Сирены ядерной тревоги надрывались, оповещая округу о скоро наступающей беде. Система ПВО даёт пятнадцать минут отсрочки неизбежной смерти. Я докуривал свою последнюю сигарету. Осталось пять минут, с погрешностью в две-три. Я сидел и уничтожал последнюю пачку сигарет, морально готовя себя к тому, что должен был сделать уже десять минут назад. Весь пол был усеян окурками, скуренными до фильтра.
Дома было тихо — на данный момент он опустел, я знал это. Когда дали объявление по радио и телевизору, почти все жильцы пособирали вещи и направились в сторону ближайшего бомбоубежища. Наивные. Но некоторые не уехали, сделав правильный выбор. Они уже не будут страдать, а мне нужно догонять их. По сути, я был даже не удивлён объявлению тревоги. Мои наблюдения относительно политической обстановке в мире давали мне прогноз ещё на два дня раньше. Непонятно, чего так долго тянули.
Я изучал вопрос ядерной войны очень долго, почти всю свою сознательную жизнь. Всё началось ещё в школе, на ординарном уроке ОБЖ. Пожилой учитель, бывший военный, рассказывал нам о мерах безопасности, которые нужно предпринимать при оповещении населения при ядерном ударе. Затем нам показали обучающий фильм. Там показывали кадры испытания ядерного оружия на далёких полярный островах, взрывы под землёй, что поднимали в воздух километры ландшафта, а также пострадавших от ядерной атаки на Хиросиму и Нагасаки, аварии на Чернобыльской АЭС. Всё это произвело на меня неизгладимое впечатление. Придя домой, я первым делом полез в интернет, дабы разузнать больше. Результаты моих поисков удручали — при ядерной атаке на страну шансы выжить у людей крайне маленькие, а участь выживших будет напоминать пребывание в Преисподней. Результат моих измышлений не давал мне покоя всю оставшуюся жизнь. Все эти десять с лишним лет я разузнавал всё больше, читал инструкции, изучал виды бомб, свойства изотопов, периоды полураспада. Это отразилось на моей профессии — я стал радиобиологом, работал в лаборатории. Теперь я не понаслышке знаю действие радиации на живой организм, а потому сделал определённые выводы. Если это когда-нибудь случится, то в мире этого будущего мне не будет места. В этом мнении я укрепился давно и был уверен, что я не дрогну. До определённого момента. Теперь, когда всё произошло, я сижу и пытаюсь себя уговорить на этот шаг.
Сигаретный пепел падает на линолеум, прожигая неаккуратную дырочку в покрытии и окурок обжигает мне пальцы. Теперь уже всё равно. Я смотрю на окурок и вижу в этом некий символизм. Последние минуты моей жизни сгорели, подобно сухой смеси табака, смол и бумаги. Пора.
Я поднялся с кровати и направился к балконной двери. Звонить родным я не стал — навряд ли связь сейчас работает как должно, да и нет смысла, это только отнимет моё и их время. Я надеюсь, они сделают правильный выбор. Каждый раз, когда мы заводили эту тему, я доказывал им, что жизни после массированной ядерной атаки на Земле не будет и не должно быть. Но отец отвечал, что у него никогда не поднимется на себя рука. Мать всегда молчала. Я надеюсь, они сделали правильные выводы.
Я открыл балконную дверь. Порывы свежего весеннего ветра ударили в лицо, отбрасывая волосы со лба. На улице довольно тепло. Что же, скоро ситуация изменится в диаметрально противоположную сторону. Я вышел на балкон и огляделся вокруг. Сочно-зелёные деревья с пышными кронами доставали верхушками до моего девятого этажа, красиво пели птицы, небо было приятно-голубого цвета с небольшими стайками белых облачков. Как же бездарно мы потратили всё это богатство. До сегодняшнего дня я не замечал, сколько всего есть у обычного человека. Но скоро и этого не будет. Я подошёл ближе к поручням и забрался с ногами на периллы. Встал в полный рост, вестибулярный аппарат чисто инстинктивно восстановил равновесие. Я посмотрел вниз. Подо мной было немного деревьев, рядом с домом пролегала четырёхполосная дорога. Сейчас она была пуста. Понятное дело. Лететь далеко, но недолго. Не самая лёгкая смерть, но всё лучше, чем агонизировать от лучевой болезни. Если мне повезёт, приземлюсь на голову. Я широко вдохнул последнюю порцию свежего, не отравленного воздуха.
И вдруг это началось. Всё задрожало, как при десятибалльном землетрясении, уши заложило от дикого грохота, направление которого определить не представлялось возможным. Я пошатнулся на балконной ограде, меня опасно повело назад, но я, собрав все силы и активно замахав руками, перенёс свой вес вперёд и оторвал ступни от периллы, полетев головой вниз, навстречу избавлению. Вот и всё, земля резко понеслась навстречу мне. Несколько секунд свободного падения. Воздух засвистел, закладывая уши. Чувства обострились до предела, время будто замедлилось. Меня обдувал сильный ветер, дыхание спёрло, я закрыл глаза и расправил руки, будто пытаюсь взлететь. Шум опасно нарастал, но я не переживал, ведь я же точно успею… или нет? Я резко открыл глаза. Я пролетел половину пути и тут незримая, чудовищная сила изменила мой вектор падения, невидимой рукой перехватила поперек тела, так что затрещали рёбра и со всей силы впечатала меня в стену дома в котором я прожил всю жизнь. Голова взорвалась фонтаном боли, и я потерял сознание.
Темнота… бескрайняя темнота… здесь ничего нет, кроме темноты…
Резкая вспышка боли. Я застонал. Какого чёрта? Мёртвые не чувствуют боли! Остаётся только одно… Я с трудом разлепил веки. Яркий свет тут же ударил в глаза. Всё вокруг… красно-серое… небо заволокло свинцовыми тучами, они быстро плыли по небу, скручиваясь в спирали и вихри. Я медленно повернул шею, оторвав взгляд от неба. Этого не может быть… Никто не смог бы пережить такого. Ударная волна, сверх яркая вспышка, термическая волна, я ещё и упал с огромной высоты. Учитывая, насколько я близко к предполагаемому эпицентру, я должен был сгореть, как спичка! Я с трудом сфокусировал взгляд и увидел, что лежу рядом с развалинами того, что раньше было жилым девятиэтажным домом. Теперь это была просто груда кирпичей, не выстоял даже первый этаж. Однако, этой груды хватило, чтобы смягчить удар, если так можно выразиться. Кажется, я вытянул джек-пот в размере одной жизни, что шло вразрез с моими первоначальными планами. Я вернул голову в прежнее положение и устремив взгляд в небо, попытался поднести руки к лицу. Вышло это только с левой дрожащей рукой. Правая не собралась отвечать на нервные импульсы совершенно. Ощущая боль и тошноту, я с усилием приподнял голову, чтобы посмотреть на не двигающуюся руку. Конечность была изогнута под невероятными углами раз пять, из мест сгибов торчали желтовато-белые кости с обуглившимися кончиками. Кровь, конечно же, не шла — как может идти кровь, когда вся поверхность тела представляет собой сплошную красно-бурую корку ожога. Я пощупал левой рукой лицо. Волос, конечно же, не осталось, ощущения по коже было такое будто я отлежал всё тело. Онемение, понятно. Такая температура, конечно же, сожгла все мои нервные окончания на коже к чертям. Основными источниками боли сейчас были переломанные кости, сотрясение мозга и обожжённая глотка. Воздух вокруг был очень горячим, чертовски горячим. Очень хотелось сделать хотя бы пару глубоких вдохов, но даже те маленькие, что я делал прокатывались по гортани огненными столбами, и каждый вдох отдавался резью в груди, похоже сломаны рёбра и некоторые вонзились в лёгкие. Я ещё раз приподнял голову, чтобы посмотреть на ноги. Штанов на мне не было, возможно сорвало ударной волной, может сгорели. Ноги валялись на земле, немного подогнутые, кажется, левая ступня повёрнута не совсем так как нужно, правая лодыжка была сломана, но без костей, высовывающихся наружу. Но это не особо важно, возможно у меня сломан позвоночник и встать я вообще не смогу. Я попробовал пошевелить ногами. С некоторой болью мне это удалось. Перед тем как откинуть голову обратно на землю я задержал свой взгляд на горизонте. Там расплывался огромный ядерный гриб серо-бурого цвета. Он был так близко… и как же мне удалось остаться в живых?
Ладно, это сейчас неважно. Важно, то что я смог примерно оценить повреждения… они летальны, но умирать я буду долго. Нужно закончить начатое… нужно… что можно сделать? Нужно узнать свои возможности к передвижению. По факту у меня есть только одна рука… Очень хочется спать. Отключиться на пять минуток. Веки резко потяжелели, и я закрыл глаза.
Озеро… Мне снится озеро, в котором отражается тёмная синь неба и россыпь звёзд. Небольшой бревенчатый домик рядом. Это же рыбацкая хижина отца! Я перевёл взгляд на берег. А вот и я, сижу на пристани с удочкой, которая кажется уж слишком длинной в руках семилетнего пацана. Рядом мой отец, ещё молодой. Мы о чём-то говорим. Вокруг стрекочут сверчки, плещется вода и я не слышу слов. Подхожу поближе, раздвигаю заросли рогоза, мимо лица проносится большой светлячок. До меня доносится середина разговора.
* * *
— …но ночью они обычно не спят, а охотятся. Ты можешь услышать их сейчас, если прислушаешься, — говорит отец.
— И правда, ухает! — отвечаю я.
— Видишь, даже ночью лес не полностью засыпает, а живёт. Это экосистема, здесь ничто не стоит на месте, непрерывный круговорот жизни.
— А он когда-нибудь останавливается? — спросил я.
— Да, к сожалению, всё имеет конец, — вздохнул отец, — так что, когда этот круговорот останавливается, он делает это навсегда.
— А наша планета тоже имеет конец?
Отец замолчал, долго думая над ответом. В детстве я был любознательным и часто изводил семью всякими неудобными вопросами.
— Да, сынок, у жизни на планете тоже будет своё завершение, — осторожно пояснил он, — но это будет так нескоро, что ты этого и не застанешь и даже твои правнуки не увидят.
— Это хорошо, — подытожил я.
* * *
Сильная режущая боль в лёгких… Я закашлялся, перевернулся на бок, срыгнул кровавой пеной. Начинаю думать, что вставать к шести утра по будильнику было не таким уж ужасным пробуждением. Я всё ещё здесь, лежу на горячих камнях, обдуваемый раскалённым ветром, всё ещё живой. Почему же я ещё не сдох?! Я расплакался. Из-за малого присутствия жидкости в организме слеза получилась по настоящему скупой. Нужно кончать это.
Стиснув зубы, сильным толчком здоровой руки я положил своё тело на живот. Рёбра затрещали, всё нутро отдалось болью. Ничего-ничего, зато так ползти намного удобнее. Немного подождав, пока раздвоенная картинка хоть немного сведётся, я заприметил цель. Вот он, большой обломок кирпича, острый с одного конца, лежит в паре метров от меня. Нужно только подползти и даст Бог, мне хватит сил опустить это орудие милосердия себе на голову. Я часто задышал, легкие тут же кинжальными болями напомнили о том, что они проткнуты рёбрами, изо рта пошла кровавая пена. Ну-ну, это ещё цветочки, сейчас будет реальная боль. Я вытянул левую руку на максимум и ухватился за обломок арматуры. Он был чертовски горячий, но я не отпустил. Большая часть нервных окончаний уже отправились в ад, оставшиеся же позволяли держать эту штуку. Не бояться же мне ожогов в конце концов? С хрипом я начал подтягивать свою тушу. Ноги практически не слушались, лишь мелко подрагивая перебирали каменную крошку, абсолютно не помогая, скорее даже мешаясь. Тело заскользило по усыпанной горячим кирпичом земле. Я чувствовал каждый бугорок и впадину своим телом, каждый вставший поперёк камушек нещадно впивался в отбитые внутренние органы, под печенью оказался крупный кирпич, он сильно надавил на неё. Я срыгнул кровью с желчью. Во рту остался солёно-горький привкус. Я протянул тело на тот максимум, на который был способен, немного полежал, чтобы кровавая пелена перед глазами улеглась и оценил расстояние до заветного камня. Чёрт, ещё очень много. Я будто и не продвинулся! Я попытался закричать, но из обожжённой глотки, кажется, вырвался тихий хрип, который я и не услышал. Это меня немного удивило, даже боль отошла на второй план. Я попытался сказать что-нибудь, но не вышло, голосовые связки мне уже не подчинялись, если они у меня вообще остались. Кажется, я не могу говорить. Я пошерудил рукой по камням. Никаких звуков. Я только сейчас заметил, насколько тихо вокруг, а гул, который я слышал, видимо был последствием сотрясения мозга. Ну конечно, никакие барабанные перепонки не способны пережить такую мощную ударную волну. Как мне ещё повезло сохранить зрение? Впрочем, это уже не важно.
Правая рука не работала, потому пришлось продолжать левой. Это существенно замедлило работу, ибо рука очень быстро уставала, я делал очень долгие передышки, в частности, чтобы отдохнуть от разрывающей боли внутренних органов. Иногда я не находил нормальной опоры рукой и тогда пришлось цепляться за ровную поверхность, помогая непослушными ногами из-за чего я продвигался буквально по миллиметру. Примерно на середине пути задача показалась мне невыполнимой. Но, одно хорошо, у меня много времени и я могу заниматься этим хоть весь день.
И вот, да заветного кирпича оставалось совсем немного. Я подтянулся ещё немного и… съехал вниз. Чёрт! Здесь грёбанный пригорок! Но осталось так немного… я не намерен сдаваться, когда сделал столько шагов к цели. Настало время проявить всё оставшееся мужество. Я немного передохнул, собрался с силами. Нужно сделать рывок, и я его сделаю. Я подогнул руку под себя и напрягся всем телом. Медленно, но верно, тело, которое в последние сутки стало моим злейшим врагом, начало подниматься. Второй этап. Когда я оторвался от земли достаточно я собрал весь остаток сил и оттолкнулся ногами. Сделав таким образом неуклюжий прыжок вверх-вперёд я оказался на вершине Эвереста, прямо рядом с куском камня. Обрадованный, я крепко схватил его. Да, у меня получилось. Меня всегда отличала целеустремлённость, все это говорили. И даже сейчас я достигну своей цели. Нужно только немного полежать, перевести дух.
Я перевернулся на спину, в наиболее комфортное положение. Осталось последнее. Нужно ударить достаточно сильно. Настолько сильно, насколько могу. Я подремал немного с закрытыми глазами. Сердце часто забилось. Ну всё, можно. Я открыл глаза. Камень всё ещё в руке, я держал его настолько крепко, насколько мог. Довольно тяжёлый, это хорошо. Я несколько раз вдохнул и выдохнул. Пора. Я перевернулся на бок, на боль уже не обращал внимания. Совсем немного осталось. Я занёс согнутую руку, приблизил к виску, отодвинул, получше прицелился. А сейчас нужно ударить. Я сконцентрировал всю оставшуюся энергию в одной своей руке. Забавная метафора пришла в голову. Молот милосердия. Я улыбнулся, первый раз за сутки и опустил камень на голову.
Искры перед глазами. И без того сильная боль, усилившаяся в тысячу раз. Я почувствовал, как по виску потекла тёплая струйка. Недоста-то-чно силь-но… Нужно ещё… Я ещё раз поднял руку и опустил на голову. Громкий хруст, острый угол камня опустился глубже, чем раньше. Я прямо почувствовал, как кирпич проломил височную кость и достал до мозга. Но ведь от такого умирают! Кровь полилась ручьём. Чёрт, как же больно! Я сплюнул кровью. Ну же, я даже сознания не потерял! Я закричал неслышным криком и начал методично опускать камень на свою голову, попадая по разным местам, заливая кровью холмик и вызывая у себя перед глазами снопы искр и адский шум в неслышащих ушах. Почему! Я! Никак! Не могу! Сдохнуть!
Обессиленная рука разжалась и окровавленный кирпич выскользнул из неё, скатившись по уклону вниз, куда ручейком стекала кровь, набираясь в небольшую лужицу. Наверху, хрипло с присвистом дыша лежал человек, что мечтал умереть.
* * *
Маленький мальчишка глубоко задумался.
— Но если у всего есть свой конец, — обратился он к своему отцу, — то это значит, что и я когда-нибудь умру.
Взрослый мужчина, отец мальчика задумался в поисках правильного ответа.
— Да, когда-нибудь мы все умрём, — решил сказать правду отец, — но это тоже будет не скоро.
— Нет, — помотал головой мальчик, — я не хочу умирать. Вообще.
— Понятно, что не хочешь, — неловко усмехнулся отец. Было видно, что слова сына смутили его.
— Смотри, звезда падает, — показал он на небо, желая сменить неудобную тему — загадай желание.
— Хочу никогда не умирать, — сказал мальчик, глядя на усыпанный звёздами небосвод, который только что прочертила упавшая звезда.
Автор: Mr.Slime