Меня зовут Артур. Я этнограф. Вернее, был им до прошлого года. Теперь я дежурный в круглосуточном копицентре, и это лучшее, на что я способен. Лекарства не дают мне спать, но хотя бы отгоняют образы. Иногда. Сегодня ночью туман за окном был таким же густым, как тогда, в Дарьяльском ущелье, и я понял, что должен это записать. Может, тогда оно отпустит меня.
Нас было шестеро. Светлана, наш старший научный сотрудник, ходячая энциклопедия кавказского фольклора. Руслан, сильный и циничный фотограф, который верил только в то, что можно снять на камеру. Зарина, молодая, восторженная лингвистка, влюбленная в местные легенды. Я, Артур, и мой лучший друг, психолог Марк, который должен был изучать влияние изоляции на групповую динамику. Идиотская затея. Мы не представляли, какая изоляция нас ждет.
Мы поднимались по старой тропе над Тереком, чтобы найти заброшенное святилище. Погода испортилась внезапно. С гор спустилась стена белесого, молочного тумана, которая поглотила звук и свет. Мир сжался до пятачка мокрых камней под ногами. Именно тогда Светлана, обычно невозмутимая, заметно напряглась.
«Это не просто туман», — сказала она, всматриваясь в белую пелену. — «Он слишком тихий. И пахнет полынью».
Руслан фыркнул: «Сказки. Просто облако спустилось».
Но через час мы поняли, что заблудились. GPS мертв. Компас вращался, как сумасшедший. Мы шли по кругу, снова и снова выходя на одну и ту же проклятую поляну. Паника начала подкрадываться, тихая и липкая.
Первой его услышала Зарина. Она замерла, прислушиваясь. «Кто-то плачет», — прошептала она. Мы все насторожились. Из тумана доносился тихий, жалобный плач ребенка. Сердце сжалось от холода. Детей здесь, на высоте двух тысяч метров, быть не могло.
«Не ходите», — резко сказала Светлана, но Зарина, вся во власти какого-то порыва, уже сделала шаг в сторону звука. «Я должна помочь!»
Марк, как настоящий психолог, пошел за ней, чтобы удержать. Они растворились в белизне. Мы кричали их имена, но туман поглощал наши голоса. Через пятнадцать минут Марк вернулся один. Он был бледен, его трясло.
«Она… она побежала на звук, а я за ней. И тут плач оборвался. И я услышал… другой голос. Мой собственный. Он звал меня по имени из тумана, с противоположной стороны. Он говорил: «Марк, иди сюда, здесь безопасно». Это был мой голос, я клянусь!»
Зарина не вернулась. Ее крик, короткий и обрывающийся, прозвучал откуда-то снизу, со стороны обрыва. Мы не смогли даже найти тело.
Ночь мы провели в каменном тупике, прижавшись друг к другу. Туман не рассеивался. И тогда началось самое страшное. Он играл с нами. Руслан видел в метре от себя фигуру своего покойного отца, который манил его к теплу костра. Светлана, закрыв лицо руками, бормотала заклинания из древних манускриптов, но они не помогали. Она говорила, что видит тени с слишком длинными руками, которые танцуют вокруг нас.
А потом заговорил Марк. Вернее, не он. Его рот шевелился, но голос был другим — мелодичным, сладким и чужим.
«Почему вы бросили ее? — спрашивал этот голос. — Зарина зовет вас. Ей больно и одиноко. Вы ведь друзья?»
Руслан не выдержал. Он вскочил, с диким криком выхватил свой походный нож и набросился на Марка. «Замолчи! Закрой свой пасть, дьявол!»
Это был не бой, а какая-то бессмысленная, ужасающая резня в замедленной съемке. Они катались по мокрым камням, а над ними висел этот сладкий, сочувствующий голос, который говорил: «Остановитесь, братья. Зачем вам это? Посмотрите, как вы похожи на зверей».
Я не помню, как их разнял. Кажется, просто бросился между ними. Руслан лежал с перерезанным горлом, широко открыв глаза в невидящее небо. А Марк… Марк был жив. Он сидел, обняв колени, и смотрел в туман. Но в его глазах ничего не было. Полная пустота. Овощ. Его психика, которую он так гордо изучал, просто сломалась, не выдержав атаки извне и ужаса содеянного.
Остались я и Светлана. Мы молча сидели над двумя телами — одним мертвым, другим мертвым заживо. Туман начал редеть. И в просвете я увидел ее. Зарину. Она стояла в метре от обрыва, улыбалась своей обычной, солнечной улыбкой и манила нас рукой. «Идите сюда! Я нашла дорогу!»
Светлана посмотрела на меня. В ее глазах я увидел то же, что творилось у меня в душе — абсолютную, всепоглощающую жажду поверить в эту ложь, чтобы закончился этот кошмар. Она медленно поднялась и пошла к призраку. Она не кричала, когда шагнула в пропасть. Она шла с облегчением.
Я не пошел. Я прижался спиной к скале и закрыл глаза. Я слышал, как тот сладкий голос шептал мне на ухо, принимая облики матери, друга, даже моей давно умершей собаки. Он обещал покой, тепло, спасение. Я просто сидел и повторял как мантру цифры из номеров кредитных карт, таблицу умножения — все, что могло удержать мой разум в реальности.
Туман рассеялся с рассветом. Меня нашли спасатели. Они сказали, что я сидел, обняв колени, рядом с телом Руслана и кататоническим Марком. Я выжил. Но иногда, особенно в туман, я просыпаюсь от того, что слышу за окном чей-то тихий плач. Или свой собственный голос, который зовет меня выйти.
Горы не прощают одиночества. Но они ненавидят тех, кто осмелился остаться в живых. Уордар еще не закончил со мной. Он просто ждет следующего тумана.