Деда своего я всегда очень любил. А вот его квартиру на дух не переносил. Так бывает. Пока мы с дедом играли, смотрели телевизор или гоняли чаи за разговором, было хорошо и уютно, но стоило ему только пойти спать или загнать меня в мою комнату, как атмосфера вокруг менялась, словно квартира без хозяина показывала свое истинное лицо. Мне было в ней постоянно страшно, по-сто-янно. Огромная четырехкомнатная квартира с длинным коридором, которая могла бы стать классической Питерской коммуналкой, вызывала завистливые вздохи всех гостей и неимоверный ужас единственного внука. Я гостил всегда в ближайшей от входной двери комнате, поэтому меня ждало еще одно испытания по ночам — пройти в одиночку через весь коридор до туалета. Можно было бы включить свет — благо выключатель был как раз рядом, но я и в дошкольном возрасте знал, что боятся темноты только маменькины сынки и трусы, а я был не такой, я бежал в кромешной тьме с бешено бьющимся сердцем и выдыхал только оказавшись в уютной тесноте уборной. Да, дедова квартира — была единственным местом во всем мире, где мне было некомфортно от больших пространств. Даже в кладовке казалось спокойнее, чем в больших залах старого фонда. Сложно передать этот страх. Я не видел ничего конкретного, никто не появлялся возле моей кровати, никто не распахивал двери, не шагал по комнатам — ничего такого. При этом у меня было абсолютно четкое ощущение чужого присутствия. Наверное именно это многие писатели называют «чувствовать что на тебя смотрят». Родители удивлялись как смирно я себя веду у деда — отправляюсь спать сразу же, не капризничаю и не прошу еще посидеть. А я просто старался уснуть до того, как дед закончит смотреть телевизор или читать. До того, как дом опять станет враждебным и чужим.