В доме, где я рос, был раздельный санузел. Крошечная ванная комната, в которой места едва хватает, чтобы переодеться, и туалет, в котором кроме унитаза можно уместить только ещё пол-унитаза. В стене, разделяющей эти два помещения, было окошко под самым потолком. У меня с этим окошком связаны странные воспоминания. «Тревожные», как сейчас любят говорить.
Это происходило, когда я был в ванной. Мне было лет пять, мама тогда ещё мыла меня сама, но уже могла со спокойной душой оставить в ванной одного на какое-то время. У меня была маленькая пластиковая ванночка, которую мама ставила в большую ванну. Мама набирала в неё воду и оставляла меня в ней «отмокать», пока она варит на кухне кашу. Смысла в «отмокании», конечно, было мало: мне просто нравилось быть предоставленным самому себе и плескаться в ванночке в компании резиновых уточек, и мама об этом знала. Я сидел, болтал ногами в воде и поглядывал на окошко в стене в ожидании своего дедушки.
Дедушка обычно появлялся в окошке почти сразу же, как только мама начинала уверенно греметь кастрюлями на кухне. Я обрадованно махал ему рукой, он махал в ответ, а затем начинал корчить рожи. Он оскаливал зубы, скашивал глаза к носу и засовывал пальцы в ноздри. Иногда он засовывал два указательных пальца в рот и растягивал его в стороны. Выглядело немного жутко, но забавно — по крайней мере, мне так казалось. Я смеялся и кривлялся дедушке в ответ. Через минуту дедушка выдавал свой коронный трюк — шевеление ушами и исчезал из поля зрения (мне не было видно в деталях, действительно ли он в этот момент шевелит ушами, но я отчего-то был уверен, что шевелит, и мне этого было достаточно). Спустя некоторое время приходила мама, чтобы, несмотря на моё сопротивление, помыть меня наконец. В её присутствии дедушка не приходил ни разу.
Нет, конечно, во всем этом не было бы ничего такого, если бы не одна вещь.
Где-то полгода назад я спросил у матери, помнит ли она, как я радостно сообщал ей: «Сейчас там дедушка был!» и показывал на окошко.
— Кстати, да! — сказала она. — Ты там правда кого-то видел? Или так, фантазировал?
Я немного опешил от такой постановки вопроса.
— Там не мог быть твой дед, — пояснила мама, заметив растерянность в моём взгляде. — Ему, чтоб туда заглянуть, пришлось бы на унитаз вставать или на стул. А он тогда уже лежачий был. Ты не помнишь?
Это я помнил. Действительно, дед всё время проводил у себя в кровати.
— Вот. А когда тебе шесть было, он уже умер.
Выходит, меня-ребенка нисколько не смущало, что деда даже в туалет водили под руку, зато ему не составляло труда вспорхнуть под потолок, чтоб повеселить внука. Детали прошлого чётко проступили у меня в голове, но не хотели складываться в единую картину. И до сих пор не складываются. Я просто хочу верить, что дедушка в окошке был просто игрой детского воображения, и стараюсь не искать других объяснений этому.