Посвящается Аэробушку, изрядному сновидцу.
Мы договорились встретились в саду Эрмитаж. Стоял 2004 год, осень.
Там как раз шло обустройство, и сад превратился в несколько перекопанных гектаров, с кучами земли, досок и бетонных труб. В глубоких траншеях стыла дождевая вода. Под ногами чавкала слякоть, а мёртвые фонари торчали бесполезными чугунными столбами.
Тут нас некому потревожить.
Рыжий ждал меня возле перекошенного фонтана. У него все та же наглая, ехидная и бесконечно милая физиономия.
— У тебя что, времени много? — осведомился мальчишка.
— Ты знаешь, что ради тебя я готов на всё.
— Очень мило с твоей стороны.
Он отвернулся. Я не выдержал и очень плотно обнял его сзади.
Мальчишка хмыкнул.
— Какой ты нежный...
— Что с тобой? Я волновался.
— Мы больше не можем быть вместе, — сказал он.
— Родители?
— Мне восемнадцать, я уже большой мальчик.
— Что случилось?
— Не важно.
— Кто он?
— Аристократ. Совсем потерял от меня голову.
— Не обманывай.
— Я не обманываю. Он обещает, что сделает для меня всё.
— Чем я тебя не устраивал.
— Убери руки. Видишь, машина ждёт.
На другой стороне сада, где переулки, и правда поблёскивает капот новенького «Феррари» с тонированными стёклами.
— Как вы познакомились?
— Его жена — ревнивая уродина, — мальчишка вывернулся из моих рук, — Когда он встретил меня, то смог решиться. Теперь будет развод. Граф хочет остаться со мной. Пока!
Вспышка неописуемого бешенства.
Я бросился за ним и врезал.
Рыжий ойкнул, кубарем покатился в липкую грязь. Я застонал. Бросился следом, поднял его на ноги и принялся, как мог, отряхивать ему одежду.
Дверь машины клацнула, из неё кто-то выглянул.
— Ты думаешь, после такого я с тобой останусь?
— Прости!
Рыжий снова вырвался из моих рук и пошёл.
Я не смотрел ему вслед, только слышал шаги. Хлопнула дверь, мягко заработал мотор. Автомобиль исчез в переулках Тверского района.
А у меня опять началось.
Помню, как дошёл до Доски Почёта. Выход, вроде бы, недалеко... Но вот я уже ползу по прелым листьям под Доской Почёта. Заполз в боярышник, пополз дальше, весь перецарапался и вдруг оказался возле полусгнившей эстрады. Выползаю на разбитый асфальт перед театром, катаюсь по нему, нарезаю круги.
Наконец, выползаю через ворота и вспоминаю, что ползать по московским улицам неприлично. Перевожу дыхание, кое-как поднимаюсь на ноги.
Бреду домой.
В голове навязчивое воспоминание. Причём я запомнил не ситуацию, а голос.
— А Вы это слышали? А это? Гениальная музыка! Слышите? Ге-ни-альная!!
И никак от него не отделаться.
* * *
Когда я добрался до дома, уже была глухая ночь. Свет не включал, раздевался при свете уличного фонаря.
Лёг на кровать и понял, что спать не могу. Встал, потёр глаза. Сел за компьютер.
Под новости из Интернета я хорошо засыпаю. Итак, посмотрим «Выбор редакции» — что нам посоветуют роботы...
«Родители убили непослушную дочь и обезглавили её жениха»
«Знаменитому советскому поэту ампутировали ногу»
«Подросток подговорил друга съесть его мать»
«Возвращение московского маньяка-оборотня»
«Актёр Алексей Панчин устроил дебош в ресторане»
«Со дна озера подняли машины, полные человеческих тел»
Выбор редакции — убить всех человеков!
В голове звенело. Я хотел прочитать про оборотня.
Как оказывается, главная подозреваемая — некая аристократка, жена известного мецената. На портале есть и другие новости про неё: создала блог, открыла модный магазин, запуталась в экономистах, на фуршете в «Гамма-банке» устроила драку с Боженой Толстой...
На фотографии она запечатлена с мужем. Алое платье, обнажённые плечи, аристократическая волчья морда. Рядом супруг, — приземистый, но очень обаятельный на вид мужчина.
...Спать!
Я забрался в постель и моментально отрубился. Никаких сновидений...
Открыл глаза. Вокруг по-прежнему глухая ночь. Видимо, спал я недолго. Но сна ни в одном глазу. Я был готов хоть сейчас бочки грузить.
Фонарь за окном погас. Тьма кромешная, я не мог разглядеть собственную руку. Точно помнил, что снов не было, но сердце колотилось, как после кошмара.
Неужели опять?
Целый год я старался даже не вспоминать про ту ночь. Я проснулся после такого же крепкого сна, и...
Если это вернулось, то лучше так и лежать до самой смерти. И не шевелиться.
Я долго не решался зажечь свет. Потом всё-таки поднялся и словно на автопилоте зашагал к выключателю.
Света не было.
Я знаю, что будет дальше. Но продолжаю надеяться. Мало ли, что. Вдруг лампочка перегорела.
Первым делом нащупал туфли. Без обуви сейчас нельзя. Я заковылял в прихожую.
Под ногами хрустело. Я повернул выключатель. Свет не зажёгся, но наверху что-то зарокотало и лицо обдало ветерком. Я вытянул руку вперёд и нащупал люстру на смазанной цепи.
Чёрт с ней! Самое главное я выяснил. Какое-то электричество в доме ещё есть.
Но почему не горел свет на кухне, в ванной?
Из-под двери в туалет выбирался слабый лучик. На полу возле кошачьего лотка горела крохотная двухваттная лампочка. Она освещала не больше десяти сантиметров кафеля.
Я потопал на кухню, распахнул шкаф, уронил дуршлаг и достал свечу и зажигалку. Руки ходили ходуном, но я смог её зажечь. Начинаем ночной дозор.
В квартире полный погром. Разбиты все стёкла и зеркала, обои висят клочьями, дверцы кафов сорваны с петель. В ванной сбит кафель, в воздухе цементная пыль. Из разбитого унитаза сочится вода.
Электрический счётчик вырван. Вместе с проводами.
Всё, как год назад.
По опыту я знаю, что решётку на окне и входную дверь можно не проверять. Решётка на месте, дверь закрыта изнутри на засов.
Разгром настолько тотален, что уже не ужасает. Меня хватает только на одну мысль — что это за существо, которое устроило всё это, но ухитрилось меня не тронуть и даже не разбудить. Откуда оно взялось? Где сейчас? Может, оно совсем рядом?
И тут запел мой мобильный.
* * *
Я добирался до мобильного по битым стёклам.
Потом долго, теряя терпение и силы, выбирал нужную кнопку. Она не хотела нажиматься. Чёрт, никак не свыкнусь с новым аппаратом!..
Рыжий.
— Спаси меня!
— Что?
— Они напали на меня! Сзади!
— Кто они?
— Я не увидел. Приезжай! Скорее!
— Где ты?
— Я в парке. Я полночи тут провалялся, без сознания... я идти не могу! Я ранен.
Его голос дрожит. То пропадает, то срывается в крик.
— Ты же садился в автомобиль!
— Какой автомобиль? Я ранен! Ты приедешь?
Мне удалось преодолеть страх. Поставил свечу на коврик для мышки. Как мог, оделся. Отнёс свечу в прихожую, поставил на полку у разбитого зеркала.
И заметил это, когда уже завязал один ботинок.
Волосы на запястье отросли сверх всякой меры. Даже возникла мысль их постричь. И только я понял, что что-то не так, тело вспыхнуло, зачесалось и закололось.
Шерсть полезла наружу, чёрная, едкая, жёсткая, как ежовые колючки. Конечности ещё слушались, я успел содрать джинсы и выползти из майки...
А дальше — только на четвереньках.
* * *
Луна висела над городом, похожая на хрустальный фонарь.
Я бежал в тени, стараясь убедить себя, что похож на заблудившегося маламута. Только дикие собаки не бывают такими целеустремлёнными.
Мир волчьими глазами был лихорадочно-жёлтым.
Эти мерзавцы могли быть где-то рядом. Поэтому я подбирался с тыла, тверскими переулками. Миновал Большой Каретный. Вспомнилась «Охота на волков» того же автора и я напомнил себе, что прыгать через красные флажки — можно.
С Малой Дмитровки я разглядел уголок ограды с чёрными деревьями. И пополз по переулку, старательно принюхиваясь.
Ночной город смердел выхлопными газами, прелыми листьями, мокрым асфальтом. Запаха Рыжего я не чувствовал. Впрочем, ветра не было.
Выполз на угол. Машины нет. Но пахнет человеком.
Я пригляделся. Ага, вот один. Чёрная куртка, жёлтое пятно лица в инфрокрасных лучах. В руках — охотничья винтовка. Уверен, у него и разрешение есть...
Ветер проснулся и подул в мою сторону. Нет, охотники так не пахнут. Этот громила в лакированных ботинках покидает город, только чтобы закопать очередной труп.
Постойте!
Тонкий как ниточка аромат Рыжего...
Но так может пахнуть и его куртка, волосы, мёртвое тело...
Мои лапы шагнули назад, потом ещё. Хотелось скулить, но было нельзя.
И вот я рванулся и побежал прочь, уже не разбирая ни теней, ни дороги.
Умный волк — живой волк. Но очень несчастный.
Бежать, бежать, бежать, бежать...
* * *
В санатории моим соседом оказался Яромир, сын Перуна, из рода Псковских Волков. Он был бритый налысо, круглый и сознательный. Выступал в боях без правил, поклонялся языческим богам и держал в тумбочке пистолет Макарова. Он просветил меня насчёт волчьей жизни на Древней Руси.
— У греков написана, что севернее скифов жили невры. Они умели превращаться в волков. Значит, умели предки! Да...
— Почему ты так думаешь?
— Это в книжке было. Великий русский учёный написал, волхв Дубослав. Смотри, как оно есть. Россия — родина динозавров, это уже доказали. Всех динозавров, которые нормальные были. Тираннозавров, диплодоков, велоцерапторов. А в Израиле жили совсем другие динозавры — рептилоиды. И вот, значит, жидомасоны верхом на рептилоидах пошли воевать против русских, которые верхом на динозаврах. Это и была Троянская Война. Про неё ещё Архимед написал. А потом, в Атлантиде...
На этом месте к сыну Перуна приехали женщины. Так что тайны древних славяно-арийско-неврийский оборотней так и остались для меня тайнами.
Я лежал на кровати и пытался понять, что мне теперь делать.
— Лупасевич, к вам посетитель.
Кто бы это мог быть? Я поднялся и пошёл в холл.
Женщина, незнакомая. Аккуратно подстриженные волосы и холодный взгляд. Когда медсестра ушла, она предложила погулять.
Мы ушли за восточное крыло. Когда повернули, она помахала коркой Мантейфеля.
— Рад заботе, — произнёс я.
— Микстуру пьёшь?
— Экспериментальную?
— Да.
— Пью... наверное. Забыл! Блин, забыл!
— Вроде большой мальчик, а надо уговаривать микстуру пить.
— У меня от неё провалы в памяти!
— Ты хочешь, чтобы тебя на цепь посадили?
— Я ничего такого не сделал! Слышишь? Не сделал?
— У нас, Лупасевич, в стране равенство перед законом. Когда ты кого-нибудь задерёшь, судить тебя будут как человека. Быть волком — не оправдание.
— Я не могу перестать быть волком, — произнёс я, — Вы прекрасно знаете, что это неизлечимо. Как гомосексуализм.
— У нас нет предубеждений, — усталым тоном произнесла женщина, — И уже дважды мы предлагали вам вакансию в Мантейфеле. Вы это тоже забыли?
— А если я не хочу на вас работать?
— Мы не заставляем.
— Хотя ваша ксива мне бы не помешала.
— Вот видите. Так может быть, вы измените своё решение.
Я был так быстр, что она не успела ничего сделать.
— Ну нет, — произнёс я, когда пистолет уже дрожал у её лба, — Ксиву вы мне и так отдадите.
Волчица скосила глаза.
— Откуда он у вас? Я уверена, что разрешения нет.
— У соседа одолжил. Из тумбочки.
Холодная рука полезла в карман и потянула документ. Я подозревал, что у них инструкция не сопротивляться.
Мы отошли ещё дальше, к бетонному треугольнику спуска в подвал.
— Вниз!
— Лупасевич, вы закон нарушаете!
— Знаю.
— Вы хоть понимаете, что творите?
— Что у вас есть на графиню?
— Какую графиню?
— Которая оборотень.
— Я не работаю на этом деле. И в любом случае, это закрытая информация.
— Спасибо, а теперь вниз.
Я захлопнул дверь и запер на засов. С той стороны она её не откроет — ни в человеческом виде, ни в волчьем. Спрятал трофейный пистолет в карман и зашагал к воротам.
* * *
Графиня жила в одной из тех странных новых домов, что недавно появились в районе Крымского моста. Новенькие многоэтажки с полностью прозрачными лестничными клетками и здоровенными круглыми окнами наверху.
У подъезда дежурили два лба в погребально-чёрных костюмах. Того, что поджидал в Эрмитаже, я опознал по запаху. И вида, конечно, не подал.
Мордоворот достал мобилу.
— Тут какой-то Мантейфель. Ага, пропустить.
Бесшумный лифт утащил меня на самый верхний этаж и открылся прямо в прихожую Пентхауза. Единственная дверь открыта, на пороге графиня. В этот раз она была одета в легкое тёмное платье с широкими руками.
— Вы из Мантейфеля?
— Да. Агент... Дмитриев, — я молил Луну, чтобы она не обратила внимание на заминку, — Я слышал, у вас какие-то дела с волками.
— Давайте зайдём, — графиня улыбнулась.
Я сразу понял, что с ней. Нет сомнений, она тоже из волчьего племени, и тоже страдает от острого полнолуния. Из-под густых арабских духов пробивался упорный запах железа и крови.
Прихожая размером с квартиру рабочей семьи. Вместо дверей в зал — просторная арка.
— Вам смешать коктейль?
— Мы не в штатах.
— Но разве это повод, чтобы отказаться от коктейля?
Она подала мне низкий гранёный стакан. Янтарный виски пахнул керосином.
— Так что вы мне хотите сообщить?
— Мой муж, — она потупила глаза, — стал жертвой маньяка. Возможно, он оставил следы. Вы можете посмотреть?
Стыдно признаться, но я обрадовался.
— Где обнаружено тело?
— Прямо в комнате. Я была на концерте, выступал поэт Бухаев. Вы знаете поэта Бухаева?
— Нет.
— У него очень острые рифмы и панчи. Например: «Страна — из говна, вся воняет она». Не правда ли, очень мило?
— Я не силён в современной поэзии.
— Мой муж сказал, что хотел бы помочь одному юноше. Юноша рос без отца, из не очень богатой семьи. Но проявляет большие способности. Муж решил проспонсировать его учёбу.
— Это очень достойная идея.
— Юноша обещал познакомить отца со своим приятелем, который работает дизайнером. Как вы относитесь к дизайнерам? Я слышала, большинство дизайнеров — гомосексуалисты.
— Я не располагаю статистикой по этому вопросу.
— И вот, когда я вернулась с выступления... мой муж был уже мёртв. Как мёртв и юноша. А друга нигде не было.
Моё горло словно сдавило железной рукой.
— Почему его... не задержала охрана?
— Охрану мы выставили только сегодня. Консьержка, говорит, что ничего не видела. Я склоняюсь к версии, что он ушёл через одно из окон подъезда. Вы понимает, да? В волчьем виде.
— Вы ничего не трогали?
— Нет.
— В милицию звонили?
— Только в Мантейфель.
Значит, у меня не больше двадцати минут. Скоро прибудет настоящий агент. А про меня ему наверняка уже доложили.
— Можно осмотреть место преступления?
— Разумеется. Давайте, я вас проведу.
Каждый шаг был как по дну озера. Воздух вдруг стал густым и тяжёлым, как вода. Я еле тащился за этой самоуверенной, злобной волчицей.
— Вот, посмотрите, — она распахнула двустворчатую дверь.
Огромная светлая комната. Всю стену напротив меня занимает циклопических размеров круглое окно из шестнадцати секций, то самое, которое я видел снизу. Но только сейчас я по-настоящему осознал, насколько оно огромное.
Пахнет кровью, желчью, смертью и спермой.
— А Вы это видели? А это? Гениальная картина! Видите? Ге-ни-альная!!
На кровати — загорелое и умеренно подкачанное тело графа в обнимку с молочно-бледным, хрупким и таким знакомым мальчишкой. Голова у рыжего откинута так, что можно видеть, как волчьи зубы разодрали его тонкую шею. Граф уткнулся головой ему в грудь. Его лица не видно, и там, между телами, всё черно от запёкшейся крови.
— Я склонна предположить, — произнесла волчица у меня за спиной, — что убийство совершено на почве ревности.
Я потянулся за пистолетом. Я хотел кончить это дело как можно быстрее. Уже в движении заметил, как из запястья полезла антрацитово-чёрная шерсть и понял, — не успею.
Она поняла всё по запаху. И когда я выкатился из одежды и сумел обернуться, она же была на четвереньках, готовая, с оскаленными зубами.
И она бросилась первой. Целилась в шею.
Я прыгнул в сторону, на ночной столик. С обиженным звоном полетели на пол смартфон, лампа, флакон французского одеколона, баночка с лубрикантом. Прицелился получше и прыгнул на неё сверху, пользуясь преимуществом высоты.
Мы сцепились и покатились по полу жутким клубком. Она рвала когтями мне грудь, а я снова и снова цапал её за плечи, выдирая шерсть клочьями. Наконец, я наловчился и отхватил целый шмат мяса.
Волчица взвыла и прыснула прочь из моих объятий. Я перекатился на лапы и вцепился ей в хвост. Графиня изогнулась, прыгнула мне на лицо. Я попытался нанести ответный укус — и тут она нырнула в сторону и вцепилась мне в шею.
На лестнице топот. Мне всё равно. Я пытаюсь её сбросить, а она толкала меня к стене. Раз, другой, третий. Она прижала меня к стеклу и ухватывает шею всё лучше и лучше.
Из распахнутых дверей доносится матерное ругательство. И счастливая догадка вдруг вспыхивает у меня в голове.
Ну конечно!
Как я раньше не догадался.
Воздуха нет. По моей шее течёт кровь. И скашиваю на неё глаз и почти улыбаюсь.
Выстрел, громкий, как тысяча фейерверков. Ещё выстрел, стекло разлетается и мы вываливаемся наружу. Моя шея вырывается из её пасти, и пряная боль прилипает к борозде, что оставили её клыки.
...Она не сказала охране, что она тоже оборотень. И правда, зачем? Пусть журналисты разнюхивают.
Она падала сбоку, я едва видел, как дёргались её лапы. Асфальт был всё ближе. Ветер пел в ушах.
— А Вы это слышали? А это? Гениальная музыка! Слышите? Ге-ни-альная!!
Я тоже запел.