Пробуждение от вдавливающихся вовнутрь головы болящих висков начинало входить во вредную привычку Михаила, для собутыльников звавшегося Михой. Сверху потрескавшийся потолок с ореолом желтовато-бурого пятна в углу над его кроватью, сбоку щеку щекотала занавеска, примятая им в подушке. А во рту такая пакля из отслаивающейся с языка кожи и послевкусия от блевоты, что это заставляет поднять тело на ноги, наплевав на всю свинцовую тяжесть в конечностях.
В мигающем болью мозгу ровно две мысли: присосаться к крану с водой и не встретить бы мать в коридоре. Ему тридцатник, а с шеи матушки он так и не слез, что успешно забывал лишь тогда, когда напивался в хлам. Это так плотно вошло в его быт, что ни на одной из работ он не задерживался больше пары месяцев, его лучший рекорд – десять месяцев.
Мать по пути к ванной не попалась, и мужик не заметил, что дом непривычно тих, обычно кухня была всегда занята женщиной, если не готовящей, то там же смотрящей в экран маленького телевизора.
Напившись холодной живительной влагой, ополоснув несколько раз помятую рожу, Михаил мельком глянул на собственное лицо в зеркале, исключительно убедиться, что не заработал синяков и прочих травм в ходе алкогольных приключений. Теперь можно наведаться к холодильнику, опохмелиться и прибить зверский голод, заодно придумав, чем бы отделаться от страдальческих вздохов-охов матушки.
Пусто. Никого. Плита выключена, на ней кастрюля, накрытая крышкой, в которой нашлись ароматные, ещё теплые щи. В остальном кухня прибрана, а на холодильнике магнитиком из Тулы пришпилена записка с хорошо знакомым округлым и широким почерком матери. Протерев глаза, перед которыми будто какая-то мыльная пленка мелькала, Михаил не увидел ничего сверхъестественного. Родительница отбыла в гости к соседке помочь, щи в кастрюле, банка пива в холодильнике, аспирин на полке рядом с солью и сахаром.
От заботы к нему к горлу подкатывает комок тошноты от отвращения к собственным поступкам. Мать делала ему мозги каждый день, добиваясь, чтобы он жил отдельно, работал и имел семью, порицая тихое и методичное погружение сына в алкоголизм. Уж ругани было на той же самой кухне столько, сколько никто больше в этом подъезде не закатывал. Но как бы они ни ссорились, она продолжала о нем беспокоиться и помогать переживать утро после попойки. Дочитав до просьбы сходить купить молока и кетчупа, Михаил смял записку вместе с парой бумажных купюр и сунул в карман спортивных домашних штанов.
Справившись с головной болью и разок прочистив желудок вместо того, чтобы набить его щами, он в домашнем поплелся в магазин, сменив тапки на обувь и накинув на себя ветровку, вспомнив, что на улице так-то конец ноября.
Выйдя из подъездной двери, мужчина сразу окунулся в туман, захвативший улицы маленького городка поселочного типа. Дневной свет потихоньку угасал, уступая место вечеру. Начинали понемногу загораться фонарные столбы и окна в панельках спального района. И электрический свет растушевывался в молочной прохладной дымке, создавая ощущения погруженности в сон.
Глядя на мусор, опустившийся под воду луж на асфальтное дно, на тонкие силуэты конструкций детской площадки и набитые доверху мусорки, Михаил словил налет меланхолии, которую бы разбавить горячительным, но придется воздержаться. В запой на несколько дней, да и на два дня подряд тоже, он до этого никогда не уходил.
Холодно оказалось вдали от теплой квартиры, неподходяще для ветровки на футболку и тонкие тканевые штаны, стылый воздух так и лез под кожу, заставляя ёжиться и жать конечности ближе к телу, а голову подтягивать к плечам. И под носом так странно пощипывало, будто туман пытался осесть на слизистой и забраться глубоко в легкие, от того становило совсем зябко. Повезло ему, что ветра не было.
Туман выплевывает из себя буквы нехотя, лениво и неспешно отдавая человеческие таблички с названиями магазинчиков, приютившихся в сооружениях похожих на будки. Свой родной продуктовый рядом с домом Михаил отличил по башне-опоре ЛЭП, стоявшей прямо посреди и без того крошечной автомобильной остановке. Или то была радиоточка, или другой элемент городка, мужик не шибко их различал. Куда важнее, что оно высоченное и по нему можно всегда найти тот самый магазин, в котором двадцать четыре часов в сутки открыты двери, продавщицы хмурые, но легко соглашающиеся за доплату продать в ночи алкоголь мужикам, а детям пачку сигарет.
На подходе к двери со стеклянным окошком под ногами Михаила задрожал мелко асфальт, а уши ненадолго оглушил стук колес промчавшегося недалеко по рельсам товарняка. Перекрыв слух ладошками, мужчина вытянул шею, тщетно пытаясь за туманом и сгущающимися ноябрьскими сумерками разглядеть вагоны и цистерны, колонной проезжающих их городок, не задерживаясь на полустанке. Эхо еще долго отстукивало дробный ритм вместе с сердцем, а там, подгоняемый холодком, он поспешил нырнуть в тепло магазинчика.
На ходу зацепив взглядом то, что у светящейся блекло-зеленным вывески недостаёт несколько букв, Михаил не сдержался от ухмылки, позабавившись с того, как надпись трансформировалась, при этом оставшись узнаваемой: «ПРДУКЫ». Только нигде нет цифр «24». Обычно выдающая единичный скрип пластиком дверь раскрылась бесшумно, вместо этого над головой звякнула простенькая музыка ветров, состоящая из трубочек и одного округлого грузика.
Свет люминесцентных ламп ощутимо резанул по зрению, расслабленному на размазанных приглушенных полутонах ноябрьского туманного вечера. Проморгавшись, мужик скупо кивнул продавщице за прилавком и отправился в соседнее помещение. Крохотный квадрат, от пола до потолка увешанный прибитыми полками. Сунувшись к углу, где стоял один-единственный морозильник, умещавший в себе всю молочку вместе с энергетиками, Михаил отыскал знакомую коробку молока и вновь было подумал, а не попросить ли у продавщицы принести бутылочку темного. Стойко выдержав мгновение слабости и схватив с полки бутылку кетчупа, он подошёл к кассе и протянул женщине свой скупой выбор.
На бейдже, нацепленном на нагрудный кармашек униформы, значилось имя – Евгения – топ-менеджер.
– Давно вы тут работаете?– силясь вспомнить это лицо, Михаил не мог прекратить поражаться тому, как такую симпатичную девушку занесло за прилавок подобного продуктового.
Топ-менеджер да в этом захолустье? Может в торговом центре еще найдется такая должность, но на вырванных из тетради клетчатых листах обыкновенно ничего кроме имени не писалось. И то мужик сильно сомневался, что подобными позициями разбрасывались направо и налево, хоть Евгения и выглядела, как способная пригодиться в постели у своего босса. Но чтобы делать себе «карьеру» в захудалом продуктовом? В таком, которому даже конторы санитарные нестрашны, а может и налоговые, настолько он никому не нужен.
– Не особо,– она еще и приветливо улыбнулась.
«Может с головой что, раз её никуда не взяли в место получше?»– эту дамочку он в принципе нигде никогда не видел. Не то, чтобы Михаил слыл вездесущим горожанином, но вот красавиц точно заочно знал едва ли не каждую. Уж обсуждать, кто кого и когда бы и как, это иногда разговор заходит с кругу приятелей.
– Мы думаем расширяться,– вдруг добавила Евгения, возвращая сдачу парой монет. – Не ищите себе работу? Здесь найдется вакансия.
– Грузчиком что ль?– окинув взглядом узкое коридорное помещение, так и не сумев придумать, что тут добавлять и пристраивать, Михаил вернул его к красивому лицу девушки.
– Точно,– она кокетливо хихикнула, от чего мужчина вдруг как-то и смутился. – Позвоните по этому номеру, если надумаете, но только после четырех вечера, эй-чар наш раньше не ответит.
«Здесь и эйчар, ну-ну, точно с придурью деваха. А жаль, красивая так-то». По столешнице к его продуктам передвинулся желтый бумажный квадратик с телефонным номером. А Михаил сразу задался вопросом о том, а хочет ли он спину надрывать. Уже бывал он в грузчиках. Не раз. «Но с другой стороны, так ли много здесь придется пахать?»– а мать уже не сможет пристать за то, что он безработный.
Схватив покупки вместе с бумажкой и сдержанно попрощавшись, мужик поспешил на выход, но звякнула музыка ветров и внутрь внезапно ввалились два поддатых тела. Михаил вжался спиной в стенку, давая выпивохам шатко прошмыгнуть мимо него вдоль витрины с колбасами, и не с ходу он понял, что это его собутыльники вчерашние спешат к кассе. И если первый друган ускользнул к продавщице выпрашивать бутыль из подсобки за дешевую цену, то второй остановился и пересекся с ним плохо фокусирующимся взглядом.
– Ночь не стали дожидаться, ага?– с усмешкой, сдобренной тихой завистью, вопросил он распознанного Коляна, и тот поспешил ответить:
– Кнш-брх чго ать то?
Не разобрав практически ничего, скорее собрав с трудом выданные буквы и наугад составив из них предложение, Михаил лишь махнул рукой и покинул духоту магазинчика, вернувшись в прохладу темной улицы, которую по-прежнему держал в заложниках туман. Мутная пелена уплотнилась, теперь и столбы не различались, их свет казался оторванными от всего земного огнями, замершими в воздухе.
В карманах ничего кроме копеек и листочка с номером, написанным красавицей, но не для томных звонков ей лично. А дома с порога ждал нагоняй от вернувшейся матери. Как будто он школьник, задержавшийся с друзьями и подружками, чтобы потусить в подъезде с пивом и сигаретами.
– Хоть бы спасибо сказала, что сходил в твой продуктовый!– вяло огрызнулся он, вручая родительнице молоко с кетчупом.
– Ещё скажи похвалить тебя за это!– занятые руки не остановили её от того, чтобы размахивать ими и грозно ругаться, тяжело отдуваясь от нехватки дыхания сказать всё и сразу: – Найдешь себе жену и квартиру, тогда хоть в ноги поклонюсь, а так и не мечтай! Паразит ты, Мишка, па-ра-зит! Вот не позволяет мне материнское сердце тебя выкинуть на улицу, а стоило бы!
Бодаться с ней бесполезно, и мужчина легко теряет запал себя отстаивать, начиная угрюмо отмалчиваться, смотря на скудные детали интерьера, лишь бы не в горящие праведным возмущением глаза матери.
– Пьяница и безработный! В тебе ровно ноль от настоящего мужчины!
– Найду я работу,– сорвавшись и толкнув родительницу плечом, он на ходу скинул ботинки и закрылся за дверью своей комнаты, привалившись к ней плечом на всякий случай, чтобы мать не смогла прорваться внутрь, если последует за ним. – Может уже нашёл!
Крикнуть он может позволить себе лишь тонкую фанерную доску и придерживая дверную ручку, заранее предотвращая возможные повороты ею с обратной стороны.
На улице темно, как ночью, но часы показывают пять вечера, и Михаил со вздохом достаёт желтый стикер и телефон. «Как обращаться не спросил, молодчик»,– ругнувшись на самого себя, пока пальцы набирали цифры, он отметил непривычного оператора и региональный номер. Прихватив пачку сигарет из ящика стола и встав у окна, чтобы открыть форточку, пока идут протяжные гудки с тяготящим ожиданием в тишине пауз между ними, мужик закурил, выпуская первую струйку дыма ровно тогда же, когда из трубки раздается:
– Я вас слушаю,– ровный, будто совершенно механизировано-стерильный голос неприятно кольнул где-то под ребром, но Михаил подумал на шалящую печень.
– Здрасте, я по поводу работы в продуктовом, мне этот номер дала,– старательно выговаривая слова и складывая их во фразу посложнее для приятного первого впечатления, мужик сбился, когда абонент на том конце его перебил:
– А, да, вы – Михаил или Миха, верно?
«Откуда?»– мозг сам подбирает в памяти завалившихся в магазинчик после него друганов-собутыльников и составил одно с другим, как объяснение.
– Да, это я. Михаил Геннадьевич.
– Хорошо. Подходите завтра к одиннадцати вечера на адрес,– не спрашивая, а готов ли он записать, голос стал диктовать с города, что дало Михаилу пару секунд, чтобы перевернуть желтую бумажку с номером и подвернувшимся под руку карандашом начать записывать. – Скажите, что на работу устраиваться, назоветесь, и вас пустят. До завтра!
– Погодите, а что делать,– вопроса эйчар дослушивать не стал, сбросив звонок.
«Вот урод»,– сомнения заворочались где-то в отдаленных извилинах мозгах, хранивших здравомыслие, но раздавшаяся с кухни громкая речь матери, болтавшей с кем-то по телефону и во всеуслышание его поносящей, уничтожила их в зародыше.
Другой день. Соседнее с магазином строение. Странный цифро-буквенный набор оказался обозначением постройки, примкнувшей сбоку от продуктового. У этой бетонной коробки не нашлось цивильного входа, одни черные. Стоящие машины чередовались с башнями из поддонов и контейнеров, укрытых брезентом и перетянутых тросами, занимая все свободные асфальтные площади вокруг криво огороженной территории.
– Вы к кому?– на него смотрел сухонький мужичок с лысиной, блестящей в свете лампочки, висящей на проводе позади него.
– Я это,– перебрав в памяти, что ему советовали сообщить, он кратко кашлянул и четким голосом назвался: – Михаил Геннадьевич, пришёл устраиваться на работу.
Практически ожидая, что ему сейчас сообщат, как он промахнулся с местом назначения и ошибся дверью, мужик уже подумывал бросить бесплотные попытки найти себе работу и отправиться искать виденных вчера приятелей. Ведь вероятность, что их застолье продолжается до сих пор, вполне имеется.
– А, так проходите,– моргнув так косо, что Михаил готов был поспорить, что у его век это вышло вразнобой, мужичок потеснился, давая проход: – Меня зовут Егор Вячеславьевич, будем знакомы,– к нему протянулась рука с культей вместо безымянного пальца.
– Будем,– запнувшись об эту деталь, он поспешно исправился и пожал протянутую ладонь, стараясь не выдать своего любопытства к чужой нецелостности. – А если я здесь такую травму получу – без больничных не оставят?– неловкая вышла шутка, хоть и была подкреплена улыбкой, но Егор Вячеславьевич остался к ней равнодушен:
– Не оставят,– вполне серьезно заверил тот.
Система узких коридоров тут оказалась подлиннее, чем стоило ожидать от небольшой постройки, Михаил ощутил себя исследователем кроличьих или кротовьих нор. Ни одного окошка, между стенами так мало расстояния, что он практически касается их плечами, хотя не сказать, что у него они шибко широкие.
Помещение, в которое его пригласили, выглядело как складское, устроенное внутри небольшого ангара. И мужик силился припомнить, а имелись ли среди однотипных коробок таковые, но его уже пригласили к единственному здесь столу, будто вытащенному из допотопного офиса, с двумя деревянными стульями. Лампа из тех, что нагреваются так, что можно обжечься, если случайно задеть, шнур убегает куда-то под стол, будто там, в полу розетка нашлась, и пара стопок бумаг, исписанных вручную.
– Вот, договор о найме, прочтете, распишитесь здесь и здесь,– схватив верхний лист и шлепнув его на стол, Вячеславьевич выудил из-под стола ручку.
– Так кем работать то надо будет?– опомнился Михаил, когда вгляделся в синие буквы и понял, что почерк читаем только с божьей помощью.
– Вам не рассказали?– из того же места под столом на свет появились очки, сразу посаженные на нос.
– Кто? Топ-менеджер эта ваша или эй-ча-р?– с натягом выдавил из себя мужик, старательно избегая перехода на ругань.
Ощущение, что его собираются подписать на что-то если не криминальное, то разводящее его на деньги и квартиру, вновь подало голос. Бросить бы листок бумажки вместе с ангаром этим и его единственным руководителем. Но любопытство подстегнуло вытрясти до конца информацию, чтобы поставить для себя жирную точку:
– И вы уж извините, но дайте мне, пожалуйста, время на расшифровку вашего почерка.
Чтобы не хотелось найти в строках, а взгляд сам собою выцепил заработную плату. Пятнадцать тысяч за один день. «Это же сколько в месяц?»– от таких чисел у Михаила пересохло в горле.
– Если у вас есть деньги на такие зарплаты, то чего не купите себе принтер?– вопрос сам напросился, а он уж впился взглядом в Вячеславьевича, надеясь распознать ложь, если тот вдруг попытается соврать.
– Он у нас есть,– не моргнув ответил с ходу мужичок, легко снимая одну четвертую бумаг со стопки и демонстрируя, что нижние листы отпечатаны. – Но договора пишутся от руки.
– Ага, чтобы людей нае… обманывать?
– Михаил,– тошнотворно-вежливый и спокойный тон бесил, но и будто сцеплял замком ему пасть. – Если для вас это принципиально – я могу спросить начальника выдать вам печатный вариант.
– Если не трудно,– и неосознанно тянет разговаривать с этим типом в его же манере.
С беспристрастным лицом достав смартфон с яблоком на задней стороне, Егор Вячеславьевич кого-то набрал и завел разговор. Это точно была русская речь, но отчего-то она показалась Михаилу незнакомой. Будто слова сговорились против него и соскальзывали с ушей, подразнив пониманием смысла напоследок. Подумав, что у него просто уже начал вскипать мозг от непонятности происходящего и ожидания подвоха, мужик извлек свой мобильник и стал бесцельно листать настройки.
– Как скажете,– вот и все, что осталось в памяти от разговора типа с неизвестным по телефону.
Придерживая смартфон у уха плечом, Вячеславьевич изогнулся и с нижних ящиков извлек темно-зеленую папку, откуда, щелкнув кнопкой-застежкой, извлек нормальный человеческий договор.
Ощущая себя победителем в сложившейся ситуации и тем, кто не дал себя обмануть, Михаил вчитался в текст, не найдя в нем ничего странного и подозрительного. Общие положения, кто Работодатель, кто Работник. И те же самые невероятно привлекательные цифры в окладе за сутки. Помяв подсохшие губы и потерев язык о небо, мужик перечитал бумагу повторно, а про себя удивлялся тому, как этим людям не лень было этот канцелярский язык прописывать вручную.
И все для того, чтобы он допросился печатный вариант, настояв на своем. «Может ему за эти недо-конспекты платят с надбавкой?» – глянув поверх бумажного края на молчаливо ожидающего его решения Егора Вячеславьевича, Михаил помялся из-за одних остаточных подозрений, у которых не оставалось предлогов на чем держаться и что подозревать.
Работа грузчиком. Стандартный набор прав и обязанностей. Только время работ непривычное: с четырех утра и до четырех вечера. Перечитав пункт про зарплату, мужик сам себя обругал, что не придал значение штрафам, которые обещали расписать в некотором подпункте, которого он здесь не увидел. Посчитав, что схватил жуликов за хвост, он с твердым нажимом предъявил за это, но у него вдруг забрали листок, и Егор как-то так сдвинул пальцами его уголок, что он разделился на три. Будто пакетик для фруктов открыл.
Ощутив себя выставленным прилюдно ослом, хотя в ангаре никого кроме них двоих, Михаил порадовался, что Вячеславьевич не стал ничего произносить, хватало и этого взгляда из-за очков, точно он преподаватель, ставящий на место зарвавшегося студента.
Но и все последующие пункты вплоть до страницы с контактами оказались стандартными и без примечательных моментов, которые можно было бы хотя бы назвать туманными. И штрафы почти весь перечень ему знаком, преимущественно связанный с транспортируемым грузом и неправильным обращением с ним в процессе. Взгляд задержался на одной строке: «За задержку на работе»,– не разбираясь, что здесь не так, и смирившись, что он похоже зря тут устроил игры в дознавателя, Михаил сполна насладился чувством, что он тупой, с ним и подписав договор.
– У вас не осталось вопросов?– нотка удивления показалась ему насмешкой.
– Ну, я же подписал,– стукнув ребром ручки по листу, Михаил покорно принял второй экземпляр, выданный со словами:
– Ваша копия.
Подписав и её, предварительно, на всякий случай, пробежавшись взглядом, мужик выслушал рядовую формулировку о том, что его рады видеть в рядах работниках. Егор Вячеславьевич удостоил особым положительным вниманием его желание быть полностью осведомленным. Скупо воздержавшись от благодарностей, мужик уточнил, к какому времени прийти и не явиться ли заранее, но получил наставление являться ровно в четыре утра к дверям продуктового, а там ему выдадут и форму и задачи.
Продавщица не сменилась, хотя Михаил ожидал, что увидит вместо Евгении кого-то другого, настолько ему казалась неуместной эта девушка в дешевых декорациях. Она вновь одарила его улыбкой, видевшейся такой же ослепительной, как стрекочущие люминесцентные лампы. На улице который день держался туман всякий раз, когда ему приходилось выходить на улицу. Хотя прогноз погоды обещал в дневное время солнечную и безоблачную погоду.
Заочно попрощавшись с перспективой мельком увидеть солнечный свет, мужчина двинулся за девушкой, что дала ему пройти в подсобку, где нашлась дверь, сообщающаяся с соседним строением. Плотно-прохладный запах, схожий с тем, что бывает в погребе, легко сменился на лаково-коридорный. Михаил с тоской на прощание пробежался взглядом по округлой женской заднице в натянутой на неё синей юбке, задержавшись по итогу на мини-холодильнике, где стояли бутылочки пива.
Охранник местный оказался древним дедком, заросшим седой бородой, усами, боками и бровями, но совершенно лысый. Глаз и не различить за этим густым, как у животного, ворсом, только картофелина-нос высовывался из этого мохнатого изобилия, и где-то под ним угадывалась щель рта. Мужичок пошамкал чем-то между десен, и проводил новичка в служебку, в которой нашёлся стандартный набор униформы грузчика: светлая кофта и синие, как юбка продавщицы, штаны на подтяжках. «Как с фото-стока»,– оценил сам себя Михаил, окинув взглядом сверху-вниз за неимением зеркала.
После этого потекли однообразные рабочие дни. Как сели на него штаны и кофта так, будто под его размер и рассчитывались, так легко он влился в режим работы, таская по указке сторожа грузы, подвозимые к разгрузочной площадке то грузовиками, то газелями, то обыкновенными легковушками.
Последние принимать не хотелось, ворочалось в груди подозрение, что товар не доставляют в багажнике таких машин для продуктовых. Но сторож исправно кивал, тыкал толстым пальцем в планшет с бумагой, где стоило отмечать получаемый товар, и приходилось покорно браться за коробки и пакеты, разнося их по системе из узких коридоров и распределяя по однотипным помещениям.
На обеденном перерыве, когда он сидел вместе со старичком за круглым столиком в подсобке, где стоял кулер, электрический чайник и стопка картонных стаканчиков с пачкой пакетиков растворимого кофе, Михаил тщетно пытался разговорить единственного собеседника, но кроме согласного и несогласного кряхтения ничего добиться не мог.
– Погода дрянь.
– Укх-ум.
– Вы хоть знаете, что привозят? На продукты не похоже. Да и не к Женьке в подсобку их относим.
– Нхк-ем.
Сама топ-менеджер исправно крутилась у кассы, заглядывая к ним на огонёк раз в день, чтобы плеснуть себе чисто водички, поздороваться на ходу, дежурно-мило улыбнуться и исчезнуть за дверью, за которую редко приходилось заходить. А Михаил был бы не прочь с ней поболтать, может наладить дружеское общение, а там и есть шанс, что дурочка, согласившаяся на работу в этом паршивом месте с такой внешностью, и на него поведется, дав с собой развлечься. Подсобных помещений тут навалом, уединиться можно в любом.
Но грузы ходили с перерывом в пять, максимум десять минут. Когда интервал становился длиннее, сторож как назло прилипал к нему, добиваясь того, чтобы он нигде не пропадал, а сидел на посту с ним, карауля дверь черного входа и приезд следующих поставок.
Снег не выпадал, но где-то близился новый год. Солнце он видел на выходных, в остальное время выходя в темноту, укутанную в кисель тумана, и в ней же брел затем домой. И это пелена будто проникла в его мысли, она стирала понятность человеческой речи у водил-поставщиков и посетителей продуктового, когда он добивался возможности прорваться в общество продавщицы. Это же затронуло надписи, что неоновые вывести, что чернильные принтовые буквы на рекламных баннерах и плакатах. И номера в его контактах телефона как-то подтерлись, оставив один этот номер эйчара, оказавшегося тем, кто его нанял и кто за всё отвечал. Но созваниваться с ним не приходилось. Этот номер хранился, и его удалить палец никак не дотянулся.
– А куда деваются товары, что мы носим?– тишину за обеденным перерывом по-прежнему приходилось чем-то занимать.
Может только поэтому в нем держалась эта крупица осмысленности, что не вязла и не поддавалась эти обманчивым туманным объятьям, так влекущими в бытие на автопилоте.
– Нхк-ем,– чтобы ещё ему ответил коллега.
Узкие коридоры с их запутанной сетью по-прежнему поражали мозг замысловатой планировкой, но Михаил интуитивно находил нужные кабинеты, часть помеченная цифрами из пластика, часть цветными бумажными полосками с клейкой стороной. Помещения эти всегда встречали его пустотой. Сколько бы ни привозили на машинах им добра, оно на следующий день испарялось. Теперь, когда он четко мог ответить себе, что относил вчера сюда метровых мешков штук десять, мужик заинтересовался тем, чтобы заглянуть за каждую дверь и убедиться: их не перетащили, не спрятали, им некуда было деться. Если только нет других грузчиков, что в его нерабочее время уносят вещи подальше отсюда.
Интереса и любопытства в Михаиле это вызвало буквально каплю, но она щедро напиталась опустошенными тремя бутылками пива. Мужик стабильно запил и стал часто попадаться в нетрезвом состоянии сторожу. Никто ему выговор не делал, но он чувствовал, что его время до увольнения на исходе. А раз нечего терять – то он может позволить себе пойти на авантюру.
Выйдя из двери и попрощавшись с охранником, снимавшим с себя сторожевую, Миха сделал крюк до двери в продуктовый. Выждав, когда их дорогая продавщица покинет прилавок, чтобы уйти в дальнее помещение, мужчина тихонько проник внутрь, подняв ладонь и прихватив музыку ветров, чтобы та не зазвенела. Прикрыв за собою аккуратно дверь, с азартом шкодника-мальчишки он поспешил в подсобку, чтобы через внутреннюю дверь вернуться в сеть коридоров. Место для пряток Миха избрал заранее. Здесь было лишь одно место, где стояло хоть что-то и это ангар со столом.
Стараясь идти тихо и прислушиваться к возможному звуку приближающихся шагов, мужик дернул ручку от двери в ангар на себя и та громыхнула. Покрывшись мурашками, никак не ожидая такой подставы и не припомнив, чтобы раньше такое случалось, бежать в другое место он не стал, шмыгнув в темное помещение.
Подсвечивая себе путь телефоном, мужик побрел вглубь, но стол не находился. Подумав, что обсчитался и тот впереди, а он спьяну путается в расстояниях и пространстве, Миха продолжил идти и идти, пока вокруг становилось все холоднее. В какой-то момент по голому бетонному полу пополз туман, закрутившись на месте и посветив фонариком с телефона в пустоту, мужик не смог увидеть ничего кроме лучей света, подсвечивающих клубящуюся дымку, окружившую его, как стая хищников. Струхнув и до последнего надеясь, что это белка к нему такая явилась, он побежал туда, где ожидал добраться до выхода. Сердце пропустило удар, а после забилось будто припадочное с перескоками и колотясь то в ребра, то в глотку: дверь на месте, как и стена.
Вырвавшись из ангара, теперь его поглотила темнота коридоров. Здесь было немного теплее и никакого тумана, от чего на душе уже становилось легче. До тех пор пока не послышались шаги.
Гулкие, будто кто-то шёл на каблуках. Один-два. Одна-два-три-четыре. Протрезвевший от вплеснувшегося в кровь адреналина вкупе со страхом Михаил не смог различить, сколько к нему человек приближается. Казалось, это Евгения шагала, но она то шла размеренно, то семенила так, что казалось, будто она здесь с подружкой разгуливает.
Когда позади находится дверь, ведущая в проклятую стылую тьму, в которой едва ли найдешь противоположный край, а впереди одни узкие стены с парой дверей и заворот в бок, откуда раздается этот каблучный стук – Михаилу не осталось ничего, кроме как явственно ощутить себя загнанной мышью. Еще и этот фонарик телефона, будто маячок, что только притягивает к нему неведомую опасность. Поддавшись первобытному голосу паники, требующей прятаться, мужик нырнул за соседнюю дверь, стараясь закрыть её как можно тише, и та не подвела, не издав ни звука.
Шаги невидимого человека остались за древесным полотном и перестали так давить чем-то неясным и пугающим.
Вместо них за спиной послышалось капанье. С длиной периодичностью. Влажное, будто капли падали на переполненную мокрую губку. И коридорные запахи лака и свежей побелки сменились тяжелыми ароматами, будто с мясокомбината, с железным душком. Свет с телефона точкой падал на дверь, Михаил видел только высвеченный узор и часть руки, держащейся рядом с освещенным пятном. Всё в его теле закостенело, отказываясь разворачиваться и посветить хотя бы себе под ноги, под которыми явственно ощущалось нечто пружинящее вместо твердого бетона.
– Миха,– тихо прошелестел шепоток позади, так что волосы на затылке зашевелились.
– Мишка. Михаил. Мишутка. Михаил Геннадьевич.
Свистки, шипение, все негромкое, но проникновенное, они звучали голосами матери и её дрянных подруг, собутыльников и столетиями не виденных одноклассников, отца с записей на видеокассете и Егора Вячеславьевича. И того, что раздавался прямо из динамика телефона, зажатого у него в ладони. Не моргая, мужчина убрал ладонь с экрана, оказавшегося зажженным, показывающим идущий уже шесть часов звонок с включенным динамиком.
– Штраф за задержки на работе, вы сами всё понимаете,– отвлеченно и будто из другой вселенной выдал свой приговор неизвестный абонент.
Следующая после интервала капля не отзвучала, она приземлилась к нему на плечо, пропитав шерстяные волокна кофты и пощекотав кожу прохладной мокротой. С бешеной силой дернув на себя дверь, в раз очнувшись и бросившись грудью выламывать не поддающееся тонкое полотно, отделявшее его от коридора, Михаил заорал во всю мощь легких, обрушив на доску удары кулаков.
Но та выдержала всё, не выпустила, как бы ни кричал и ни звал на помощь, как бы ни выламывал её, пока его ноги уходили вглубь невидимого подвижного пола, а пространство стремительно сжималось, сначала прикоснувшись мягкостью со спины, потом в плечах. А там и на голову опустилось, погружая вопящую жертву в себя, заливаясь через раскрытый рот вязкой жидкостью, затапливая дыхательные пути вместе с желудком. Оно заглотило его без боли, но оставив в темноте и без капли воздуха, выдавив из него дыхание вместе с легкими и осколками переломанной реберной клетки.