга и улыбнулись, одновременно нажав кнопки. Они повернулись к Лауре и протянули к ней руки, кровь текла из их глаз и носов, сочилась из ртов. Они подумали, что Лаура тоже нажала свою кнопку.
Лаура вдохнула, чтобы закричать, но тихий звук, с которым лопнули глаза матери и брата, заставил крик застрять в горле. Они упали на спины, приземлившись друг на друга. Кровь стекала в трубу, тихо выпивавшую ее.
Наступила тишина.
— Мисс Крэндалл?
Она, совершенно ошеломленная, увидела, как на нее пристально смотрят люди из Правительства.
— Мисс Крэндалл, перенаселение уничтожает наши города и деревни. Вашей стране нужны ваши решительные действия сегодня.
Она широко раскрытыми глазами уставилась на представителя Правительства. Рядом с ней в последний раз дернулась рука брата. В его пустых глазницах уже собиралась кровь.
Человек из Правительства медленно вставал, и она увидела, что он высокий. Несомненно, выше большинства людей.
— Человечество зовет, — сказал он, понизив голос почти до шепота. Весь мир сузился до размеров кнопки под кончиками ее пальцев. Она была гладкой и красной. Ее можно было нажать.
— Ответите ли вы на зов?..
ㅤ
Перевод: loony_spectre