Грачевка — скверное место. Туристы сюда не ходят.
Кажется, именно такие места Платонов называл «ветхими опушками провинциальных городов». Бывшая деревня, которая вросла в город и стала куском частного сектора. Над деревянными домами выделяются параллелепипед школы, белый куб хлебзавода и ещё цементный завод, похожий на бункер.
Мрачное красное надгробье недостроенной желдор-больницы с квадратными голыми окнами торчит над Грачевкой, бесперспективное, как сама жизнь.
Если в спальном районе живут на зарплату, то тут просто крутятся. По дворам бродят куры, в гаражах чинят машины, что варят в сараях, не знает даже Госнаркоконтроль. Получают серым и чёрным налом, возят контрабанду, просто бездельничают на мамину пенсию. Это не пролетарии — когда на цементном заводе задержали зарплату, они не стали бастовать, а попросту устроили быстрый бунт и разграбили и склад, и заводуправление.
Пиво пьют дешёвое, жидкое, беловежское. Покупают пластиковую «полтораху», так дешевле. Гламурные школьницы предпочитают «коктейль Молотова-Риббентропа» (водка с белым вином). При встрече смотрят хмуро, а покупать предпочитают в липком и душном магазике Продтовары.
Здесь есть своя мифология, мрачная и сырая, как подвал из бетонных плит. Например, можно узнать, что за последними кровавыми событиями стоит столетний Адольф Гитлер, который прячется в бункере и жив благодаря рейхсмедицине. Гитлера местные на всякий случай слегка уважают: ведь он страшен.
Но есть в мифологии и существа пострашнее. Например, Грачевский Лесоруб — серийный убийца, наводивший шороху все девяностые.
Жертв своих он убивал топором, как Александра Меня и Капицу. То под эстакадой большого моста, то в канаве возле колодца находили иногда голову без тела, а иногда тело без головы. В глазах отрубленных голов стекленел ужас. Было видно, что жертву убивают одним ударом и выбирают исключительно по удобству.
Когда трупов стало уже пять, вся Грачевка поняла, что уже и не поймают. Неутомимый псих оказался сильнее сонного участкового. Да и что мог сделать с этим чудовищным порождением частного сектора наш участковый, этот вчерашний горожанин, попавший в Грачевку по распределению и неспособный победить собственную печку?.. Теперь грачевским мясником пугали и клялись даже в школе. А Кейстут Холявко (это не псевдоним, а родители из Народного Фронта), лидер группы «Мёртвый Километр», записал про него известную песню. Её скрежещущая музыка отлично передаёт грачевскую атмосферу:
Меня зовут Свирепый
Свирепый Лесоруб
Свирепый Лесоруб — я очень зол и очень груб
Я рублю деревья
Я рублю свой лес
Лес — это работа! Лес — это мой секс!
Дерево — не видит
Что я здесь стою
Дерево — не знает
Я его рублю
Дерево — не слышит
Голос топора
Дерево — не может
А теперь — дрова!
Сам Холявко был долговязый металлист в очках и с нервным тиком. Он зачем-то учился в железнодорожном колледже, и читал только газеты.
Причём газеты годились не всякие, а только старые, пожелтевшие, какими обкладывают стёкла при ремонте. Если он видел такое окно, то залипал на час или больше, вычитывая новости о забытых матчах женского футбола, интервью с выцветшими чиновниками и статьи об образовании, призывавшие грачевских школьников не мечтать о Кембриджах, а наслаждаться родными колледжами-ПТУ, которые «год за годом лучше и лучше».
Тем вечером он возвращался домой, немножечко пьяный. На повороте, где колонка, он вдруг заметил, что в заброшенном доме шесть горят окна и окна заклеены газетами. Покачиваясь, как сомнамбула, он подошёл к окну и прилип к тексту.
Сразу внизу разметилась статья о концерте, который прошёл год назад. И, среди прочего, в статье нашлось пять строчек для «Мёртвого километра». Музыку называли «обычной», а вот тексты песен — «превосходными».
Сердце дребезжало. Холявко прочитал строчки один раз. Потом ещё раз. Когда дошло до десяти, стало скучно, но всё равно хотелось взглянуть хотя бы разок. Он даже не знал о существовании этой газеты. И про концерт успел забыть. Жизнь катилась под откос своим чередом, новых концертов не намечалось, да и смысла в них уже не было... или было?:
Драгоценная газета лежала под стеклом, как в музее.
Холявко отступил, обернул руку платком и врезал что есть мочи по стеклу. Оно посыпалась, открывая рваную колючую рану. Осторожно обламывая осколки, он добрался до статьи и вырвал кусок, где было про него.
За газетой открылась дыра. Там горела комната, голая и страшная, похожая на внутренности сундука. Среди обшарпанных стен стоял стол, на нём лежало чьё-то бесформенное тело, а над ним стоял кто-то огромный, как медведь. Было сложно сказать, кто этот кто-то — он напоминал пятнистую глыбу. Но вот глыба подняла голову и посмотрела незваному гостю в глаза.
И Холявко сказал единственное, что можно сказать в таком случае:
— Пожалуйста, возьмите меня в ученики.
Если ты не местный
Если не лесной
Лучше даже не пытайся встретиться со мной
Руки — ветви в небо
На ногах стою
Древо жизни, древо жизни — я тебя убью!
Дерево — не видит
Что я здесь стою
Дерево — не знает
Я его рублю
Дерево — не слышит
Голос топора
Дерево — не может
А теперь — дрова!
Преемственность учеников Лесоруба из Грачевки насчитывает уже четыре поколения, сто тридцать две жертвы и восемнадцать смертных приговоров.
Когда его взяли на пару со Струнщиком, они успели выучить Шуруповёрта, Следопыта и Красного Борю.
Шуруповёрт убивал в Северном, где его зарезали случайные дембеля.
Следопыт (или его неизвестные ученики) сохранил верность Грачевке. Этого так и не взяли. Единственный его подтверждённый ученик — Скалолаз, перебравшийся в Южный, где новостройки. Скалолаз любил оглушить свою жертву, а потом сбрасывал с высотки.
Красный Боря орудовал на дачных участках. Десятерых он прикончил топором, троих — лопатой, двоих — тяпкой для грядок, ещё двоих забил железной лейкой насмерть. А ещё выучил Пальцееда, Ястреба, Ночного Принца и Фюрера. С этими отморозками учение вышло за пределы не только Грачевки, но и города.
Пальцеед завербовался к каким-то ближневосточным террористам. Житуха была райская: он мог творить всё, чему выучился, и впридачу получать за это боевые награды. В конце концов, военно-полевой суд приговорил его к побитию камнями за связь с джиннами. Ученики Пальцееда разбежались по всему Ближнему Востоку — вы, наверное, не раз видели их в новостях.
Ястреб выучил Вечернего Всадника и Крюгера. Крюгер (шесть жертв) в разгар поисков повесился напротив райотдела милиции. В кармане нашли листок с кровью неизвестной жертвы и признательными показаниями.
Всадник был умнее. Он отыскал Южного Скалолаза и изучил его навыки. Соединение двух ветвей безумного учения дали ему чудовищную силу.
Наш город, который теперь считался столицей маньяков и был доверху набит милицией, уже не годился для его практики. Поэтому Вечерний Всадник уехал в Северск и основал там печально известную секту Вомангеров, куда принимал только гопников и отморозков. Свои общины называют бригадами, лидера — блокпостом, и с нетерпением ждут конца света (который называют Светлым Будущим). Вомангера высших посвящений можно опознать по полностью черному «адидасу», причём фирменными должно быть всё, от кед до кепарика.
Ночной Принц жил в Питере, работал на автомойке и убивал дальнобойщиков. Один сатанист рассказывал, что видел его на Волковском кладбище. Заросший бородой и очень довольный Ночной Принц сообщил, что встретил Дьявола и получил бессмертие в обмен на душу, обет бомжевания и регулярные человеческие жертвоприношения. Как ему это удалось рассказчик выяснить не успел — пришлось убегать.
Фюрер устроился в Москве, где проводит подпольные семинары для наёмных убийц, запрещённых сектантов и богатых дьяволопоклонников. Известно, что рычаг переключения скоростей в его «Форд Фокусе» сделан из человеческой кости. Число жертв и учеников не поддаётся подсчёту, но он сам давно не убивает.
А от Кейстута «Струнщинка» осталась песня. И справка родителям, что приговор приведён в исполнение.
Меня зовут Свирепый
Свирепый Лесоруб
Свирепый Лесоруб — я очень зол и очень груб
Множество работы
Никаких врагов
Днём и ночью, днём и ночью рокот топоров!