Глава 1: Наследство из тишины
Дождь за окном был таким же серым, как гранитная плита на могиле. Таким же безликим и холодным, как чувства Алексея. Он стоял у окна в опустевшей квартире, глядя на мокрые крыши Петербурга, и думал, что теперь он совершенно свободен. И совершенно один.
Похороны Марии Ивановны прошли тихо, по-городскому. Никаких поминальных столов с горячими блинами, никаких причитаний — только несколько коллег по институту, формальные соболезнования и быстрый отъезд на кладбище. Так она и жила — правильно, аккуратно, без лишних эмоций. Так же и умерла.
Алексей повернулся от окна и взглядом окинул гостиную. Все те же строгие шведские полки, диван с геометрическим узором, стеклянная журнальный столик. Ничего лишнего. Ничего живого. Казалось, сама смерть не посмела нарушить безупречный порядок этой квартиры.
Его взгляд упал на запыленную картонную коробку на верхней полке шкафа. Он не помнил, чтобы видел ее раньше. Подставив стул, он снял ее. На крышке было выведено аккуратным почерком: «Личные вещи Лёши».
Внутри пахло временем. Лежали его детские рисунки — какие-то унылые домики и машинки, совсем не похожие на буйные фантазии обычных детей. Школьные тетради с замысловатыми формулами. А в самом низу — толстая папка с надписью «Дело усыновленного Алексея».
Сердце почему-то заколотилось чаще. Он никогда не интересовался своим прошлым. Мария Ивановна говорила: «Твои родители погибли, тебе повезло, что я тебя взяла». И он верил. Ему и правда повезло — престижная школа, институт, карьера в IT. Что еще нужно?
Он развязал тесемки папки. Первым делом на него посмотрела его же собственная детская фотография — трехлетний мальчик с темными, испуганными глазами. А ниже — официальная бумага. «Акт о передаче на воспитание в семью гражданина... из детского дома №4 поселка Звездный, Республика Саха (Якутия)».
Якутия? Ледяной комок сформировался под ложечкой. Откуда? Он всегда думал, что его привезли из какого-нибудь питерского приюта.
Он лихорадочно перебирал бумаги. Медицинская карта, справки... И вот — отчет социального работника. Сухие казенные фразы: «...единственный выживший при пожаре в зимовье... родители — Уйбаан и Сайаана Николаевы, оленеводы... другие дети погибли... передается в детский дом...»
Уйбаан. Сайаана. Чужие, странные имена. Оленеводы. Пожар.
Он сидел на полу, прислонившись к дивану, и в голове не было ни одной мысли. Только белый шум. Он не сирота из Питера. Он — чей-то сын. У него были другие родители. Братья? Сестры? Они погибли в огне.
Алексей не заметил, как уснул прямо на полу, под светом люстры, сжимая в руке свою детскую фотографию.
Ему снился ветер. Пронизывающий, ледяной, с запахом хвои и дыма. Он шел по снегу, и снег был не белый, а какой-то синеватый в свете луны. Впереди темнело стойбище — невысокие конусообразные постройки.
Из самого большого чума доносилось пение. Низкое, горловое, похожее на вой ветра. Он подошел ближе, отодвинул тяжелую шкуру у входа...
И проснулся.
Сердце билось как сумасшедшее. Во рту пересохло. Он все еще сидел на полу в гостиной. За окном был уже рассвет, дождь перестал. Но в ушах все еще стоял тот самый горловой напев. И запах хвои казался таким реальным, будто кто-то разбрызгал по квартире хвойный освежитель.
Он поднялся, пошел на кухню, налил воды. Руки дрожали. «Просто нервы, — сказал он себе вслух. — Переутомление. Стресс».
Но когда он закрыл глаза, чтобы отпить глоток, он снова увидел ее — не свою, а другую мать. Молодую женщину с темными, как смоль, волосами, заплетенными в две косы, и удивительно добрыми глазами. Она улыбалась ему и что-то говорила на том самом странном, певучем языке.
Он резко открыл глаза. Стакан со звоном упал в раковину, разбился.
Тишина в квартире стала иной. Она была больше не пустой, а настороженной. Готовой в любой момент снова зазвучать чужими голосами, пропахнуть чужими запахами.
Алексей понял, что его старая жизнь, жизнь Алексея, сына Марии Ивановны, закончилась. Начиналось что-то другое. Что-то, чего он боялся даже попытаться понять.
Он подошел к окну. Город просыпался. Где-то там, за тысячи километров, был поселок с красивым названием Звездный. И ответы на вопросы, которые он никогда себе не задавал.
Глава 2: Язык снегов
Неделя пролетела в тумане. Алексей вышел на работу, но не мог сосредоточиться. Строки кода расплывались перед глазами, превращаясь в таинственные символы. Коллеги шутили, что он влюбился, но в глазах Алексея читалась не влюбленность, а нарастающая тревога.
Каждую ночь он возвращался в тот же сон. Теперь он видел больше деталей: резные деревянные столбики с привязанными к ним разноцветными ленточками, огромную собаку с умными глазами, стоящую на страже у чума, тепло очага и руки — сильные, шершавые руки старика, которые поправляли поленья в костре.
Но самое страшное началось днем. Сначала он услышал это в метро — среди грохота колес и гула голосов прозвучали те же слова, что пели во сне. Глухие, гортанные звуки, похожие на шепот самого ветра. Он резко обернулся, но вокруг были лишь уставшие лица пассажиров.
Потом это повторилось в парке, когда он пытался отдохнуть после работы. Шепот доносился из шелеста листьев. Словно сама природа говорила с ним на том странном языке.
Вернувшись домой, Алексей в отчаянии сел за компьютер. Он попытался записать то, что слышал, на диктофон телефона, но кроме шума ничего не вышло. Тогда он стал искать в интернете: «горловое пение», «язык с гортанными звуками», «северные народы».
Часы поисков привели его на форум лингвистов-энтузиастов. Он описал звуки как мог: «глухое 'х', переходящее в гортанное 'кь', потом протяжный 'ууу'».
Через два дня пришел ответ от пользователя с ником Tungus: «Похоже на якутский. Фраза 'Уйбаан о5ото' означает 'сын Уйбаана'. Это ты слышал?»
Алексея бросило в жар. Уйбаан. То самое имя из документов. Его отец.
«Почему я это слышу?» — написал он, пальцы дрожали на клавиатуре.
«Голоса предков не всегда молчат», — лаконично ответил Tungus и вышел из чата.
В ту ночь Алексей не спал. Он сидел в темноте и вглядывался в свое отражение в окне. Черты лица, которые он всегда считал обычными, теперь казались ему чужими. Высокие скулы, темные глаза, густые брови — не православный лик, а наследие далеких предков.
Утром он пошел к зеркалу в прихожей — тому самому, перед которым он брился много лет. И вдруг увидел не себя, а другое лицо. Морщинистое, с орлиным носом и пронзительными глазами, которые смотрели на него с бездонной печалью. На виске — шрам в форме полумесяца.
Он отшатнулся и упал на пол. Когда поднялся, в зеркале был только он — бледный, испуганный IT-специалист из Петербурга.
Дрожащими руками он набрал номер психолога, к которому ходил несколько лет назад во время стресса на работе.
«Слуховые и визуальные галлюцинации после тяжелой утраты — это не редкость», — сказал доктор. «Нужно пропить курс успокоительного и отдохнуть».
Алексей вышел из кабинета с рецептом в руке, но понимал — это не галлюцинации. Это что-то другое. Что-то реальное, что пришло из того места, где когда-то жили Уйбаан и Сайаана.
Он зашел в аптеку, но вместо того, чтобы купить лекарства, приобрел диктофон с высокой чувствительностью. Если голоса существуют, он их поймает.
Вечером он снова перечитывал документы из коробки. Среди бумаг нашел маленькую, пожелтевшую фотографию, которую не заметил в первый раз. Группа людей на фоне чума. Мужчина с орлиным профилем — тот самый из его видений, с тем же шрамом. Женщина с добрыми глазами, которую он видел во сне. Двое подростков и... младенец на руках у женщины.
Его семья. Все, кроме него, погибли в огне.
Вдруг диктофон на столе сам включился. На пленку записался тихий, хриплый голос, который произнес одну-единственную фразу на якутском. Алексей тут же ввел ее в переводчик.
«Найди нас», — говорил голос.
За окном завыл ветер, хотя погода была спокойной. Алексей понял, что не сможет больше жить прежней жизнью. Ему нужно ехать туда, где когда-то пролилась кровь его семьи.
Он открыл браузер и начал искать билеты до Якутска.