Снег за окном кружился, разносимый ветром, свивался в узоры и беззвучно падал на землю, где и заканчивался танец снежинок.
Я стоял у окна, наблюдая за этой медленной пляской и вспоминал. Правда, от воспоминаний отвлекал писк приборов непонятного мне назначения, но я старался, погружаясь в них все сильнее, пока окружающий мир не перестал существовать для меня окончательно.
Снег. Да, все началось со снега, им же и должно закончиться. Именно из-за снега мы и попали в ловушку. Вроде все и были опытными туристами, ну, за исключением меня, но попали. И застряли. Правда, смогли вызвать помощь. А когда стало понятно, что нас ищут, мои товарищи были уже неспособны даже подать голос. И что мне оставалось? Только я мог отправиться за помощью, только я мог отвести тех, кто мог помочь к тем, кому помощь была нужна. И дело вовсе не в том, что я был в лучшей кондиции. Или был выносливей или сильнее своих друзей…
Дверь за спиной хлопнула, отвлекая меня и от снега, и от воспоминаний, возвращая в реальность к назойливому писку приборов и мужчине в белом халате, который и направился к ним и к телу, лежащему на постели. Из признаков жизни у тела был разве что тот самый писк.
— Ты все еще здесь? – человек в халате, делая непонятные пометки на бумаге, поднял на меня взгляд.
— А где мне еще быть? – выразительно пожал плечами я в ответ и прислонился спиной к стеклу, не чувствуя его холода.
— В самом деле, — согласился тот, отложил бумаги и замер, скрестив руки на груди, лишь время от времени переводя взгляд с меня на тело и обратно.
Повисла тишина. Условная, но все же.
— Как они? – в очередной раз спросил я у врача.
— Твои друзья? Лучше. Идут на поправку.
— Хорошо, — кивнув в ответ, я вновь отвернулся к окну.
— А сам-то? – спросил в свою очередь тот.
— Что сам? – пришлось прикинуться тупой клизмой и сделать вид, что не понимаю вопроса.
— Про тебя уже легенды складывают, — усмехнулся тот. – Про призрака, который привел спасателей к потерявшимся туристам, уверяя, что их трое, а когда нашли четвертого, только и сказал: «Ах да, совсем забыл…» — и растворился в воздухе. Там спасаемых чуть на пять человек больше не стало. Ты ведь в курсе, что мог так людей до инфаркта довести?
— Если тебе станет легче, то я это не специально. Кстати, с тех пор меня никто, кроме тебя, и не видел. Ты ведь не простой врач? – не нужно было поворачиваться, чтобы увидеть выражение лица медика. Хотя бы потому, что оно прекрасно отражалось в стекле, в котором не отражался я.
— Пожалуй, да… я сложный. Но ведь и ты не простой человек? – врач в очередной раз перевел взгляд на тело на постели.
Развернувшись и проследив за его взглядом, я тоже несколько мгновений смотрел на условного мертвеца, встряхнулся, поморщился.
— Да, уже не такой простой, как был. Теперь я, можно сказать, из двух частей…
В воздухе что-то изменилось, словно снегопад за окном разрезал звук серебряных колокольчиков. Вздрогнув, я выглянул в окно, но источника звука так и не увидел. Зато и на приборах что-то изменилось, вызвав на лице врача недовольные морщины.
— Что ты услышал?
— Меня зовут… — почему-то ответил ему.
— Это я вижу, но что ты услышал? – настаивал тот.
— Колокольчики… — не знаю, с чего он решил, что это что-то важное.
— Колокольчики, — пробормотал тот, порылся по карманам и выудил из одного из них небольшой золотистый, наверное, амулет. Плашка, длиной с мизинец и шириной, примерно, в сантиметр. – Ну что же, я надеялся, что это не пригодится.
После чего плашка опустилась на грудь лежащего, почти в то же мгновение и мою грудь что-то кольнуло, потом от этой точки стало разливаться тепло. И лишь потом я увидел золотистую нить, протянувшуюся от лежащего амулета ко мне.
— Это – что? – зловеще уточнил я.
— Это? Ты ведь почувствовал что-то, нет? – прищурился в ответ тот.
— Почувствовал. Тепло.
— Хорошо, значит твоя связь с телом еще сильна. Если бы она ослабла, ты бы ничего не ощутил. А значит, у тебя еще есть шанс вернуться. А это… это просто небольшой шаманский амулет. Привязывает душу к телу.
— Чудесно, — далеким от произнесенных слов выражением лица, я принял эту информацию. – Но зачем?
— Чтобы ты смог вернуться, — врач ответил тем самым тоном, которым несмышленышу объясняют очевидную истину.
— Это я понял, потому и спросил – зачем?
— У меня такая работа, знаешь ли… спасать жизни, — мужчина развел руками.
— А еще говорят, что у каждого врача свое кладбище, — парировал я.
— Говорят, но мы прикладываем все усилия, чтобы оно на разрасталось.
— Нервная у вас профессия. Ты поэтому меня не отпускаешь?
— Не только по долгу службы, — казалось, медик на мгновение задумался. – Похоже, придется возвращать тебя силой, если продолжишь артачиться.
— Если бы мог, ты бы давно это сделал. Нет. Тут все сложнее. Нужно, чтобы я вернулся самостоятельно.
— А ты не хочешь? – вкрадчиво уточнил тот.
— Не хочу, — в очередной раз безразлично пожал я плечами. – Не вижу смысла.
— Такое в моей практике впервые, — признался медик. – Обычно – наоборот. Почему не хочешь? Почему не видишь смысла?
— А зачем? – в привычной уже, еврейской манере, я ответил вопросом на вопрос.
— Ради семьи, друзей… — он начал загибать пальцы, пришлось остановить, пока он не дошел до мира во всем мире.
— Семьи у меня нет, а друзья через недельку забудут о том, что я когда-то был.
— Но такие мысли не помешали тебе броситься их спасать.
— Я сделал это только потому, что мог.
— И каждый день спрашивать как они выздоравливают, — давил авторитетом врач.
— Посмотри на него, — в ответ я махнул рукой в сторону почти покойника. – Что у него там за комплект? Обморожение? Пальцы хотя бы получится сохранить? А нос? Что еще? Кислородное голодание мозга, учитывая, сколько не билось сердце? Если говорить вашими терминами. В лучшем случае – инвалид. В худшем – овощ. Ты бы сам хотел так жить?
— Но это – жизнь, — нахмурился медик снова.
— В данном случае жизнь переоценена. А твоя, если кто-то заметит как ты беседуешь с воздухом, закончится в комнатке с мягкими стенами.
— Упрямец, подумай пока, все равно отсюда никуда не денешься — вспыхнул врач и вышел, оставив меня практически одного.
Ну… этого следовало ожидать. Я отвернулся обратно, к окну, продолжая следить за танцем снежинок, теперь разбавленному звоном серебряных колокольчиков. Которые слышал только я.
Вернуться, да? Обратно? В жизнь, в тело, которое сейчас выглядело не лучше любого нормального покойника, с местами почерневшей от мороза кожей. Пожалуй, даже хуже. А зачем?
За дверью раздался шум, а потом чей-то отчетливый голос, объясняющий, что в реанимацию никого не пускают. Пришлось просочиться сквозь дверь и выглянуть, что это тут за митинг. За дверью обнаружились мои товарищи, в полном составе, что-то наперебой требующие у врача. Надо же? И зачем пришли?
Втянувшись обратно, я подошел к постели, рассматривая собственное, но такое чужое сейчас, тело. Приборы поменяли тональность, но на них я уже не обращал внимания. Хм. Может, он и привязал меня к тебе, но возвращаться или нет, решать мне самому. А мне еще нужно подумать… нужно подумать.